Зимнее солнце 4

Настойчивое солнце светило в полуприкрытые жалюзи, отбрасывая на мебель сюрреалистические полосы. Я наблюдал своеобразную игру тени и света и улыбнулся собственным мыслям.

Моя рука в полусне непроизвольно ударилась об тумбу, и я с силой отдернул ее на мятое постельное белье. Поднявшаяся от этого движения пыль закружилась в свете дня перед полуприкрытыми глазами.

Я зажмурился от аномально-ярких лучей солнца и повернулся на бок.

В кухне кто-то ходил, шлепая тапками. Но, честно говоря, сейчас меня ничего не волновало, кроме этого злополучного солнца и неподходящего ему жуткого холода. Зимнее утро бывает безжалостным. Я начал судорожно искать простыню, но она обернулась вокруг моих щиколоток, обездвижив ноги. Глубоко вздохнув от накатившего чувства безысходности, я сделал очередную попытку заснуть. Эта ночь была очень беспокойной. Я надеялся нагнать упущенный сон за счет утра.

- Пора уже проснуться, господин писатель.  Сегодня нас ждут великие дела.
Странно, Ангел нечасто был таким шумным и деятельным.

Лениво разлепив веки, я увидел то, что пророчило мне испорченный день.

Тучный мужчина средних лет, искрящийся силами и здоровьем, в выглаженном до абсурда зеленом костюме в безвкусную широкую полоску. Его насмешливая улыбка и толстые стекла очков - вовсе не то, что я желал бы видеть ранним утром перед своим носом. Даже  выбеленные зубы моего гостя,  казалось, бликовали  солнечными зайчиками на мое заспанное лицо. Не ангел. Человек навязчивый, приземленный, любивший материальные ценности и не стыдившийся всяческими способами показать свою обеспеченность.  Мой редактор Давид.

На самом деле, его назвали Дэвидом, на западный манер, но я, желая подшутить когда-то, подразнил его Давидом. С тех самых пор, похоже, Дэвидом Давида называла только его мать.

Разочарованный окончательно в сегодняшнем дне, я откинулся на подушки и накрыл лицо руками, громко простонав от бессилия.

Привыкший к таким «радушным приемам», непрошеный гость не обращал особого внимания на мое ворчание. Надоедливое шлепанье задников тапок раздавалось то из одного, то из другого края крохотной квартиры. Создавалось впечатление, что мой редактор умышленно создавал столько шума, пытаясь вывести меня из себя. Впрочем, у него это с успехом получалось.

-Давииид…

В ответ на это из кухни послышался раздражающий слух звон посуды. Затем последовало шипение масла, горелый запах и чрезмерно громкое напевание какой-то популярной мелодии. Все это, сопровождаемое вечным мельканием в дверном проеме знакомого силуэта окончательно разрушало остатки каких-то надежд на продолжительный и здоровый сон.

У меня были странные ассоциации с темно-зеленым цветом его пиджака. У обычных людей этот цвет вызывает умиротворение и спокойствие, меня же он выводил из себя. Почему? Наверное, потому, что пиджак был парадно - выходным и надевался лишь в особых случаях. Этими «случаями» обычно были какие-то писательские встречи с читателями, или скучные вылазки, на которых мне, конечно же, нужно было обязательно присутствовать.

- Ну что? Мой любимый автор, наконец, потешит меня новой рукописью? Знаешь, срок сдачи подошел еще два дня назад.

Я перевернулся на спину и закрыл лицо подушкой. Кое-что всегда остается неизменным. Этот человек не оставит меня, кажется, даже после моей смерти.
Очередной непроизвольно страдальческий вздох.

- Зачем ты пришел?

- Какое грубое отношение. Я, между прочим, ночами не сплю, все думаю как ты тут, размышляю над оформлением твоей книги, рекламой, а с твоей стороны ни разу не слышал слов благодарности.

-Не преувеличивай. Ты всегда работал только в положенные тебе трудовые восемь часов, напрочь забывая о своей редакторской натуре, как, в принципе, и обо мне, после шести вечера и до десяти утра.

Я уныло глянул на циферблат своих наручных часов, лежавших на тумбе. Они показывали половину одиннадцатого.

- Да-да, раскусил. Я, недостойный похвалы раб, прошу вас почтить меня своим вниманием на сегодняшний день.

