Газенваген. Москва-Калуга

    Он нам с братом сразу не понравился. Своей кожаной курткой, наглым  взглядом, которым он по хозяйски окинул весь вагон, при входе в него. Это был не зашуганый гастарбайтер трудяга… Нет... Нет... Это был наглый чурбан, твёрдо стоящий в своих носатых туфлях на русской земле. С пузцом, с рыночной, но дорогой одёжкой, золотыми зубами и хорошей мобилкой.

    Зайдя в вагон, он сел, широко, по хозяйски, раскинув ноги и начал громко орать в трубку на непонятной смеси языков, состоящей из русского мата и какого-то южного наречия. Знаете, это был типичнейший овцеёб, один из тех, которых изображают на националистических листовках, пытаясь вызвать чувство ненависти к кавказцам у обывателя. Подобный типаж очень ярко отражён в фильме «Брат» (сцена в трамвае), этакий смердящий хамством неандерталец, противопоставляющий себя устоям общества.

    Не могу сказать, что меня или тем более моего брата можно было бы отнести к ярым нацистам. Ну я ещё куда ни шло, подобные идеи всегда витали в моей голове. Но вот мой брат… никак не подходил под категорию бритоголового фашиста, несмотря на то, что на его голове волос виднелось чуть более чем на коленке.   На четверть татарин, перепробовавший все виды наркотиков, которые были доступны в средней полосе России, хренов неадекват, 24 часа в день обкуренный и так любящий идиотские головные уборы. Такую краткую характеристику я мог бы дать своему брату для незнакомого человека.

    Несмотря на всё это, в наших головах синхронно возник столь характерный для русской цивилизации ряд вопросов: «А хули он? Хули бля? Дерзкий хач чтоли блять?». А носатый продолжал, как ненормальный, орать в трубку, умело тасуя русский мат с родным языком.

    С нами в вагоне ещё путешествовали несколько бомжей, в том числе и женского пола. Вполне возможно, что часть из них была цыганами, об этом говорил цветастый платок и домашние тканевые тапки на одной из «женщин». Вели они себя достаточно тихо, находясь в каком-то странном, толи алкогольном, толи наркотическом опьянении. Только их собака, лежащая на полу вагона, периодически скулила и пыталась подлаивать. Но в таких случаях, нога одного из бомжей, медленно опускалась на шею пса, слегка придушивая его. Тогда пёс жалобно скулил и умолкал на какое-то время.

    По счастливой случайности  или по воле богов языческих, в той поездке меня сопровождал, подаренный знакомым судебным приставом, немецкий газовый баллончик.  Эта модель была примечательна  тем, что в отличие от российских аналогов, обладала направленной струёй газа в жидком виде, а не распыляла его по типу аэрозоля. Установив что газа осталось на самом донышке, и сообщив об этом брату, я зачем то протянул ему оружие самообороны. Брат радостно улыбнулся и с восторгом спросил: «Это он что же прям струёй бьёт метра на 4?»

    И вот уже поезд отходит от станции «Балабаново» и направляется к нашему пункту назначения «Обнинское». В эти секунды мы ведём оживлённейшую дискуссию на тему того как применить остатки газа. «А может из окна кого-нибудь на перроне облить?» - вопрошает брат. «Да нет же, давай лучше какую-нибудь пьянь в Обнинске проучим, прибережём газку для подходящего случая» - отвечаю ему я.

    Вдруг нас как осенило, наши головы практически одновременно повернулись в сторону обезьяноподобного, который усердно жестикулируя, продолжал ругаться с кем-то из своих соплеменников сквозь трубку. И вот уже сумасшедший нацист зашагал в голове моего брата, яростно салютуя и требуя наказания для питекантропа. «Сука он заебал орать, животное еб*ное»- думали мы, испепеляя его взглядами.

    «Обнинское»- прохрипел голос дикторши над нашими головами, и мы поспешили к выходу. Решения принимались мгновенно, на сомнения просто не было времени. «Осторожно двери закрываются»- уже звучит за нашими спинами, и мы идём вдоль вагона с наружной стороны поезда. Мой брат крепко, словно солдат винтовку на войне, сжимает баллон. Горбонос сидя спиной к нам, что-то почуял и развернувшись в пол-оборота, злобно, но встревожено, глянул на нас. Как бы произнеся «чё пасёте сволочи уэээ?». Вот мы прошли около половины окон вагона, и я вижу в нескольких метрах от себя спину хача в кожаной куртке.

    Далее всё происходящее как-будто бы замедлилось, хотя действия происходили стремительно.

    Чурек сидит спиной к открытому сзади от него окну. Мой брат заглядывает внутрь вагона через окно, и просовывая туда же руку, громко, с особой издевательской интонацией, слегка гнусаво произносит: «Ээээй тыы». Человекоподобный резко оборачивается, и на его лице отображается сразу несколько достаточно сложносочетаемых эмоций: страх, ненависть и непонимание.

    На пике его мозговой деятельности, в тот момент когда он пытался ссумировать все слагаемые этой ситуации, из небольшого чёрного баллончика в руке моего брата, вылетела, причём надо заметить, очень напористо так вылетела, без всякого распыления, тонкая бесцветная струйка. Она легко коснулась лица чучмека, чуть вильнула в сторону и опять попала в него, на этот раз куда-то чуть выше груди. Доли секунды длилось его недоумение, а потом он взревел, взорвался кипучей горной энергией злобы и огромными шагами побежал к выходу из вагона, толи для того чтобы дёрнуть стоп-кран, толи чтобы выбежать через ещё открытые двери и покарать  своих обидчиков.

    Но он пробежал всего лишь пару метров и весь изъедаемый ядовитой смесью, плачущий, плюющийся, высунулся в окно и стал что-то истошно орать. Он пытался прочистить глаза рукавами кожанки, но их вместе с лицом всё сильнее жгло и разъедало, а состав заключённый внутрь баллона проникал в слизистые носа, горла и конечно под кожу, порождая желание, содрать её с лица собственными руками.

    Мой брат как-будто подготовленный заранее к подобному, лихо, по спецназовски махнул через двухметровый забор, отделявший станцию с городом и исчез.

    Двери вагона закрылись, а внутри бегали задыхаясь, бомжи вместе с арой, оголтело размахивая руками, попеременно высовываясь из окон. Горбонос даже кинул в меня бутылкой и начал материть всех кто находился на перроне.
А поезд почему-то продолжал, стоять на станции, не уезжая. Может быть «пасажирэн вон газенваген» удалось вызвать ментов по тревожной кнопке, или машинист заметил нездоровый кипеш в вагоне, уж не знаю.. Но в конце концов, поезд медленно тронулся под крики едущих в газенвагене унтерменшей, которые так и не оправились от газовой атаки.

    В конце скажу одно: «Собачку жалко».