Гл. 59. Некоторые особенности научной жизни

                СПЕЦИФИКА СОБСТВЕННО НАУЧНОГО "БЫТА"
 
                Брось, товарищ, устрашенья:
                У науки нрав не робкий.
                Не заткнёшь её теченье
                Никакою пробкой.
                Академик ВАСХНИЛ Н. К. Кольцов



 Эта глава предназначена для моих потомков и возможных совремённых мне читателей, далёких  от «сфер» академической науки – если кого-то они заинтересуют.
   Не претендуя на основательное освещение столь необъятной и серьёзной темы, остановлюсь,  в частности, на некоторых особенностях научной «кухни» и «быта» в институтах Академии Наук СССР в 70-80-е годы прошлого столетия. 
   Научный институт – тем более такой многопрофильный, как Институт Тектоники и геофизики, где сконцентрированы учёные различных специальностей и развиваются разнообразные научные направления (региональная геофизика, сейсмотектоника, изучаются осадочные бассейны и магматические комплексы пород, а также используются различные физико-химические методы исследований и т. п.) – представляет собой разнообразный по профессиональному составу, концентрации инженерно-технических и научных кадров творческий коллектив.

      Специфика научной работы в академических институтах, по сравнению с производственной деятельностью, вообще во многом характеризуется  большей концентрацией внимания и часто длительной замкнутостью сотрудников как на глобальных проблемах, так и на конкретных,  относительно узких исследуемых вопросах, требующих детального и скрупулёзного погружения в тему. Это порождает некоторые элементы «индивидуализма» и (у не очень умных людей) даже «непроизвольного»  снобизма, иногда перерождающегося в своеобразную «кастовость».
   
   Всему этому, в частности, способствует переизбыток информации, которую приходится осваивать и «переваривать» людям, длительно и «серьёзно» работающим в науке, а также постоянная сосредоточенность на сборе и анализе обширных и разнообразных данных. Это, полагаю, в значительной степени , характерно для учёных, работающих в области Наук о Земле (см. Википедию), которым приходится постоянно перерабатывать и сопоставлять большие массивы прежде всего «качественной» (описательной) информации….
   
   Если, например, физики-теоретики и математики во многом развивают свои таланты в молодости, усвоив и «наработав» часто уже в «юные» годы определённые принципы и методы подхода к решению новых задач в будущем, то те же геологи накапливают свой опыт и развивают способность к анализу чаще всего лишь при достижении зрелого возраста... Чем геолог старше, тем он опытнее и может оценивать геологическую обстановку более квалифицированно…
   Кроме научных учреждений опыт важен также и для членов других творческих коллективов, например, таких, как драматический театр (к оперному искусству и балету, где карьера артистов заканчивается сравнительно рано, это, конечно, как правило, не относится ). Вообще мир театра, искусства достаточно жесток.. В балете, если замечают, что артист(ка) чуть-чуть не поспевает за оркестром, «не докручивает» фуэте, да стал(а) чуть ниже «прыгать», сразу ставится вопрос о его (её) профнепригодности и выводе на пенсию.   

   В науке человек «созревает» относительно долго, и для «выращивания» хорошего специалиста  требуется время и особо благожелательная атмосфера, а также обстановка высокой требовательности к себе и друг к другу -  особенно когда люди работают «в команде», решая какую-нибудь общую проблему… Научный институт – это всё же не завод или учреждение, где человека при необходимости легче «извлечь из обоймы» и заменить, немного «подучив», другим…

   Конечно, и на производстве ценен опыт, но в науке накопленные знания и умение специалиста узкого профиля, например, долгие годы работавшего в одном районе геолога, заменить практически нечем, тогда как опытного фрезеровщика - «если сильно поискать» - найти ещё как-то можно.  Последнему, имея опыт работы на сходных станках,  легче перейти к обработке деталей иного профиля на другом заводе, тогда как геологу, великолепно знающему, например, тектонические особенности Урала необходимо время (годы!), чтобы основательно разобраться в сложных геологических структурах и особенностях строения земной коры Забайкалья или Алтая…
   
