Schlafless. Часть 1

Schlafless.
Дорожная сказка.
I.
«Письма следует начинать с обращения, но, подумав, я решила отказаться от подобной затеи. Упоминание того или иного имени в таком письме непременно наложит несмываемую тень на человека, от которой ему уже не избавиться. На него будут смотреть осуждающе, полагая ошибочно, что причиной всему стало какое-то его (без)действие.  Припишут безответную любовь, напряжённые отношения, ссору, зависть или травлю, интерпретируют и в удобном формате разнесут по белому свету, как семена диких трав.
Если вам так интересно знать правду, вы можете прочитать это письмо.
Не стану убеждать вас не плакать и не горевать. Вы все имеете право выбрать модель поведения. Я не знаю, выберет ли кто-то слёзы и концентрированную скорбь. Не упрекайте меня в бесчувственности. Если предположить, что несколько человек, которые нас знали, действительно огорчатся, всё равно можно решиться на это - когда своя боль сильнее чужой.
Эгоист в этом мире - победитель. Я победила.
Суть в том, что моё вдохновение ушло «навсегда».
Оно всегда ускользало, словно ночная тень. Я бесконечно ловила его в людях, в чьи тела оно вторгалось; кажется, оно владело техникой переселения душ. Поначалу мне было непонятно и неприятно, что ни одно моё знакомство не обернулось вечной любовью, но сейчас мне так ясно видится этот образ. Оно стало моей единственной религией, поэтому я улыбалась:  я самый настоящий однолюб, я книжный идеал верности и возвышенности.
Оно всего лишь меняло оболочки. Настоящие люди были бесконечно далеки от меня; мы никогда бы не сумели понять друг друга, но  оно создавало превосходную иллюзию близости умов, чтобы скоро исчезнуть в толпе. Мне приходилось выбираться в социум, чтобы найти новое его телесное воплощение, подойти на минимальное расстояние и заново подружиться.
Так было всегда, пока не…
Оно совершило неверный выбор? Оно встретилось кому-то другому, не мне? Променяло?! Когда я поняла, что пришло время перегореть, я не испугалась. В самом деле, разве нужно бояться этого? Мне нужно найти вот так пропавшую часть меня самой.
Если ты понимаешь, о чём я, если именно тебя я не нашла, но моё письмо каким-то образом оказалось у тебя в руках, приходи. Я буду ждать тебя. Тем, кто не понял, ещё раз советую не придавать этому особого значения и думать о себе; впрочем, для вас это слишком необычно, и вы, заткнув уши и закрыв глаза, станете петь свои унылые песни о чужом неправильном поступке. Можете начинать, мне не жалко.
Искренняя в поиске,
…..»
- Ну как?
- Отвратительно.
Его брови изогнулись на миг, но тут же лицо просияло; развеселился.
- И что же тебе не нравится, поясни?
- Во-первых, сопливо, будто не взрослый парень пишет, а пятиклассница. Во-вторых, никакой последовательности и связи. Где логика? Всё поломано, всё, что можно только нарушить, нарушено, и при этом совсем не умно и не прогрессивно – это я тебе говорю на будущее, чтобы не приплетал аргументы типа «Я, Автор Двадцать Первого Века, экспериментирую с формой и ищу новые её воплощения». Не прокатит. Я уж молчу о смысле. Так что оставь эту затею. Картины даются тебе лучше, это твоя стихия. Словоблудие не для тебя.
- Ну, спасибо, твоя критика всегда чистосердечна, - улыбнулся он.
- Это было неудачно.
- Что ты, у меня просто хорошее настроение, - продолжал он, сияя, как медный пятак.
- С чего бы?
- Приятно, когда тебе говорят правду.
- Тебе много врали?
- Нет, почти никогда. – Лицо его напоминало китайский болванчик. Сколько можно лыбиться?
