В. Чеботарёв Рассказы. Повесть, 94 стр. Собственно

В. Чеботарёв "Рассказы. Повесть", 94 стр.Собственное издание.
ТРИ УРОКА
Рассказ
Мальчишкой я был очень наивным (хотя и сейчас это иногда проявляется...)
Однажды в школу зашёл мой друг, старше меня. И "острил" и шалил (до уроков) перед всеми учениками, собравшимися ко второй смене. Его звали Ваня. Школу он давно бросил, помогал матери на скотном дворе. Ему было лет двенадцать, мне восемь или девять.
Я подошёл к нему и шёпотом спросил: А ты знаешь, кто мне нравиться? "Фу"! – На весь класс громко воскликнул Ваня – Та Любка Агеева!" Вот смеялись ребята. Тут же была и Люба. Мне было очень стыдно перед моими соучениками. Но для меня это был урок доверчивости.
Ваня учил меня  и другому.
– Пойдём в "берег", – черенки к лопатам из вербы нарежем.
– Пошли!
Ваня стал выбирать ствол к своей лопате. Смотрю, он выбрал какой-то неровный, корявый и, даже, сучковатый. Ну и толстый какой-то.
– Вот этот подойдёт, сказал Ваня, – и тут же топором срубил этот  ствол. – А тебе какой срубить? Выбирай.
Я выбрал ровненький и не очень толстый, как раз по лопате. Ваня, обработал свой горбатенький черенок, повертел его туда-сюда и надел лопату на острый конец. Посильнее забил в лопату и прикрепил её к черенку гвоздём. Потом обработал и мой черенок топором и насадил на него мою лопату. Каково же было моё удивление, когда через пару дней мой ровненький череночек весь высох и стал таким тоненьким, что лопата болталась на нем, нельзя копать. Ваня от души смеялся и над моим черенком и надо мной.
Во! Урок!
1
Однажды мы стояли возле большой и длинной скирды (знаешь, что это такое-скирда? – стог!) скошенной пшеницы с толстыми колосками. Этот стог скоро будут молотить. Привезут специальную молотилку –- сейчас она в соседнем колхозе.
– А давай посмотрим, у кого больше будет зёрен из одного колоска. Выбирай! Самый длинный, предложил мне Ваня.
Так мы и сделали: выбрали по одному колоску и разбежались по разные стороны стога.
Я начал в ладони разминать свой большущий колосок. Да что б ни одного зёрнышка не потерять - у меня точно будет больше!
Я насчитал, кажется, сорок два зёрнышка!
Каково же было моё удивление, когда Ваня произнёс:
– А у меня аж девяносто шесть. Ваня улыбался. Правда, я недолго стоял в растерянности, быстро догадался:
– А-а, хитренький ты какой! – Сколько ты колосков размял?
Так жизнь учила меня уму-разуму. Да, видно, не совсем доучила...
© Copyright: Василий Чеботарёв, 2014
Свидетельство о публикации №214012201408               

СКАЗКА ТРЁХ ПОКОЛНИЙ (быль)
Мальчишкой, когда мне было лет двенадцать, я научился заговаривать зубы. Лечить! В буквальном смысле этого слова. Не лекарствами, а текстом и наложением щепоткой руки креста на больные зубы. Старший мой двоюродный брат Валентин, уезжая на учебу в своё лётное училище, по просьбе бабушки - «Научи Васю, заговаривать зубы», оставил текст молитвы на заговор больных зубов и устно объяснил, как надо это делать. И как только он уехал, мне сразу же захотелось кому-нибудь полечить больные зубы.
2
Мне было интересно – правда ли текст молитвы поможет больному.
И больной нашёлся. Вернее это была больная, соседская тётка, высокая дородная женщина. Она пришла к нам, наверное, по совету моей бабушки. Женщина держала конец белой косынки возле чуть припухшей щеки. И первый опыт лечения зубов мне удался. «Больная» приходила к нам три раза, а потом бабушка сказала мне,  что зубы у женщины уже не болят, и показала мне большую краюху хлеба и с десяток яиц. Мы тогда, после войны, беженцы - жили бедно, и это было какое-то подспорье. А я понял, что моя молитва действительно помогает людям, и стал сам ходить к больным и лечить их. И с каждым разом мне было интересно, поможет или не поможет….  И каждый раз люди облегчённо вздыхали, избавляясь от сильных болей за щеками.
