Поворот

Последняя неделя выдалась какой-то суматошной, но вот всё закончилось, закончилось успешно и , как всегда бывает после достижения долгожданного успеха, на смену азарту и творческим порывам пришла усталость и некоторое внутреннее опустошение. Битов откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Память обрывками перебирала события прошедших недель, месяцев и лет. От рождения идеи до её воплощения, от скромных опытов до небольших прыжков во времени, которые он совершил. Но с каждым днём работы и особенно теперь, по её завершении, всё настойчивее в голове возникал вопрос – зачем? И если решение технической стороны проблемы оказалось на удивление простым, то моральная, нравственная её сторона никак не вырисовывалась и потому была довольно мучительной. Поначалу казалось, что устройство позволит совершить что-то значимое, глобальное, повернуть ход истории. Низвергнуть монарха, предупредить о великих катаклизмах, предотвратить войны… Но в какую сторону совершить этот поворот и для достижения каких целей?  Внятных ответов на эти вопросы не было.               
Александр Битов, пятидесятипятилетний учёный-физик, много лет проработавший в одном из закрытых КБ, проживший лучшие свои годы в Советском Союзе и так и  не принявший идеи его трансформации в жалкое подобие капиталистического общества, а значит и моральные, политические и экономические ценности последнего, был если не одинок в своём отношении ко всему происходящему, то совершенно одинок в человеческом смысле. Жена ушла от него, как от неудачника, не сумевшего приспособиться к новым реалиям жизни. Лучшие друзья оказались в зарубежье. Ближнем и дальнем. И вот сейчас этот человек сидел в глубоком кресле в своей скромно обставленной квартире на берегу Грибоедовского канала , и устало размышлял о возможностях применения своего изобретения. «Убить Наполеона? Избавить Россию от нашествия? Но та победа – гордость за нашу историю. Только что нос у Сфинкса останется цел… И вообще – не хотелось разрушать череду событий, сформировавших русский народ, его дух, его правду, Россию, как государство. Просто было нестерпимо обидно за последние десятилетия его «развития».Ведь, не смотря на все издержки семидесяти лет советского строя, такой социальной формации в истории человечества больше не было. И не будет. Все богатства необъятной страны, её недра, её научный и культурный потенциал- всё принадлежало государству, народу( хотя бы во многом и декларативно). И если сравнивать плановую и рыночную экономику, то оценка их уж точно не будет в пользу последней. Бесплатная медицина, образование, уверенность в завтрашнем дне  подавляющего большинства населения, ощущение себя гражданином великой державы, ощущение Родины,- это ли не главные постулаты того общества? И как страшный диссонанс – Россия на стыке веков. Где деньги      - единственный идеал. Система образования и  медицины разрушены, в промышленности застой – уничтожены тысячи заводов, обветшали и опустели деревни, разворовываются и распродаются природные ресурсы, моральное разложение и деградация молодежи, чиновничий беспредел и коррупция…Воистину , три революции за один век, это даже для России многовато".
Битов открыл глаза и посмотрел на своё детище – небольшой кейс, лежащий рядом на столе. Он поблескивал металлическим цветом и, казалось, был переполнен невероятной энергией, способной перевернуть мир.
«Да – подумал Александр – с этой штуковиной можно наворотить таких дел. Только не надо горячиться, «эффект бабочки» ещё никто не отменял, а то ведь страшно будет возвращаться в своё время».
Из постоянно включенного приемника радиосети ведущий рассказывал о мероприятиях, намечаемых в городе в связи с юбилеем династии Романовых.
« Четыреста лет…Жалко Николая, а особенно его детей – размышлял Битов, захваченный этой темой –может  спасти царскую семью?..» Вдруг что-то стрельнуло в голове .«А что, если просто вылечить Алексея? Медики со дня на день придумают, как это сделать. Если уже не придумали. И пусть история развивается своим чередом. Николай , как император, не шибко удачная фигура, но если Алексей выздоровеет, это развяжет царю руки и держава,  кто знает, может и не рухнет. А как же Советский Союз? Нет, лучше не забираться в дебри. Решено. Лечим цесаревича. Кто у нас по детским болезням? Доктор Рошелев кажется.»
    Спустя много дней безуспешных попыток добиться аудиенции, Битов стоял визави в кабинете знаменитости и подбирая слова для разговора, который всякому нормальному человеку покажется фантазией человека больного, осматривал этот самый кабинет. Всё здесь было под стать хозяину – строго и основательно.
-Доктор, вы любите детей?- выпалил Александр и сам удивился такому началу разговора.
- Продолжайте – Рошелев прищурил глаза – но имейте в виду, у нас с вами пятнадцать минут и их не хватит на отвлеченные темы.
-Леонид Михайлович, спрашивая вас об этом, я лишь хочу подвести некую базу под свои дальнейшие размышления. Если вы любите детей, то не откажете в возможности излечить одного из них от гемофилии? Правда этот ребенок несколько особенный. Это Алексей Николаевич Романов. Сын Николая второго.
-Александр Константинович – доктор протестующе поднял руки – ей Богу, у меня много дел. Серьёзных дел. И тратить время  на пустопорожние разговоры – это роскошь.
-Доктор, давайте я буду оставшиеся тринадцать минут говорить, а Вы – слушать. Это очень важно. И не только для меня. Может быть для всех. Еще один вопрос – как скоро, по Вашему мнению, средство или способ излечения от гемофилии будут найдены?
-Это несколько не мой профиль, но полагаю проблема будет решена в ближайшие десятилетия.
-Замечательно! Мы с Вами отправляемся на пятнадцать лет в будущее -
Александр жестом остановил протест профессора – и  получив препарат, возвращаемся в то самое время, из которого стартовали. Это на фантастика, доктор, это реальность, физические тонкости которой я не буду объяснять по причине отсутствия времени и , извините, специальной научной подготовки. Затем , при условии Вашего согласия, совершаем прыжок например в тысяча девятьсот четырнадцатый год и после проведения необходимых процедур с цесаревичем (организацию которых я беру на себя) , появляемся в исходных, так сказать, временных позициях.
-Если даже это не бред – Рошелев безнадежно покачал головой – то не говоря о второй, трудно представить себе выполнение первой части Вашего плана . Предположим, к тому времени детского врача Рошелева уже не будет, и тут являюсь я, живой и невредимый, и испрашиваю в медицинских кругах лекарство и методику излечения от гемофилии.
-Доктор, в мире , где уже нет проблем с этой болезнью, Вы всегда сможете узнать как и чем с ней бороться, а я обеспечу Вас для этого всем необходимым. Важно, чтобы в принципе Вы были готовы совершить  этот гуманный шаг. А что касается бреда, то я убедительно прошу Вас посетить в удобное время мою скромную лабораторию для опровержения этого тезиса.
Короткая пауза показалась Битову вечностью. В душе он полагал , что гении, это не только усердие и самодисциплина позволяющие развить некий дар свыше, но и несколько авантюрный склад научной мысли, позволяющий нетрадиционными путями докапываться до истины, и , совсем не ожидая услышать  какой-то положительный отклик на свою идею, был приятно удивлен согласием медицинского светила заехать «но только на пять минут» по указанному адресу в ближайшее воскресенье.
В оставшиеся дни Александр успел «сгонять» один раз в две тысячи двадцать пятый год дабы убедиться в том, что его маленькая квартирка у Львиного мостика еще не преобразована в какой-нибудь офис и слегка прозондировать обстановку, а второй – в тысяча девятьсот тринадцатый и, где покуролесив вверх и вниз по временной шкале, во-первых, раздобыл немного денег( правда не совсем чтобы праведным путем), и, во-вторых, выкупить у хозяина «своей» квартиры( благо она пустовала  в момент его появления) её на год. Вполне удовлетворенный вояжами он с нетерпением ожидал визита Рошелева.