Вечно у нас с ним странные разговоры. Какой-то не от мира сего, слишком художник, хотя, возможно, у меня просто-напросто редуцирована способность видеть простейшие человеческие реакции и читать их соответствующим образом. Если дело касается отношений между каким-нибудь человеческим существом и мной, то сразу возникает натянутость, неестественность. Пытаясь понравиться, я становлюсь смешной, как деревянная кукла, говоря то, что думаю, приобретаю очередного недоброжелателя, который, плюнув от досады, в лучшем случае прекратит общение, а в худшем начнёт обвинять меня в том, что у меня не всё в порядке с головой или что я провоцирую ссору. Меня называли расчётливой, потому что я контактировала с представителями своего вида исключительно по делу, однако вызвано это было ранними детскими неудачами, когда я не умела быть ласковой с родителями, дружелюбной с ровесниками и вежливой с работниками детских учреждений и слышала упрёки, сути которых не понимала. От меня требовали того, чего у меня не было – эмоций. Выручал рассудок. Каждая неудача переплавлялась в бесценный опыт, опыт расфасовывался в стандартные модели речи и поведения, и я могла уже применять их, и меня не гнали, но.… Кажется, они чувствовали подделку и инстинктивно отдалялись, предпочитая иметь дело с нормальными.
Этот парень отлично вписывается в окружающий мир, у него туча знакомых и друзей, отменное чувство юмора и исключительный художественный талант. Я до сих пор не знаю, отчего он так интересовался мной, и… Мы, наверное, были вместе?
Он ни разу пока не пришёл меня навестить, хотя уже прошло двадцать дней с того момента, как я вновь обрела время, услышав разговор медсестёр (Катя жаловалась на дежурство в новогоднюю ночь). Авария была 34 дня назад. В бессознательном состоянии я была десять дней, в безвременном – четыре.
Странно, наверное, лежать и так считать дни, складывать их, мысленно двигаться по столбцам календаря, перескакивая в один миг сутки, в которых каждая секунда прочувствована, физически пропущена через душу, выжжена рубцом на циферблате, вышагана стрелками, выгравирована на поверхности моего угасающего «я». Но чем ещё заняться разуму, запертому в коробке?
Впрочем, есть у меня ещё одно занятие в перерывах между приходами медсестёр.
Память моя играет со мной в странные игры. Очнувшись не по-настоящему, осознав себя как тело, лежащее на плоскости, неподвижно-каменное, подобное Прометею, заколдованное, криоконсервированное, в тишине оставленное, я пережила самый космический ужас, превратившись будто в чистую мысль, в подобие бога, если будет угодно, но беспомощно замкнутого и бесталанного, бесплодного, маленького. Кажется, я не знала тогда, что я человек, и, может быть, воображала себя обломком скалы, а впрочем.… Это единственный случай, когда я испытала нечто сильное, сокрушительное, и страх в том, что длилось событие всего миг; причина была в полной потере временных ориентиров.
Это потом было подсчитано, что четыре дня плавала я в безумии, слыша мирские голоса, но не различая слов, будучи готовой подсознательно выхватить из потока повседневной речи зацепку, спасательную шлюпку в море неподвижности. И мне удалось. Сразу же пришёл в действие огромный механизм. Мгновенно вернулось из небытия моё имя, и нашлось место моё в мире; прежнее место…
Очертания моей жизни, краткое содержание предыдущих серий, если можно так назвать, фундамент, базис, маленькие факты, которые моя память выплюнула тотчас же, с тех пор продолжают проступать на тёмном фоне, кружась спиралью, нарастая, как снежный ком, умножаясь и делясь, как живые клетки. Я решаю кроссворд и отгадываю лёгкие слова, постепенно переходя к сложным, грызу карандаш, перечитываю задания и складываю картинку себя и мира. Мне это необходимо. Поэтому лежу неподвижно и пытаюсь восстановить воспоминания в полном объёме.
 Вот мы с Михаилом в опустевшей мастерской; где-то вдалеке оживлённые голоса, но слов не разобрать; вижу себя со стороны, и лицо моё бесстрастно, кукольно, и в круглой неподвижности только рот мой двигается, произнося упрёк его горбатому тексту.

II.
- Единственное, что не в состоянии отнять ни одно живое существо или явление, - дух времени.
Потому современница раздражена, видя большие искренне-невинные глаза молодой девушки-ровесницы, жившей пару столетий назад. Она бы предпочла лицо, не выражающее ничего или, на худой конец, дежурную улыбку персонала магазина и ни за что бы ни дала воли слезам в присутствии другого человека. Галантный век и сопровождающие его модели поведения вступили в конфликт с зубастыми десятыми. Просто-напросто.