А потом я подрос, ходил в восьмой класс. И мне уже было неловко перед своими сверстниками, как же заговариваю зубы, как колдун. И я перестал этим заниматься. И всё же одна старушка пришла к нам, чтобы я помог ей избавиться от адских болей. Женщина держалась за щёку и охала. Бабушка с какой-то неловкостью обратилась ко мне, мол, помоги…. Тогда как раз я учил стихотворение «Уж небо осенью дышало» и я, не раздумывая, подошёл к сидящей у стола женщине, попросил её закрыть глаза и стал шептать эти стихи. Пришла женщина и на другой день. А на третий – не пришла. Я удивился и потом спросил у бабушки, где же больная, на что бабушка ответила, что хватило и двух «сеансов»…
Дочку, крохотную Таню, вместе с её мамой я привёз из роддома на такси. И когда держал этот живой свёрточек на руках, то боялся смотреть долго - как бы, не сглазить. А когда  Таня подросла, я рассказывал ей все сказки, какие сам знал. И про мальчика с пальчика, и про репку, и про мышку-норушку. И из библиотеки приносил детские книжки и читал их ей. Книжек было много, я их брал по пять-шесть книжек. И читал их и читал.                3
И Таня стала запоминать многие стихи, и стала повторять строчки и целые предложения, а потом мы заметили, что она повторяет слова без конца, и стала жаловаться на головные боли.  И тогда я понял, что с книжками я переборщил, ведь до школы ещё далеко, а мы почти все книжки перечитали.
Как-то раз я рассказал своей жене о том, как я лечил односельчанам зубы, особенно о последнем случае. Мы оба посмеялись, но мой рассказ услышала и Таня, маленькая моя дочурка. И у неё тут же разболелись зубки. Она протягивала ко мне ручки и слезинки показались на её маленьких глазках. Надо сказать, ни какой нежности к своей маленькой дочке я особенно не проявлял. То ли не умел, то ли стеснялся. Возьму, подержу на руках, поношу по комнате - вот и вся моя нежность. А ей видно не хватало отцовской ласки. Вот случай и подвернулся – папа и зубки полечит и пожалеет свою такую ещё маленькую дочечку. Конечно, я взял Таню на руки, легонько прижал к себе и стал накладывать свою щепотку на бледно розовенькую щёчку и шептать молитву. Я легонько дотрагивался пальцами верхней губки и нижней. Таня успокоилась, слезинки высохли. Глазки стали постепенно закрываться, и Таня уснула. А когда проснулась на моих руках, то весело улыбнулась мне и зубки уже не болели.
Однажды, когда Таня подросла и  сказки рассказаны уже по многу раз, я сказал ей: «Сегодня я расскажу тебе новую - новую сказку, длинную-предлинную!» Таня слушала эту новую сказку внимательно-внимательно. Но когда поняла суть этой сказки, улыбнулась: «Па, хватит, я знаю, что дальше будет!» И потом, когда я начинал рассказывать эту новую сказку, Таня весело прыгала вокруг меня: «А я знаю, а я знаю, что дальше будет! Сколько девочек соберётся? А как погода будет меняться?» Я тоже улыбался Тане: «И тут пришла ещё одна девочка…» «Папа, папа хватит, – Таня подбегала к маме, – Ма! Ну, скажи ему, пусть другую расскажет.
4 Эту я уже   знаю всю-всю!» А когда уже стала школьницей, и я в шутку начинал рассказывать: «Жила была одна девочка…», Таня, улыбалась мне: «Па, я уже не маленькая…».
А потом Таня совсем повзрослела. Вышла замуж и сама стала мамой и у неё родилась Юля, а потом и Дениска. Эта девочка и этот мальчик стали для меня самыми близкими друзьями, самыми дорогими, самыми родными.
И я любил гулять с ними и у нас во дворе, и за двором, а потом и в парке, и походы в кино вместе с ними совершал.
Мы жили все вместе. Только вот, бабушки нашей не стало. Она часто болела. Несколько раз помогла Тане искупать крохотную Юлю и всё. Болезнь ёё одолела, и не помогли ей ни какие врачи. А Юля росла. Вот ей уже и годик и полтора. И однажды, когда я пришёл с работы, увидел, что Юля громко плачет, да и Таня готовая расплакаться – у Юли разболелись зубки. Правая щёчка распухла, слёзки струйками текли из её маленьких глазочек, и она жалобно смотрела на меня. Я взял Юлю на руки, как когда-то и её мамку, вытер ладошкой мокренькую щёчку, прижался свои лицом к  её маленькому тёпленькому личику, постоял так немного, а потом стал шептать свою старую молитву и притрагиваться кончиками трёх пальцев к её разболевшимся зубкам. И Юля уснула у меня на руках. Я подошёл к её кроватке, осторожно положил Юлю на беленькую простынь, и укрыл красивым с голубенькими цветочками маленьким одеяльцем… Юля – моя внученька, моя спасительница. Когда не стало её бабушки, я места себе не находил и только глядя на крохотную Юлю, а ей было всего четыре месяца, я успокаивался. Обычно, когда я приходил с работы, Таня завёртывала маленькую Юлю в одеяльце и подавала мне. Я брал этот комочек с чуть выглядывающим носиком и поблескивающими серенькими глазками и приговаривал: «Сейчас мы походим, побродим…, вот так вот походим, побродим и потом на улицу – гулять».                5
А потом и братик у Юли появился – маленький Дениска.