В довершении образа Давид сделал страдальчески-молящее выражение лица, не скрывая, тем не менее, лукавой улыбки.

- Не паясничай.

Давид на секунду скрылся с поля моего зрения, но быстро вернулся с тарелкой, наполненной странным содержимым.

- Знаешь, я весьма ценю твою заботу, но… - я недовольно поморщился при виде подозрительного  блюда. Давид погрустнел, но в целом, его приподнятое настроение контрастировало с моей утренней меланхолией.

- Не особо обольщайся. – наглец хмыкнул, наколол на вилку кусочек сгоревшей яичницы и отправил в рот. Далее последовали титанические усилия по пережевыванию и проглатыванию пищи, которые окончательно отбили мне аппетит.

Мой редактор, в связи с понятными обстоятельствами, никогда не готовил еду самостоятельно, тем более, для кого-либо.

- Что-то произошло?

- С чего ты взял? – Давид раздраженно отложил тарелку с почти нетронутым завтраком на стол и энергично вытирал рот бумажной салфеткой.

- Ты воспользовался дубликатом ключа от моей квартиры, хотя делаешь это только в экстренных случаях, даже приготовил мне завтрак. –  я взглянул на неудавшуюся яичницу.- Попытался приготовить. Кроме того, сегодня ты находишься в необычайно хорошем настроении.

- Ну ладно уж. – Давил расплылся в улыбке.- Я, так и быть расскажу, хотя собирался сделать это вечером, но раз мы такие догадливые... Меня повышают по должности и отправляют в главный офис издательства. Сегодня мой последний день в этом городе.

- Последний?

- Не стоит так расстраиваться. Это вовсе не означает то, что ты подумал. На этом наше общение не прекратиться. Я порядком привык к тебе, твоей запущенной мизантропии и увлеченности собой. К тому же, иногда, мне кажется, если я не буду тебя навещать, вскоре ты совсем закроешься в себе и в этой квартире. – Давид поднял с пола пластиковые упаковки от полуфабрикатов в подтверждение своих слов и кинул их в урну для бумажных отходов.

Я сбросил с себя последние остатки сна и оглядывал комнату в поисках одежды. Мой новоиспеченный стилист взялся за гору одежды на диване, разгребая ее руками, буквально закапываясь внутрь.

-Ты вечно обращаешься со мной будто с ребенком.

- Нет, что ты. – Давид отыскал для меня темно-синюю рубашку и бросил в сторону кровати.

Я подхватил ее на лету, отряхнул и вдел руку в рукав, не расстегнув перед этим манжет.

- Тебе стоит, наконец, остепенится, завести детей и зажить в радость себе и своей матери.

Давид деловито подхватил спутанную кучу галстуков, вытянул несколько и повесил их на мой локоть, сравнивая их по цвету и стилю.

- И кто мне это говорит?

Он небрежно расстегнул пуговку на синем манжете, покончив с моими мучениями, быстрыми шагами приблизился к окну и резко потянул жалюзи вверх, позволяя свету окутать всю комнату целиком.

- Мне грустно от понимания того, что вся твоя жизнь состоит из работы и вечных попыток найти способ как бы сделать ее лучше. Как твой редактор, я безумно рад такой преданности и трудолюбию. Но как твой друг, я жутко обеспокоен. Пора начать жить в полную силу. Иначе жизнь так и пройдет, будто репетиция глобального спектакля перед его внезапной отменой.
Он посмотрел на меня задумчиво, расфокусировано, а через мгновение встрепенулся и звучно шлепнул ладонью по своему лбу.

- Ах да, на счет вечера, я совершенно забыл. Пройдет маленькая встреча в семейном кафе на углу мостовой с главредом, само собой.

Я открыл рот в немом изумлении, но меня резко перебили.

- Нечего строит такое выражение лица. Я звонил тебе в течении всей этой недели, но ты так и не удосужился взять, наконец, трубку. Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как прийти сегодня без приглашения. У тебя есть время до семи часов вечера на подготовку.

Я подошел к балкону, открыл дверь и ступил ногами на холодный бетон.

Сегодня меня ожидает весьма незаурядный день, а Ангела нет поблизости. Мы ведь еще не обсудили план презентации новой работы. Не так-то просто внедрить в привычную литературную среду роман, открывающий серьезные проблемы социума, еще труднее будет сделать его бестселлером, привлечь к изложенным проблемам как можно больше публики.

