домик во франции

               
 Смешная драма




   Действующие лица:

   ИННА
- подруги, лет пятидесяти, шестидесяти
   ЭММА

   ВЛАДИМИР               -друг Эммы и Инны
   

   









                АКТ 1

    СЦЕНА 1

Темно. Телефонные гудки и звук брошенной телефонной трубки.
Свет медленно возвращается на сцену. В центре -  уходящая куда-то далеко ввысь, а может просто на второй этаж, лестница. На верхней площадке лестницы стоят два стула, спинками к зрителю.
Справа, на заднем плане - кухня, на переднем плане – большой обеденный стол. С другой стороны стола – стул, на котором стоят: телефон, стакан, графин с водой; лежат таблетки. Рядом с ним старое, все видавшее кресло. В нем в старом уютном халате сидит Эмма - полная дама неопределенного возраста.
Слева на заднем плане стоит старый огромный шкаф.
На переднем плане слева от лестницы стоит диван. Рядом с ним тумбочка, на которой стоят: телефон старый магнитофон. Перед диваном журнальный столик. За ним сидит Инна, чуть располневшая молодящаяся дама.
Они разговаривают по телефону.
ИННА. Эммка, какое утро! Привет!
ЭММА. Привет!
ИННА. Ты уже пирог испекла?
ЭММА. А мы такие! Ты, небось, с утра тоже уже сотворила чего-нибудь гениальное!
ИННА. Да чего-то натворила.
ЭММА. Дашь почитать?
ИННА. Конечно. До конца допишу и сразу дам. Представляешь, проснулась только-только начало светать. Так тихо-тихо. Только кое-где птички так зачирикают и опять тишина. Я подумала, сколько у меня еще этих восходов осталось-то? Не буду спать!  А ты чем занимаешься?
ЭММА. Ем пирог и пью кофе.
ИННА. Про пирог не надо. Слюнки текут.
ЭММА. Так приезжай!
ИННА. Не могу. Сейчас кофе допью, без пирога, и буду творить, творить.
ЭММА. Собираются ставить?
ИННА. Не знаю. Всегда говорят, что сюжет интересный, а результатов нет.
ЭММА. Будут, обязательно будут. Упорство и труд….
ИННА. … все перетрут.  Еще можно сказать: «надежда умирает последней». Не будем о грустном. Спина твоя как?
ЭММА. На месте. Об этом она напоминает мне каждый раз, как только я нагибаюсь.
ИННА. Массаж надо сделать!
ЭММА. Приезжай и сделаешь.
ИННА. Массаж надо делать каждый день!
ЭММА. Много хорошего – это много!
ИННА. Ой, прямо, какая мысль! Прямо так немыслимо прекрасная мысль.
ЭММА. Купим домик, и будешь делать массаж каждый день.
ИННА. И каждый день будут пироги?
ЭММА. Знаешь, с чем я сейчас пирог ем.
ИННА. Ну?
ЭММА. С джемом из авокадо!
ИННА. Из авокадо? Где ж ты такой взяла?
ЭММА. Роман привез.
ИННА. Рома вернулся? Как хорошо!
ЭММА. Вернулся и уехал.
ИННА. Опять!
ЭММА. Опять!
ИННА. В эти свои грузоперевозки?
ЭММА. Да! Работа у него такая!
ИННА. И ты опять не успела с ним поговорить.
ЭММА. Он зарабатывает очень приличные деньги! И нечего мне читать морали!
ИННА. Извини!
ЭММА. В конце концов, это его решение!
ИННА. Ну, извини!
ЭММА. Да, ну тебя совсем!
Обе бросают телефонные трубки. Слышны телефонные гудки. Эмма идет на кухню. Инна садиться на диван, кутаясь в шаль. Под перезвон телефонных гудков свет медленно уходит со сцены.


Сцена 2



Вспышка света. Обстановка та же.
По лестнице спускается Инна. Эмма несет из кухни противень, на котором горячий пирог. Ставит пирог на стол и держится за спину, но даже это не портит ее праздничного настроения.
 В ярком нарядном платье появляется Инна.
ИННА. Эмка, какое утро! Привет!
Целуются.
ЭММА. Ох, привет.
ИННА. Ты уже пирог испекла?
ЭММА. А мы такие! Ты, небось, с утра тоже уже сотворила чего-нибудь гениальное!
ИННА. А как же! Чего-то натворила.
ЭММА. Дашь почитать?
ИННА. Конечно. До конца допишу и сразу дам. Представляешь, проснулась только-только начало светать. Так тихо-тихо. Только кое-где птички так зачирикают и опять тишина. Я подумала, сколько у меня еще этих восходов осталось-то? Не буду спать! Какая красота вокруг, господи! Море розово-голубое…. Посмотришь вдаль и кажется, что она безгранична! Там, за дымкой какая-то совершенно неведомая красота. И душа наполняется вот всем этим и хочет жить, и смотреть, смотреть и не насмотреться. (Поет).
Господи! Голышом вышла на балкон, и утренним холодком меня так всю обдувает, обдувает.
ЭММА. Ну, ты бесстыжая.
ИННА. Сама ты это слово!
ЭММА. И действительно, кого стыдится, если кругом никого! Море, кусок скалы да виноградник. Если только какой маньяк сдвинутый решит в винограднике спрятаться, что б на твои прелести посмотреть. Сто двадцать, сто двадцать, сто двадцать!
ИННА. Да, где ж его найдешь?
ЭММА. Да, уж! Я представила эту картинку…. Ты без всего и этот из-за кустов. Тыц! Представляю, что бы с ним было?  И он так с ног – брык. Его б не откачали.
ИННА. Хи-хи-хи!  Хи-хи-хи! Расхихикалась! Может, как раз бы и откачали! Но представить действительно страшно. Кофе дашь? С пирогом?
ЭММА. Подожди, не хватай! Пирог еще горячий.
ИННА. А так хочется! Слюнки текут.
ЭММА. На салфетку.
ИННА. Что ты мне суешь? Салфетка несъедобная! Дай пирога!
ЭММА. Подожди! Зад от стула оторви и помоги мне.
ИННА. Хватит ворчать! Ради пирога я на все готова. Что делать?
ЭММА. Тарелки расставь, а я пирог разрежу.
Инна расставляет тарелки и отходит подальше от пирога.
ИННА. Спина твоя как?
ЭММА. На месте. Об этом она мне сообщает каждый раз, как только я нагибаюсь.
ИННА. Давай массаж сделаю.
ЭММА. Позавтракаем, и сделаешь!
ИННА. Все-таки плохо, что мой балкон не выходит на море.
ЭММА. Много хорошего – это много!
ИННА. Ой, прямо, какая мысль! Прямо так немыслимо прекрасная мысль.
ЭММА. Главное, что с утра!
ИННА. Такой шедевр может прийти в голову лишь с утра. Ничего, ничего! Зато с моего балкона можно будет персик достать.
ЭММА. Если он еще вырастет.
ИННА. Вырастет, вырастет! Я наемся персиков, наплюю косточек и вырастет целый сад. Он будет цвести огромными белыми цветами. И у нас весной будет еще одно море – белое. Цветущее белое море с потрясающим запахом! Мы будем купаться в этом изумительном море запахов.
ЭММА. На этом куске скалы вырасти ничего не может! И помолчи про запахи. У меня аллергия.
ИННА. Молчу, молчу.
ЭММА. Все готово. К столу!
ИННА. Наконец-то.
ИННА. Твои пироги, ну просто обалдеть!
ЭММА. Господи ты, боже мой! Драматург, как вы выражаетесь?
ИННА. Я выражаюсь? Если я начну выражаться….
ЭММА. Не надо.
ИННА. Уговорила. Ты же знаешь, как я обожаю всякие там вульгаризмы.
ЭММА. Хорошо, на простые вульгаризмы, я, пожалуй, согласна.
ИННА. Ну, ты же знаешь, что есть вещи, на которые простых вульгаризмов не хватает!
ЭММА. Госпожа, драматург, вы меня пугаете.
ИННА. Сейчас доем и как скажу чего-нибудь! Вот про эту всю красоту! Душа так и просит, так и просит!
ЭММА. Не смей! А то я сейчас тебе как врежу полотенцем.
ИННА. Что бы врезать, надо сначала догнать!
ЭММА. Элементарно.
ИННА. Не смешите, мадам!
Эмма берет полотенце и медленно встает.
ИННА. Ты что? Серьезно? Силовой метод воздействия – это не наш метод, ЭММА!
ЭММА. А вульгаризмами меня мучить, это наш метод?
ИННА. Ты будешь драться?
ЭММА. Еще как!
ИННА. Ну, тогда догоняй! Ку –ку! Я здесь!
ЭММА. Ку – ку! Я тебе покажу ку-ку!
Эмма бегает за Инной вокруг стола. Побегав, в изнеможении падают на диван. Никак не могут отдышаться.
ИННА. Профилактика ожирения удалась! Все утряслось, но до обеда можем не дотянуть, помрем с голоду.
ЭММА. Инка, ты меня доведешь до инфаркта своими вульгаризмами! Возьми себя в руки и говори нормальным языком.
ИННА. А я как раз и хотела нормальным литературным языком описать всю эту красоту.
ЭММА. Так зачем я за тобой гонялась?
ИННА. Движенье – это жизнь! (Отдышавшись). «Ах, спина, ах, спина!» А сама-то, какая юркая!
ЭММА. Я?
ИННА. А кто ж?
Эмма пытается встать.
ЭММА. Ой–ей-ей! Смертушка моя приходит!
ИННА. Подождет пока. Разворачивайся, массаж будем делать!
Эмма разворачивается. Инна делает ей массаж, напевая при этом.
ИННА. Э-эх ухнем, э-эх ухнем, еще разик, еще раз, сама пойдет, сама пойдет.
ЭММА. Мама! Мамочка! Поосторожней, лошадь! Пр-пр! Больно же! Танк! Чисто танк! Размазала уже по асфальту!
ИННА. Тебя размажешь!
ЭММА. Что за гнусные инсинуации?
ИННА. Чего?
Инна сползает с Эммы.
ИННА. Сама говорила, чтоб в нашем доме не выражаться!
ЭММА. Ах, боже мой! Какие мы нежные!
Инна сидит на диване никак не может отдышаться. Эмма, абсолютно счастливая, нагибается, поднимает и опускает руки, приседает.
ЭММА. Ну, что? Теперь можно и по магазинам! Ну что расселась, как куль с … марципанами? Собирайся, пошевеливайся, пошевеливайся.
ИННА. Я?
ЭММА. Давай, давай! Холодильник пустой! В магазин со вчерашнего дня собираемся! Так: не забыть купить масло и муку! И рыбу! Так рыбы хочется! Ты рыбки хочешь?
Эмма мечется по кухне, собирая сумки.
ИННА. Рыбки! Подожди, сейчас окончательно расшевелюсь, и может быть, появятся какие-нибудь желания. (Передразнивает). Давай, давай! Нет. Рыбка меня не поднимет. Маслины, киви, авокадо. Это значительно лучше! Креветки, кальмары, гребешки, устрицы, лобстеры!  И много божоле!
Встает.
ЭММА. Лобстер. Лобстер! Это такой большой рак. Раки! Я так их люблю. Только чистить их долго! Ковыряешься, ковыряешься и наковыряешь граммулечку.  А Лобстер!  Это же…. Он же… огромный!
ИННА. Ишь как проняло! Чего рот открыла? Давай, давай, собирайся!
ЭММА. А где мы его купим?
ИННА. Где? Где? На рынке.
ЭММА. На рынке? Это, тот, который на берегу у причала? Это далеко-о.
ИННА. Вот и прогуляемся по берегу. Искупаемся. А на обратном пути в нашем сельском продмаге у Лео купим маслины и все остальное.
ЭММА. Искупаемся? Это же надо купальник надеть!
ИННА. А я наконец-то надену сарафанчик и сандалии.
ЭММА. Сандалии?
ИННА. Да. У меня есть сандалии в греческом стиле. Со шнуровочкой.
ЭММА. Ой, в греческом стиле, в греческом стиле! А я надену шляпку.
ИННА. Свою любимую шляпку? Лето же!
ЭММА. У меня есть другая, из соломки.
ИННА. Из итальянской конечно?
ЭММА. Конечно из итальянской! А ты можешь отличить итальянскую соломку от белорусской?
ИННА. Ой-ой-ой! Надевать мне сверху накидку или нет? Лучше скажи, что там с погодой?
ЭММА. С погодой все нормально!
ИННА. Ты уверена?
ЭММА. Уверена, уверена.
ИННА. Неужели так трудно выглянуть в окно!
ЭММА. Это никому не трудно! Лучше бы помогла собрать сумки!
ИННА. Сумки, сумки! Если не трудно, вот возьми и выгляни в окошко, дам тебе горошка.



