Имеющий глаза да увидит
Сложно сказать, что стало тому причиной – грипп, который она перенесла или возвращение столь нелюбимой ею весны – но таблетки правды вдруг перестали на нее действовать. Это стало для нее … неожиданностью.
Она уже заканчивала университет, когда употребление этих таблеток стало повсеместным. Но это было так давно, что она уже плохо помнила, чем это мотивировали. Война тогда только закончилась, вся страна лежала в руинах, а людей надо было выводить из вражды и депрессии – не хватало ни рабочих рук, ни светлых голов.
Ежедневный прием таблеток давно вошел в ее расписание – это было так же привычно, как умыться, почистить зубы или позавтракать.
И вот таблетки перестали работать.
Она не сразу поняла, что случилось. Высокая температура и лекарства ослабили ее организм, сделали реакции медленными, а ум – заторможенным.
В первый момент она подумала, что просто еще не проснулась. Последний кошмар ей снился еще в университете – а потому за происходящим она наблюдала с отстраненным интересом, почти любопытством. Но время шло, а сон все не хотел заканчиваться.
Второй ее версией стали галлюцинации, бред из-за высокой температуры. Она с головой укуталась любимым лоскутным одеялом (дорогущий хенд-мейд) – драной вонючей тряпкой грязно-коричневого цвета – и лежала, закрыв глаза, ожидая, что все скоро закончится.
Понимание пришло потом. Главным фактором осознания случившегося стал запах гнили, сырости, протухшей воды, который она помнила с университетских времен – только тогда он был щедро приправлен запахом гари.
Ее роскошные апартаменты на 15 этаже – три светлые комнаты с видом на океан, огромная кухня-студия, просторный холл – превратились в маленькую комнатенку с ржавым умывальником в углу. Какой это был этаж и какой вид из окна открывался, она не знала – единственное крохотное окошко было забито картонкой. Квартиру освещала маленькая тусклая лампочка – но и ее жалкого света хватало на то, чтобы увидеть пятна плесени на стенах, лужи в углах, выбитый цементный пол.
Себя рассмотреть она не могла – в этом варианте ее жилья не было ни одного зеркала. Все, что она видела, - худые руки в многочисленных пятнах от ожогов, ноги в язвах и, вместо роскошного домашнего костюма, привезенного из прошлого парижского отпуска, – серо-коричневую тряпку странного покроя.
Но хуже всего было то, что время, отведенное на больничный, катастрофически заканчивалось. И в понедельник ей нужно будет выйти из квартиры, выполнять профессиональные обязанности, встречаться коллегами, общаться с подругами…
Она не понимала, как вот такая, грязная, больная, завернутая в лохмотья, она выйдет в их чистый, сияющий город, войдет в их роскошный офис, встретится с ухоженными красавицами-подругами…
Измученная этими неприятными мыслями, гонимая страхом, не знающая, куда приткнуться в непонятном помещении размером с кладовку, она заплакала – в первый раз после окончания университета. От непривычного действия заболело горло, защипало глаза, заложило нос. Это было так неожиданно, так неприятно, что она заплакала еще сильнее, и долго потом не могла заставить себя успокоиться.
Понедельник наступил с неотвратимостью казни.
В рабочие дни она привыкла просыпаться ясным солнечным утром, приятным и не ранним, завтракать любимыми круасанами с кофе и идти на работу – неизменно пешком, - наслаждаясь прекрасными видами родного города.
По темному вонючему подъезду она спускалась долго, медленно и почти на ощупь – вызывать лифт было страшно.
Улица дохнула на нее тьмой и сыростью, скупо сыпнула мелким колючим снегом в лицо. Холод пробирал до костей. Под ногами постоянно что-то хлюпало и проваливалось. Она не поднимала глаза от дороги – очень боялась поскользнуться и упасть, но еще больше – поддаться панике от увиденного и сбежать домой – в темную каморку, с которой уже почти сроднилась за эти дни.
Их офис считался одним из лучших в городе – 12 этаж, вид на город, парк и озеро, аппарат для кофе, бутербродница, разделенные матовыми стеклами рабочие места, что создавало и эффект отдаленности, личной свободы, отдельного пространства – и коллективности, поддержки, общности.
Рабочие дни здесь пролетали незаметно, вечерами она частенько скучала по офису – особым настроением, легкой атмосферой, дружным коллективом.
Теперь смысл ее работы глобально поменялся. Ей пришлось перетаскивать тяжелые грязные ящики в полутемном цеху – огромном одноэтажном здании с высоким потолком, под которым шли толстые ржавые трубы. Заговорить с коллегами она не решилась – они сновали мимо нее безмолвными, темными тенями, в которых она, как ни старалась, не могла узнать ни Светку, ни Оленьку, ни Валентину Алексеевну, с которыми раньше делила все радости и печали рабочих будней.
Сигнал к началу обеденного перерыва – пронзительный, громкий, долгий гудок – дали тогда, когда она уже смирилась с тем, что перерыва не будет.
Раньше она ходила обедать в миленькую кафешку соседнего фитнес-центра – и туда же из своих офисов прибегали Танька и Ленка, ее лучшие подруги. Она обычно заказывала салатики, крем-суп и зеленый чай. Танька неизменно брала что-то экзотическое – из японской или китайской кухни. Ленка предпочитала кушать по-серьезному – первое, второе, третье, десерт, компот.
Теперь же хлебать серую слизистую бурду в полуподвальном помещении пришлось в полном одиночестве – безмолвные одинаковые фигуры, сидевшие рядом, сложно было принять за хорошую компанию или любезных собеседников.
Домой она возвращалась в кромешной тьме, едва волоча ноги. Болели ноги и руки, не разгибалась спина. Где-то на половине пути ее опять накрыло желание поплакать, но сил на это уже не было, и она долго, сухо всхлипывала, пробуждая короткое шуршащее эхо в темных переулках.
Слезы пришли к ней уже ночью, вместе с первым полусном – когда к ней вернулось воспоминание про последний школьный учебный день, непередаваемое ощущение счастья и предчувствие необыкновенной жизни, которая ждала ее там, за порогом…
Жизнь и вправду получилась необыкновенной – две войны, экологическая катастрофа, Разлом… Мир выцветал на глазах, мельчал от сотрясавших его катастроф…
У нее отняли все – счастливую молодость, нормальную взрослую жизнь, шанс иметь мужа и детей, память и даже возможность знать правду. В школе она мечтала стать геологом – разведывать и описывать полезные ископаемые на далеких планетах, облететь всю галактику… А вместо этого должна была воображать себя счастливым менеджером среднего звена.
И вот теперь, пусть и неприглядная, правда начала вылезать наружу. Честно говоря, она была этому даже рада. Ведь когда-то она была человеком, любившим трудности и привыкшим справляться с ними. У нее все должно будет получиться.
Свидетельство о публикации №214080500818