Глава 52 Книга 2 Мейлах в октябре

                БЫВШИЙ  ДОМОВЛАДЕЛЕЦ
Если вам обидно стало
И престиж ваш пострадал
Коль вам дама  отказала,
Говори, что сам отстал!

Необходимую сумму для покупки дома нужно было взять из денег ранее  упрятанных  в собачьей будке. Мейлах, как всегда к своему четвероногому другу подошёл с угощением.  Ласково поглаживая его одной рукой, второй вынул пакет с деньгами и незаметно спрятал в карман.

 Поднявшись на крыльцо дома, он попытался открыть дверь, но дверь была заперта. Похоже, в доме никого не было. Мейлах, удовлетворённый таким обстоятельством, подумал, что это даже к лучшему, раз он может незамеченным уйти для оформления сделки.

На улице Радужной, в доме номер семь его нетерпеливо ждала семейная пара наследников. Приход Мейлаха улучшил их настроение. Убедившись, что нужная сумма, да ещё в иностранной валюте у Мейлаха была с собой, они пошли оформлять документы.

 Волокита была недолгой, так как молодые люди, уже искушённые во многих делах, связанных с отъездом, для ускорения процесса не поскупились раскошелиться перед нужными чиновниками. Всё было сделано быстро.

 Получив на руки документы о домовладении, Мейлах, казалось, стал выше ростом и увереннее. Он прихватил по дороге бутылку шампанского и кое-что из еды. Покупатель с продавцами, составившие счастливое «трио», возвратились на улицу Радужную уже  в дом Мейлаха.

 Маленький праздник с лёгким опьянением придали присутствующим приятность общения. Молодые люди через два дня должны были пересечь границу и были готовы к этому. Они жили в другом городе, в который возвращаться  уже не имело смысла, тем более, что отплытие за границу обуславливалось из местного морского порта.

 В гостиницу они с такими деньгами устраиваться не решались, а здесь, в знакомом доме, при хорошем человеке можно было без проблем прожить последние два дня, без опасений быть ограбленными.

Мейлах, в присутствии семейной пары пока не чувствовал себя хозяином дома, но, всё же предложил им располагаться в любой комнате, не стесняя себя ни чем.  Все были возбуждены событиями дня. Спать не хотелось. Разговорились о Юрином дяде - бывшем владельце дома, которого звали Давидом Натановичем.

Юра, рассказал, что  Давид Натанович Рабинович был человеком маленького роста, с большими, грустными глазами, пытливо и недоверчиво глядевшего на каждого человека. До революции он окончил коммерческое училище и впоследствии какое-то время работал бухгалтером.

 Со времён НЭПА он связал свою судьбу с драгоценными металлами, работая в скупке. Был бесконтактный, очень скрытный, и от него невозможно было выпытать его мнения или получить даже безобидную информацию.

 Жена его бросила вскоре после свадьбы и ушла к единственному  приятелю Фиме.  С тех пор он не имел друзей. А произошёл разрыв с приятелем  по пустяковому случаю – после неудачной Фиминой шутки любившего с серьёзным видом сморозить какую-нибудь пакость, а потом за спиной пострадавшего с удовольствием шкодливого мальчишки зубоскалить над наивным человеком…

Давид был застенчив и нерешителен в общении с женщинами. И вот когда по совету родственников он согласился взять в жёны дочку зажиточного владельца магазина, не имея опыта  дружеского общения с дамами – страдал от чувства неловкости в их присутствии.

 В холостяцкой жизни он не имел близости с женщиной, а после свадьбы пытался наладить половой контакт с женой, но безуспешно. Шли дни, недели, но никакого результата. Он в порыве откровенности после колебаний поделился с Фимой  своей проблемой:

– Фима! Ничего не получается. Скользит и всё… Что делать? Я скоро с ума сойду от её упрёков.
– Додик! У тибя жена скрипачка и ты ни знаешь, как это правильно делается?

Видел смычёк? Ну, хорошо, что видел. Он же намекает! Делает, так сказать – «Агин - агер, агер - агин», то есть туда – сюда, сюда – туда! А чтобы не скользил – иго посыпают канифолью!

 Видишь, как всё просто оказывается на самом деле. Нужно присматриваться к жизни. На таких примерах держится даже прикладная математика. Ты ей, своей жене, ничего не говори лишнего, а возьми канифоль, припудри у сибя, то, что надо и зверствуй со знанием дела, с чистой совестью, не запятнанной твоей темнотой!

 Откровенно говоря, для начала я тоже канифолью пользовался. Неплохо получалось. Девчата хвалили, а я радовался! Одна всё спрашивала:
 – Как это у тибя так хорошо получается?

 Откуда ей было знать такие тонкости – она же пианистка. В общем, Давид, скажу тибе честно – заниматься с женщиной этими делами так интересно, что лучшего занятия даже самый ловкий затейник не придумает!

 Только при этом нужно знать маленькие хитрости, о которых я тебе рассказал. Ты, теперь учёный, в узкой специализации, но никому не разглашай, пусть это будет твоей привилегией!

Давид слушал и молчал, не пытаясь уточнить детали процесса. Очумев,  от полученного просвещения, он заторопился домой, как будто забыл перед уходом запереть за собою дверь.

Нужно заметить, что жена Додика мало того, что была красивой и музыкальной, так она к тому же ещё была остроумна и игрива. Вечерком, после ужина,  встречая мужа готового ко сну,   Ривочка, в самом откровенном виде, взяв скрипочку, пиликая, озорно напевала Одесскую песенку:
«А ты возьми меня за талию,
Да укуси меня за грудь!
А я здесь вся такая голая,
Хоть укуси за что-нибудь!»