СЦЕНА 3
Эмма идет к окну.
ЭММА. Чего туда смотреть? Я же говорю, что с погодой все нормально.
Там кто-то стоит у калитки.
Инна тоже подходит к окну.
ИННА. Чего? Действительно стоит. Очки надень, марципан! Я отсюда вижу, что это почтальон! Почтальон.
ЭММА. Я побежала.
ИННА. Беги, беги, я все равно по-французски ни бум-бум!
Эмма убегает и возвращается с большим конвертом.
ИННА. Ну что ты так долго?  От Егора?
ЭММА. Нет.
ИННА. От Ромы.
ЭММА. Нет.
ИННА. Как нет?
ЭММА. Вот так-то и нет.
ИННА. От кого же? Ты смотри, здесь все по-французски. А печатей, печатей!
ЭММА. Да-а. Я за словарем.
Эмма уходит и возвращается с огромной книгой.
ИННА. У-у-у! Это надолго!
ЭММА. Ну и катись дописывать пьесу.
Инне очень хочется остаться.
ИННА. Я посуду помою.
ЭММА. Я сама!
Инна направляется на кухню. Там сразу что-то падает, разбиваясь.
ИННА. Ой-ей-ей! Палец порезала!
Возвращается к Эмме с выставленным вперед пальцем.
ЭММА. Говорила же, не ходи! Ах, ты моя бедная! Давай лейкопластырем сейчас заклеим.
Эмма дует на палец, усаживает Инну на диван, гладит по голове. Из тумбочки достает лейкопластырь.
ИННА. У тебя там вся посуда такая падучая.
ЭММА. Это не посуда, это руки у тебя дырявые! Сказано было: «Катись отсюда!»
ИННА. Ну, ты хоть прочла от кого это?
ЭММА. Прочла. И не шляйся больше по кухне!
ИННА. Ну?
ЭММА. Что за манера нукать?
ИННА. Я сейчас тебя убью.
ЭММА. Лучше сядь.
ИННА. Так сижу же!
ЭММА. Так вот. Это письмо от Депардье.
ИННА. От кого?
ЭММА. От бывшего хозяина этого бесплодного куска земли, на котором стоит наша развалюха, от Жерара Депардье. Вернее не от него, а от этого, от управляющего.
ИННА. Так что хочет этот управляющий?
ЭММА. Еще не перевела.
ИННА. Тьфу!
ЭММА. Будешь плеваться, так быстро улетишь на свой второй этаж.
Эмма беззвучно шевелит губами, перебирая словарь. Инна ходит из угла в угол. Вдруг срывается и убегает по лестнице.
ЭММА. Ненормальная!
Инна очень быстро возвращается с листком в руке.
ИННА. Вот, написала!
ЭММА. Что написала?
ИННА. Ответ.
ЭММА. Какой ответ?
ИННА. Ну, на письмо.
ЭММА. Как? Я же еще не перевела.
ИННА. И не надо! И черт с ним! Слушай! Дорогой Жерар!
ЭММА. С ума сошла.
ИННА. Хорошо, хорошо. Господин Депардье! Мы ничего не поняли из письма вашего управляющего господина трам пам пам…. Ну, как там его имя? Впишем! И только при личной встрече мы сможем понять друг друга, что поможет нам разрешить все проблемы. Ну, как?
Эмма ошеломлена и в позе: «Ничего не понимаю» застывает на диване.
ЭММА. Личной встрече? Какая чушь!
ИННА. И никакая не чушь, а возможная реальность!
Инна напевает мелодию из репертуара Эдит Пиаф, срывает скатерть со стола, обматывается ею, залазит на стол и отрывается по полной программе: поет, подражая Эдит Пиаф, при этом, пытаясь изобразить танец живота.
Эмма стараясь перекричать Инну.
ЭММА. Звонит телефон. Телефон звонит.
Эмма берет трубку.
ЭММА. Алло! Сахалин? Пьеса? Подождите, подождите, я автора позову. Инна, тебя к телефону.
Инна сползает со стола и берет трубку.
ИННА. Алло! Я! Что? Почему хриплю? Я пою…
ЭММА. Орать надо меньше! Этот вопль у нас песней зовется!
ИННА. Да, простыла. (Пауза). Спасибо! (Пауза). Кто, кто? (Пауза). А-а! (Пауза). Куда? А это где? (Пауза). Сахалин! Какая пьеса? (Пауза). Да? А гонорар? (Пауза).
Инна смеется до слез. Эмма изумленно на нее смотрит.
ИННА. Это даже не смешно. (Пауза). Ну и не надо!
Вешает трубку.
ЭММА. Я даже спрашивать не буду.
ИННА. Зачем? Не умею я про деньги договариваться! А так красиво начинался день!
ЭММА. Пора бы научится! Бессребреница ты наша!
ИННА. Я, наверно что-то пропустила. Выпустили самоучитель, «Драматургия – это лучший бизнес»?
ЭММА. Как смешно. Ха-ха-ха. Да, деньги бы нам были так кстати. Сделать ремонт – это громко сказано! А вот залатать щели и дыры было бы неплохо. А то дом больше похож на жилище летучих мышей.
ИННА. Или бомжей! Не летучих, а едва ползающих.
ЭММА. Его бы чуть-чуть подкрасить, чтобы смотрелся не так жутко.
ИННА. А по мне и так ничего. Пантовый такой бомжатник.
ЭММА. Тебе все ни по чем! Может, в сентябре дети приедут. Как бы им с ума не сойти от вида нашего французского поместья!
ИННА. Не сойдут! А если не понравится, то в чем дело? Пускай себе замок покупают! Хоть на Луаре!
ЭММА. Ой, ой! Уже разошлась, раскричалась!
Пауза.
ЭММА. А хорошо было бы, что б приехали. Будет уже не так жарко.
ИННА. Здесь постоянно ветер с моря. Дом-то - на краю утеса. У нас никогда не бывает слишком жарко!
ЭММА. И никогда не бывает слишком холодно.
ИННА. Здесь очень мягкая зима.
ЭММА. Так, небольшая осень! Зимние шмотки совсем не нужны.
ИННА. Не нужны.
ЭММА. Хорошо.
ИННА. Хорошо.
Пауза.
ИННА. Я так молилась, чтобы кто-то позвонил и сказал заветную фразу: «Мы ставим вашу пьесу». Хотела – сказали. Я ее так долго ждала. И вот! Ни успеха, ни денег.
ЭММА. Да, танец живота потряс меня больше. Хотя живота было больше чем танца.
ИННА. Если бы за это платили деньги….
ЭММА. Мы бы совсем отощали.
ИННА. Вот! Решение всех проблем!
ЭММА. Голод решение всех проблем! Прелестно! А может все-таки работа?
ИННА. Надежда и труд все перетрут!
ЭММА. Вот именно! Этот лозунг мне нравится больше.
ИННА. (Задумчиво.) Может попробовать себя в стиле вербатим?
ЭММА. Точно! Запусти на сцену пару голых мужиков, рассуждающих матерно о судьбах мира? Это твое! Точно!
ИННА. Что ты раскричалась? Что ты в этом понимаешь?
ЭММА. Я ничего не понимаю! Я всего лишь зритель! Все в жизни очень просто: белое и черное, а между ними полутона. Так вот вербатим из этих полутонов выбирает серые, переходящие в асфальтово-черные. А я люблю бледно голубые тона, переходящие в розовые! Понимаешь? Своих черных хватает дома!
ИННА. Розовые сопли!
ЭММА. Вот именно! Пусть! Пусть сопли, но светлые. Хочется светлого, яркого, счастливого. Потому что всегда мне верится что где-то, пусть не здесь, но где-то есть честь, бескорыстная дружба, любовь! Не тупой секс! Любовь! Преданность, наконец! (Пауза). Пусть все это вместе называется розовыми соплями. Пусть!
ИННА. Как ты можешь судить! Прочитала пару пьес и увидела один не очень удачный спектакль! В этом направлении работаю очень талантливые люди! Очень!
ЭММА. Это очередная молодежная революция в драматургии! Мы свой мы новый мир построим на обломках классического театра. Но что они могут выдумать вместо десяти заповедей! Ничего.
ИННА. При чем здесь заповеди? Причем? Зато они никогда, никогда не станут такими старыми занудами!
ЭММА. Повоюют и станут! Вот увидишь!
ИННА. Черт побери! Черт побери!
ЭММА. Чего ты чертыхаешься? Вот чего?
ИННА. Чего? Чего? Думаешь сам про себя, что вроде еще ничего! А мозги-то не догоняют! Не догоняют. Вот чего! Жизнь вроде только начинается, а уже вот он -  конец! Вот. Убежала уже!
ЭММА. Что?
ИННА. Жизнь. Жизнь убежала. Восприятие уже не то, не то восприятие!
ЭММА. Ничего. Молодость диктует свое виденье мироздания. Когда им будет столько, сколько нам, говорить они будут абсолютно тоже, удивляясь очередной молодежной супер идее. Они будут держаться за свой вербатим, так же как ты сейчас держишься за классику: как утопающий за соломинку.
ИННА. Утешила! Утешила!
 Слышен звук брошенной телефонной трубки.
ИННА. Я так долго ждала. Я так молилась! Я так мечтала, что кто-то позвонит и скажет заветную фразу: «Мы ставим вашу пьесу»! И вот!  Позвонили. Сказали. Сахалин!
А мозги-то уже не догоняют!  А жизнь! Убежала жизнь!
Телефонные гудки. Затем набор номера.
ИММА. Ах ты, боже мой! Жизнь от нее убежала! Она у всех бежит семимильными шагами. И многие уже, между прочим, не догнали.
Разохалась тут, понимаете ли! Ах, не там пьесу поставили! Следующую - там поставят! Так что дуй на свой второй этаж и твори, твори, твори!
ИННА. Не с тем настроением, мадам.
ЭММА. Выплясывать на столе настроение есть, а работать – нет. Давай, давай, вперед к новым свершениям!
ИННА. Ура, товарищи, ура! Гимн спеть не надо?
ЭММА. Мне хватило танца.
ИННА. И чего ты меня все куда-то посылаешь?
ЭММА. Ни куда-то, а работать.
ИННА. Если бы у нас был станок, печатающий деньги, то этот твой энтузиазм хоть как-то можно было понять! Но станка у нас нет.
ЭММА. Да! Станка нет! У нас ничего нет. Ни пьесы, ни станка, ни денег. Деньги были бы нам так кстати. Сделать ремонт – это громко сказано! А вот залатать щели и дыры было бы неплохо. А то дом больше похож на жилище летучих мышей.
ИННА.  Да-а… Или бомжей! Его бы чуть-чуть подкрасить!
ЭММА. А я мечтаю, чтобы каждая комната была обустроена в стиле какой-нибудь стороны света. Представляешь: одна комната – пышный, сияющий томный Восток. Стены обиты красным шелком, золотые шелковые занавески, а по середине кровать с балдахином. На ярком турецком ковре много, много подушек. Кругом веера, изящные статуэтки из слоновой кости, чеканка, медная посуда и колокольчики.  Ветерок так дунет и тихий мерцающий перезвон: дон-дон-дон.
ИННА. И попугаи.
ЭММА. Попугаи? Здорово! Разноцветные попугаи стадами будут пролетать над турецкими коврами!
ИННА. А кальян?
ЭММА. Что кальян?
ИННА. Про кальян ты конечно забыла?
ЭММА. Ну, если он тебе нужен? Пусть будет кальян. А другая комната - сдержанный холодно-серебристый Север. Такая строгая бело-черная классика. На полу – белый огромный пушистый ковер. Камин в английском стиле. Уютные мягкие кресла. И на черной, черной мебели много серебряных подсвечников. И свечи, свечи, свечи! И люстра с хрустальными подвесками. Зажигаются свечи, и их отражение горит и переливается в хрустале, как северное сияние.
ИННА. Олени, юрты, чукчи.
ЭММА. Все как всегда! Чукчу ей подавай!
ИННА. А на стенах шкуры белых медведей.
ЭММА. Ну, это только в том случае, если ты найдешь того гада, который их убил, и он тебе эти шкуры подарит.
ИННА. Молчу, молчу, молчу.
ЭММА. Третья комната – пленительный Юг. Каменный пол, белые стены.  Аскетическая мебель в бело-розовой гамме. Легкие прозрачные занавески и цветы. Много цветов в больших напольных вазах. Розы. Белые, алые, красные. А на столе - фрукты, как на картинах великих живописцев.
ИННА. И большой аквариум с пираньями.
ЭММА. Аквариум? Аквариум мне не нужен!  А пираньи мне одной хватает.
ИННА. Да?
ЭММА. Да. И последняя комната – сумасшедший Запад.
ИННА. А Запад, почему сумасшедший?
ЭММА. Тяжелый рок, хиппи, ковбои, хакеры, тату и мировые войны, откуда пошли?
ИННА. Оттуда.
ЭММА. Вот! В этой комнате все будет в стиле хайтек. Метал и пластик. Телевизор с плоским жидкокристаллическим экраном, ноутбук, радиотелефон. Все стилизовано, механизировано, электрифицировано, удобно. Все управляется пультом. Мебель радиоуправляемая и на колесиках. Каждый день можно менять интерьер, то есть переставлять ее по-новому.
ИННА. Эмма! Эмма!
ЭММА. Подожди! Представляешь, сидишь в кресле, и вдруг тебя осенила какая-то мысль, ну какой-нибудь поворот в пьесе, нажимаешь кнопку на пульте, и к тебе приезжает письменный стол с ноутбуком!
ИННА. Эмма! Эмма!
ЭММА. Ну, что?
ИННА. И это все будет в одной комнате?
ЭММА. Что все?
ИННА. Радиотелефон на колесиках, тяжелый рок с плоским экраном и мировые войны?
ЭММА. И твои вульгаризмы в придачу! Будешь мне мешать, я тебе такую мировую войну устрою….
ИННА. Да, господин архитектор, теперь я окончательно понимаю, что я ничего не понимаю в архитектуре!
Инна направляется на кухню.
ЭММА. Куда?
ИННА. Я возьму пирога кусочек. Я разволновалась!
ЭММА. До обеда перебьешься. И дай мне спокойно закончить перевод!
ИННА. Перебьюсь? Я перебьюсь!  Я очень даже перебьюсь.  Но напрашиваются такие вульгаризмы.
Инна уходит вверх по лестнице. Через минуту возвращается, держа что-то за спиной. Тихонько прокрадывается на кухню. Что-то берет и, пряча за спиной, тихонько выскальзывает из дома.


СЦЕНА 4


Эмма все так же сидит за переводом. Крадучись входит взлохмаченная и чумазая Инна с мешком и еще каким-то инструментом в руках. Одежда на ней, кое-где порвана. Инна пытается проскочить на кухню. Но в это время Эмма громко захлопывает словарь и у Инны с грохотом падает инструмент.
ИННА. А!
ЭММА. О!
ИННА. Тьфу, на тебя! Напугала.
ЭММА. Что б тебя! Откуда ты взялась? И в таком виде? А это что?
Эмма поднимает инструмент. Эта конструкция соединяет большие садовые ножницы и сачок.
ИННА. Это мое изобретение.
ЭММА.  Что это? Скрестила садовые ножницы с сачком? Зачем?
ИННА. Это изобретение называется: «Виноградорезолов».
ЭММА. Как?
ИННА. Виноградорезолов. Очень удобно в использовании.
ЭММА. В каком использовании? Для чего?
ИННА. Ну, непонятливая! Все в названии! Отрезается огромная сочная сладкая кисть винограда и подсекается сачком. И ее можно съесть сразу, не дожидаясь обеденных пирогов.
Показывает, как ножницами отрезается виноградная ветка и падает в сачок.
ЭММА. Всю эту ветку можно съесть? Как вкусно и много! Какой крупный, сладкий. Это все наше? Слушай, откуда ты столько взяла?
Быстро и много ест.
ИННА.  Ну, я ж тебе говорю.  Ну, как ты не понимаешь. Вот – виноградорезолов.
Эмма долго рассматривает конструкцию: крутит и так, и этак. И столбенеет от осознания горькой правды.
ЭММА. Это ты, это….
Эмма, схватившись за голову, начинает кричать. Ничего не понимающая Инна пытается ее успокоить.
ИННА. Ты чего? Что случилось?
Эмма мычит что-то нечленораздельное и показывает на письмо.
ЭММА. (кричит на французском языке). «Управляющий делами господина Депардье господин Рено доводит до вашего сведения, что нам поступило заявление от господина Клавье, о том, что вы постоянно посягаете на частную собственность господина Депардье. Если данный факт подтвердится еще раз, то заявление господина Клавье будет передано в полицию».
ИННА. Ничего не понимаю.
ЭММА. А я-то дура! Ну, я тебя убью!
ИННА. Хорошо, убьешь! Только в чем дело?
ЭММА. Ты…. Ну, ты…. А я то думала, что мы как агнцы.
ИННА. Как что?
ЭММА. Как ягнята, говорю, безгрешные! А ты ворюга! Ворюга! Нас теперь отсюда выставят в два счета! И все!
Эмма плачет.
ИННА. С чего это вдруг? Из-за двух, ну, трех килограмм винограда?
ЭММА. Хоть ягодку! Все равно вор!
ИННА. Там что, прямо так и написано?
ЭММА. Убийца! Ворюга.
ИННА. Нет. Я не ворюга. Но кто ж это выдержит? Целая плантация, огромная плантация винограда через дорогу, даже через тропинку.
ЭММА. Не твоя!
ИННА. Ну, кто ж выдержит? Руку протянул и все.
ЭММА. Там кустарник колючий.
ИННА. Смешно! Какой-то кустарник!
ЭММА. Какой-то! Он почти двухметровый! Ты вон смотри, порвала…. Кровь на колене!
ИННА. Да ерунда! Царапина.
ЭММА. Инка, ну что за детский сад! Когда ты успокоишься? Я сейчас тебя зеленкой замажу. Ой, ты, господи!
Эмма берет из тумбочки зеленку, мажет Инну.
ИННА. Когда? Когда? Никогда.
ЭММА. Какая же ты все-таки!
ИННА. Какая?
ЭММА. Ненормальная! Совсем ненормальная!
ИННА. Тебе тоже спасибо.
ЭММА. За что это я должна тебя благодарить?
ИННА. За виноград!
ЭММА. Ага! Сейчас!
Слышны телефонные гудки и звук брошенной телефонной трубки. ЭММА и Инна разбегаются каждая в свой угол.
ЭММА. Видишь ли, за виноград я ее должна благодарить! Ничего не понимает. Так бы и убила бы идиотку!
ИННА. Ну, все ей не так, ну все не так! Как виноград есть, так первая, а как пирога дать, так фиг.
Буквально сразу же звук набора номера. Эмма подходит к Инне.
ЭММА. Ты вон смотри, порвала…. Кровь на колене!
ИННА. Да ерунда! Царапина.
ЭММА. Инка, ну что за детский сад! Когда ты успокоишься? Я сейчас тебя зеленкой замажу. Ой, ты, господи!
ИННА. Когда? Когда? Никогда.
ЭММА. Какая же ты все-таки!
ИННА. Какая?
ЭММА. Ненормальная! Воровала бы, когда тебя никто не видит!
ИННА. В потемках что ли? Тогда я тоже ничего не вижу!
ЭММА. Днем, у всех на виду, висит такой Вини-Пух на кустарнике! Тебя же из самого Парижа видно!
ИННА. Да кому я нужна, господи.
ЭММА. Ты хочешь сказать, что тебя там ни разу никто не видел?
ИННА. Не видел.
ЭММА. Ни разу?
ИННА. Ни разу! Ой!
ЭММА. Ну, ну! С этого места поподробней!
ИННА. Поподробней? Сейчас. Это недели три тому назад было. Только-только виноград стал съедобным. Ну, вишу я как-то на этих колючках. Последнюю кисть виноградную отрезаю. Уже болеть стало невмоготу. Я же там, на животе вишу, а под живот шарф подкладываю, но все равно какая-нибудь колючка обязательно вопьется.
ЭММА. Матерь божья, ну?
ИННА. Ну, значит, вишу я так, ворую потихоньку, вдруг смотрю, откуда ни возьмись, мужик нарисовался.
ЭММА. Появился.
ИННА. Ну, появился. С ружьем.
ЭММА. Так. А ты что?
ИННА. Ну, думаю, охотник.
ЭММА. С ума сойти!
ИННА. И что-то так мне говорит, говорит. И на небо так глазами все что-то показывает. Я подумала, что что-нибудь про погоду. Ну, думаю, может на дождь намекает. Я помню, так на небо посмотрела, а там пару тучек появилось. И говорю ему: «Уи, Уи», что б разговор поддержать.
ЭММА. Ну, дальше, дальше.
ИННА. Слезла с этого куста и предложила ему виноград, что б угостился, а то как-то неудобно. А он как дунул от меня, только пятки засверкали. Быстро так побежал. Я еще подумала, охотник-то со странностями.
ЭММА. Это не он! Это ты со странностями! Не догадаться, что это сторож!
ИННА. Сторож? И чего он тогда убежал?
ЭММА. А ты догадайся с трех раз!
ИННА. Он что решил, что я …(крутит пальцем у виска)? А-а-а. А сторож-то зачем? Кустарник-то почти двухметровый? (Пауза). Так это он донес….
ЭММА. Не донес! А это входит в его обязанности.
ИННА. А я как последняя дура его виноградом угощала!
ЭММА. Насчет последней ты абсолютно права!
ИННА. Ну, ты тоже, знаешь, не…. Жить во Франции и не есть виноград! Нонсенс!
ЭММА. Ах, какие мы нежные! Вот заработаем и купим!
ИННА. Раньше сдохнем.
ЭММА. Сдохнем обязательно, но теперь уже точно, на Родине.
ИННА. Умереть на Родине, это не такая плохая перспектива!
ЭММА. Зачем мы тогда все это затеяли? Вот, скажи, зачем?
ИННА. Что ты так кричишь? Я прекрасно слышу. Потому, что климат тут для твоей астмы хороший и архитектура….
ЭММА. Вот именно! Слышит она. Чтоб еще пожить! А не существовать задыхаясь. Чтобы увидеть мир! Хоть немножко! Посмотреть, как люди живут другие. Меня всегда привлекала французская культура! Я с детства грезила Францией! Я так мечтала…. Я язык учила! Французский! Еще в школе. Ну, могу я хоть раз в жизни, сделать то, что я хочу! Жить, где я хочу! Я все свои лучшие годы отдала стране и детям! У меня перед ними нет долгов! Могу я для себя чуть-чуть….
ИННА. Можешь, ты все можешь! Только не волнуйся. Спокойно. Ну, вот, хорошо. Выпей водички.
Приносит ей воды.
ИННА. Все будет хорошо. Никто нас не выгонит. Этого просто не может быть! Лучше стало? Вот и хорошо.
Пауза.
ИННА. Неужели так все плохо?
ЭММА. Кто его знает? Что у них за законы? Но штраф надо будет платить точно!
ИННА. Знаешь, что самое главное в этом деле? Главное - с умом написать бумагу.
ЭММА. Какую бумагу?
ИННА. Ну, ту, которую с нас потребуют.
ЭММА. А если с нас не потребуют бумагу, а скажут: «штраф или выметайтесь»?
Инна бегает из угла в угол, обдумывая ситуацию. Эмма ждет.
ИННА. Нет, ну как же! Мы же, как ответчики что-то должны на это все ответить! Оправдаться! Эммочка, не волнуйся, я такой слезный роман напишу, что нам еще приплатят.  К тому же начало у нас есть!
Подбегает к столу, берет листок бумаги. Читает.
ИННА. Ну, вот же! Дорогой Жерар! Нет, нет, нет! Господин Депардье! Мы ничего не поняли из письма вашего управляющего и ….
Где перевод?
Из словаря достает перевод.
«Управляющий делами господина Депардье господин Рено доводит до вашего сведения, что нам поступило заявление от господина Клавье, о том, что вы постоянно посягаете на частную собственность господина Депардье. Если данный факт подтвердится еще раз, то заявление господина Клавье будет передано в полицию».
Пауза.
ИННА. Эм, и этот поклеп, эту ерунду подписал Депардье? Сам Депардье?
ЭММА. Да. Сам Депардье!
ИННА. Боже мой! Боже мой! Как я его любила! Как любила! Нет, он никогда не увидит мой танец живота!
Пауза.
ИННА. Слушай, так есть хочется!
ЭММА. Я сейчас быстро соберу на стол.
ИННА. К черту! Все к черту! Та-ак. Депардье я тебя разлюбила! Это надо отпраздновать! Эмма, слышишь, Эмма, я опять свободна!
ЭММА. Да слышу я, слышу. Надолго ли?
ИННА. Если любить больше некого, будем любить себя! Сейчас поедем обедать в ресторан! Давай поедем в какой-нибудь совершенно роскошный ресторан в Ницце!
ЭММА. В Ниццу? О! Мадам! Сейчас заправят ваш личный самолет, полчаса и вы на месте. Милый мой дружочек, в этот край далекий только самолетом можно долететь.
ИННА. Да, на эту поездку надо потратить день! Тогда поехали в Сен-Тропез!
Помнишь, мы видели такой веселый ресторанчик на набережной?
ЭММА. Сен-Тропез! Ресторанчик. Что изволите откушать? Креветки, гребешки, маслины, бланманже?
ИННА. Всего этого много, много и божоле.
ЭММА. Пожалуйста. И счет!
ИННА. Так дорого?
ЭММА. Мадам, это Сен-Тропез, а не оптовый рынок «Ждановичи»!
ИННА. Нет, конечно, хочется оторваться по-крупному, но не на такую же сумму.
Сет! Эмма, Сет! Поехали, а? Знаменитые рыбные рестораны Сета! Город расположен между морем и лагуной, и там добывают огромные жирные устрицы. Эмма, ты хочешь жирную устрицу?
ЭММА. Устрицы не бывают жирными! Инна, на нашем средстве передвижения поздно уже куда-то ехать. На часы посмотри!
ИННА. Поздно! Далеко! Нет, так нельзя! Дамы требуют праздника!
ЭММА. У нас осталась где-то бутылка бордо.
ИННА. Нет, подожди, подожди, пошли тогда к этому…(Щелкает пальцами). Тут недалеко, в нашей деревне.
ЭММА. К Мишелю?
ИННА. Уи, мадам, уи!
ЭММА. Это мысль!
ИННА. Еще какая мысль! Уи, мадам, уи!
Инна радостно убегает вверх по лестнице. Раздаются гудки телефона.