   Хотя и для этого моёго утверждения можно сделать оговорку – насчёт полезности возрастного опыта в науке. В каждом научном учреждении имеется определённая (к счастью – незначительная) доля «вышедших в тираж» пожилых учёных, которые живут за счёт своих прошлых заслуг - занимаются «тиражированием и варьированием» своих полученных ранее результатов путём объединения и расширения своих прошлых публикаций до монографий, повторением ряда своих предыдущих выводов в расширенном виде в новых публикациях…
   Конечно, среди пожилых учёных имеется немало «плодовитых» и талантливых людей, сохранивших творческую активность и в старости. Но, безусловно, в научной кадровой политике нужно соблюдать всегда чувство меры – баланс между возрастными категориями учёных в каждом учреждении. Это аксиома.
   В какой-то степени этому способствуют периодические аттестации – но не всегда…

   …Для большинства работающих «в науке», кроме общности интересов в решении общеинститутских проблем, важна также (если не превалирует) целеустремлённость в достижении конкретных конечных «личных» результатов (в т. ч «признания» своего научного статуса коллегами, получения научных званий, и т. п.).
   Этой цели служит также необходимость постоянного активного общения между научными коллективами и отдельными учёными – участие в совместных исследованиях и публикациях, посещение различных конференций и совещаний, где происходит обмен мнениями и результатами исследований…
   Внимательно следить за периодической научной литературой – постоянная обязанность «настоящего» учёного, если он хочет быть в курсе новейших результатов и достижений коллег – чтобы не деградировать, не отстать в своих исследованиях и не «изобретать велосипед»…
   
   Во всяком случае – мне представляется - на производстве, где должностные функции более «фрагментированы» и регламентированы в части обязанностей и ответственности, у людей чаще вырабатывается большее чувство коллективизма и более «скромное» отношение к собственной персоне, что ли... Лично мне, например, всегда было проще контактировать с производственниками - геологами и геофизиками -, чем с «научниками». Многие из последних иногда напоминают мне глухарей или тетеревов, которые «токуют», не слыша других, а только себя… Некоторый эгоцентризм и «зацикленность» на собственной персоне, своих личных результатах и достижениях часто имеет место быть… Проще и вульгарнее  говоря, «научники» – личности чаще более эгоистичные и «выпендристые», чем те же «производственники» (особенно «попавшие в науку» сразу после института – без особых на то оснований - и предварительно не «поварившиеся в производственном котле»). Но это моё частное мнение - к слову…
   
   В научном мире (в особенности в т. н. «фундаментальной» науке) одним из основных - если не главным - результатом творческой деятельности являются научные публикации: статьи, монографии, реже патенты, где излагаются результате многолетних трудоёмких исследований. Многие из них часто ведутся коллективно, поэтому достаточно актуальна и «щепетильна» проблема соавторства. Конечно в «здоровых» коллективах её не существует. Обычно авторство  фиксируется в заголовках статей так: при равном вкладе всех участников – в алфавитном порядке их фамилий, а при неравнозначном участии сотрудников – в последовательности, соответствующей степени «убывания» вклада соавторов в решение научной проблемы.  Часто во главе «шапки» авторов «располагается» шеф - руководитель темы, завлаб -, особенно когда он является руководителем проекта и научно-исследовательских работ, в целом, внося наибольший вклад в достижение результатов и в саму публикацию. Чаще всего так и бывает – но не всегда.

   …В своё время в РАН была введена система оценки деятельности учёных с помощью т. н. коэффициентов ПРНД (Показателей Результативности Научного Труда) – о чём, якобы, должны свидетельствовать количество и качество публикаций (за что авторам следует дополнительная надбавка к зарплате). Конечно, эти параметры - один из важнейших показателей успехов работающих в науке – особенно фундаментальной.  Как правило, такая оценка даётся независимыми экспертами - на основе учёта рейтинга престижности журналов, где помещена публикация, а также частоты цитирования последней другими учёными… Хотя и здесь не всё однозначно: дискуссии на эту тему в научных коллективах и в печати продолжаются…
 
