Один день из жизни Иисуса

“А в воздухе на распростертых крыльях
Распятый Иисус висел”

Жара не давала ему спать уже целых пятнадцать дней. Он был усталым, и голова болела и гудела. Тридцать лет и три года он прожил на этой земле, и тридцать три года его тело не могло привыкнуть к этой изнуряющей жаре. Когда жара становилась непереносимой, его голова начинала гудеть. Этот гул или шум наполнял не только его голову, но и все его тощее, высохшее тело, и тогда он уходил от людей. Переносить присутствие других было для него невыносимым в эти периоды. Он уходил в пустыню или к воде - подальше от городов и селений, подальше от людей.

Теперь у него опять шумело в голове, и он не мог решиться - сказать ли ему об этом своим ученикам и Марии или просто уйти от них потихоньку. Он решил последнее, и ушел, никому ничего не сказав. Так он делал уже не раз. Конечно, это не хорошо, но по другому он не мог, а они ходили за ним, не оставляя его ни на минуту последние три года.

Он уже сказал им все, что мог. Чудеса делать он не может. Он может только дать почувствовать веру. Веру в чудеса. Это он мог, да и то не всегда. А его вера была тоже -  как и эта жара - иногда непереносимая, а иногда мягко согревающая тело и отгоняющая мысли сомнений . А они были у него всегда. Сомнения в себе, сомнения в людях, сомнения в учениках и Марии, сомнения в вере и сомнения в боге.

Тогда его голова наполнялись шумом, и он уходил в пустыню. В пустыне было просторно и пусто. Но ночью жара спадала, и голова болела меньше. Тогда он засыпал прямо на песке, рядом с ящерицами и скорпионами . Засыпал и видел свои сны. Про них он говорил ученикам мало. Он не хотел их пугать. А видел он странные картины - может, будущего, а может, и прошлого. Различить он не мог. Вот и теперь, как только жара спала, он лег на песок, теплый от дневной жары, и прикрыв голову своим платьем, он уснул.

Его дух как провалился в глубокий колодец сновидений. Он увидел станцию, город с балконами, украшенными красными гортензиями в горшочках, толпы празднично одетых людей. На верхушке дома были нарисованы буквы. Он букв не знал, поэтому за него писал его ученик, сборщик налогов. Тот был грамотным и даже показал ему буквы, но запомнить их Иисус не мог. В голове его был шум, который не давал ему сосредоточиться, и он опять забывал выученные буквы.

Но во сне он почему-то мог читать. И вот сейчас он стоял перед надписью - Кольмар. Что за Кольмар, он точно не знал, но почему-то язык этих людей казался ему понятным. Он был посередине улицы. Вокруг были дома, люди, собаки, цветы. Солнца не было видно, и моросил небольшой дождик. Люди прятали головы под зонтики. Такие он видел в Китае, во время своего длинногo путешествия за верой и истиной. Там тоже люди прятали головы под зонтики. Но истины и веры он в Китае не нашел. Там было много тайн. Много скрытых знаний. Но истины и  бога там не было. Тогда его голова так не болела. Тогда, в Китае, он нашел мастера, который ничего не ел и умел летать в воздухе. Мастер мог лежать зарытым под землю и не дышать часами. Но бог тут был не причем.

Теперь Иисус стоял на улице и смотрел на людей. Перед ним был канал с водой. На мосту висели ящики с цветами - красными и розовыми. Ему казалось, что он находится в райском саду. Дождь охладил его голову, и головная боль потихоньку утихла, как и дождь. Есть ему не хотелось, хотя живот был пустой уже давно. Переносить голод его научили китайцы.

 - Не хлебом единым жив человек, - подумал он.

Дождь перестал, и выглянуло солнце. Он подставил лучам солнца свое влажное лицо, и солнце поцеловало его в мокрую щеку. Он даже улыбнулся. В ответ ему улыбнулась пожилая женщина, остановившаяся на мосту полюбоваться видом канала. Она ему дружественно кивнула. Улыбка безмятежной старости освятило ее еще моложавое азиатское лицо. Он откинул со своего бледного лица длинные сырые волосы.

На улицу высыпали люди, сидевшие в кафе и ресторанах. Они достали какие-то квадратные ящички и стали ими наводить их на канал. Раздавались тихие щелчки.

 - Это они ловят красоту в свои ящички, - подумал Иисус. Хотят красоту поймать и там запечатать.

Тут зазвонили колокола соседнего собора. Ему захотелось пойти туда, где звонили. Он помнил, когда он путешествовал один в поисках бога, он дошел до Индии, и там тоже звонили в колокола. Но Индийские колокольчики были нежные, даже эротические, а тут слышался голос торжественной отрешенности. Его голова опять начала болеть.

 - Пойду на звук, посмотрю, чего они звонят.

Он шел по дороге, мощенной мокрыми от дождя камнями, босиком, мало обращая внимания на людей, но все же он заметил двух толстых крыс, вылезших после дождя на берег канала и чистящих там свои откормленные человеческими объедками мордочки. Крысы явно были семьей и даже целовались друг с другом, делясь кусочками старого хлеба.

Иисус подумал, что вот у него нет семьи, хотя Мария ходит за ним, как привязанная, и несомненно любит его. Но он не может быт ей мужем, просто не может. Он вообще никем быть не может. Потому что его голова полна шума,  а радоваться ни пище, ни женскому телу он неумел, хотя в Индии он и прожил пол года в тантрическом храме, где сексуальные практики были частью богослужения и веры. Вот тогда-то он почувствовал, что его нижняя плоть не подчиняется ему. Она живет своей жизнью, и управлять ею очень сложно. Тогда он и решил изнурить тело голодом и работой, чтобы плоть замолчала. И через некоторое время она замолчала, не откликаясь больше ни на танцовщиц, ни на запахи изысканных блюд.