                АКТ 2

  СЦЕНА 5


Та же комната. Звук набора номера. В неё вваливаются, хохоча и пританцовывая, Эмма и Инна.
ИННА. У тебя из любого танца «барыня» получается.
ЭММА. Да ты что? Я никогда вообще танцевать не умела, а эту «барыню», тем более!
ИННА. А этот, как его Мариль, Марель все к тебе так подкрадется и хвать за бочок, а жена на него - зырь, а ты как бы ничего не замечаешь.
ЭММА. Да-а?
ИННА. По-моему мы имели большой успех!
ЭММА. Никогда не ожидала! Думала, что мы так себе. Да…. Но на фоне местных женщин, мы даже очень ничего!
ИННА. Представляешь, что было бы, если бы мы накрасились? Во!
Эмма застывает, обдумывая последствия макияжа. Инна хватает ее и пытается изобразить танго, но у Эммы ничего не получается. Тогда она продолжает сама.
ЭММА. О, нет, танго уже не по мне.
ИННА. Хватит ныть. О-па! И головой так раз, два! Господи! Неужели я когда-то это умела?
ЭММА. Тебе хорошо, ты хоть когда-то что-то умела.
ИННА. Господи! Когда это было! Сорок лет назад. У меня был такой партнер!  Но ты его не знаешь! Такой роман был в ритме танго. И так о-па!
ЭММА. Главное не в этом, а главное в том, что здесь люди пытаются дать под зад старости! Ничего, что тебе за сто! Или за пятьдесят. Вот идут вечером к этому Мишелю и веселятся, и знают, что им будут рады и не стесняются. Поэтому и живут полной жизнью.
ИННА. Как здорово танцует этот Сюрель или Самюэль! Никак не запоминаются эти имена! Помню, что-то такое сюрреалистическое.
ЭММА. Может Сальвадор? Как Дали.
ИННА. Точно. Сальвадор. Ему лет семьдесят, не меньше, а как мне глазки строил
ЭММА. Ну, ты тоже в долгу не осталась! Так и стреляла, как из пулемета.
ИННА. Ой, все ты врешь! Я не то что из пулемета, я из ружья никогда не стреляла.
ЭММА. Ой, какие мы скромные.
ИННА. У меня бывали только одиночные выстрелы, но сразу наповал. Да-а. Был бы он ну хоть чуть-чуть моложе.
ЭММА. Во-первых: ты же не знаешь, сколько ему лет. Во-вторых: не будь привередой!
ИННА. Если он моложе, то почему так плохо выглядит? Нет, здесь что-то не то!
ЭММА. То, не то! Ты что, уже замуж собралась?
ИННА. Замуж, не замуж. Вдруг он захочет за мной приударить! Надо же мне как-то реагировать.
Эмма падает на диван.
ЭММА. Я такая пьяная….
ИННА. Ой, ой, ой! Какие мы нежные. Выпила там что-то такое микроскопическое, на донышке и уже имеет право опьянеть! Не то, что я! 
ЭММА. Ой, ой, ой! Что ты! Ну, вот что ты?
ИННА. Ну, я, я выпила полбокала. Если бы оно было дешевле, я бы выпила гораздо больше.
Инна тоже падает на диван.
ЭММА. Если бы я была уверена, что у меня не вывалится печень, не снесет голову, и не откажут ноги, я бы тоже выпила гораздо больше.
Инна долго на нее смотрит, переваривая информацию.
ИННА. Ладно, ладно. Ты пьяная и я пьяная, мы обе пьяные и нам хорошо.
ЭММА. Да.
ИННА. А, представляешь, если бы сейчас с нами был Володя!
ЭММА. Знаешь, когда я его увидела в первый раз, он мне не понравился.
ИННА. Да уж, красавцем его не назовешь!
ЭММА. Не назовешь.
ИННА. Ох, он умел анекдоты рассказывать!
ЭММА. Ох, умел! Тогда, в санатории, мы хохотали прямо до икоты.
ИННА. Все отдыхающие завидовали черной завистью.
ЭММА. И за все это веселье мы расплачивались пайками масла из столовой.
ИННА. Он очень любил масло! Кстати, у нас есть масло?
ЭММА. Есть.
ИННА. Мы бы накормили его маслом, и пошли смотреть на звезды.
ЭММА. А, знаешь, если бы он одел такой же шикарный костюм, как на Депардье, шарф, шляпу….   
ИННА. Точно! И завалился бы к нам на чай! Я бы ему сказала: «Привет! Привет, господин «Анекдот»! Вы чертовски шикарно выглядите!»
ЭММА. Привет, «Пожиратель масла»! У нас к чаю прекрасный торт!
 ИННА. А он бы сказал: «Вы хорошо устроились, ёжики. Посмотрите, сколько здесь моря, скал, неба. Здесь можно жить, не оглядываясь, вне рамок, быть просто самим собой! Какое счастье быть просто самим собой. Вы хорошо устроились, ёжики».
ЭММА. Да, он бы сказал: «Вы хорошо устроились, ёжики». Ему бы тут понравилось.
ИННА. Да.
ЭММА. Ох, он бы тут оторвался!
ИННА. Сейчас мы бы тут не кисли!
ЭММА. Хохотали бы до поросячьего визга.
ИННЕ. И мы не будем киснуть.
ЭММА. С чего бы? Прекрасный вечер!
ИННА. Замечательный вечер!
ЭММА. Ему бы все тут понравилось.
ИННА. Да.
ЭММА. Пока ты там со своим Дали изображала вальс, я поговорила с местным кюре.
ИННА. С кем?
ЭММА. С кюре.
ИННА. Это тот симпатичный мальчик, с которым ты шушукалась в уголке? Это – священник?
ЭММА. Он очень умный и толковый молодой человек! И, между прочим, знаком с Депардье!
ИННА. С ума сойти! Какой-то мальчишка с ним знаком, а я нет!
ЭММА. Он не какой-то мальчишка, а кюре. А Депардье ему жертвует на ремонт собора. Он какой-то очень старинный!
ИННА. Кто?
ЭММА. Кто, кто? Не Депардье же! Собор конечно!
ИННА. Он хочет, чтобы мы тоже пожертвовали?
ЭММА. Кто?
ИННА. Но не собор же! Твой кюре!
ЭММА. Ничего он не хотел! Это я хотела, чтобы он поговорил о нашем деле с Депардье. Что б передал ему, что мы больше никогда не будем так делать, и оплатим ему эти три килограмма винограда.
ИННА. А он что?
ЭММА. Сказал, что обязательно поговорит.
ИННА. Здорово!
ЭММА. А я-то как рада! Представляешь, я первый раз так много говорила с французом по-французски, и он меня понимал.
ИННА. А ты уверена, что он все правильно понял?
ЭММА. Абсолютно уверена! Надо еще поработать над словарным запасом и все! Но экзамен я выдержала! Ура!
Эмма толкает Инну локтем в бок. Инна на нее удивленно смотрит.
ИННА. Ура-а.
ИННА. Замечательный вечер!
ЭММА. Прекрасный вечер!  Но в магазин и мы так и не сходили.
ИННА. А давай завтра все-таки попутешествуем! А? По магазинам оторвемся! А то вдруг с нами что-нибудь случится, и мы никогда ничего не увидим! Фиг с ним с этим ремонтом!
ЭММА. Давай все решим завтра. Очень хочется лечь. Я устала. Очень!
ИННА. Да, да, да. Спать.
ЭММА. Я сегодня уже не смогу подняться к звездам.
ИННА. Завтра. Все завтра.
Инна укладывает Эмму на диване, накрывает ее пледом. Рядом на пол ставит стакан воды, кладет таблетки.
ИННА. Вот, сейчас пледом укроемся, валидольчик поближе положим, корвалольчик рядом. Так, что еще? Водичка. Вот, все!
ЭММА. Спасибо.
ИННА. Может музыку включить? Желаете?
ЭММА. Желаю.
ИННА. Чего желаем? Дебюсси, Легран, Адамо, Азнавур?
ЭММА. Что-нибудь душевное, тихое.
ИННА.  Вот! Пожалуйста. Подойдет?
ЭММА. Спасибо.
ИННА. А я все-таки посмотрю на море и звезды сегодня. Завтра все может изменится. Ничто в этом мире не повторяется. Ничто.
Звук брошенной трубки.
И мы видим где-то там далеко звездное небо.
Звездное небо кружит над Инной и Эммой.
Каждая в своей квартире сидит у молчащего телефона.
ИННА. Море и звезды. Завтра они будут совсем другими.
ЭММА. Ничто не может повториться.
ИННА. Ничто.
ЭММА. А если бы чуть-чуть.
ИННА. Чуть-чуть чуда, волшебства.
ЭММА. Сказки. Глупой сказки. Пусть во сне.
ИННА. Пусть во сне.
ЭММА. Со всеми своими милыми глупостями….
ИННА. …дурачествами и анекдотами….
ЭММА. Если бы… он тут, рядом…
ИННА. Если бы… появился он, то я…
Появляется Владимир. Он одет в шикарный белый костюм, повязан шарф, на голове белая шляпа.
ВЛАДИМИР. Привет, ежики!
ЭММА. Привет, «Пожиратель масла»!
ИННА. Привет, господин «Анекдот»!
ВЛАДИМИР. Девчонки, а вы знаете, почему у бегемота круглые ступни? Чтобы легче перепрыгивать с кувшинки на кувшинку.
Все смеются.
ЭММА. Ты по-прежнему забалтываешь дам до бессознательного состояния?
ИННА. Ты по-прежнему невыносимо обольстителен? Я хотела….
ВЛАДИМИР. Вы хорошо устроились, ёжики! Здесь так много воздуха.
ЭММА. И моря.
ВЛАДИМИР. Можно заплыть далеко в море, лечь на живот, открыть глаза в воде и смотреть, как в глубине сверкают разноцветные рыбки.
ИННА. А как невыносимо красивы скалы!
ВЛАДИМИР. Здесь можно бегать, в чем мать родила, по скалам, кричать, орать от удовольствия.
ЭММА. Здесь такие огромные звезды.
ВЛАДИМИР. Здесь можно смеяться счастливым смехом, глядя на бархатные звезды, купающиеся в море.
ИННА. А как много здесь вкусного винограда!
ВЛАДИМИР. Воровать виноград надо подальше от дома, чтобы никто не видел. 
ИННА. Чтобы никто не видел.
ЭММА. Здесь можно быть самим собой!
ВЛАДИМИР. Какое счастье быть просто самим собой.
ИННА. И любить!
ВЛАДИМИР. Любить всех и всё! Здесь любовью пропитан воздух!
ЭММА. Любить всех и всё?
ВЛАДИМИР. Любить в ритме танго!
ИННА. Любить в ритме танго! Я так люблю танго!
ВЛАДИМИР. Здесь замечательно!
ЭММА. Замечательно! Можно выпить чашечку кофе или божоле глядя на море.
ВЛАДИМИР. И уплетая твой необыкновенный пирог. Как будто мы одни во вселенной.
ЭММА. Одни во вселенной! Ты и я.
ИННА. Ты и я?
ВЛАДИМИР. Здесь моя душа переливается эмоциями, как солнечный луч переливается всеми цветами радуги в утреннем море. И я бегу по солнечному лучу, как эквилибрист по канату, туда к звездам, в яркую, залитую светом бесконечность….  и пою от счастья….
ИННА. Ты поешь от счастья?
ЭММА. Ты можешь бегать по солнечному лучу?
ВЛАДИМИР. Вы хорошо устроились, ёжики.
Когда-то давно жили два друга. Один из них умел замечательно играть на арфе, а другой умел замечательно слушать.
ЭММА. На арфе?
ИННА. Слушать. Подожди, ты так и не сказал!
ЭММА. Ты не сказал!
ИННА. Ты любил меня?
ЭММА. Ты любил меня?
Владимир уходит вместе с мелодичным звоном.
ЭММА. Сказки. Глупые сказки.
ИННА. Ничто не может повториться.
ЭММА. Ничто.