Теперь мы уже гуляли втроём. Сначала Дениска в колясочке своей (и Юлиной тоже, только Юля уже подросла и сама ходила рядом с колясочкой и, держась за дедушкину ручку), а потом мы гуляли втроём и далеко от дома.
А когда они уже подросли, по вечерам, конечно, я рассказывал им сказки. И нашу – домашнюю. «Жила была одна девочка…», - начинал я таинственно, вкрадчиво и нараспев. Дети притихали и внимательно слушали. «Жила была одна девочка…», - повторял я и посматривал на маленьких слушателей. Тут они начинали пошевеливаться, подталкивать друг дружку.  Особенно Юля. Всё хотела успокоить и так спокойного своего меньшего братика Дениску. Она шикала на него, мол, не мешай дедушке рассказывать нам такую интересную, интересную сказку. А Дениска и так слушал спокойно и внимательно. «Жила была одна девочка…», - в третий раз повторил я начало этой длинной предлинной сказки. И не выдерживал, улыбался детям. Дети, слушая сказку, то посматривали на меня вопросительно, то хмурили свои маленькие лобики, то улыбались загадочно -  а что будет дальше… Потом, «разоблачали»  меня, и по мере продвижения событий в сказке нам всем становилось весело. И на этой весёлой нотке, обычно заканчивался наш совместный вечер.
...Мальчика крестили не в самой церкви, что у нас на посёлке, большая старинная, а в пристройке. Внутри небольшой зал, чистый и даже уютный, с  сверкающим иконостасом, с купелью на круглой блестящей стойке. Ирина, мама  мальчика, чуть бледная после родов, на голове шёлковая ажурная шаль, развернула малыша и взволнованно держала его, когда батюшка выстригал маленькие кустики волосик, которых почти не было, ведь новорожденному пошёл только четвёртый месяц. Малыш не плакал, а двигал ручками и ножками. А когда поп взял его и окунул ножками в купель, а потом рукой помочил головку мальчика, тот чуть-чуть сморщился,
6но не заплакал, а лишь показал свой розовенький язычок и чмокал губками. Эта процедура закончилась и у всех на уме вертелся вопрос, какое имя дали мальчику. Наконец в руках Ирины появился этот церковный документ, где было написано - «Станислав». Какое-то не понятное имя, то ли польское, то ли княжеское. Но потом все успокоились –  мальчика зовут Стасик. Так наша семья увеличилась ещё на одного человека.
...А недавно ко мне приходил внук, Денис, с правнуком и с женой. Схватил я своего правнучка, поднял высоко-высоко, "Ах, ты, мой родненький!" А мысли: дожить бы до 15 – летия Стасика, а как бы прабабушка была бы счастлива сейчас. Прижался я к нему,  что б не видели слёз ни Ирина-невестка, ни Денис-внук. И начал я кувыркаться со Стасиком по паласу, учить его ходить (8 месяцев). Смотрю, а Денис как-то по-особому смотрит на меня, улыбается. "Дед (отец Ирины) не умеет играть и няньчить малыша, а прадед ...так же и меня няньчил". Стасик на четвереньках убегал от меня, я его догонял –  он хохотал во всю, а потом тонким голосочком громко-громко на всю комнату кричал – во как я умею. Я его хвалил, он ещё больше старался. Вот и ко мне радость пришла!
А вскоре мы стали жить вместе, Денис с Ириной и со Стасиком в одной комнате и я – в другой. Стасик быстро привык ко мне и рос у меня на глазах. Обычно он взбирается ко мне на колени и смотрит, что там происходит в этом беленьком окошке. Я включал ему цветные мультики, он как-то затихал и внимательно слушал и смотрел, как зайчик весело убегал от страшного волка с растопыренными лапами. А потом Стасик научился сам включать «игры», шарики-фонарики и быстро привык к «мышке». Он ловко наводил беленькую стрелочку на ударный шарик, тихо и точно нажимал пальчиком на спинку «мышки» и вот уже несколько шариков жёлтеньких или
синеньких куда-то с музыкой улетали. А у Стасика весело поблескивали глазки.