Он точно не знал, хорошо это или плохо, но именно тогда начались его нескончаемые головные боли, и он забыл и о индийских танцовщицах, и о любимых им сладостях. Он забыл и о теле. Забыл. Осталась лишь головная боль и сны.

Тогда он вернулся обратно к себе домой, к озеру и Марии, к своей матери. Но и семья не спасла его от головной боли. Братья его раздражали своими бесконечными желаниями тела, а мать своей заботой и назойливостью. Тогда-то он и стал уходить в пустыню один. Он всегда был один. Хотя те двенадцать, которые ходили за ним,  и говорили, что они его любят. А что есть любовь? Он ответить не мог.

Теперь он шел к собору, над которым стоял звон колоколов. Он прошел в собор, и его тело окружила прохлада и полумрак. Там было много людей, все с теми же коробочками, которые производили щелчки и иногда из них вырывался свет. Некоторые из них вставали на колени, поднимая коробочку над головой. Потом раздавался щелчок. На что они нацелевались?

Иисус осмотрелся. В помещении храма были картины. Он узнал портрет женщины с младенцем на руках. Женщина смотрела грозно на младенца, а его лицо было совсем не детским и очень печальным.

 - Странный ребенок, - подумал Иисус. Странные картины.

От картин веяло серьезностью и состоянием тревоги. Не счастья. Он задумчиво посмотрел на картины. Вокруг женщины были нарисованы розы с шипами.

 - Вот розы хороши! А лицо женщины нарисовано  плоско и непропорционально.

Он прошел в глубину собора. Там были другие картинки. Какой-то тощий мужчина был распят на железном кресте, висевший в центре собора. Такие кресты с распятыми мятежниками он видел по дороге в Иерусалим. Так римляне казнили убийц и воров. И мятежников. Зачем в соборе висел этот образ мятежника, распятого на кресте,  Иисус не знал и не понимал.

Тут он увидел пожилого человека, подошедшего к железному кресту с телом распятого. Он увидел в глазах подошедшего веру в чудо и невысказанную просьбу. Потом подошедший собрал пальцы правой руки вместе и сделал движение вверх-вниз, а потом вправо-влево, а затем поцеловал свой большой палец правой руки.

Иисус интуитивно повторил его движение. Это было подобно магическим движениям, которые он выучил в Китае в  горном таоистком  монастыре, где провел целый год в поисках истины и бога.

Он повторил движение опять, в этот раз пробуя движение не слева направо, а наоборот- справа налево. И палец он не целовал. Это показалось ему негигиеничным и ненужным.

Неожиданно ящерица пробежала по  лицу спящего. Ее быстрые лапки имели малюсенькие присоски, которые  прилеплялись и отлеплявшись от лица так быстро, что движение казалось почти нереально-волшебным. Он проснулся и оглянулся вокруг. Ночная пустыня была полна жизни и звуков.  Он услышал приглушенный рев какого-то животного вдали. Рядом с ним захлопали крылья большой птицы. Он сел на песок. Над его головой сиял шатер ярких ночных звезд. Вот одна оторвалась от неба и упала на землю, оставляя за собой длинный хвост белого света. Такой же свет вылетал из коробочек этих людей в соборе. Какому богу они молились, целуя большой палец и глядя на распятого преступника на кресте, Иисус так и не понял, но подумал, что эти люди были идолопоклонниками. И кто была эта круглолицая женщина с розами и с младенцем со взрослым лицом на картине в соборе?

Ему вдруг захотелось пить. Рядом был камень с углублением. Ночная роса собралась там прохладными, крупными каплями. Он опустился на колени и слизнул языком несколько капель. Сразу он их не проглотил, а - как учил его таоистский мастер - долго держал во рту, гоняя воду из одной щеки в другую. Так можно не чувствовать жажды часами. Потом он медленно проглотил воду, смешанную со слюной, глядя на мерцающие звезды.

Сон он помнил, но не весь. Помнил собор, людей с прямоугольными коробочками, распятого преступника на железном кресте и картину с женщиной, розами и младенцем. Помнил он и собор - огромный, высокий, с разноцветными окнами. Помнил и азиатское лицо старой женщины на улице с цветами, помнил и дождь.

Нет, про этот сон он тоже не скажет ни ученикам, ни Марии. Они не проверят и не поймут. Да и зачем их пугать?

Они и так думают, что я безумный. А Мария жалеет меня, как больного ребенка. Не любит, а жалеет.

А бог? Он не знал, любит ли его бог и почему его не интересуют ни женщины, ни еда - эти два неразлучных магнита в жизни обычных людей. Еда и секс. Секс и еда. А для него эти двое не были ни понятны, ни нужны. А может, он и вправду болен? Он точно не знал.

Над пустыней стало подниматься красное солнце. Через час жара станет невыносимой. Он поднялся с колен, отряхнул пыль и пошел по направлению к деревне, где на сеновале спали ученики, а в доме с хозяйкой в одной узкой постели спала Мария.

Им дали приют и ночлег из жалости в доме на окраине. Ах уж эта жалость! Была ли она богом - эта жалость, или просто люди боялись одиночества и поэтому делились с незнакомцами и прохожими? Он не знал. Потихоньку он подошел к сеновалу и лег рядом с Петром, громко храпевшем во сне.

1 августа, Кольмар, Альзас, Франция

из новой книги "Сны Иисуса" - будет издана в 2015