                СЦЕНА 6



Звонок.
Эмма и Инна каждая в своей квартире. Они разговаривают по телефону.
Инна рассматривает карту.
ИННА. На этой карте все такое маленькое, что даже в очках прочитать невозможно. Мы же когда-то покупали путеводитель только по нашему департаменту. Он где-то у тебя лежит.
ЭММА. Ничто не может повториться. Ничто.
ИННА. Ты о чем.
ЭММА. Я прочла твою пьесу! Там все неправда! Ты… Ты…. Все не так было! Не так!
ИННА. Эмма, это всего лишь пьеса!
ЭММА. Я думала, что ты хоть там раскроешься, хоть там скажешь правду.
ИННА. Господи, какую правду?
ЭММА. Какую? (Пауза). Почему ты мне не позвонила, почему?
ИННА. Опять двадцать пять! Все миллион раз переговорено. Сколько можно?
ЭММА. Я ни разу не услышала вразумительного ответа! Ни разу! Почему ты мне не позвонила?
ИННА. Объясняю в последний раз! Больше я не выдержу! Да потому, что мне надо было поднять весь город на ноги! Потому, что это был девяносто первый год, когда ни в аптеках, ни в больницах не было элементарных лекарств! Потому, что это было воскресенье! Выходной день! Потому что мне надо было его спасать! Потому что мне было страшно! Я звонила, звонила и никого не находила!
ЭММА. Почему, ну почему он позвал тебя, а не меня?
ИННА. Ну, как ты не понимаешь?
ЭММА. Нет, мне никогда этого не понять! Ребенка иметь от одной, а любить другую!
ИННА. Из чего ты делаешь такие выводы? Из чего?
ЭММА. Из всего! Из всего.
Эмма плачет.
ЭММА. Хорошо. Ладно. Пусть так, но ты, ты почему не позвонила? Это был не тот момент, когда можно было продолжать делать из меня дуру! Крутить роман за моей спиной! Все знали! Все знали, кроме меня! (Плачет). Все, что ты только что говорила, я слышала тысячу раз! Но я знаю только одно, если бы ты захотела, то смогла бы позвонить!
ИННА. Хорошо, я скажу! Я скажу.  Он запретил мне звонить. Его очень беспокоила болезнь Романа. Я надеюсь, ты не забыла, что за день до этого я стояла на ушах, чтобы найти лекарства для твоего Романа. Он только-только вышел из кризиса. Конечно, Володька еще и за него беспокоился. Это, во-первых! Во-вторых, чем бы ты могла помочь? Чем? (Пауза)
И потом…
ЭММА. Что потом?
ИННА. А то, что когда я пришла, то мне все стало сразу ясно. Понимаешь? Все. Вся, страшная правда. Она заполнила меня всю. И я ни о чем больше не могла думать. Только о чуде! Только о чуде. И я звонила, и звонила. А скорая все не приезжала и не приезжала. И только тогда, когда я поняла, что я уже ни над чем не властна….
Инна старается не заплакать.
И только тогда я о тебе вспомнила….
ЭММА. Во-от! Во-т эта, правда! Ты просто обо мне забыла!
ИННА. Да! Я о тебе забыла. Мне было не до тебя! Рыдает она, видите ли!
А я не могу разрешить себе заплакать. Мне кажется, что если я начну, то не остановлюсь никогда. Ты, ты всегда могла себе это позволить - порыдать на его плече, на моем. А я – нет! Из двоих кто-то должен держаться. Эта миссия всегда доставалась мне! Все ты, все тебе! А мне надо было изображать радость. И держаться, держаться, держаться, чтобы не захлебнуться в нашем потоке слез.
ЭММА пытаясь остановить кулаками слезы. Ты прости меня….
Каждая в своем углу пытается взять себя в руки
ИННА. Что это я?
ЭММА. Ты поплачь, поплачь!
ИННА. Нет. Не буду. Еще чего!
ЭММА. Ты прости меня…. Просто меня мучает одна мысль. Она не дает мне покоя. Я должна была ему что-то сказать. Я не договорила. Я так много не успела ему сказать. И мне казалось, что ты лишила меня этого права. Я понимаю. Я мозгами понимаю, что это все глупости. Его надо было спасать, а не заниматься болтовней. Да и что бы я ему сказала? Глупо, все это глупо! Ты прости меня.
Звук брошенной трубки. Темно. Только звезды танцуют какой-то бешеный танец, убегая за горизонт.
 Звук набора номера.
Утро. Входит Инна с картой и раскладывает ее на обеденном столе.
Вбегает возбужденная Эмма.
ИННА. На этой карте все такое маленькое, что даже в очках прочитать невозможно. Мы же когда-то покупали путеводитель только по нашему департаменту. Он где-то у тебя лежит.
Эмма подходит к столу и бросает на него пьесу.
ЭММА. Я прочла твою пьесу! Там все неправда! Ты… Ты…. Все не так было! Не так!
ИННА. Эмма, это всего лишь пьеса!
ЭММА. Я думала, что ты хоть там раскроешься, хоть там скажешь правду.
ИННА. Это пьеса – это только пьеса. Зачем загружать головы людские какой-то там правдой? Успокойся, Эмма, все было так давно.
ЭММА. Все давно прошло.
ИННА. А пьеса – это только пьеса.
ЭММА. Все давно прошло…. Ушло.
ИННА. Только мы, почему-то, еще есть.
ЭММА. Ну, это ненадолго.
ИННА. Время летит…!
ЭММА. У меня предложение: замедлить бег.
ИННА. Как?
ЭММА. Давай сядем и покурим!
ИННА. Давай!
Эмма начинает искать сигареты в ящике на кухне. Инна достает из кармана начатую пачку сигарет.
ЭММА. А почему они у тебя?
ИННА. Вчера, когда я смотрела на звезды, вдруг вспомнила, что всегда мечтала это делать эффектно: с сигаретой в руках.
Они обе закуривают.
ЭММА. А, давай еще и выпьем!
ИННА. У нас выпить нечего.
ЭММА. Нет, помнишь, у нас оставалось немного бордо.
ИННА. Я выпила. Вчера вечером я вспомнила, что мечтала курить и пить бордо, глядя на море.
ЭММА. Ну и правильно! Еще не известно, что будет со мной от сигареты.
ИННА. Все известно! Выкурив одну, начнешь мечтать о второй.
ЭММА. А второй нет.
ИННА. Нет.
Пауза.
ЭММА. В магазин надо обязательно. Что-то еще мы хотели сегодня предпринять? Ах, да! Куда-нибудь поехать.  Вспомнила! Путеводитель. Сейчас найду.
Инна идет к столу собирает разбросанную пьесу, складывает карту. Эмма залазит в тумбочку и из нее все вываливается, в том числе и фотографии. Она, забыв обо всем, начинает их рассматривать, сидя на полу.
ИННА. Ну, куда ты подевалась?
ЭММА. Ты помнишь, где это?
Инна садится рядом.
ИННА. Конечно. Крым. Черноморское.
ЭММА. Мальчишки наши совсем еще маленькие.
ИННА. Ну почему маленькие? Это какой год? Моему - десять. Первый раз я была в Крыму с Егором, когда ему было четыре года. Вот тогда намучалась одна! Он плохо перенес перемену климата, и погода была дождливая, а теплых вещей я не взяла. Пришлось покупать.
ЭММА. Смотри, а здесь Ромка, какой смешной! Грязный весь! Черники объелся. Это мы с ним на Балтике.
ИННА. А кто это рядом?
ЭММА. Это - дочка сокурсницы. Мы вместе ездили. Тоже вся в чернике. Помню, как мы их мыли, одежду мыли, ничего не отмывалось.
ИННА. А это кто с вами?
ЭММА. А это к нам клеились горячие местные латышские парни.
ИННА. Они-то клеились, а вы никак!
ЭММА. А мы никак. У нас же дети.
ИННА. Да, потому, что у нас дети и о них надо было заботится!
ЭММА. Кроме нас, некому о них было заботиться и любить.
ИННА. Но ничего! Мы же справились!
ЭММА. Да. Дети выросли. У них своя жизнь.
ИННА. И не надо им мешать!
ЭММА. Не надо лезть со своими старомодными советами.
ИННА. Каждый имеет право изобрести свой велосипед!
ЭММА. И это нормально!
ИННА. Да и мы сами с усами. Все умеем делать сами.
ЭММА. И о нас некому было заботиться и любить.
ИННА. Ну, и не надо!
ЭММА. А не очень-то и хотелось!
ИННА. Да и кто сравнится с нашим милым кладезем анекдотов?
ЭММА. С нашим смешным пожирателем масла.
ИННА. Никто и никогда.
Пауза
ИННА. Ему понравился бы наш домик, и звезды, и море, и то, что мы собираемся путешествовать.
ЭММА. Да, ему бы понравилось.
ИННА. Теперь мы вдвоем и заботимся друг о друге. И нам хорошо!
ЭММА. Очень хорошо!
Поёт.
*)Холодный взгляд любовь таит.
Эмма подхватывает.
ИННА. И красота гнетет и дразнит.
Поют хором все громче и громче.
   Прекрасны волосы твои,
   Но одиночество прекрасней!
   Изящней рук на свете нет.
   Туман зеленых глаз опасен.
   В тебе все музыка и свет!
   Но одиночество, но одиночество,
                Но одиночество прекрасней!
   Не видеть добрых глаз твоих
   Нет для меня страшнее казни
   Мои печали на двоих
   Но одиночество прекрасней
    Твоих речей виолончель
    Во мне всегда звучит, не гаснет
    С тобою быть вот жизни цель
    Но одиночество, но одиночество,
                но одиночество прекрасней!
Инна и Эмма уплывают в какие-то счастливые воспоминания. Сквозь музыку звучащую в их сердцах пробивается какой-то звук. Первой приходит в себя ЭММА.
ЭММА. По-моему мы куда-то собирались.
ИННА. Надо найти путеводитель. Путеводитель, ты где? А-у!
ЭММА. Нам кто-то звонит. Слышишь? Это у калитки.
ИННА. Ну, иди, полиглот ты наш.
ЭММА. Иду, иду.
ИННА. В конце концов, мы сегодня поедем куда-нибудь?
ЭММА. Нет.
ИННА. Почему?
ЭММА. Я вспомнила, что сегодня пятница.
ИННА. Ты смотри, как быстро пролетела неделя!
Эмма уходит. Инна пытается все сложить обратно в тумбочку. Находит путеводитель.  Эмма возвращается.
ЭММА. Это тебя.
ИННА. А я нашла путеводитель. Что значит меня?
ЭММА. Твой Дали пришел. Тебя требует.
ИННА. Серьезно, что-ли?
ЭММА. О, господи! Не умри от радости.
ИННА. Я? Никогда!
ЭММА. Мадам не виляйте так задом и прикройте выпадающие наружу прелести. А то он, человек немолодой, вдруг не сможет вынести их в таком изобилии.
ИННА. Спокойно, детка, прорвемся.
Инна уходит.
Эмма разворачивает карту, которую нашла Инна.
ЭММА. О! Красота и даже все дороги указаны!
Возвращается Инна с конвертом в руке.
ЭММА. Ты чего так быстро?
ИННА. А он мне ничего не сказал. Поздоровался. Дал в руки конверт. Раскланялся. Все.
ЭММА. Интересно, интересно.
Инна достает из конверта небольшую открытку, вертит ее в руках. Эмма через плечо читает.
ИННА. Ну, что там? Не томи!
ЭММА. Что? Что? Приглашение на обед в честь именин этого самого Сальвадора.
ИННА. На двоих?
ЭММА. Да.
ИННА. Когда?
ЭММА. В воскресенье.


*) Песня Александра Дольского «Одиночество».