   Я столь подробно пишу о «научной кухне» (в т. ч. некоторых неприглядных её сторонах – см. главу 58 – на примере некоторых знакомых сотрудников ДВО РАН), чтобы непосвящённые познали немного и эту сторону «непростой специфики научной жизни» («сложности» которой, как и во многих других случаях, определяются, в частности, думаю, во многом и «несовершенством» человеческой натуры)…
   При этом добавлю: сам я, будучи, наверное, рафинированным «индивидуалистом», свои статьи писал всегда сам, «прицепляя» за собой в «авторской шапке» всех, кто хоть как-то участвовал в общей работе (если таковые были) – в том числе даже и технических исполнителей – инженеров и лаборантов, выполнявших рутинную измерительную работу или ремонт аппаратуры. В редких «синтетических» публикациях, где участвовали «смысловики» - особенно коллеги из смежных областей знания - включались куски (блоки текста), написанные ими самими и их авторство, естественно, фиксировалось. Соавторство некоторых коллег обуславливалось также полезными
их советами  при геолого-геофизической интерпретации данных…

   Среди моих соавторов  было много известных в России и за рубежом коллег-учёных –  геологов, геофизиков и физиков  («докторского уровня»). Это Д. М. Печерский, Г. З. Гурарий, В. Н. Завойский, В. П. Щербаков, Д. К. Нургалиев, В. А. Ермаков, Б. И. Васильев, Ю. Д Захаров, А. Г. Звегинцев, С. В. Шипунов… Относительно двух совместных работ с последним можно сказать так: «я был его соавтором – поскольку в них использованы лишь мои материалы, весь текст был написан им самим... Со Станиславом Валерьевичем Шипуновым нас до сих пор объединяет в чём-то – отчасти - близкий взгляд на мир и, надеюсь, сохранившаяся обоюдная приязнь...

   Многие годы моим постоянным соавтором была научный сотрудник А. В. Климова (она же – «по совместительству» - моя супруга, с которой мы работали рядом более четверти века). Она, кроме участия в полевых работах,  постоянно выполняла значительный объём измерений образцов на отечественной и зарубежной аппаратуре (в т. ч. во время своего пребывания в США), а также производила первичный анализ данных,  их интерпретацию и обобщение. Более трудолюбивой, преданной делу коллеги у меня не было… О других своих сотрудниках-соратниках (в особенности в 80-е и в начале 90-х годов прошлого столетия) я расскажу в 61-й главе этого сборника.

   После внедрения в практику обработки палеомагнитных данных прикладных компьютерных программ (в т. ч. совремённого графического обеспечения) «писать» стало значительно легче. При этом, в силу своих «обезьяньих» привычек, графику (особенно, начиная с конца 90-х годов) я не ленился (и даже любил!) выполнять сам. Это ведь тоже творческий процесс!..
   Не говоря уже о фотографиях (см. главу 14А сборника «Завершение») люблю красивые цветные «картинки»:  разные графики, диаграммы, врезки карт, иллюстрирующие тексты - это у меня, наверное, что-то осталось от детства. И хотя эти «малюнки», конечно, будут непонятны и неинтересны большинству «заглядывающих» в мои главы в «Прозе. Ру», постараюсь всё же «всунуть» в коллажи фото кое-какие элементы научной графики (иллюстрирующей палеомагнитную, физическую и геотектоническую фактуру различных моих публикаций)…
   Чем бы дед ни тешился на 9-м десятке лет своей жизни – всё легче переносить ему свои физические невзгоды – отвлекает (см. гл. 50-ю «Уходящая натура. Необходимое предисловие» в этом сборнике)…
                -ххх-

Б. НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ХОЗЯЙСТВЕННОЙ И ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ В «ДОПЕРЕСТРОЕЧНУЮ» ЭПОХУ                (70-80 гг. прошлого столетия)
   … Во времена существования СССР (практически до начала горбачёвской «перестройки» - середины 80-х годов ХХ века – см. Википедию), фактически отсутствовали развитые внутригосударственные товарно-денежные отношения между различными отраслями народного хозяйства. Они были полностью монополизированы государством. Отсутствала материальная заинтересованность людей на селе в качественной и своевременной уборке – сохранении урожая. Чтобы он не пропадал, практически по всей стране господствовала практика так называемой «шефской помощи селу» со стороны различных городских организаций.
   Она заключалась в том, что работников городских учреждений самого различного профиля – административно-хозяйственный персонал,  студентов, школьников старших  классов (вместе с преподавателями), а также (реже) рабочих заводов – по разнарядке райкомов партии посылали на заготовку сена и уборку урожая (чаще всего на уборку картофеля и поздних овощных культур). То же происходило и в научных институтах системы Академии наук СССР, где сотрудники (независимо от их учёного ранга) специализировались на переборке и расфасовке картофеля и других сельхозпродуктов на овощных базах… Такое, вот, массовое «хобби» существовало у городских жителей – помимо их основной работы.