Додик пообещал её укусить и отлучился наканифолить смычёк. Когда он вернулся в спальню, Ривочка, огорчённая, лежала носом к стенке и всхлипывала. Минуты яростного полового влечения захватившая её с умопомрачительным желанием, как вспышка молнии, перевернувшая всё в её сознании и мироощущении – перегорела.

 Растекавшееся загадочное блаженное тепло внизу живота отступило… В голове и в душе осталась неудовлетворённость, совмещённая с обидой и раздражением.

В таком состоянии у неё хватило сил сказать часто употребляемое жёнами слово – «Отстань»!
Додик наладив свои снасти, попытался вернуть упущенные возможности, но… Канифоль тоже не помогла…

На следующий день встреча Додика с Фимой ничего хорошего для Фимы не принесла. Малоразговорчивый  Додик, который  на этот раз вообще молчал, не поздоровавшись, показал Фиме кулак, а потом, отвернувшись в сторону, вытер кулаком выкатившуюся слёзу.

Успокоившись, еле шваркая языком, сообщил приятелю:
– Я сделал всё, как ты меня учил. Моя жена со мной не согласилась. Назвала миня дураком, ударила по голове подушкой и плюнула в лицо.

Потом,  немного утихомирившись, попросила на словах передать, чтобы ты, Фима, немедленно пришёл к ней объясниться за твой непонятый совет, а меня прогнала из дома до лучших времён.

 И ещё приказала никому ничего не рассказывать об этом случае. Ты заметил, что я не любитель говорить, но ты, наверное, знаешь, как  трудно молчать, когда тебя об этом просят.

Фима немедленно поскакал к Риве – жене Додика. Он всегда был в неё влюблён, но её богатые родители не признавали Фиму, выходца из бедной многодетной семьи портного и ограждали дочку от его ухаживаний.

 Рива встретила Фиму с хитрой усмешкой.
-  Мы здесь с тобой одни. Раздевайся, шутник! Раздевайся откровеннее, проходи в комнату, вернее в спальню. Вот тебе канифоль…

 Покажи, на практике, что ты умеешь. Не стесняйся, ты давно об этом мечтал! С этими словами она сбросила халатик и, распахнув одеяло, нырнула в постель. Фима не ожидал такого и на всякий случай, чтобы исключить подвох, уточнил:
– Рива! Ты не шутишь?

– Нет, не шучу! Иди ко мне, пока я не передумала. Мне надоели эксперименты над моим телом моего мужа, которые могут длиться бесконечно долго. Только ты не мудрствуй, а делай всё дедовским методом.  Я тебе отдаю самое ценное, что у меня есть, не считая банковского счёта.

С тех пор Фима остался с Ривой в доме её родителей.
 Давид Натанович, оказался не промах и свою несостоятельность пояснил, как это делают зачастую мужики с такими же проблемами.

Он сказал заинтересованным любопытным, что молодую жену он бросил, по причине, что она его не удовлетворяет в сексуальном плане.  Мол, нет в ней нужного темперамента!

  С тех пор до конца своих дней он жил в этом доме, на Радужной улице доставшемуся  ему от отца – известного адвоката, расстрелянного при советской власти.

 Отец был человеком состоятельным. Это раздражало многих из тех, кто был «никем», а стал «ничем». Адвокаты при установлении советской власти стали больше не нужны, кроме одного – адвоката В. Ульянова, не оправдавшего этой профессии.

- А за что расстреляли отца Давида Натановича? – спросил Мейлах.
 В общем,  тогда серьёзных причин для этого не искали.  Расстреляли за то, что его отец ходил в костюме, носил галстук и имел часы на золотой цепочке.  Его признали врагом народа и всё...

Юре о страницах жизни дяди рассказал его отец – племянник Давида Натановича.  Мейлах слушал с интересом рассказ молодого человека и решил кое-что уточнить:
– А сколько лет прожил ваш дядя?
– Дядя прожил девяносто шесть лет.

 Он бы мог жить ещё, но из-за уважения к нам решил умереть, чтобы развязать нам руки и не сорвать наш отъезд за границу. В день своей кончины, он помылся, переоделся, лёг на кровать и сказал себе:

–« Давид, хватит коптить белый свет. Боже! Дай мине счастье умереть во время, на радость наследникам. С этими словами он сложил руки на груди и умер, царствие ему небесное…

– А в чём секрет его долголетия? – спросил Мейлах, растроганный благородством усопшего.

Юра, поморщив лоб, в желании вспомнить и как можно точнее передать слова дяди по этому поводу, пересказал их так:

– Я живу долго, потому что не разрушил своё здоровье семейной жизнью. Жил спокойно – ругаться не с кем, детей не было – значит, огорчаться не приходилось, а из еды предпочитал самый натуральный продукт – ливерную колбасу, в которую производителям бессмысленно добавлять гадость. Там  уже всё есть.

 А самое главное, он употреблял один простой продукт, как рекомендовал профессор медицины, знаменитый хирург Амосов советовавший:
– Кушайте больше квашеной капусты и ржаного хлеба - будете жить долго.

К тому же, дядя был очень жадный и на всём экономил. Только не понятно зачем. Может быть, благодаря жадности, умеренности в еде и отсутствии друзей жизнь, взамен счастья, наделила его долголетием, потому, что счастливые люди, обладающие популярными людскими пороками, долго не живут…

Так сказал на поминках сын его бывшего приятеля Фимы.

Через два дня Юра с женой уехали. С Мейлахом они расстались друзьями.