ИННА. Обалдеть.
ЭММА. С чего обалдевать-то? Чему ты радуешься?
ИННА. А что?
ЭММА. Вот в чем ты туда пойдешь? В чем?
ИННА. В чем? Да у нас вагоны барахла.
ЭММА. Вот именно, что барахла.
ИННА. Вот из него чего-нибудь и выберем!
Инна решительно направляется к шкафу, и все содержимое вываливает на пол.
ЭММА. С ума сошла!
ИННА. А сейчас я объявляю начало показа, то бишь «Супердефиле». Мода для тех, кому за пятьдесят! Хиты этого сезона! В показе участвуют две супермодели!  Эмма и Инна. Чего стоишь?
Обе у шкафа роются в вещах.
ЭММА. Я даже не знаю, что мерить-то. У меня приличное только платье и костюм брючный.
ИННА. Вот и прекрасно!
Эмма уходит куда-то под лестницу.
ИННА. Главное: больше аксессуаров! А я возьму – вот эти две блузки и эти юбки.
Итак, господа, приготовьтесь.  Тонким натурам с глубоким чувством прекрасного просим приготовить валидол и антидепрессанты.
Нет, эта блузка не пойдет!
Итак, в этом сезоне, как и во всех предыдущих сезонах, для дам с выразительной талией, ну, с талией, которая выражает полное ее отсутствие, самыми модными считаются мешковатые балахоны неопределенного цвета и вида. В них можно спрятать не только пышную грудь и выразительную талию, но и другие части тела. По-прежнему в моде антикварные вещи времен первой мировой войны, а так же второй половины ХХ столетия.
Ты уже готова?
ЭММА. Готова.
Эмма выходит из-под лестницы и пытается изобразить дефиле.
ИННА. И так, дамы и господа, мы видим облегающее платье из тонкого трикотажа, а ля семидесятые годы прошлого столетия….
ЭММА. Восьмидесятые.
ИННА. Пардон. ….которое безвкусно украшает так называемый посадский платок.
Эмма снимает и отбрасывает платок.
ИННА. Шляпка, а ля начало прошлого века, вульгарно прикрывает прекрасные волосы супермодели.
Эмма швыряет шляпку в угол.
ИННА. Плотное облегание материала позволяет зрителю лучше разглядеть пышные формы обладателя данного богатства, которые очаровательными валиками выпирают со всех сторон.
ЭММА. Приятно поиздеваться? Приятно, да? Нельзя просто сказать: «Сними ты эту дрянь»!
ИННА.  Модель, идите, переодевайтесь. Господа! Не будем отчаиваться! У модели есть еще брючный костюм! Господа, минуточку!
Пока Эмма переодевается, Инна прикладывает к себе отобранные юбки и блузки. Находит какие-то экстравагантные наряды.
ИННА. Ой-ля-ля! Господа! Что я нашла, господа! Какие перья! Оборки! А если примерить? Минутку.  Ну, как? Ву-а-ля!
  Инна  исполняет канкан. Падает в изнеможении на диван.
ИННА. Ну, господа, я сейчас вам кое-что скажу. Я довожу до вашего сведения, господа! Вы видели канкан в моем исполнении в последний раз!  Да. Увы, господа. Увы. Это уже не модно. Это раньше мужчины были счастливы, увидеть стройную ножку. Им это показывали только в «Муленруж» и за большие деньги. А сейчас, куда ни глянь…. И в большом количестве.  Они уже устали обращать внимание! Ничего не видят! Вот так, господа.
Эмма, Эмма, ты где?  Ты жива?
ЭММА. Жива, жива.
Эмма появляется в брючном костюме.
ИННА. О! А я так не очень.  Итак, господа, продолжаем супер дефиле. На модели мы видим черные шелковые брюки и светлый блузон, изделия которым удалось скрыть все недостатки прошлого показа. Модель стала стройняшкой. Только та же шляпка, а ля начало прошлого века, все также вульгарно прикрывает прекрасные волосы супермодели.
ЭММА. Черт тебя побери! Мне очень нравится эта шляпка!
ИННА. Но она на тебе, как на корове седло!
ЭММА. Ладно, ну ее к лешему! Может тут какой-нибудь платочек повязать?
ИННА. Ну-с, модель, у вас вроде был какой-то батик!
ЭММА. Был!
ИННА. Тащи!
Инна красиво повязывает платок Эмме. Любуются.
ЭММА. Хорошо!
ИННА. Еще как хорошо! Прикупить что-то новенькое не мешало бы.
ЭММА. Надо бы нам деньги зарабатывать!
ИННА. Ты же там что-то вышиваешь гладью.
ЭММА. Да. Скатерть.
ИННА. Мы еще думали заняться вязанием кофточек! Но, во-первых: это долго! Во-вторых: будет ли это здесь пользоваться спросом?
ЭММА. Надо разузнать, что они здесь продают на рынках и почем.
ИННА. У меня есть одна мысль!
ЭММА. Ну, не надо так самокритично!
ИННА. Ах! Какие мы остроумные! Просто ах! Не хочешь слушать, и не надо!
ЭММА. Хочу, хочу!
ИННА. То-то же! Госпожа архитектор, у вас когда-то хорошо получались акварели.
ЭММА. И что? Ты хочешь, чтобы я начала рисовать?
ИННА. Не зря же ты сюда тащила мольберт и кисти! Для начала нарисуй нашу развалюшку. По-моему она экзотична! Потом – наш утес. Еще – виноградник, вид на Лионский залив. Да мало ли! Кругом красотища-то, какая!
ЭММА. И мы пойдем «это» продавать?
ИННА. Ни «это»! А твои авторские работы.
ЭММА. Да здесь творили такие люди! Куда мне!
ИННА. Какие такие? Какие? До этой глуши никто не добирался! Раз. Все течет, все изменяется! Два. Природа неисчерпаемый сюжетный источник! Три. И потом: попытка не пытка. Эмма, у нас звонит телефон!
ЭММА. Кто говорит? Слон.
ИННА. Телефон звонит, Эмма.
ЭММА. Звонит?
Эмма хватает трубку.
ЭММА. Алло! Рома! Да. Что ты говоришь! Здорово! Нет. Нормально. У нас все хорошо! Что? Егор! Здорово! Я передам. Да. Как я за тебя рада сынок, как рада! И я целую.
ИННА. Ну что там!
ЭММА. И-е-с! Е-с! Е-с!
ИННА. Что? Что случилось?
ЭММА. Роман зарегистрировал свою фирму грузоперевозок и уже получил доход от первой сделки! Ура!
ИННА. Ура!
ЭММА. Молодец! У него все получилось!
Они прыгают, визжат, танцуют, пока не падают в изнеможении на диван.
ЭММА. Инна, ты не расстраивайся, но Егор сегодня не позвонит.
ИННА. Почему? Сегодня же пятница!
ЭММА. Егор попросил Романа передать, что он перешел на другой канал телевидения, он сейчас в командировке. Он в дороге, он в пути.
ИННА. Как здорово! Боже мой! Он всегда мечтал об этом переходе. Эммочка, какой сегодня необыкновенный день!
ЭММА. Прекрасный день!
ИННА. Это надо как-то отпраздновать. Оттянуться по полной.
ЭММА. Надо, обязательно надо!
ИННА. Давай все-таки поедем куда-нибудь, а?
ЭММА. Но чтобы там был обязательно магазин.
Эмма носится по кухне, собирая какие-то пакеты, кошелки и корзины.
ИННА. Нам надо поехать туда, где бродят стада туристов, и увидеть, какие картины они покупают, и что им продают. Хоть куда-то недалеко. В разведку!
ЭММА. Да, разведывательная операция не помешает!
Они залазят на стулья коленями и изучают карту.
ИННА. Эта карта показывает нам, насколько скудна наша жизнь. Это я по поводу впечатлений. Нами была разработана стратегия и тактика осмотра достопримечательностей юга Франции. Желтыми кружками мы обозначали желаемые объекты осмотра, а красными – объекты, где уже удалось побывать. И что мы видим? Красный кружок совершенно один! Он одинок, как душа во вселенной!
ЭММА. Не нагоняй тоску! Так куда мы поедем? Я бы хотела - в Арль! Там сохранились арены, которые были построены по указанию Юлия Цезаря, античный театр. Там….
ИННА. Знаю, знаю, но ничего не выйдет!
ЭММА. Почему?
ИННА. Потому, что туда езды километров шестьдесят-семьдесят.
ЭММА. Так это же близко!
ИННА. Но наша чудо-машина, за двести евро, больше тридцати километров в час не дает! Кстати, ты не помнишь марки нашего драндулета?
ЭММА. Ты думаешь, что у него и название есть?
ИННА. Когда покупала, то, по-моему, его как-то звали.
ЭММА. Ну, звали и звали, чего вспоминать-то теперь? И совсем это не драндулет. Разноцветненький такой симпатяга.
ИННА. Разноцветненький? Я думала он синий.
ЭММА. Какой же он синий. Скорее бордовый с переливами.
ИННА. А переливы где?
ЭММА. Да тут в разных местах.
ИННА. Ну, вообще-то, совсем не плохо, что в разных местах! Если бы в одном, то было бы гораздо хуже.
ЭММА. Ну, куда уж хуже.
ИННА. Да-а! А вдруг продавать придется!
ЭММА. По-моему мы единственные покупатели во всем мире, которые могли выложить за него двести евро.
ИННА. Почему?
ЭММА. Потому что никто не дал бы и ломаной копейки!
ИННА. Но ездит же!
ЭММА. Ну, и поехали!
ИННА. Поехали в Монпелье!
ЭММА. А там что?
ИННА. А там туристы, художники, магазины, рынок, дворцы.
ЭММА. Мы едем?
ИННА. Едем, Эмка, едем! Машина-зверь!
ЭММА. Что ты гонишь, как сумасшедшая!
ИННА. Тридцать пять километров в час.
ЭММА. Качка, как в десятибалльный шторм!
ИННА. Кстати, ты когда-нибудь каталась на американских горках?
ЭММА. Кстати, нет!
ИННА. Представляешь! За двести евро мы имеем собственные американские горки!
ЭММА. Где диван? Где диван?
ИННА. Крепись, Эмма! До дивана еще далеко! Мадам, посмотрите направо.  Вы видите прекрасный берег Средиземного моря. Лионский залив. Теперь смотрим налево! Это горный массив Севенны! Эмма, как красиво!
ЭММА. С американских горок трудно, что-либо рассмотреть. Все мелькает перед глазами.
ИННА. А вот и сам Монпелье – главный город Лангедока.
ЭММА. А там, Инна, вот там открывается прекрасный вид на Пиренеи.
ИННА. Ты посмотри сюда, Эмма. Собор Сен-Пьер!
ЭММА. Ух, ты!  А это! Это же сад!
ИННА. Маркиз де Сад?
ЭММА. Мадам, какие эротические фантазии приходят к вам в голову! Это Ботанический сад.
ИННА. Никогда бы не подумала, что тебя это так обрадует. У тебя аллергия на ботанику.
ЭММА. Но это же первый ботанический сад во Франции! Он заложен в 1593 году.
ИННА. И, наконец, Бульвар Пейру. И дворцы, дворцы. И не надо никакой Луары.
ЭММА. На Луаре замки.
ИННА. Какая разница? Настоящее путешествие. Теперь, с легкой душой, можно не ездить в кругосветный круиз.
ЭММА. Какая поездка! Американские горки и кругосветный круиз: все в одном флаконе.
ИННА. И все за двести евро! В следующий раз мы поедем в Арль! Машина-зверь ждет!
ЭММА. Если доживем.
ИННА. Доживем! Тем более, что то чего мы не набрали в этот раз, я имею ввиду качку в баллах, мы наберем в следующий!
ЭММА. Если доживем.
ИННА. Доживем! Чудо-машина! Ни разу не сломалась!
ЭММА. Ни разу не сломалась! Ура!
ИННА. Домой?
ЭММА. Домой! Домой!
 ИННА. Ну, вот мы и дома. Диван, Эмма!
ЭММА.  Я лучше постою.
ИННА. А я рядом постою.
ЭММА. Когда сидишь, кажется, что все еще в машине!
ИННА. Я думаю, через пару недель, когда перестанет все мелькать перед глазами, и заживут синяки, мы решимся еще на одну поездку!  На такой чудо- машине….
ЭММА. Только про машину не надо!
ИННА. Как здорово, Эмма! Как здорово, что мы купили этот дом! Пускай развалюшка, но это наш дом.
ЭММА. И находится он над морем на высоте птичьего полета!
ИННА. И мы можем делать в нем все, что захотим!
ЭММА. И нам не будут стучать в стенку, и требовать тишины. И нас не зальет сосед сверху.
ИННА. И мы не зальем соседей снизу.
ЭММА. А мы можем.
ИННА. Еще как можем. Рассеянность плюс склероз. У-у-у.
ЭММА. И у детей есть крыша над головой. Им не надо копить всю жизнь на квартиру.
ИННА. Правда, это все, что мы способны оставить детям!
ЭММА. Но это тоже не мало.
ИННА. Да.
ЭММА. Как хорошо, что у детей все хорошо!
ИННА. Сегодня такой день, такой день!
ЭММА. Прекрасный день.
ИННА. Нет, я не могу стоять! Внутри меня все бурлит!
ЭММА. Давай сумки разберем!
ИННА. Сумки? К черту сумки! Пошли к звездам!
ЭММА. К звездам? Мне каждый раз кажется, будто бы я иду по трапу самолета, чтобы улететь во что-то такое, такое… замечательное. Я ощущаю себя богиней на Олимпе. Ты здорово придумала про этот утес и звезды. Я так ясно представляю, что где-то там далеко внизу море и где-то там далеко - небо. А я парю между небом и землей!
ИННА. А мне кажется, что стоит только протянуть руку, и я нащупаю что-то теплое и мягкое.
ЭММА. Черную ангорскую кофточку со бисером!
ИННА. Да ну тебя!
ИННА. Пошли к звездам!
ЭММА. Пошли.
Они берутся за руки.
Звонок. Звонок как удар грома, как колокол.  Долгий тревожный звонок.




Сцена 7



В своей квартире в кресле сидит и плачет Эмма. К телефону в своей квартире подбегает Инна.
ИННА (кричит). Алло, алло! Эмма! Эмма!
Эмма берет трубку, вытирая слезы, долго сморкается.
ЭММА. Алло.
ИННА. Алло, Эмма! Ты плачешь?
ЭММА. Инна.
Эмма плачет.
ИННА. Что? Что случилось?
ЭММА. Инна, у нас никогда не будет домика во Франции. И нигде не будет. Инна, прости меня, Инна!
ИННА. Эмма, что случилось?
ЭММА. Я все наши деньги отдала Роме, что бы он смог открыть свое дело. А Рому обманули. Обещали зарегистрировать фирму, сами исчезли с деньгами.
ИННА. А-ах! Эмма, подожди, не плачь! Ну, не плачь! А Рома? Что с ним?
ЭММА. Он в шоке. Сидит и молчит. Уставился в одну точку и молчит!
ИННА. Подожди. Он что, просто так отдал деньги?
ЭММА. Нотариус был подставной. Все наши деньги забрали и скрылись. Все!
Инна, прости меня!
ИННА. Подожди, подожди, Эмма, но вы в милицию обращались? Может, их сразу найдут и все вернут.
ЭММА. Нам сказали, что может их найдут, но деньги вряд ли. Инна, прости меня.
ИННА. Боже мой! Эмма, не плачь! Слышишь? Ничего, ничего. Эмма, главное, что с Ромой все в порядке. Деньги - дело наживное! Снимем дачу летом у озера, или в лесу. Я каждый день буду делать тебе массаж, и собирать ягоды, а ты будешь варить варенье.
ЭММА. И на дачу у нас денег нет!
 ИННА. Мы с тобой что-нибудь придумаем! Может, начнут ставить мои пьесы. Мы начнем зарабатывать деньги! Ты же прекрасно вышиваешь гладью. Я займусь вязанием кофточек!
ЭММА. Никогда ничего у нас больше не будет. Никогда!
ИННА. Эммочка, ты не расстраивайся, придумаем еще что-нибудь! Ты будешь рисовать. У тебя прекрасно получаются акварели.
Эмма, держась за сердце, плачет.
ИННА. Эмма, слышишь, мы обязательно придумаем что-нибудь! Слышишь.
Мы купим самую смешную машину и поедем по югу Франции. Мы будем пить божоле, есть огромных лобстеров и смотреть на звезды. Слышишь, Эмма!
ЭММА. Меня просто прикончит астма и все.
ИННА. Уж сколько лет она над тобой бьется и все никак! И вот прямо сейчас и прикончит! Фигушки! Еще посмотрим кто кого! Главное не раскисать! Не кисни! Слышишь?
ЭММА. Слышу. Сердце у меня разболелось. Я пойду, прилягу.
ИННА. Да-да. Да-да. Конечно.
Обе кладут телефонные трубки и задумываются.
ИННА. Почему ничего не удается? Почему? Не вздохнуть, не выдохнуть! Господи, дай глоток воздуха! Неужели не заслужили? Господи, все, что я смогла сделать здесь, уже сделано!
Просто мечта была очень красивой.
Как здорово было бы стоять под звездами и орать от восторга.
А может завтра случится чудо. Я проснусь знаменитой. Цветы, поклонники, овации. Возле меня будут клубиться продюсеры, умножаясь в геометрической прогрессии, предлагая супервыгодные контракты. И мы сможем поехать туда, где много солнца, где есть цветущий персиковый сад и невыносимо прекрасный утес над морем?
ЭММА. Спать! Спать! Утро вечера мудренее. Может, завтра все не будет казаться таким черным. Утро будет солнечным, спина будет болеть меньше, дышать я буду глубже, и начну писать, как Ватто. А картины мои будут продаваться на самых престижных аукционах. И тогда в самой маленькой деревеньке Франции мы сможем купить самый крохотный домик. И будем смотреть на море, на пальмы и есть виноград.  И будет всходить, и садиться солнце. Мир вокруг нас заиграет красками, как фокусник, доставая из рукава все новые и новые чудеса. Будет так красиво, что захочется жить долго, долго!
Они поднимают головы, видят огромное бесконечное звездное небо.
Лестница освещена так, что кажется лунной дорожкой. Как в замедленном фильме, или как во сне, навстречу друг другу бегут Инна и Эмма. Они как школьницы берутся за руки и бегут вверх по лестнице. Останавливаются на верхней площадке.
ИННА. Пошли к звездам!
ЭММА. К звездам!
Они как школьницы берутся за руки и поднимаются вверх по лестнице.
ЭММА. Мне каждый раз кажется, будто бы я иду по трапу самолета, чтобы улететь во что-то такое, такое… замечательное. Я ощущаю себя богиней на Олимпе.
ИННА. Так тихо-тихо. Даже моря не слышно. Смотри, Эмма, на море лунная дорожка.
ЭММА. Она как живая! Как змея скользит по морю, переливаясь серебром.
ИННА. Где-то там далеко внизу море и где-то там далеко - небо. А я парю между небом и землей! Огромное ласковое и грозное пространство!
ЭММА. Страшно и одиноко!
ИННА. А, ты слышишь, слышишь?
ЭММА. Что?
ИННА. Шепот моря.
ЭММА. Пш-ш-ш, пш-ш-ш.
ИННА. И хочется петь оттого, что мы все это видим!
ЭММА. И хочется кричать от восторга.
ИННА. Если широко раскинуть руки, то можно взлететь, взлететь и полететь прямо над лунной дорожкой, и увидеть, как в море отражаются звезды!
ЭММА. Звезды сверху и звезды снизу.
ИННА. И мы между ними!
ЭММА. Парим над этой бездной темной и прекрасной, свободные как чайки!
ИННА. Какие мы чайки, Эмма?
ЭММА. А кто же мы?
ИННА. Эмма, мы будем парить как свободные бакланы!
ЭММА. Как кто? Как бакланы?
Эмма смеется.
ИННА. Два жирненьких хорошеньких баклана парят в бесконечности и балдеют от счастья! О-го-го-го!
Инна и Эмма растворяются в темноте, в бездонном звездном небе. Мы слышим только их счастливый смех.



Минск 2013







































                АГЛАЯ ГОДАР








                ДОМИК ВО ФРАНЦИИ

    Смешная драма




   Действующие лица:

   ИННА
- подруги, лет пятидесяти, шестидесяти
   ЭММА

   ВЛАДИМИР               -друг Эммы и Инны
   

   








Заинтересованные лица могут обращаться:
Тел.     +375 17 252 52 98
Моб.    +37529 611 56 87
E-mail: irinav997@mail.ru
                АКТ 1

    СЦЕНА 1

Темно. Телефонные гудки и звук брошенной телефонной трубки.
Свет медленно возвращается на сцену. В центре -  уходящая куда-то далеко ввысь, а может просто на второй этаж, лестница. На верхней площадке лестницы стоят два стула, спинками к зрителю.
Справа, на заднем плане - кухня, на переднем плане – большой обеденный стол. С другой стороны стола – стул, на котором стоят: телефон, стакан, графин с водой; лежат таблетки. Рядом с ним старое, все видавшее кресло. В нем в старом уютном халате сидит Эмма - полная дама неопределенного возраста.
Слева на заднем плане стоит старый огромный шкаф.
На переднем плане слева от лестницы стоит диван. Рядом с ним тумбочка, на которой стоят: телефон старый магнитофон. Перед диваном журнальный столик. За ним сидит Инна, чуть располневшая молодящаяся дама.
Они разговаривают по телефону.
ИННА. Эммка, какое утро! Привет!
ЭММА. Привет!
ИННА. Ты уже пирог испекла?
ЭММА. А мы такие! Ты, небось, с утра тоже уже сотворила чего-нибудь гениальное!
ИННА. Да чего-то натворила.
ЭММА. Дашь почитать?
ИННА. Конечно. До конца допишу и сразу дам. Представляешь, проснулась только-только начало светать. Так тихо-тихо. Только кое-где птички так зачирикают и опять тишина. Я подумала, сколько у меня еще этих восходов осталось-то? Не буду спать!  А ты чем занимаешься?
ЭММА. Ем пирог и пью кофе.
ИННА. Про пирог не надо. Слюнки текут.
ЭММА. Так приезжай!
ИННА. Не могу. Сейчас кофе допью, без пирога, и буду творить, творить.
ЭММА. Собираются ставить?
ИННА. Не знаю. Всегда говорят, что сюжет интересный, а результатов нет.
ЭММА. Будут, обязательно будут. Упорство и труд….
ИННА. … все перетрут.  Еще можно сказать: «надежда умирает последней». Не будем о грустном. Спина твоя как?
ЭММА. На месте. Об этом она напоминает мне каждый раз, как только я нагибаюсь.
ИННА. Массаж надо сделать!
ЭММА. Приезжай и сделаешь.
ИННА. Массаж надо делать каждый день!
ЭММА. Много хорошего – это много!
ИННА. Ой, прямо, какая мысль! Прямо так немыслимо прекрасная мысль.
ЭММА. Купим домик, и будешь делать массаж каждый день.
ИННА. И каждый день будут пироги?
ЭММА. Знаешь, с чем я сейчас пирог ем.
ИННА. Ну?
ЭММА. С джемом из авокадо!
ИННА. Из авокадо? Где ж ты такой взяла?
ЭММА. Роман привез.
ИННА. Рома вернулся? Как хорошо!
ЭММА. Вернулся и уехал.
ИННА. Опять!
ЭММА. Опять!
ИННА. В эти свои грузоперевозки?
ЭММА. Да! Работа у него такая!
ИННА. И ты опять не успела с ним поговорить.
ЭММА. Он зарабатывает очень приличные деньги! И нечего мне читать морали!
ИННА. Извини!
ЭММА. В конце концов, это его решение!
ИННА. Ну, извини!
ЭММА. Да, ну тебя совсем!
Обе бросают телефонные трубки. Слышны телефонные гудки. Эмма идет на кухню. Инна садиться на диван, кутаясь в шаль. Под перезвон телефонных гудков свет медленно уходит со сцены.