      -Послушайте, Александр Константинович,- доктор прохаживался по двушке, с интересом рассматривая оборудование, расставленное хозяином в её тесном пространстве наряду с необходимыми для жилья атрибутами – вы не создаёте впечатление умалишенного и хотя идея об излечении- тут он запнулся- ребенка от гемофилии сама по себе благородна, но последствия! Вы о них подумали?
- Дорогой доктор, к сожалению это единственное, о чем я думаю в последние два месяца. И совершенно уверен, что вмешиваться в ход истории нельзя,- мы не боги. Но исключить нелепую случайность – болезнь Алексея – пустив этот ход по логически более эволюционному пути, почему бы нет? Или, например, даже просто доставить сюда средство от гемофилии, чем катастрофически ужасным для будущих поколений людей станет это событие? А по аналогии – чем плохим для нас явится появление лекарства в одна тысяча девятьсот тринадцатом году?
- Вы авантюрист, Битов, и псевдофилософ. И даже при некоем изяществе Вашего плана, позвольте усомниться в его необходимости, да и в возможности реализации.
- Что касается необходимости, это уже внутренняя позиция, гражданская позиция, если хотите, ну, а на счёт реализации –Александр жестом пригласил Рошелева к столу- взгляните сюда, доктор. И он, открыв заветный кейс, стал показывать устройство его внутренностей подошедшему профессору.
- Вот здесь мы набираем необходимый год, затем проводим ряд манипуляций на пульте –пальцы Битова резво бегали по кнопкам, выключателям, клавиатуре – а затем…
Лёгкое дуновение. Голоса стихли. В опустевшей комнате раздавалось лишь мерное тиканье настенных часов. Был полдень.