   Интересно, что сейчас как-то, ведь, всё же управляются на селе без шефской помощи со стороны городских жителей совремённые фермеры и труженики села… Правда, при сравнении соотношения  стоимости продуктов с тогдашней и нынешней средней зарплаты для людей среднего достатка (рядовых рабочих и служащих) и пенсий по стране,  можно выяснить, что, например,  отечественный картофель на рынке в магазинах сейчас (в начале 21-го века) обходится покупателю примерно в 2-3 раза дороже, чем тогда. А какой-нибудь импортный – израильский, канадский – и в 5-6 раз дороже! Поистине: «за морем телушка – полушка, да рубль перевоз»!..
   …Конечно, в форс-мажорных обстоятельствах (стихийных бедствиях – наводнениях и т. п.) «помощь селу» со стороны городских жителей, естественно, была бы вполне оправдана. Но, когда эта «помощь» превращалась в многолетнюю обязательную систему регулярной трудовой повинности для городских жителей, поощрявшую бегство из деревни  не заинтересованных в труде на земле жителей села, то всё это могло лишь свидетельствовать о растущих диспропорциях в развитии народного хозяйства и, в целом,  деградации экономических отношений в различных сферах сельскохозяйственного производства…

   Кроме «шефства над селом», практически до середины 80-х годов XX столетия в большинстве производственных организаций, а также в научных учреждениях страны и общеобразовательных вузах регулярно раз в неделю под эгидой партийных организаций КПСС (существовавших практически повсеместно) «добровольно-принудительно» еженедельно проводились ещё и так называемые «политинформации», где делались краткие сообщения о событиях в стране и за рубежом. Собирались сотрудники и поочерёдно «выделенный» для «просвещения» коллег один из них докладывал о произошедших за неделю основных общественно-политических событиях в стране и за рубежом (о которых он вычитал из газет или узнал из программ ТВ).

   Конечно, сейчас смешно вспоминать об этом – как люди с высшим образованием и научными степенями, многие, к тому же, знающие иностранные языки и читающие многообразную прессу, были вынуждены слушать – часто занудный – пересказ публикаций о событиях в стране и за рубежом, которые и так уже были известны интересующимся новостями из доступных для каждого СМИ («средств массовой информации»)… Но внутриучрежденческие партийные функционеры по указанию «свыше» усердно осуществляли «охват трудящихся» подобной просветительской пропагандой. При этом она была призвана обеспечивать даже не столько «просвещение (в русле партийных установок) «выпендристых» по своей натуре учёных, сколько исходящее по инерции от партийных верхов требование обеспечить единое «стадное» потребление информации -, вероятно, с целью достижения и, главное,  «правильного» восприятия последней в рамках стандартных пропагандистских клише того времени. Без идеологического «присмотра» научное стадо оставлять было нельзя…

   Партийные организации КПСС, как известно, были тогда «встроены» в структуры всех учреждений страны и, хотя формально считались общественными и добровольными, без согласования с ними и контроля с их стороны не принимались и не осуществлялись никакие сколь-нибудь важные решения. Административная карьера даже очень титулованных учёных не могла осуществиться без «поддержки» парторганизации и стоящими над ними райкомами и обкомами (крайкомами) КПСС. Любая поездка за границу на какой-нибудь научный симпозиум (не говоря уже о туристических поездках) могла осуществиться только по рекомендации и в соответствии с характеристикой парторганизации и профсоюза, утвержденной райкомом партии после собеседования с кандидатом…  В характеристике обычно указывалось, что «товарищ – имя рек – политически грамотен, посещает политинформации и участвует в общественной жизни»… Поэтому, в соответствии с «правилами» тогдашней жизни, посещение этих самых политинформаций считалось обязательным.