Сцена 2



Вспышка света. Обстановка та же.
По лестнице спускается Инна. Эмма несет из кухни противень, на котором горячий пирог. Ставит пирог на стол и держится за спину, но даже это не портит ее праздничного настроения.
 В ярком нарядном платье появляется Инна.
ИННА. Эмка, какое утро! Привет!
Целуются.
ЭММА. Ох, привет.
ИННА. Ты уже пирог испекла?
ЭММА. А мы такие! Ты, небось, с утра тоже уже сотворила чего-нибудь гениальное!
ИННА. А как же! Чего-то натворила.
ЭММА. Дашь почитать?
ИННА. Конечно. До конца допишу и сразу дам. Представляешь, проснулась только-только начало светать. Так тихо-тихо. Только кое-где птички так зачирикают и опять тишина. Я подумала, сколько у меня еще этих восходов осталось-то? Не буду спать! Какая красота вокруг, господи! Море розово-голубое…. Посмотришь вдаль и кажется, что она безгранична! Там, за дымкой какая-то совершенно неведомая красота. И душа наполняется вот всем этим и хочет жить, и смотреть, смотреть и не насмотреться. (Поет).
Господи! Голышом вышла на балкон, и утренним холодком меня так всю обдувает, обдувает.
ЭММА. Ну, ты бесстыжая.
ИННА. Сама ты это слово!
ЭММА. И действительно, кого стыдится, если кругом никого! Море, кусок скалы да виноградник. Если только какой маньяк сдвинутый решит в винограднике спрятаться, что б на твои прелести посмотреть. Сто двадцать, сто двадцать, сто двадцать!
ИННА. Да, где ж его найдешь?
ЭММА. Да, уж! Я представила эту картинку…. Ты без всего и этот из-за кустов. Тыц! Представляю, что бы с ним было?  И он так с ног – брык. Его б не откачали.
ИННА. Хи-хи-хи!  Хи-хи-хи! Расхихикалась! Может, как раз бы и откачали! Но представить действительно страшно. Кофе дашь? С пирогом?
ЭММА. Подожди, не хватай! Пирог еще горячий.
ИННА. А так хочется! Слюнки текут.
ЭММА. На салфетку.
ИННА. Что ты мне суешь? Салфетка несъедобная! Дай пирога!
ЭММА. Подожди! Зад от стула оторви и помоги мне.
ИННА. Хватит ворчать! Ради пирога я на все готова. Что делать?
ЭММА. Тарелки расставь, а я пирог разрежу.
Инна расставляет тарелки и отходит подальше от пирога.
ИННА. Спина твоя как?
ЭММА. На месте. Об этом она мне сообщает каждый раз, как только я нагибаюсь.
ИННА. Давай массаж сделаю.
ЭММА. Позавтракаем, и сделаешь!
ИННА. Все-таки плохо, что мой балкон не выходит на море.
ЭММА. Много хорошего – это много!
ИННА. Ой, прямо, какая мысль! Прямо так немыслимо прекрасная мысль.
ЭММА. Главное, что с утра!
ИННА. Такой шедевр может прийти в голову лишь с утра. Ничего, ничего! Зато с моего балкона можно будет персик достать.
ЭММА. Если он еще вырастет.
ИННА. Вырастет, вырастет! Я наемся персиков, наплюю косточек и вырастет целый сад. Он будет цвести огромными белыми цветами. И у нас весной будет еще одно море – белое. Цветущее белое море с потрясающим запахом! Мы будем купаться в этом изумительном море запахов.
ЭММА. На этом куске скалы вырасти ничего не может! И помолчи про запахи. У меня аллергия.
ИННА. Молчу, молчу.
ЭММА. Все готово. К столу!
ИННА. Наконец-то.
ИННА. Твои пироги, ну просто обалдеть!
ЭММА. Господи ты, боже мой! Драматург, как вы выражаетесь?
ИННА. Я выражаюсь? Если я начну выражаться….
ЭММА. Не надо.
ИННА. Уговорила. Ты же знаешь, как я обожаю всякие там вульгаризмы.
ЭММА. Хорошо, на простые вульгаризмы, я, пожалуй, согласна.
ИННА. Ну, ты же знаешь, что есть вещи, на которые простых вульгаризмов не хватает!
ЭММА. Госпожа, драматург, вы меня пугаете.
ИННА. Сейчас доем и как скажу чего-нибудь! Вот про эту всю красоту! Душа так и просит, так и просит!
ЭММА. Не смей! А то я сейчас тебе как врежу полотенцем.
ИННА. Что бы врезать, надо сначала догнать!
ЭММА. Элементарно.
ИННА. Не смешите, мадам!
Эмма берет полотенце и медленно встает.
ИННА. Ты что? Серьезно? Силовой метод воздействия – это не наш метод, ЭММА!
ЭММА. А вульгаризмами меня мучить, это наш метод?
ИННА. Ты будешь драться?
ЭММА. Еще как!
ИННА. Ну, тогда догоняй! Ку –ку! Я здесь!
ЭММА. Ку – ку! Я тебе покажу ку-ку!
Эмма бегает за Инной вокруг стола. Побегав, в изнеможении падают на диван. Никак не могут отдышаться.
ИННА. Профилактика ожирения удалась! Все утряслось, но до обеда можем не дотянуть, помрем с голоду.
ЭММА. Инка, ты меня доведешь до инфаркта своими вульгаризмами! Возьми себя в руки и говори нормальным языком.
ИННА. А я как раз и хотела нормальным литературным языком описать всю эту красоту.
ЭММА. Так зачем я за тобой гонялась?
ИННА. Движенье – это жизнь! (Отдышавшись). «Ах, спина, ах, спина!» А сама-то, какая юркая!
ЭММА. Я?
ИННА. А кто ж?
Эмма пытается встать.
ЭММА. Ой–ей-ей! Смертушка моя приходит!
ИННА. Подождет пока. Разворачивайся, массаж будем делать!
Эмма разворачивается. Инна делает ей массаж, напевая при этом.
ИННА. Э-эх ухнем, э-эх ухнем, еще разик, еще раз, сама пойдет, сама пойдет.
ЭММА. Мама! Мамочка! Поосторожней, лошадь! Пр-пр! Больно же! Танк! Чисто танк! Размазала уже по асфальту!
ИННА. Тебя размажешь!
ЭММА. Что за гнусные инсинуации?
ИННА. Чего?
Инна сползает с Эммы.
ИННА. Сама говорила, чтоб в нашем доме не выражаться!
ЭММА. Ах, боже мой! Какие мы нежные!
Инна сидит на диване никак не может отдышаться. Эмма, абсолютно счастливая, нагибается, поднимает и опускает руки, приседает.
ЭММА. Ну, что? Теперь можно и по магазинам! Ну что расселась, как куль с … марципанами? Собирайся, пошевеливайся, пошевеливайся.
ИННА. Я?
ЭММА. Давай, давай! Холодильник пустой! В магазин со вчерашнего дня собираемся! Так: не забыть купить масло и муку! И рыбу! Так рыбы хочется! Ты рыбки хочешь?
Эмма мечется по кухне, собирая сумки.
ИННА. Рыбки! Подожди, сейчас окончательно расшевелюсь, и может быть, появятся какие-нибудь желания. (Передразнивает). Давай, давай! Нет. Рыбка меня не поднимет. Маслины, киви, авокадо. Это значительно лучше! Креветки, кальмары, гребешки, устрицы, лобстеры!  И много божоле!
Встает.
ЭММА. Лобстер. Лобстер! Это такой большой рак. Раки! Я так их люблю. Только чистить их долго! Ковыряешься, ковыряешься и наковыряешь граммулечку.  А Лобстер!  Это же…. Он же… огромный!
ИННА. Ишь как проняло! Чего рот открыла? Давай, давай, собирайся!
ЭММА. А где мы его купим?
ИННА. Где? Где? На рынке.
ЭММА. На рынке? Это, тот, который на берегу у причала? Это далеко-о.
ИННА. Вот и прогуляемся по берегу. Искупаемся. А на обратном пути в нашем сельском продмаге у Лео купим маслины и все остальное.
ЭММА. Искупаемся? Это же надо купальник надеть!
ИННА. А я наконец-то надену сарафанчик и сандалии.
ЭММА. Сандалии?
ИННА. Да. У меня есть сандалии в греческом стиле. Со шнуровочкой.
ЭММА. Ой, в греческом стиле, в греческом стиле! А я надену шляпку.
ИННА. Свою любимую шляпку? Лето же!
ЭММА. У меня есть другая, из соломки.
ИННА. Из итальянской конечно?
ЭММА. Конечно из итальянской! А ты можешь отличить итальянскую соломку от белорусской?
ИННА. Ой-ой-ой! Надевать мне сверху накидку или нет? Лучше скажи, что там с погодой?
ЭММА. С погодой все нормально!
ИННА. Ты уверена?
ЭММА. Уверена, уверена.
ИННА. Неужели так трудно выглянуть в окно!
ЭММА. Это никому не трудно! Лучше бы помогла собрать сумки!
ИННА. Сумки, сумки! Если не трудно, вот возьми и выгляни в окошко, дам тебе горошка.



СЦЕНА 3
Эмма идет к окну.
ЭММА. Чего туда смотреть? Я же говорю, что с погодой все нормально.
Там кто-то стоит у калитки.
Инна тоже подходит к окну.
ИННА. Чего? Действительно стоит. Очки надень, марципан! Я отсюда вижу, что это почтальон! Почтальон.
ЭММА. Я побежала.
ИННА. Беги, беги, я все равно по-французски ни бум-бум!
Эмма убегает и возвращается с большим конвертом.
ИННА. Ну что ты так долго?  От Егора?
ЭММА. Нет.
ИННА. От Ромы.
ЭММА. Нет.
ИННА. Как нет?
ЭММА. Вот так-то и нет.
ИННА. От кого же? Ты смотри, здесь все по-французски. А печатей, печатей!
ЭММА. Да-а. Я за словарем.
Эмма уходит и возвращается с огромной книгой.
ИННА. У-у-у! Это надолго!
ЭММА. Ну и катись дописывать пьесу.
Инне очень хочется остаться.
ИННА. Я посуду помою.
ЭММА. Я сама!
Инна направляется на кухню. Там сразу что-то падает, разбиваясь.
ИННА. Ой-ей-ей! Палец порезала!
Возвращается к Эмме с выставленным вперед пальцем.
ЭММА. Говорила же, не ходи! Ах, ты моя бедная! Давай лейкопластырем сейчас заклеим.
Эмма дует на палец, усаживает Инну на диван, гладит по голове. Из тумбочки достает лейкопластырь.
ИННА. У тебя там вся посуда такая падучая.
ЭММА. Это не посуда, это руки у тебя дырявые! Сказано было: «Катись отсюда!»
ИННА. Ну, ты хоть прочла от кого это?
ЭММА. Прочла. И не шляйся больше по кухне!
ИННА. Ну?
ЭММА. Что за манера нукать?
ИННА. Я сейчас тебя убью.
ЭММА. Лучше сядь.
ИННА. Так сижу же!
ЭММА. Так вот. Это письмо от Депардье.
ИННА. От кого?
ЭММА. От бывшего хозяина этого бесплодного куска земли, на котором стоит наша развалюха, от Жерара Депардье. Вернее не от него, а от этого, от управляющего.
ИННА. Так что хочет этот управляющий?
ЭММА. Еще не перевела.
ИННА. Тьфу!
ЭММА. Будешь плеваться, так быстро улетишь на свой второй этаж.
Эмма беззвучно шевелит губами, перебирая словарь. Инна ходит из угла в угол. Вдруг срывается и убегает по лестнице.
ЭММА. Ненормальная!
Инна очень быстро возвращается с листком в руке.
ИННА. Вот, написала!
ЭММА. Что написала?
ИННА. Ответ.
ЭММА. Какой ответ?
ИННА. Ну, на письмо.
ЭММА. Как? Я же еще не перевела.
ИННА. И не надо! И черт с ним! Слушай! Дорогой Жерар!
ЭММА. С ума сошла.
ИННА. Хорошо, хорошо. Господин Депардье! Мы ничего не поняли из письма вашего управляющего господина трам пам пам…. Ну, как там его имя? Впишем! И только при личной встрече мы сможем понять друг друга, что поможет нам разрешить все проблемы. Ну, как?
Эмма ошеломлена и в позе: «Ничего не понимаю» застывает на диване.
ЭММА. Личной встрече? Какая чушь!
ИННА. И никакая не чушь, а возможная реальность!
Инна напевает мелодию из репертуара Эдит Пиаф, срывает скатерть со стола, обматывается ею, залазит на стол и отрывается по полной программе: поет, подражая Эдит Пиаф, при этом, пытаясь изобразить танец живота.
Эмма стараясь перекричать Инну.
ЭММА. Звонит телефон. Телефон звонит.
Эмма берет трубку.
ЭММА. Алло! Сахалин? Пьеса? Подождите, подождите, я автора позову. Инна, тебя к телефону.
Инна сползает со стола и берет трубку.
ИННА. Алло! Я! Что? Почему хриплю? Я пою…
ЭММА. Орать надо меньше! Этот вопль у нас песней зовется!
ИННА. Да, простыла. (Пауза). Спасибо! (Пауза). Кто, кто? (Пауза). А-а! (Пауза). Куда? А это где? (Пауза). Сахалин! Какая пьеса? (Пауза). Да? А гонорар? (Пауза).
Инна смеется до слез. Эмма изумленно на нее смотрит.
ИННА. Это даже не смешно. (Пауза). Ну и не надо!
Вешает трубку.
ЭММА. Я даже спрашивать не буду.
ИННА. Зачем? Не умею я про деньги договариваться! А так красиво начинался день!
ЭММА. Пора бы научится! Бессребреница ты наша!
ИННА. Я, наверно что-то пропустила. Выпустили самоучитель, «Драматургия – это лучший бизнес»?
ЭММА. Как смешно. Ха-ха-ха. Да, деньги бы нам были так кстати. Сделать ремонт – это громко сказано! А вот залатать щели и дыры было бы неплохо. А то дом больше похож на жилище летучих мышей.
ИННА. Или бомжей! Не летучих, а едва ползающих.
ЭММА. Его бы чуть-чуть подкрасить, чтобы смотрелся не так жутко.
ИННА. А по мне и так ничего. Пантовый такой бомжатник.
ЭММА. Тебе все ни по чем! Может, в сентябре дети приедут. Как бы им с ума не сойти от вида нашего французского поместья!
ИННА. Не сойдут! А если не понравится, то в чем дело? Пускай себе замок покупают! Хоть на Луаре!
ЭММА. Ой, ой! Уже разошлась, раскричалась!
Пауза.
ЭММА. А хорошо было бы, что б приехали. Будет уже не так жарко.
ИННА. Здесь постоянно ветер с моря. Дом-то - на краю утеса. У нас никогда не бывает слишком жарко!
ЭММА. И никогда не бывает слишком холодно.
ИННА. Здесь очень мягкая зима.
ЭММА. Так, небольшая осень! Зимние шмотки совсем не нужны.
ИННА. Не нужны.
ЭММА. Хорошо.
ИННА. Хорошо.
Пауза.
ИННА. Я так молилась, чтобы кто-то позвонил и сказал заветную фразу: «Мы ставим вашу пьесу». Хотела – сказали. Я ее так долго ждала. И вот! Ни успеха, ни денег.
ЭММА. Да, танец живота потряс меня больше. Хотя живота было больше чем танца.
ИННА. Если бы за это платили деньги….
ЭММА. Мы бы совсем отощали.
ИННА. Вот! Решение всех проблем!
ЭММА. Голод решение всех проблем! Прелестно! А может все-таки работа?
ИННА. Надежда и труд все перетрут!
ЭММА. Вот именно! Этот лозунг мне нравится больше.
ИННА. (Задумчиво.) Может попробовать себя в стиле вербатим?
ЭММА. Точно! Запусти на сцену пару голых мужиков, рассуждающих матерно о судьбах мира? Это твое! Точно!
ИННА. Что ты раскричалась? Что ты в этом понимаешь?
ЭММА. Я ничего не понимаю! Я всего лишь зритель! Все в жизни очень просто: белое и черное, а между ними полутона. Так вот вербатим из этих полутонов выбирает серые, переходящие в асфальтово-черные. А я люблю бледно голубые тона, переходящие в розовые! Понимаешь? Своих черных хватает дома!
ИННА. Розовые сопли!
ЭММА. Вот именно! Пусть! Пусть сопли, но светлые. Хочется светлого, яркого, счастливого. Потому что всегда мне верится что где-то, пусть не здесь, но где-то есть честь, бескорыстная дружба, любовь! Не тупой секс! Любовь! Преданность, наконец! (Пауза). Пусть все это вместе называется розовыми соплями. Пусть!
ИННА. Как ты можешь судить! Прочитала пару пьес и увидела один не очень удачный спектакль! В этом направлении работаю очень талантливые люди! Очень!
ЭММА. Это очередная молодежная революция в драматургии! Мы свой мы новый мир построим на обломках классического театра. Но что они могут выдумать вместо десяти заповедей! Ничего.
ИННА. При чем здесь заповеди? Причем? Зато они никогда, никогда не станут такими старыми занудами!
ЭММА. Повоюют и станут! Вот увидишь!
ИННА. Черт побери! Черт побери!
ЭММА. Чего ты чертыхаешься? Вот чего?
ИННА. Чего? Чего? Думаешь сам про себя, что вроде еще ничего! А мозги-то не догоняют! Не догоняют. Вот чего! Жизнь вроде только начинается, а уже вот он -  конец! Вот. Убежала уже!
ЭММА. Что?
ИННА. Жизнь. Жизнь убежала. Восприятие уже не то, не то восприятие!
ЭММА. Ничего. Молодость диктует свое виденье мироздания. Когда им будет столько, сколько нам, говорить они будут абсолютно тоже, удивляясь очередной молодежной супер идее. Они будут держаться за свой вербатим, так же как ты сейчас держишься за классику: как утопающий за соломинку.
ИННА. Утешила! Утешила!
 Слышен звук брошенной телефонной трубки.
ИННА. Я так долго ждала. Я так молилась! Я так мечтала, что кто-то позвонит и скажет заветную фразу: «Мы ставим вашу пьесу»! И вот!  Позвонили. Сказали. Сахалин!
А мозги-то уже не догоняют!  А жизнь! Убежала жизнь!
Телефонные гудки. Затем набор номера.
ИММА. Ах ты, боже мой! Жизнь от нее убежала! Она у всех бежит семимильными шагами. И многие уже, между прочим, не догнали.
Разохалась тут, понимаете ли! Ах, не там пьесу поставили! Следующую - там поставят! Так что дуй на свой второй этаж и твори, твори, твори!
ИННА. Не с тем настроением, мадам.
ЭММА. Выплясывать на столе настроение есть, а работать – нет. Давай, давай, вперед к новым свершениям!
ИННА. Ура, товарищи, ура! Гимн спеть не надо?
ЭММА. Мне хватило танца.
ИННА. И чего ты меня все куда-то посылаешь?
ЭММА. Ни куда-то, а работать.
ИННА. Если бы у нас был станок, печатающий деньги, то этот твой энтузиазм хоть как-то можно было понять! Но станка у нас нет.
ЭММА. Да! Станка нет! У нас ничего нет. Ни пьесы, ни станка, ни денег. Деньги были бы нам так кстати. Сделать ремонт – это громко сказано! А вот залатать щели и дыры было бы неплохо. А то дом больше похож на жилище летучих мышей.
ИННА.  Да-а… Или бомжей! Его бы чуть-чуть подкрасить!
ЭММА. А я мечтаю, чтобы каждая комната была обустроена в стиле какой-нибудь стороны света. Представляешь: одна комната – пышный, сияющий томный Восток. Стены обиты красным шелком, золотые шелковые занавески, а по середине кровать с балдахином. На ярком турецком ковре много, много подушек. Кругом веера, изящные статуэтки из слоновой кости, чеканка, медная посуда и колокольчики.  Ветерок так дунет и тихий мерцающий перезвон: дон-дон-дон.
ИННА. И попугаи.
ЭММА. Попугаи? Здорово! Разноцветные попугаи стадами будут пролетать над турецкими коврами!
ИННА. А кальян?
ЭММА. Что кальян?
ИННА. Про кальян ты конечно забыла?
ЭММА. Ну, если он тебе нужен? Пусть будет кальян. А другая комната - сдержанный холодно-серебристый Север. Такая строгая бело-черная классика. На полу – белый огромный пушистый ковер. Камин в английском стиле. Уютные мягкие кресла. И на черной, черной мебели много серебряных подсвечников. И свечи, свечи, свечи! И люстра с хрустальными подвесками. Зажигаются свечи, и их отражение горит и переливается в хрустале, как северное сияние.
ИННА. Олени, юрты, чукчи.
ЭММА. Все как всегда! Чукчу ей подавай!
ИННА. А на стенах шкуры белых медведей.
ЭММА. Ну, это только в том случае, если ты найдешь того гада, который их убил, и он тебе эти шкуры подарит.
ИННА. Молчу, молчу, молчу.
ЭММА. Третья комната – пленительный Юг. Каменный пол, белые стены.  Аскетическая мебель в бело-розовой гамме. Легкие прозрачные занавески и цветы. Много цветов в больших напольных вазах. Розы. Белые, алые, красные. А на столе - фрукты, как на картинах великих живописцев.
ИННА. И большой аквариум с пираньями.
ЭММА. Аквариум? Аквариум мне не нужен!  А пираньи мне одной хватает.
ИННА. Да?
ЭММА. Да. И последняя комната – сумасшедший Запад.
ИННА. А Запад, почему сумасшедший?
ЭММА. Тяжелый рок, хиппи, ковбои, хакеры, тату и мировые войны, откуда пошли?
ИННА. Оттуда.
ЭММА. Вот! В этой комнате все будет в стиле хайтек. Метал и пластик. Телевизор с плоским жидкокристаллическим экраном, ноутбук, радиотелефон. Все стилизовано, механизировано, электрифицировано, удобно. Все управляется пультом. Мебель радиоуправляемая и на колесиках. Каждый день можно менять интерьер, то есть переставлять ее по-новому.
ИННА. Эмма! Эмма!
ЭММА. Подожди! Представляешь, сидишь в кресле, и вдруг тебя осенила какая-то мысль, ну какой-нибудь поворот в пьесе, нажимаешь кнопку на пульте, и к тебе приезжает письменный стол с ноутбуком!
ИННА. Эмма! Эмма!
ЭММА. Ну, что?
ИННА. И это все будет в одной комнате?
ЭММА. Что все?
ИННА. Радиотелефон на колесиках, тяжелый рок с плоским экраном и мировые войны?
ЭММА. И твои вульгаризмы в придачу! Будешь мне мешать, я тебе такую мировую войну устрою….
ИННА. Да, господин архитектор, теперь я окончательно понимаю, что я ничего не понимаю в архитектуре!
Инна направляется на кухню.
ЭММА. Куда?
ИННА. Я возьму пирога кусочек. Я разволновалась!
ЭММА. До обеда перебьешься. И дай мне спокойно закончить перевод!
ИННА. Перебьюсь? Я перебьюсь!  Я очень даже перебьюсь.  Но напрашиваются такие вульгаризмы.
Инна уходит вверх по лестнице. Через минуту возвращается, держа что-то за спиной. Тихонько прокрадывается на кухню. Что-то берет и, пряча за спиной, тихонько выскальзывает из дома.