Но не успел солнечный луч, пробивавшийся меж занавесок, переместить свой яркий зайчик и на миллиметр по столу, как словно издали, вновь всё явственнее послышались возбуждённые голоса и через секунду оба собеседника стояли у этого же стола. В руках у Битова был среднего размера пакет.
- Уверяю, профессор, никто не хватился Вас и наверняка Ваш водитель – он откинул портьеры и, раскрыв окно, указал рукой куда – то вниз – Ваш водитель не успел выкурить и сигареты с той минуты, как Вы вошли в этот дом.
- Он не курит –отрезал Рошелев- что же касается вояжа в тринадцатый год, то увольте. Инструкции у Вас есть, препарат опробован, счастливого пути.  И ради Бога, не натворите там чего – нибудь такого, от чего день сегодняшний превратится в могилу человечества.
- Леонид Михайлович, человечество как никогда близко к своей могиле в настоящей истории, и всякий предыдущий её поворот вряд ли приведёт нас к более плачевному состоянию.
- Оставим полемику -доктор устало посмотрел в глаза Битову- мы спорим с Вами уже два месяца или пять минут, не знаю, но, видимо, останемся при своих точках зрения. Ещё одно. Если что – то пойдёт не так, я имею ввиду - в медицинском смысле, то не смогли бы Вы появиться здесь для консультации, скажем, послезавтра, в том же часу?
- Договорились –Александр свыкся с мыслью, что всё предприятие придётся исполнить одному и поэтому ему не терпелось закончить беседу- в любом случае, приезжайте, я обязательно буду Вас ждать.
- До встречи - сухо произнёс Рошелев и протянул руку.
- Как получится – подумал Битов, отвечая на рукопожатие.

И вот он опять в своём кресле и в который раз перебирает в памяти события последних месяцев, лет… или секунд? Что – то подсказывало Александру, что Рошелев не придёт. Никогда. Битов открыл глаза и внимательно осмотрелся вокруг. Только сейчас он заметил разительные перемены, произошедшие в этой, каждым уголком знакомой комнате. Поворот произошёл! Но насколько глубоко и всеобъемлюще? Голова болела. Живописный синяк под правым глазом настойчиво напоминал о встрече со знаменитым старцем, заявившимся к нему на другой день после проведения инъекции цесаревичу, со своею «свитой», в результате которой времени для ожидания эффектов процедуры не оставалось ни секунды – надо было спасать свою жизнь.
Кутерьма двух месяцев: объявления в газетах, знакомство с дальним и ближним окружением императора, убеждения в необходимости лечения и безобидности препарата, и даже демонстрационное введение его самому себе, и, в конце концов, встреча с этим симпатичным, с умными глазами мальчиком, которого привезли тайком от Александры Фёдоровны,- всё это закончилось экстренным нажатием кнопки на поблёскивающем металлом кейсе.

Поворот произошёл. И как бы в подтверждение этих мыслей, из незнакомого  устройства,висящего на стене, полились звуки бравурного гимна России «Боже, царя храни!..» Вслед за тем, диктор объявил о программе торжеств, посвящённых празднованию четырёхсотлетия дома Романовых. И о том, что именитых гостей из королевских дворов Европы, будет принимать лично Михаил Алексеевич Романов, царь и самодержец всея Руси. Далее шло перечисление фамилий, титулов, но Александр уже не слушал радио. Он растерянно стоял у распахнутого окна и смотрел на почти неподвижную воду канала.
- А ещё мне очень жаль Александра Сергеевича - произнёс Битов задумчиво и загадочно улыбнулся, – Грибоедова.