   Я, помнится, делал неплохие (без ложной скромности) политинформации ещё в 50-60-е годы 20-го столетия, когда учился в институте и работал на производстве, стараясь использовать, в меру своих возможностей, любые, в т. ч. редкие и «полузакрытые» тогда источники.
   Самому делать такие политинформации было ещё как-то «терпимо». К ним я старался подходить «творчески», превращая в мини-лекции. А когда замечал интерес со стороны слушателей (из-за «новизны» использованных мною редких материалов и/или их «нестандартной» «самопальной» интерпретации) – то это даже немного приятно щекотало моё самолюбие – внимание товарищей и коллег льстило… Замечу, что в те времена телевидение и пресса были весьма ограничены в подаче информации, которая для «широких масс» - простого народа – была тщательно «отфильтрована и отформатирована»…

   Но когда кто-то из моих коллег – часто не очень интересующийся жизнью страны и международной политикой, делал это «по разнарядке» и формально -  медленно и косноязычно, скучно и занудно сообщая «новости», почерпнутые из какой-нибудь широко распространённой газеты («Правды» или «Известий»), - то «душенька моя не выдерживала»… Во время учёбы в техникуме и институте (в 40-50-е годы) – во времена засилья пропагандистской «обязаловки» - приходилось терпеть. Но когда я уже работал в  Институте Тектоники и геофизики ДВО РАН (в 70-80-х годах), и усердные партийные карьеристы буквально заставляли  всех сотрудников (в том числе достаточно высоко эрудированных маститых «остепенённых» учёных) в обязательном порядке присутствовать на политинформациях (как-будто речь шла о малограмотных дореволюционных крестьянах), то я старался не напрягаться пустой тратой времени и часто манкировал посещением этих пустых говорилен (устраивавшихся «ради галочки» в списке выполненных партийных мероприятий…). О роли партийных организаций не только  в учреждениях РАН, но и во всех других организациях СССР до перестройки – см. Википедию.

   …Помнится, как однажды по жалобе избыточно усердного в общении с дирекцией и парторгом завлаба лаборатории на непосещение мною и ещё одним (о ужас – партийным!) коллегой подобных политинформаций, нас с ним как-то «пригласили» в партком. Здесь и. о. секретаря (по совместительству), а в «обычной» жизни – наш же коллега-геолог (но типичный карьерист, директорский – при Ю. А. Косыгине – подхалим и собутыльник ) в присутствии ещё двух номенклатурных коллег (не стану называть фамилии участников этого «мини-аутодафе») начал пенять на наше «плохое поведение» партийному коллеге и мне, не последнему всё же в институте  человеку (в должности тогда уже ведущего научного сотрудника института), отцу пятерых детей – по возрасту уже находившемуся на шестом десятке… Моя попытка обратить нашу «проработку» в шутку не имела успеха. Тогда «тов. и. о. парторга» (не буду называть имя этого «товарища» - его уже нет с нами) пригрозил партийному коллеге «предметным разговором» на партсобрании… А мне было сказано, что, если  я не буду ходить на политинформации, то дирекция «рассмотрит вопрос» о моём пребывании в должности руководителя  Палеомагнитной группой лаборатории… Естественно, я «взбеленился» - возопил, что могу и сам прочитать кому угодно «хоть десять политинформаций» - даже самим членам горкома партии - , а тратить время на слушание занудных пустопорожних речей некоторых коллег не хочу… Меня тут же обвинили в гордыне и зазнайстве… Всё это было уже не так страшно и «чревато», как в 40-50-годы, но по-человечески всё же очень противно.
    Прочитайте, пожалуйста, обязательно (если не читали) главы 24 («Политические кампании в СССР в 1949-53 гг.») и 29 («Зачистки инакомыслящих в ЛПИ»)  сборника «Начало». Лучше осознаете, от чего – с таким трудом и жертвами – мы ушли…