Эта современница убеждена, что люто ненавидит своё поколение за чёрствость, пустоту, бездуховную телесность – ты можешь продолжить этот список или выбрать единичное качество – но, помимо собственной воли, она обладает этим. Это не общечеловеческая связь, данная принадлежностью  к роду «хомо сапиенс», но компонент, заложенный в конкретном временном срезе.
- Разве понятие «время» известно тебе?
- Для меня время – лишь смена сосудов, и благодаря принятому однажды ориентиру я могу назвать хоть сей же час, последовательно или в обратном порядке, как они появлялись и рушились.
- Избавь меня от этой скуки.
- Ладно; но расскажи мне лучше, как у тебя дела?
- Всё в полном порядке. Тебе не о чем беспокоиться.
- Очень хорошо.
- На этот раз мне особенно радостно. Такой приятный оттенок. Мне хочется смотреть и смотреть в эти глаза. Ты веселишься?
- Напротив, я грущу. Видишь ли…
- Я могу чем-то помочь?
- Не стоит. Да.… Расскажи о ней.
- Хитрюга, ведь ты знаешь всё!
- Нет, совсем не знаю.
- Ну… Она очень красивая, стройная, как куколка, и очень-очень умная. У неё невероятные глаза, никогда не видел таких. Тёмно-зелёные, а вокруг зрачков оранжевые и светло-коричневые огоньки. Девочка с огоньками в глазах, понимаешь?
- Вы учитесь с ней вместе?
- Да, в одной группе.
- Она талантливее тебя?
- Ну и вопросы ты задаёшь.
- Что не так?
- Я не могу судить о ней.
- Попробуй.
- Она упорная, как танк. И очень умная, я уже сказал. Хотя она не художник. Ей бы математика подошла или что-нибудь точное. Реставрация, впрочем, неплохой вариант.
- Почему она поступила в Академию?
- На самом деле её заставили родители, они актёры. Хотели, чтобы дочка пошла по их стопам, но очень скоро стало ясно, что у неё совсем нет склонности к театру. А вся семья у них такая… Люди искусства. Отдали её в художественную школу, потом с преподавателем занималась отдельно. Документы подавала и на живопись, но не прошла. А с реставрацией получилось. Она мне сказала, что даже рада, здесь нужно больше сосредоточенности и точности.
- А как здесь оказался ты?
- Мне тяжеловато, если честно, да делать нечего. Деньги нужны.
- О чём ты?
- Это надёжно, думаю. Нужно маму и папу поддерживать. Они у меня славные. Когда я мелким был, они сомневались много: «Кем ты будешь потом, голодранцем? Мы не богачи!», но потом позволили мне ходить в художку, обеспечивали самым лучшим, сил не жалели. Хотя, когда я поступать вздумал, такое началось.… На живопись я прошёл, кстати, но выбрал реставрацию.
- Похоронил мечту?
- Конечно, нет. У нас есть разные дисциплины, я сам много работаю, преподаватели и ребята с других отделений помогают. Мне всё очень нравится.
- Какая редкость сейчас – заниматься любимым делом.
- Серьёзно?
- Нечасто встретишь людей, по-настоящему влюблённых в то, чем они занимаются. А вся горечь в том, что они полагаются на случай и никогда – на пробу. Везёт не всем, и появляются дурные настроения, будто одни рождаются с полным набором талантов, а другие – пустоцветы, обречённые на серенькую ненависть к работе. Поиски ограничиваются скучным скудным набором респектабельных с точки зрения общества и наиболее оплачиваемых профессий, в то время как человек идеален для необычной или редкой работы. Нужно только попробовать! Нельзя в наше время, дорогой друг, ссылаться на отсутствие знаний. Это не шутка. Вы короли информации, в вашем распоряжении огромные средства.
- Мы ленивы и боимся неудач.
- Верно, к сожалению, верно. Кажется, общение с этой девочкой не прошло бесследно.
- Нет, что ты! (смеётся)
- Пора покидать тебя, дорогой друг. Скоро утро. Спи спокойно.
- Жаль, что наши разговоры забываются, когда я просыпаюсь.
- Не печалься. На самом деле ты их не забываешь, они в темноте твоей памяти, далеко-далеко, но надёжно спрятаны. Если будет нужно, ты их найдёшь.
- Каким образом?
- …До встречи.