- Давид, который час? – крикнул я.

- Без двадцати полдень. У тебя в запасе чуть более шести часов, успеешь.

Я начал раздраженно тарабанить по кованым перилам. Это не похоже на Ангела. Обычно он приходил ко мне ранним утром и будил ближе к девяти неторопливыми шагами по комнате. Мне не хватало его рассудительного, рационального взгляда сейчас. День начался чересчур взбалмошно и суматошно.

Сегодня меня все решили бросить в объятия госпожи фортуны. А, ведь, у нас с ней старые счеты. Уж не знаю, за что, но я с детства прославился своей «удачливостью».

- Эм…Давид, мне жаль, что ты больше не будешь моим редактором.

Экс-редактор вошел за мной на узкий балкон, вдохнул полной грудью и начал неловко переминаться с ноги на ногу.

- Да, я тоже обескуражен. Но взглянем на это с другой стороны: никто не будет вваливаться в твою квартиру ранним утром и сжигать понапрасну твою кухню.

Я фыркнул и опустил голову, глядя на живой копошащийся город.

- Да, это, однозначно плюс.

- Хах. Ты не против, если я закурю?

Я задумчиво пошатнул головой, продолжая смотреть на активное движение на городских улицах.

Давид достал из внутреннего кармана пиджака зажигалку с лого нашей редакции и сигарету. Он закурил и немного расслабился, последовав моему примеру, посмотрев вниз.

Давид сбивал пепел вниз, и ветер уносил его прочь.

- Кхм… Твой новый редактор… Девушка.

- Да?- я неловко пытался изобразить заинтересованность.

- Да, и весьма симпатичная, к твоему сведенью.

- Угу.

Мне было совершенно неинтересно слушать напутственные речи от своего друга. Он не раз пытался склонить меня на путь тихой семейной жизни, которая, по его субъективному мнению, мне просто необходима. Но на сей раз, что-то странное мелькало в этой похвале красоты женщины. Она была искренней.

-Давид, неужели ты сам заинтересовался ею?

- Ну, она милая, скромная, при этом достаточно деятельная, изящная и обладает ясным живым взглядом. И у нее такие густые белые локоны. Просто чудо. – Давид смехотворно изобразил пышную прическу над своей лысеющей головой.

Я негромко засмеялся и внутри порадовался его увлечению. Здорово, когда люди так легко и непринужденно увлекаются друг другом

- Кто будет на этом милом семейном ужине (или как ты об этом выразился) сегодня?

- Главный редактор, я и Инна.

- Инна… Это?
Давид повторно повел руками, изображая пышную копну волос.

- Ха-ха. Я понял.

Наступило необременяющее меня молчание, которое прерывало только кашель Давида и его шумные выдохи дымными кольцами.

Вот только мой собеседник заметно напрягся после того, как я притих.

- Давид, я не заинтересован сейчас в любовных отношениях, поэтому будь твоя Инна хоть Мисс Вселенная, шансы один к ста, что ею увлекусь.

- Спасибо. – Давид все так же чем-то обеспокоенный мягко положил ладонь на мое плечо. – Я, наверное, пойду.

- Да.

- Постарайся не опоздать сегодня вечером.

- Я понял.

- И не опозориться.

Я вышел в комнату, прикрыв за собой балконную дверь, и чуть улыбнулся краешками губ своего редактору.

Давид одарил меня широкой улыбкой в ответ.

- Я опаздываю.

- До вечера, Давид.

Я понимал, что сейчас происходит последняя неформальная встреча нас как автора и редактора и задумчиво обернулся в сторону кухни, не желая выдавать себя выражением обеспокоенности  и сожаления на лице.

- Эй, лови!

Я обернулся на звук его голоса и еле успел поймать в воздухе ключ от квартиры.

- Мне это больше не понадобится.

Давид резким жестом накинул на себя свое эксцентричное горчичное пальто, захватил в руку длинный шарф, кожаный портфель и вышел из моей квартиры, перед этим громко хлопнул дверью. Какое-то неловкое прощание получилось.
Через пару секунд я расслышал поспешные нарастающие шаги на лестнице.

Потом входная дверь тихо открылась…

- Я забыл перчатки.

И так же повторно мягко закрылась, вызвав у меня приступ истеричного хохота.