The quest

Солнце растекшимся желтком запеклось в облаках; ракушки мелкой яичной скорлупой впечатались в песок, волны пенились и шипели как яичница на сковородке; на закате день таял и остывал.

Его ступни слегка увязали в песке, одинокая цепочка следов протянулась метров на пятьсот, пора бы уже повернуть обратно. Смеркалось здесь быстро, но он все не мог привыкнуть. 

Кокос стремительно вертелся в волнах как веретено, поворачиваясь то желтым, то лиловым боком. «Смотри: кокос... как веретено» - мысленно обратился он к ней. Но ответа не последовало. Он задумчиво взглянул на свою бледно-молочную пару ног, привезенную с севера - одну только пару.

Мелкие белесые крабики-паучки ныряли в песчаные норки – песок местами был как перфорированная карта. Может, это было сложное послание человечеству от коллективного крабьего разума – он бы непременно так и пошутил, будь она рядом.

Он скучал: яростно, привычно, покорно - даже здесь, особенно здесь, где океан лижет пятки, где глазированные молочным шоколадом туземцы ласково улыбаются, и довольные люди бродят взад-вперед взявшись за руки. Здесь он особенно остро ощущал свою непарность. Она не перезвонила перед его отъездом, и он знал: короткая смс-ка-отписка, пискнувшая в его мобильнике несколько недель назад, была последней.

Солнце не село - упало в воду, темнота стала плотной на ощупь. Щуплый старик с дубленой черной кожей, в саронге и мотоциклетной ушастой шапке, брел куда-то один под звездами в ночи.

По ночам здесь раздавались мерные тяжелые удары. Так бьются животом о воду неопытные прыгуны, так, животом,  билось о сушу  море - с размаху, всей массой, снова и снова. Он думал со странной надеждой - что вот этот сокрушительный удар точно будет последним. Или этот? Или следующий... Или... Он открыл глаза и увидел запутавшееся в москитной сетке солнце, уже утро, ее нет рядом и никогда не будет: Привычное пробуждение, пусть и в других декорациях. Но колющая мысль нанизывала все эти пробуждения на одну нить длиною в месяцы; это депрессия - сказали ему - а вот не съездить ли вам в оздоровительный тур. Да нет, это не йога тур, это квест. В новой обстановке вы переживете и переработаете болезненные ситуации... Да нет, при чем здесь компьютерная игра. Это специальная программа, уникальная разработка.

Да, ввязался... Но ему не жаль было денег. И куратор программы, крикливый, демонически вращающий глазами мужик в ярком  пиджаке (о таких говорят - "харизматичный") мог бы не надрываться, пытаясь продать "уникальный продукт" - он бы все равно уехал.  Он даже не стал читать программу.

Хвост свежепойманного тунца, едва уместившегося в соседнем тук-туке, подметал пыльную дорогу. Сегодня первое занятие, надо куда-то ехать, и вот он послушно едет, нет, его везут, как этого тунца,  но это лучше, чем сидеть в номере.
Он отдал своему тук-тукеру липкие ветхие разноцветные купюры, вылез из игрушечного вагончика.

За дверью с мутным стеклом обнаружились сидящие в кругу соотечественники. Ну вот, подумалось ему - американщина, прямо-таки собрание анонимных алкоголиков.

    «И я познакомился с ее детьми, был у нее дома, ну и... конфеты-букеты-кафе, и неожиданно она.... Все это время встречалась с кем-то еще, и .... А мне ведь всего 46, и я, знаете ли, неплохо сохранился.... как могут быть женщины так коварны?!»
Он вдруг осознал, что лысый Марк адресовал вопрос ему, и пожал плечами. Разве можно не быть коварной с таким, подумалось ему, с этим странным стареющим эльфоподобным  хоббитом,  с фигурными ушами, острым носом и глазами встревоженной птицы. На лысине Марка подрагивало солнечное пятно. Он сосредоточился на пятне, стараясь уйти от вопрошающего взгляда.
   «Ну-ну - оживился куратор - а почему бы вам не поделиться вашей историей? ..... Нет?  Не сегодня? Вы уверены?»
Куратор наскакивал на него, как петух - яркой рубашкой, особым прищуром глаз, неожиданными вскриками.
"Вы уверены?" - почему-то прокричал он.
    Да, он уверен, господи, что за идиот.... Наверное, учил раньше кого-то что-то продавать. И зачем он только согласился на эту программу, все равно бесполезно.