   …Такие, вот, были «моменты» даже спустя четверть века после тех достаточно тоскливых времён. И везде в подобных случаях главную роль играло не столько нарушение со стороны «провинившихся» каких-то законов (даже не юридических,  а просто правил «социалистического общежития» и общественной морали того времени), сколько чисто «человеческий фактор» - инерционное стремление партийных функционеров (даже среди учёных!) и холуйствующих беспартийных администраторов не осложнять свою служебную и научную карьеру, вследствие  «попустительства отвязанным вольнодумцам» вроде меня… Как принято говорить: «ничего личного!».  Сейчас, в XXI-м веке, учёному люду уже хоть можно заниматься только своим делом – наукой -, не отвлекаясь на разную ерунду…

                В. ПРОБЛЕМЫ НАУКИ В РОССИИ В НАЧАЛЕ XXI ВЕКА
   Фундаментальная наука – это, конечно, поиск, «выбор цели» и напряжённая «разработка» соответствующего блока научных задач, решение которых в большинстве случаев часто не даёт в ближайшее время конкретного – ясно видимого – результата.
   Кто из окружающих великого Фарадея в начале XIX века мог предположить, что его опыты с соленоидом (цилиндрической катушкой из медного провода) и постоянным магнитом, а также исследования по химическому действию тока и электролизу приведут к «открытию» электричества и его использованию во многих отраслях техники – от мощных гидрогенераторов тока в гидравлических турбинах на ГЭС до широко применяемых в быту аккомуляторов и батареек…

   Часто трудно предсказать, к чему могут привести, казалось бы, далёкие от реальных практических нужд и совремённой жизни различные «заумные» теории… Недаром остроумный физик-теоретик Д. Максвелл (автор волновой теории света – предсказавший  электромагнитные волны ещё в конце XIX-го века) на вопрос, – для чего нужна и какая польза от его теории -, ответил: «Вы оцените её через 100 лет, когда будете собирать налоги (< за пользование электричеством >).

   Действительно, не все в Российском государственном истэблишменте всегда понимали (и понимают!) роль фундаментальной науки как «двигателя» прогресса. Отсюда частые «нападки» на научное академическое сообщество за его, якобы, малую отдачу, что «выливалось» в  неоднократные попытки «реформирования» организационной структуры Российской Академии наук…
   Последнее способствовало выработке у некоторых представителей научного сообщества ложного осознания своей «неполноценности» и комплекса «невостребованности» науки, в целом, со стороны различных народнохозяйственных промышленных производств.
   
   В этом отношении учёным, работающим в т. н. «прикладной» науке –, например, разработчикам новых производственных технологий – «жить легче», поскольку у них существует более тесная связь с производством и отдача вложенных в научные разработки средств «просматривается» в более короткие сроки…
   «Фундаментальным» же «научникам» постоянно приходится доказывать важность и необходимость востребования своих исследований перед финансирующими науку органами, не всегда достаточно эрудированные представители которых часто требуют от учёных большей «конкретики»… При этом учёным часто досаждает непонимание и невостребованность производством многих ценных теоретических разработок и аналитических «поисковых» работ, носящих обобщающий характер…

   Отсутствие либо недостаточная активность «промежуточных» между фундаментальной наукой и производством  внедренческих фирм, могущих заинтересовать народнохозяйственные структуры, «довести до ума» и внедрения соответствующие фундаментальные разработки – основная причина несколько пошатнувшегося в глазах чиновников и обывателей реноме РАН, где сконцентрировано подавляющее большинство учёных, составляющих своими достижениями славу России.
   Безусловно, и самому академическому сообществу целесообразно повысить требования к учёным в своих рядах (что, как будто, уже и делается), но, в целом, РАН нужна России, это кажется поняли и власти «наверху». Планируется создание различных совместных согласительных комиссий из числа учёных и правительственных чиновников. Эти комиссии призваны на основе издания различных постановлений и подзаконных актов в рабочем порядке оперативно регулировать в дальнейшем отношения между ВЛАСТЬЮ И НАУКОЙ.
   Более активно стали развиваться научные инновационные и внедренческие центры со взаимно тесно сотрудничающими коллективами учёных в области теоретических и прикладных исследований. Сделано немало, но предстоит добиться ещё большего.
   Хотелось бы надеяться на дальнейшие успехи Российской науки!