СЦЕНА 4


Эмма все так же сидит за переводом. Крадучись входит взлохмаченная и чумазая Инна с мешком и еще каким-то инструментом в руках. Одежда на ней, кое-где порвана. Инна пытается проскочить на кухню. Но в это время Эмма громко захлопывает словарь и у Инны с грохотом падает инструмент.
ИННА. А!
ЭММА. О!
ИННА. Тьфу, на тебя! Напугала.
ЭММА. Что б тебя! Откуда ты взялась? И в таком виде? А это что?
Эмма поднимает инструмент. Эта конструкция соединяет большие садовые ножницы и сачок.
ИННА. Это мое изобретение.
ЭММА.  Что это? Скрестила садовые ножницы с сачком? Зачем?
ИННА. Это изобретение называется: «Виноградорезолов».
ЭММА. Как?
ИННА. Виноградорезолов. Очень удобно в использовании.
ЭММА. В каком использовании? Для чего?
ИННА. Ну, непонятливая! Все в названии! Отрезается огромная сочная сладкая кисть винограда и подсекается сачком. И ее можно съесть сразу, не дожидаясь обеденных пирогов.
Показывает, как ножницами отрезается виноградная ветка и падает в сачок.
ЭММА. Всю эту ветку можно съесть? Как вкусно и много! Какой крупный, сладкий. Это все наше? Слушай, откуда ты столько взяла?
Быстро и много ест.
ИННА.  Ну, я ж тебе говорю.  Ну, как ты не понимаешь. Вот – виноградорезолов.
Эмма долго рассматривает конструкцию: крутит и так, и этак. И столбенеет от осознания горькой правды.
ЭММА. Это ты, это….
Эмма, схватившись за голову, начинает кричать. Ничего не понимающая Инна пытается ее успокоить.
ИННА. Ты чего? Что случилось?
Эмма мычит что-то нечленораздельное и показывает на письмо.
ЭММА. (кричит на французском языке). «Управляющий делами господина Депардье господин Рено доводит до вашего сведения, что нам поступило заявление от господина Клавье, о том, что вы постоянно посягаете на частную собственность господина Депардье. Если данный факт подтвердится еще раз, то заявление господина Клавье будет передано в полицию».
ИННА. Ничего не понимаю.
ЭММА. А я-то дура! Ну, я тебя убью!
ИННА. Хорошо, убьешь! Только в чем дело?
ЭММА. Ты…. Ну, ты…. А я то думала, что мы как агнцы.
ИННА. Как что?
ЭММА. Как ягнята, говорю, безгрешные! А ты ворюга! Ворюга! Нас теперь отсюда выставят в два счета! И все!
Эмма плачет.
ИННА. С чего это вдруг? Из-за двух, ну, трех килограмм винограда?
ЭММА. Хоть ягодку! Все равно вор!
ИННА. Там что, прямо так и написано?
ЭММА. Убийца! Ворюга.
ИННА. Нет. Я не ворюга. Но кто ж это выдержит? Целая плантация, огромная плантация винограда через дорогу, даже через тропинку.
ЭММА. Не твоя!
ИННА. Ну, кто ж выдержит? Руку протянул и все.
ЭММА. Там кустарник колючий.
ИННА. Смешно! Какой-то кустарник!
ЭММА. Какой-то! Он почти двухметровый! Ты вон смотри, порвала…. Кровь на колене!
ИННА. Да ерунда! Царапина.
ЭММА. Инка, ну что за детский сад! Когда ты успокоишься? Я сейчас тебя зеленкой замажу. Ой, ты, господи!
Эмма берет из тумбочки зеленку, мажет Инну.
ИННА. Когда? Когда? Никогда.
ЭММА. Какая же ты все-таки!
ИННА. Какая?
ЭММА. Ненормальная! Совсем ненормальная!
ИННА. Тебе тоже спасибо.
ЭММА. За что это я должна тебя благодарить?
ИННА. За виноград!
ЭММА. Ага! Сейчас!
Слышны телефонные гудки и звук брошенной телефонной трубки. ЭММА и Инна разбегаются каждая в свой угол.
ЭММА. Видишь ли, за виноград я ее должна благодарить! Ничего не понимает. Так бы и убила бы идиотку!
ИННА. Ну, все ей не так, ну все не так! Как виноград есть, так первая, а как пирога дать, так фиг.
Буквально сразу же звук набора номера. Эмма подходит к Инне.
ЭММА. Ты вон смотри, порвала…. Кровь на колене!
ИННА. Да ерунда! Царапина.
ЭММА. Инка, ну что за детский сад! Когда ты успокоишься? Я сейчас тебя зеленкой замажу. Ой, ты, господи!
ИННА. Когда? Когда? Никогда.
ЭММА. Какая же ты все-таки!
ИННА. Какая?
ЭММА. Ненормальная! Воровала бы, когда тебя никто не видит!
ИННА. В потемках что ли? Тогда я тоже ничего не вижу!
ЭММА. Днем, у всех на виду, висит такой Вини-Пух на кустарнике! Тебя же из самого Парижа видно!
ИННА. Да кому я нужна, господи.
ЭММА. Ты хочешь сказать, что тебя там ни разу никто не видел?
ИННА. Не видел.
ЭММА. Ни разу?
ИННА. Ни разу! Ой!
ЭММА. Ну, ну! С этого места поподробней!
ИННА. Поподробней? Сейчас. Это недели три тому назад было. Только-только виноград стал съедобным. Ну, вишу я как-то на этих колючках. Последнюю кисть виноградную отрезаю. Уже болеть стало невмоготу. Я же там, на животе вишу, а под живот шарф подкладываю, но все равно какая-нибудь колючка обязательно вопьется.
ЭММА. Матерь божья, ну?
ИННА. Ну, значит, вишу я так, ворую потихоньку, вдруг смотрю, откуда ни возьмись, мужик нарисовался.
ЭММА. Появился.
ИННА. Ну, появился. С ружьем.
ЭММА. Так. А ты что?
ИННА. Ну, думаю, охотник.
ЭММА. С ума сойти!
ИННА. И что-то так мне говорит, говорит. И на небо так глазами все что-то показывает. Я подумала, что что-нибудь про погоду. Ну, думаю, может на дождь намекает. Я помню, так на небо посмотрела, а там пару тучек появилось. И говорю ему: «Уи, Уи», что б разговор поддержать.
ЭММА. Ну, дальше, дальше.
ИННА. Слезла с этого куста и предложила ему виноград, что б угостился, а то как-то неудобно. А он как дунул от меня, только пятки засверкали. Быстро так побежал. Я еще подумала, охотник-то со странностями.
ЭММА. Это не он! Это ты со странностями! Не догадаться, что это сторож!
ИННА. Сторож? И чего он тогда убежал?
ЭММА. А ты догадайся с трех раз!
ИННА. Он что решил, что я …(крутит пальцем у виска)? А-а-а. А сторож-то зачем? Кустарник-то почти двухметровый? (Пауза). Так это он донес….
ЭММА. Не донес! А это входит в его обязанности.
ИННА. А я как последняя дура его виноградом угощала!
ЭММА. Насчет последней ты абсолютно права!
ИННА. Ну, ты тоже, знаешь, не…. Жить во Франции и не есть виноград! Нонсенс!
ЭММА. Ах, какие мы нежные! Вот заработаем и купим!
ИННА. Раньше сдохнем.
ЭММА. Сдохнем обязательно, но теперь уже точно, на Родине.
ИННА. Умереть на Родине, это не такая плохая перспектива!
ЭММА. Зачем мы тогда все это затеяли? Вот, скажи, зачем?
ИННА. Что ты так кричишь? Я прекрасно слышу. Потому, что климат тут для твоей астмы хороший и архитектура….
ЭММА. Вот именно! Слышит она. Чтоб еще пожить! А не существовать задыхаясь. Чтобы увидеть мир! Хоть немножко! Посмотреть, как люди живут другие. Меня всегда привлекала французская культура! Я с детства грезила Францией! Я так мечтала…. Я язык учила! Французский! Еще в школе. Ну, могу я хоть раз в жизни, сделать то, что я хочу! Жить, где я хочу! Я все свои лучшие годы отдала стране и детям! У меня перед ними нет долгов! Могу я для себя чуть-чуть….
ИННА. Можешь, ты все можешь! Только не волнуйся. Спокойно. Ну, вот, хорошо. Выпей водички.
Приносит ей воды.
ИННА. Все будет хорошо. Никто нас не выгонит. Этого просто не может быть! Лучше стало? Вот и хорошо.
Пауза.
ИННА. Неужели так все плохо?
ЭММА. Кто его знает? Что у них за законы? Но штраф надо будет платить точно!
ИННА. Знаешь, что самое главное в этом деле? Главное - с умом написать бумагу.
ЭММА. Какую бумагу?
ИННА. Ну, ту, которую с нас потребуют.
ЭММА. А если с нас не потребуют бумагу, а скажут: «штраф или выметайтесь»?
Инна бегает из угла в угол, обдумывая ситуацию. Эмма ждет.
ИННА. Нет, ну как же! Мы же, как ответчики что-то должны на это все ответить! Оправдаться! Эммочка, не волнуйся, я такой слезный роман напишу, что нам еще приплатят.  К тому же начало у нас есть!
Подбегает к столу, берет листок бумаги. Читает.
ИННА. Ну, вот же! Дорогой Жерар! Нет, нет, нет! Господин Депардье! Мы ничего не поняли из письма вашего управляющего и ….
Где перевод?
Из словаря достает перевод.
«Управляющий делами господина Депардье господин Рено доводит до вашего сведения, что нам поступило заявление от господина Клавье, о том, что вы постоянно посягаете на частную собственность господина Депардье. Если данный факт подтвердится еще раз, то заявление господина Клавье будет передано в полицию».
Пауза.
ИННА. Эм, и этот поклеп, эту ерунду подписал Депардье? Сам Депардье?
ЭММА. Да. Сам Депардье!
ИННА. Боже мой! Боже мой! Как я его любила! Как любила! Нет, он никогда не увидит мой танец живота!
Пауза.
ИННА. Слушай, так есть хочется!
ЭММА. Я сейчас быстро соберу на стол.
ИННА. К черту! Все к черту! Та-ак. Депардье я тебя разлюбила! Это надо отпраздновать! Эмма, слышишь, Эмма, я опять свободна!
ЭММА. Да слышу я, слышу. Надолго ли?
ИННА. Если любить больше некого, будем любить себя! Сейчас поедем обедать в ресторан! Давай поедем в какой-нибудь совершенно роскошный ресторан в Ницце!
ЭММА. В Ниццу? О! Мадам! Сейчас заправят ваш личный самолет, полчаса и вы на месте. Милый мой дружочек, в этот край далекий только самолетом можно долететь.
ИННА. Да, на эту поездку надо потратить день! Тогда поехали в Сен-Тропез!
Помнишь, мы видели такой веселый ресторанчик на набережной?
ЭММА. Сен-Тропез! Ресторанчик. Что изволите откушать? Креветки, гребешки, маслины, бланманже?
ИННА. Всего этого много, много и божоле.
ЭММА. Пожалуйста. И счет!
ИННА. Так дорого?
ЭММА. Мадам, это Сен-Тропез, а не оптовый рынок «Ждановичи»!
ИННА. Нет, конечно, хочется оторваться по-крупному, но не на такую же сумму.
Сет! Эмма, Сет! Поехали, а? Знаменитые рыбные рестораны Сета! Город расположен между морем и лагуной, и там добывают огромные жирные устрицы. Эмма, ты хочешь жирную устрицу?
ЭММА. Устрицы не бывают жирными! Инна, на нашем средстве передвижения поздно уже куда-то ехать. На часы посмотри!
ИННА. Поздно! Далеко! Нет, так нельзя! Дамы требуют праздника!
ЭММА. У нас осталась где-то бутылка бордо.
ИННА. Нет, подожди, подожди, пошли тогда к этому…(Щелкает пальцами). Тут недалеко, в нашей деревне.
ЭММА. К Мишелю?
ИННА. Уи, мадам, уи!
ЭММА. Это мысль!
ИННА. Еще какая мысль! Уи, мадам, уи!
Инна радостно убегает вверх по лестнице. Раздаются гудки телефона.