    - Бесполезно - прорыдала женщина в белой косынке - Он не отвечает мне.
     На крестик, приютившийся в ложбинке пышной груди, скатилась капля - то ли пота, то ли слез.
      "Мы на православном сайте познакомились, у нас переписка каждый вечер была. И вдруг он пропал, понимаете?! Что? Нет, он не мог, я знаю, он не мог... Ну и что, что ни разу не виделись? Я его знаю, понимаете - знаю, я его так чувствую, вот прямо чувствую его..."
      Он тоскливо посмотрел на ложбинку, на голубые навыкате глаза. Какая дура. Православная дура. Нет, ему и его истории не место в этой компании. Но духота накрывала его ватным плотным  одеялом,  и не вскочить было, не сбежать, и ноги влажным потом приклеились к кожзаму сиденья, и плавали в липкой жиже, и некуда ему было идти.

    «А ведь я, между прочим, нравлюсь женщинам» - с неожиданной обидой заявил редактор партийной газеты . «И да, переехал, знаете ли, по большой любви, в другой город, вот, сменил все - дом, работу, вступил в партию... Ничего не имею сейчас: ни дома, ни авто... Но в партии я по убеждениям, да. Я думал, что смогу, пусть даже она с другим, но я....»

     «С другим, с другим» - привычно засигналило у него в голове. Он начал слегка покачиваться в ритм с этими позывными к очередному приступу и смотрел в изумлении на мечущегося у доски куратора, который мелком чертил схемы, которые, видимо, должны были демонстрировать динамику. Чего? Продаж? Ах да, его чувств. Чувств коварно покинутого Марка, православной дурочки, незадачливого редактора.... Зачем он бьет крошащимся мелом в эту точку? Господи, зачем он так кричит?

     Голубые глаза с испугом уставились сначала на точку, потом на него. Крестик в глубокой ложбинке блестел - то ли от стекающей туда влаги, то ли от солнца. Он брезгливо поморщился. Она, как и все женщины, не была "ею". Он представил, как просто было бы выпить вместе кофе. Правда, кофе здесь отвратительный... Как он лениво, не глядя в эти водянистые доверчивые глаза, прочел бы ей лекцию. О чем угодно, это он может. Она будет молчать и внимательно слушать. Пожалуй, он бы управился за вечер. Но нет, пухлые руки, завитки светлых волос из под платка, крестик в вырезе платья ... Дятел в его голове затихнет ненадолго, но затем вновь примется стучать: "С другим, с другим".

Куратор продолжал постукивать по доске мелком. Победно вскрикнул. Он медленно отлип от сиденья. Все, на сегодня все.

- А вы не знаете, где здесь можно выпить кофе? - голубые глаза смотрели не моргая.
 Скучно. Как же скучно. Скучно все: в отель одному, пить кофе вдвоем. Но, может, дятел отступит хотя бы на сутки? Он галантно придержал дверь. Округлые щеки под легким загаром вспыхнули, она уже, еще до "лекции", смотрела восторженно.

    На следующее утро он вскочил, но запутался в пологе москитной сетки. Но выбираться из кровати следовало быстро - прежде, чем чужие руки попробуют обвить его, прежде чем придется изображать нежность или что там нужно этой чужой женщине. Прежде, чем эти глаза увлажнятся и начнется нытье - "ах, мы общались душами, душами, я его так чувствую!..."

     Он ненавидел утро. Он глушил его сигаретами, кофе, он терпеливо ждал, когда оно пройдет. Сейчас нужно было еще ждать, когда уйдет она. Он  умело выскользнул из ее неловких объятий: быстрее, а то мы не успеем... Я не успею... Мне тут нужно, по делу, да - с утра. Но я могу тебя подвезти. Сама?
Он с облегчением смотрел вслед синему тук-туку, увозившему ... Как же ее имя....
Черт, где он оставил пачку сигарет?