7
Как-то раз, ранним весенним утром, Стасик вошёл ко мне в комнату и растерянно остановился в дверях, я только что проснулся. Я откинул край одеяла: «Ну, иди ко мне». Стасик быстро подбежал к дивану. И я почувствовал его холодное тельце. «Да ты совсем замёрз, малыш». Стасик ручками прижался ко мне и тут передо мной пронеслись воспоминания о всех детях: и  о его когда-то маленькой бабушке Тани, и  о тёте Юли и о толстеньком  Дениске, теперь вот папы Стасика.
          –  Стасик, а сколько тебе лет? – спросил я у него, хотя и так знал, но мне было всегда интересно, как Стасик быстро выставлял свои пальчики вперед, сначала два, теперь вот сразу три. С готовностью охотно показал он свою ручку с прижатыми  ладошке двумя пальчиками.
– А сколько скоро будет? –  и Стасик охотно и уверенно протянул свою ручонку ко мне, а маленький большой пальчик прижался к ладошке.
– А у тебя зубки есть?
– Есть, и Стасик показал мне свои беленькие зубки и даже потрогал их рукой.
– И они у тебя не болят?
–  Не!–   и он помотал головкой.
– Конечно, разве могут болеть зубки у мужчин?
Стасику стало тепло под одеялом. И он повернулся на спинку. И лежал на моей руке, а одеяло мы ногами отбросили вниз.
– А хочешь я расскажу тебе нашу сказку?
– Хацю.
– Жила была одна девочка, - начал я, как когда-то давным-давно.
        – И тут пришла к ней ещё одна девочка. И стало две девочки.
На второй девочке Стасик стал широко улыбаться, показывая два своих розовеньких пальчика.
      – И вот однажды к ним пришла ещё одна девочка, –  рассказывал я свою длинную-предлинную сказку,
8
и стало три девочки. Стасик  зажал два пальчика, а три выставил и поднял их вверх и стал громко смеяться, он сразу понял, что сказка длинная и девочек будет много.
– Но вот погода испортилась, подул сильный ветер, пошёл дождь, потемнело в комнате. И к ним пришла ещё одна девочка. И стало четыре девочка. Стасик во всю смеялся, выставляя четыре пальчика.
– Погода успокоилась и пришла ещё одна девочка. И стало...
Стасик не стал дожидаться. И вся ладошка с пятью ровненькими розовенькими пальчиками взметнулась вверх и он помахал ею. И продолжал весело смеяться, да ещё и ножками помогал себе, приподнимая их вместе с ручкой.
         – А однажды тёплым летним утром пришла ещё одна девочка. И стало шесть девочек. Стасик поднял вверх всю ладошку левой ручки и один пальчик правой ручки. И продолжал весело смеяться и радоваться. Вот сколько девочек стало!
      – Но, вот, наступила зима, пошёл беленький снежок. И тут пришла ещё одна девочка. И стало семь девочек.
Здесь обычно Юля и Дениска фантазировали: И стало десять восемь девочек. Потом — сто девочек! А потом Юля дошла и до миллиона...
Стасик немного растерялся – сколько же пальчиков надо показывать, но потом быстро сообразил, выставил два пальчика и снова взметнулись две ручки вверх. И Стасик опять весело засмеялся.
         – А в субботу пришла ещё одна девочка. И стало восемь девочек. А в воскресенье – пришла ещё одна девочка. И стало девять девочек. Стасик прибавлял каждый раз по одному пальчику и всё смеялся и веселился и размахивал ручонками с вытянутыми вверх розовенькими пальчиками.
А когда мы дошли до одиннадцатой девочки, то у Стасика не хватило пальчиков на ручках. И он даже перестал смеяться, что ж делать?                9
И тогда я ему подсказал, взять один пальчик на ножке – выход был найден! И Стасик снова весело засмеялся, а потом поднял обе ножки вверх и стал ими болтать, как на велосипеде. Тогда и я стал крутить велосипед и тоже стал смеяться вместе со Стасиком. Вот какая, весёлая получилась эта старая сказка. И мы продолжали крутить велосипеды и продолжали громко-громко смеяться. Правнук и прадед… Нам так весело! И мы смеёмся, смеёмся, смеёмся…
 Copyright: Василий Чеботарёв, 2013.
Свидетельство о публикации №213090801946
 ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
ЖУЛЬКА
Рассказ
...Как хорошо летом, втроём, я, Тая и дочурка Таня, ехать в поезде "на море". Да ещё такие попутчики славные – маленькая девочка с бабушкой и с ними такая же маленькая комнатная черненькая собачка - Жулька!


Рецензии