Великая сушь
На мороз не на мороз, а чуть-чуть понизить градуc не мешало бы.
Жарко.
— Не знаешь, по какой шкале измеряется страсть?
Ответом лишь улыбка, а глаза опущены в тетрадь. Эта тетрадь — невидимая защита, за которой мы спрятались.
Со стороны посмотреть — ничего необычного; сидят двое, уткнувшись в тетрадь, не иначе к экзаменам готовятся. И разве кому-то придёт в голову, что экзамены остались в прошлом году, а в тетрадке… в ней время от времени пишется такое, что даже шёпотом не прошепчется. Шепчется, конечно, но не тут, на глазах случайных прохожих, а дома, а не то… эта шкала без названия может зашкалить так, что «великая сушь» на барометре с её невыносимой жарой, покажется тем самым морозом, на который выгоняют шептунов.
А сзади лавочки кусты, распушились неизвестными цветами, и никаких свидетелей, кроме чирикающих воробьёв. И можно незаметно прикоснуться рукой…
— Ты что?! Перестань…
— Что?..
— Не скажу.
— А ты напиши, — шепчу я.
Чуть дрожит рука, выписывая в тетради неизвестные вензеля. Напишет или нет?..
— Бессовестные! Как не стыдно-то? Совсем распоясались! Стыд-совесть потеряли!
Нет, это не нам. Это той парочке, что обосновалась в нашей беседке. В ней «готовиться» было бы куда удобнее — в стороне стоит, не на дорожке. Поэтому мы полностью разделяем гнев проходящей мимо бабульки.
Но мы не завидуем этой парочке. Если двое, едва оставшись наедине, сразу теряют «стыд-совесть», то у них не барометр с его «великой сушью», а обыкновенный градусник за окном, пусть и с плюсовой температурой.
Барометр — это когда давление начинает расти постепенно, начиная, например, от… «переменно».
— Посмотри на меня…
Теперь на губы… будь сейчас одни,
Твои бы губы взяли в плен они,
И не для вдоха, только лишь для слова,
На миг бы отпустили, чтобы снова
Взять в плен…
— И что за слово?..
— «Постой… дай дух перевести».
— О, это целых три…
— Так, значит, слишком волю дал большую? Куда ты смотришь?
— Велосипедист…
Проехал. Оглянулся. Смотрел бы лучше на дорогу!
Чуть-чуть замирает стрелка на барометре…
А тетрадь большая, и если под неё незаметно…
— Ты что?!..
И качнулась стрелка к «ясно».
— Не надо… увидят же…
— Я только лист хотел перевернуть…
— В желании неверный выбрал путь?
А голова склоняется ещё ниже над тетрадкой. Прикасаюсь губами к шёлку волос. Раз вопрос задан, невежливо не ответить.
— О, нет. Дорожный знак показал, что я на правильном пути.
— А разве на этом знаке не стоит «ограничение скорости»?
— Что-то случилось с тормозами, — шепчу я, стараясь преодолеть этот шёлк и подобраться губами поближе к уху, — можешь выписать мне штраф…
А сзади нет никаких велосипедистов… И дорожки нет. И можно вновь незаметно прикоснуться рукой…
— А-ах… тогда ещё один штраф. За езду в неположенном месте…
— Не принимается… я не вижу встречного движения… как только почувствую, сразу заторможу.
— Нет! Увидят же… хорошо. Хорошо…
А со стороны… нельзя же сидеть неподвижно?
Что у нас там на барометре? Давление растёт. Никак уже «хорошая погода»?
— Три нарушения…
— Я согласен заплатить любой штраф, если ты мне покажешь удостоверение.
В ответ — быстрый взгляд, лукавая улыбка и кончик языка.
— Вот оно что? Фальшивое удостоверение? А знаешь, что за это бывает?..
— Нет…
— Нет? А так?..
И встречное движение…
— Не надо… помню… помню.
«Великая сушь»…
«Великая сушь» — это когда ощущаешь её каждой клеткой, когда исчезает окружающий мир с его влажной зеленью, дающей тень и прохладу, и мы оказываемся в раскалённой пустыне и жаждем глотка воды. И потом, когда уже не в силах выносить эту нестерпимую муку, несёмся к своему оазису (благо, дом недалеко), и начинаем пить, пить, пить, смакуя каждый глоток, едва только за нами захлопнется дверь…
Свидетельство о публикации №214080500925