   Днем за мутной дверью раздавали задания. Да, просто идите по улице. Любой необычный и неожиданный для вас поступок. Мы будем за вами наблюдать. Ходить можно парами.
- Ой, а можно с вами? С тобой.... -  она смотрела преданно и просительно. Он бы предпочел пойти один, но жара замедляла реакции,  и прежде чем он нашел что ответить, она уже лепетала: "Я помню, как ты вчера сказал - что не с кем бывает поделиться. Ну, чувствами, впечатлениями. Поделиться. Мне как раз это нужно. Просто чтобы ты выслушал."

"Поделиться" - да, это работало всегда. Господи, как же все эти бабы похожи. Но они ведь хотят, хотят, чтобы их обманули. И он дает им то, что они хотят.
Нет, он ни с кем не готов делиться. Если только с той, что осталась смс-кой в мобильнике. Строчкой в той сентиментальной песне.

- Вы ведь... Ты ведь тоже... Я знаю, я тебя чувствую, у нас же похожая ситуация.... - она раскраснелась, хлопала белесыми ресницами, цеплялась за рукав.
Если бы тунец из того тук тука заговорил с ним и заявил, что у них похожие ситуации, он вряд ли удивился бы больше. Эта нелепая женщина с ее нелепым приключением на сайте православных знакомств...

Он отвел глаза. Надо ее переключить, эту страдалицу, на что-то...
"Смотри - кажется, там снимают клип" - и он подтолкнул ее в сторону какой-то съемочной группы, чудом разместившей камеры между обочиной с ревущими грузовиками и запыленными киосками.

   Бодрая музыка, улыбающиеся лица. Он поощрительно кивнул: ну же, давай, что-то необычное. И вот уже веселый оператор протягивал ей газету с извивающимися чужими буквицами. Оторвал кусок. Подмигнул. Свернул в маленькую трубочку, и надкусил бумажный рожок. Протянул ей.

Он облегченно вздохнул и пошел прочь - на сегодня чужих излияний можно избежать.

 Он оглянулся один раз. Она рыдала и ела клочки газеты, пытаясь поймать его взгляд. Черные следы типографской краски, вперемешку со слезами, вокруг искривленного рта.
"Господи, какая дура" - беззлобно и спокойно подумал он. И вдруг - дятел затих. Он не чувствовал ничего. Только струйки пота, обжигающий воздух и азартно сигналящие машины.

Этой ночью ему приснился сон.

Часы с надписью "Доменико Трезини" - на станции заправки - это подсказка в квесте, в котором он блуждал с кем-то в своем сне. Надо было попасть в другое измерение.
Они зашли в тупик в некоем садоводстве  перед участком земли с надписью "пропасть Александра" - и какой-то мужчина пошел по этой земле и провалился. "Ну же, что-то необычное" - вился вокруг него куратор программы и яростно вращал черными глазами-точками, бессмысленными и сосредоточенными, как у петуха.
А вход в другое измерение - он был там, где часы - это было видно по карте из космоса. Трезини не мог их спроектировать - слишком современные.

Минуту после пробуждения он созерцал москитную сетку. Да ведь это с ней он шел когда-то мимо доски на здании двенадцати коллегий, с ней читал "Доменико Трезини", с ней во время той прогулки вспоминал, где было покушение на императора Александра... И пытался сверить время по отстающим городским часам.

    Он не пошел на "занятия", а вместо этого сидел на берегу, и ковырял вилкой нежно-розовые креветки, маленькими полупрозрачными эмбрионами спящие в толще рисовой россыпи. Волны подкатывали чуть ли не к самому  столику, и он мог различить крошечных стивен-кинговских кордильеров, мелко перебирающих ножками на гребне. Они притворялись пенистой кромкой на барашке волны, но он-то видел - они бежали пожирать:  его время, его надежды, его креветки.
    Внезапно он услышал позади себя подзабытый позывной - эту мелодию он когда-то установил на нее в своем мобильнике. Флейтовые ноты, как из дудочки сказочного крысолова, куда-то потянули его тело, сердце привычно ускорило темп, рука непроизвольно потянулась к телефону... Звонила не она и не ему.


Рыбаки - вдалеке их сморщенные темные тельца как окурки от его сигарет - тянули сеть. Он пошел к ним без всякой цели, просто надо было куда-то идти. Каждый вечер у них в сети бьется блестящая мелочь - ничего стоящего. Он приблизился, чтобы наткнуться на партийного редактора - крупного, белого, рыхлого, подпаленного солнцем до неопрятной, пятнистой красноты.
- О, вы - засуетился тот, подсовывая камеру - Так, держите, держите, будете снимать, как я помогаю тянуть. Нажимать вот сюда, вам понятно?
 И всучив ему камеру, редактор бодро побежал к рыбакам, залихватски взялся за сеть.

Он не помнил, в какой момент в камере возникло круглое лицо, едва тронутые загаром руки, спутанные светлые волосы. Она лежала на берегу в той же позе, что и утром в его постели. Рот так же приоткрыт – она и спала с открытым ртом. И крестик был на месте. И, кажется, ее откачивали, и волосы свалялись и испачкались в песке. Он не знал, зачем он продолжал снимать. Наверное, некуда было деть камеру - он потерял из виду редактора.

Сон этой ночью был мутным и тревожным. Он попался в сеть, и бился - хвостом, плавниками, и был вытащен на сушу. Но никого не было на берегу. Он один, рыбаки ушли, до воды не добраться, и сеть лезет в рот. На попытке закричать он проснулся - уткнувшись лицом в спутавшийся москитный полог.
Светлые волосы на подушке - зачем они здесь? - внезапно вызвали чувство острой тоски. Ему вспомнились другие,  темные. Он вскочил, привычно пытаясь побыстрее выбраться из кровати, но вспомнил. Он один. И можно не торопиться.

Куратора программы он на месте не застал. Тихий молодой человек, блондин, загорелый настолько, что глаза казались нашитыми на лицо лазурными пуговицами, улыбнулся ему нереально белыми зубами.

"Ваша программа - она не помогла. Что за примитивные приемы?" - он возмущался скорее по привычке, но энергии для настоящего скандала в себе не ощущал.
Дело не в деньгах, терпеливо втолковывал он молодому человеку - но в чем же смысл? Да, он уезжает раньше, нет, ему не нужна групповая терапия.
Молодой человек помолчал. Стал перебирать какие-то  бумаги.
Он между тем судорожно обыскивал карманы - неужели опять оставил сигареты отеле?

Видите ли, - осторожно сказал молодой человек, старательно смотря вниз, приглушив лазурь - дело в том...что вы не прошли квест.
Он нетерпеливо дернулся. А, ну да, все эти ваши упражнения.

- В чем был ваш ....квест? - не выдержал он.
- Видите ли... по условиям договора...мы не разъясняем. Но вы не прошли. Я сожалею.

Он вдруг наконец-то вспомнил, где оставил сигареты. В синем тук-туке, когда он усаживал ее, буквально на минуту бросил на сиденье. Нет, в этой поездке ему не везет, во всем. Пачка была еще не даже не начата...

В аэропорт он ехал в одном из этих спичечных коробков с моторчиком - на это раз в красном - вдвоем с чемоданом они как раз поместились на узком сиденье.
Ему некому было пожаловаться на бездарную программу, голодных кордильеров, теряющиеся сигареты. Не с кем было делить неизменную яичницу и мутный цикориевый кофе в отеле по утрам. Впрочем, он привык. Если нельзя - с ней, то лучше уж ни с кем.

В зале ожидания над айпадом склонилась хихикающая парочка.
- Блин, смотри сколько лайков - а клип-то сделали буквально из ничего, из мусора, можно сказать - молодой человек прибавил звук.

Музыка что-то смутно напоминала ему. Но вспоминать было некогда, он оставил парочку и поспешил к стойке регистрации.

- Да нет, это такая рваная манера съемки, ну, знаешь, когда как бы любительская камера и в руках дрожит - говорила девушка.
- Ага. Только я не понял, зачем она тут ест газету, хотя все равно прикольно. Но, блин, вот когда она на берегу лежит - и изображение скачет - и правда, классно сделано.
- Только название странное - как в компьютерной игре. Я бы... Не знаю... я бы "Русалка" назвала или как-то так.
- Какая нафиг русалка! Ты посмотри на эту тетку - это жесть....

В самолете он думал только об одном - когда же можно будет закурить. Перелет был без стыковок. Он задремал - и видел дверь под часами, и знал, что за дверью ждет она, и надо только вспомнить код, там должен был быть какой-то ключ, возможно, крабьи иероглифы на перфорированном песке или эта мелодия - где и когда он ее слышал?..