                АКТ 2

  СЦЕНА 5


Та же комната. Звук набора номера. В неё вваливаются, хохоча и пританцовывая, Эмма и Инна.
ИННА. У тебя из любого танца «барыня» получается.
ЭММА. Да ты что? Я никогда вообще танцевать не умела, а эту «барыню», тем более!
ИННА. А этот, как его Мариль, Марель все к тебе так подкрадется и хвать за бочок, а жена на него - зырь, а ты как бы ничего не замечаешь.
ЭММА. Да-а?
ИННА. По-моему мы имели большой успех!
ЭММА. Никогда не ожидала! Думала, что мы так себе. Да…. Но на фоне местных женщин, мы даже очень ничего!
ИННА. Представляешь, что было бы, если бы мы накрасились? Во!
Эмма застывает, обдумывая последствия макияжа. Инна хватает ее и пытается изобразить танго, но у Эммы ничего не получается. Тогда она продолжает сама.
ЭММА. О, нет, танго уже не по мне.
ИННА. Хватит ныть. О-па! И головой так раз, два! Господи! Неужели я когда-то это умела?
ЭММА. Тебе хорошо, ты хоть когда-то что-то умела.
ИННА. Господи! Когда это было! Сорок лет назад. У меня был такой партнер!  Но ты его не знаешь! Такой роман был в ритме танго. И так о-па!
ЭММА. Главное не в этом, а главное в том, что здесь люди пытаются дать под зад старости! Ничего, что тебе за сто! Или за пятьдесят. Вот идут вечером к этому Мишелю и веселятся, и знают, что им будут рады и не стесняются. Поэтому и живут полной жизнью.
ИННА. Как здорово танцует этот Сюрель или Самюэль! Никак не запоминаются эти имена! Помню, что-то такое сюрреалистическое.
ЭММА. Может Сальвадор? Как Дали.
ИННА. Точно. Сальвадор. Ему лет семьдесят, не меньше, а как мне глазки строил
ЭММА. Ну, ты тоже в долгу не осталась! Так и стреляла, как из пулемета.
ИННА. Ой, все ты врешь! Я не то что из пулемета, я из ружья никогда не стреляла.
ЭММА. Ой, какие мы скромные.
ИННА. У меня бывали только одиночные выстрелы, но сразу наповал. Да-а. Был бы он ну хоть чуть-чуть моложе.
ЭММА. Во-первых: ты же не знаешь, сколько ему лет. Во-вторых: не будь привередой!
ИННА. Если он моложе, то почему так плохо выглядит? Нет, здесь что-то не то!
ЭММА. То, не то! Ты что, уже замуж собралась?
ИННА. Замуж, не замуж. Вдруг он захочет за мной приударить! Надо же мне как-то реагировать.
Эмма падает на диван.
ЭММА. Я такая пьяная….
ИННА. Ой, ой, ой! Какие мы нежные. Выпила там что-то такое микроскопическое, на донышке и уже имеет право опьянеть! Не то, что я! 
ЭММА. Ой, ой, ой! Что ты! Ну, вот что ты?
ИННА. Ну, я, я выпила полбокала. Если бы оно было дешевле, я бы выпила гораздо больше.
Инна тоже падает на диван.
ЭММА. Если бы я была уверена, что у меня не вывалится печень, не снесет голову, и не откажут ноги, я бы тоже выпила гораздо больше.
Инна долго на нее смотрит, переваривая информацию.
ИННА. Ладно, ладно. Ты пьяная и я пьяная, мы обе пьяные и нам хорошо.
ЭММА. Да.
ИННА. А, представляешь, если бы сейчас с нами был Володя!
ЭММА. Знаешь, когда я его увидела в первый раз, он мне не понравился.
ИННА. Да уж, красавцем его не назовешь!
ЭММА. Не назовешь.
ИННА. Ох, он умел анекдоты рассказывать!
ЭММА. Ох, умел! Тогда, в санатории, мы хохотали прямо до икоты.
ИННА. Все отдыхающие завидовали черной завистью.
ЭММА. И за все это веселье мы расплачивались пайками масла из столовой.
ИННА. Он очень любил масло! Кстати, у нас есть масло?
ЭММА. Есть.
ИННА. Мы бы накормили его маслом, и пошли смотреть на звезды.
ЭММА. А, знаешь, если бы он одел такой же шикарный костюм, как на Депардье, шарф, шляпу….   
ИННА. Точно! И завалился бы к нам на чай! Я бы ему сказала: «Привет! Привет, господин «Анекдот»! Вы чертовски шикарно выглядите!»
ЭММА. Привет, «Пожиратель масла»! У нас к чаю прекрасный торт!
 ИННА. А он бы сказал: «Вы хорошо устроились, ёжики. Посмотрите, сколько здесь моря, скал, неба. Здесь можно жить, не оглядываясь, вне рамок, быть просто самим собой! Какое счастье быть просто самим собой. Вы хорошо устроились, ёжики».
ЭММА. Да, он бы сказал: «Вы хорошо устроились, ёжики». Ему бы тут понравилось.
ИННА. Да.
ЭММА. Ох, он бы тут оторвался!
ИННА. Сейчас мы бы тут не кисли!
ЭММА. Хохотали бы до поросячьего визга.
ИННЕ. И мы не будем киснуть.
ЭММА. С чего бы? Прекрасный вечер!
ИННА. Замечательный вечер!
ЭММА. Ему бы все тут понравилось.
ИННА. Да.
ЭММА. Пока ты там со своим Дали изображала вальс, я поговорила с местным кюре.
ИННА. С кем?
ЭММА. С кюре.
ИННА. Это тот симпатичный мальчик, с которым ты шушукалась в уголке? Это – священник?
ЭММА. Он очень умный и толковый молодой человек! И, между прочим, знаком с Депардье!
ИННА. С ума сойти! Какой-то мальчишка с ним знаком, а я нет!
ЭММА. Он не какой-то мальчишка, а кюре. А Депардье ему жертвует на ремонт собора. Он какой-то очень старинный!
ИННА. Кто?
ЭММА. Кто, кто? Не Депардье же! Собор конечно!
ИННА. Он хочет, чтобы мы тоже пожертвовали?
ЭММА. Кто?
ИННА. Но не собор же! Твой кюре!
ЭММА. Ничего он не хотел! Это я хотела, чтобы он поговорил о нашем деле с Депардье. Что б передал ему, что мы больше никогда не будем так делать, и оплатим ему эти три килограмма винограда.
ИННА. А он что?
ЭММА. Сказал, что обязательно поговорит.
ИННА. Здорово!
ЭММА. А я-то как рада! Представляешь, я первый раз так много говорила с французом по-французски, и он меня понимал.
ИННА. А ты уверена, что он все правильно понял?
ЭММА. Абсолютно уверена! Надо еще поработать над словарным запасом и все! Но экзамен я выдержала! Ура!
Эмма толкает Инну локтем в бок. Инна на нее удивленно смотрит.
ИННА. Ура-а.
ИННА. Замечательный вечер!
ЭММА. Прекрасный вечер!  Но в магазин и мы так и не сходили.
ИННА. А давай завтра все-таки попутешествуем! А? По магазинам оторвемся! А то вдруг с нами что-нибудь случится, и мы никогда ничего не увидим! Фиг с ним с этим ремонтом!
ЭММА. Давай все решим завтра. Очень хочется лечь. Я устала. Очень!
ИННА. Да, да, да. Спать.
ЭММА. Я сегодня уже не смогу подняться к звездам.
ИННА. Завтра. Все завтра.
Инна укладывает Эмму на диване, накрывает ее пледом. Рядом на пол ставит стакан воды, кладет таблетки.
ИННА. Вот, сейчас пледом укроемся, валидольчик поближе положим, корвалольчик рядом. Так, что еще? Водичка. Вот, все!
ЭММА. Спасибо.
ИННА. Может музыку включить? Желаете?
ЭММА. Желаю.
ИННА. Чего желаем? Дебюсси, Легран, Адамо, Азнавур?
ЭММА. Что-нибудь душевное, тихое.
ИННА.  Вот! Пожалуйста. Подойдет?
ЭММА. Спасибо.
ИННА. А я все-таки посмотрю на море и звезды сегодня. Завтра все может изменится. Ничто в этом мире не повторяется. Ничто.
Звук брошенной трубки.
И мы видим где-то там далеко звездное небо.
Звездное небо кружит над Инной и Эммой.
Каждая в своей квартире сидит у молчащего телефона.
ИННА. Море и звезды. Завтра они будут совсем другими.
ЭММА. Ничто не может повториться.
ИННА. Ничто.
ЭММА. А если бы чуть-чуть.
ИННА. Чуть-чуть чуда, волшебства.
ЭММА. Сказки. Глупой сказки. Пусть во сне.
ИННА. Пусть во сне.
ЭММА. Со всеми своими милыми глупостями….
ИННА. …дурачествами и анекдотами….
ЭММА. Если бы… он тут, рядом…
ИННА. Если бы… появился он, то я…
Появляется Владимир. Он одет в шикарный белый костюм, повязан шарф, на голове белая шляпа.
ВЛАДИМИР. Привет, ежики!
ЭММА. Привет, «Пожиратель масла»!
ИННА. Привет, господин «Анекдот»!
ВЛАДИМИР. Девчонки, а вы знаете, почему у бегемота круглые ступни? Чтобы легче перепрыгивать с кувшинки на кувшинку.
Все смеются.
ЭММА. Ты по-прежнему забалтываешь дам до бессознательного состояния?
ИННА. Ты по-прежнему невыносимо обольстителен? Я хотела….
ВЛАДИМИР. Вы хорошо устроились, ёжики! Здесь так много воздуха.
ЭММА. И моря.
ВЛАДИМИР. Можно заплыть далеко в море, лечь на живот, открыть глаза в воде и смотреть, как в глубине сверкают разноцветные рыбки.
ИННА. А как невыносимо красивы скалы!
ВЛАДИМИР. Здесь можно бегать, в чем мать родила, по скалам, кричать, орать от удовольствия.
ЭММА. Здесь такие огромные звезды.
ВЛАДИМИР. Здесь можно смеяться счастливым смехом, глядя на бархатные звезды, купающиеся в море.
ИННА. А как много здесь вкусного винограда!
ВЛАДИМИР. Воровать виноград надо подальше от дома, чтобы никто не видел. 
ИННА. Чтобы никто не видел.
ЭММА. Здесь можно быть самим собой!
ВЛАДИМИР. Какое счастье быть просто самим собой.
ИННА. И любить!
ВЛАДИМИР. Любить всех и всё! Здесь любовью пропитан воздух!
ЭММА. Любить всех и всё?
ВЛАДИМИР. Любить в ритме танго!
ИННА. Любить в ритме танго! Я так люблю танго!
ВЛАДИМИР. Здесь замечательно!
ЭММА. Замечательно! Можно выпить чашечку кофе или божоле глядя на море.
ВЛАДИМИР. И уплетая твой необыкновенный пирог. Как будто мы одни во вселенной.
ЭММА. Одни во вселенной! Ты и я.
ИННА. Ты и я?
ВЛАДИМИР. Здесь моя душа переливается эмоциями, как солнечный луч переливается всеми цветами радуги в утреннем море. И я бегу по солнечному лучу, как эквилибрист по канату, туда к звездам, в яркую, залитую светом бесконечность….  и пою от счастья….
ИННА. Ты поешь от счастья?
ЭММА. Ты можешь бегать по солнечному лучу?
ВЛАДИМИР. Вы хорошо устроились, ёжики.
Когда-то давно жили два друга. Один из них умел замечательно играть на арфе, а другой умел замечательно слушать.
ЭММА. На арфе?
ИННА. Слушать. Подожди, ты так и не сказал!
ЭММА. Ты не сказал!
ИННА. Ты любил меня?
ЭММА. Ты любил меня?
Владимир уходит вместе с мелодичным звоном.
ЭММА. Сказки. Глупые сказки.
ИННА. Ничто не может повториться.
ЭММА. Ничто.


                СЦЕНА 6



Звонок.
Эмма и Инна каждая в своей квартире. Они разговаривают по телефону.
Инна рассматривает карту.
ИННА. На этой карте все такое маленькое, что даже в очках прочитать невозможно. Мы же когда-то покупали путеводитель только по нашему департаменту. Он где-то у тебя лежит.
ЭММА. Ничто не может повториться. Ничто.
ИННА. Ты о чем.
ЭММА. Я прочла твою пьесу! Там все неправда! Ты… Ты…. Все не так было! Не так!
ИННА. Эмма, это всего лишь пьеса!
ЭММА. Я думала, что ты хоть там раскроешься, хоть там скажешь правду.
ИННА. Господи, какую правду?
ЭММА. Какую? (Пауза). Почему ты мне не позвонила, почему?
ИННА. Опять двадцать пять! Все миллион раз переговорено. Сколько можно?
ЭММА. Я ни разу не услышала вразумительного ответа! Ни разу! Почему ты мне не позвонила?
ИННА. Объясняю в последний раз! Больше я не выдержу! Да потому, что мне надо было поднять весь город на ноги! Потому, что это был девяносто первый год, когда ни в аптеках, ни в больницах не было элементарных лекарств! Потому, что это было воскресенье! Выходной день! Потому что мне надо было его спасать! Потому что мне было страшно! Я звонила, звонила и никого не находила!
ЭММА. Почему, ну почему он позвал тебя, а не меня?
ИННА. Ну, как ты не понимаешь?
ЭММА. Нет, мне никогда этого не понять! Ребенка иметь от одной, а любить другую!
ИННА. Из чего ты делаешь такие выводы? Из чего?
ЭММА. Из всего! Из всего.
Эмма плачет.
ЭММА. Хорошо. Ладно. Пусть так, но ты, ты почему не позвонила? Это был не тот момент, когда можно было продолжать делать из меня дуру! Крутить роман за моей спиной! Все знали! Все знали, кроме меня! (Плачет). Все, что ты только что говорила, я слышала тысячу раз! Но я знаю только одно, если бы ты захотела, то смогла бы позвонить!
ИННА. Хорошо, я скажу! Я скажу.  Он запретил мне звонить. Его очень беспокоила болезнь Романа. Я надеюсь, ты не забыла, что за день до этого я стояла на ушах, чтобы найти лекарства для твоего Романа. Он только-только вышел из кризиса. Конечно, Володька еще и за него беспокоился. Это, во-первых! Во-вторых, чем бы ты могла помочь? Чем? (Пауза)
И потом…
ЭММА. Что потом?
ИННА. А то, что когда я пришла, то мне все стало сразу ясно. Понимаешь? Все. Вся, страшная правда. Она заполнила меня всю. И я ни о чем больше не могла думать. Только о чуде! Только о чуде. И я звонила, и звонила. А скорая все не приезжала и не приезжала. И только тогда, когда я поняла, что я уже ни над чем не властна….
Инна старается не заплакать.
И только тогда я о тебе вспомнила….
ЭММА. Во-от! Во-т эта, правда! Ты просто обо мне забыла!
ИННА. Да! Я о тебе забыла. Мне было не до тебя! Рыдает она, видите ли!
А я не могу разрешить себе заплакать. Мне кажется, что если я начну, то не остановлюсь никогда. Ты, ты всегда могла себе это позволить - порыдать на его плече, на моем. А я – нет! Из двоих кто-то должен держаться. Эта миссия всегда доставалась мне! Все ты, все тебе! А мне надо было изображать радость. И держаться, держаться, держаться, чтобы не захлебнуться в нашем потоке слез.
ЭММА пытаясь остановить кулаками слезы. Ты прости меня….
Каждая в своем углу пытается взять себя в руки
ИННА. Что это я?
ЭММА. Ты поплачь, поплачь!
ИННА. Нет. Не буду. Еще чего!
ЭММА. Ты прости меня…. Просто меня мучает одна мысль. Она не дает мне покоя. Я должна была ему что-то сказать. Я не договорила. Я так много не успела ему сказать. И мне казалось, что ты лишила меня этого права. Я понимаю. Я мозгами понимаю, что это все глупости. Его надо было спасать, а не заниматься болтовней. Да и что бы я ему сказала? Глупо, все это глупо! Ты прости меня.
Звук брошенной трубки. Темно. Только звезды танцуют какой-то бешеный танец, убегая за горизонт.
 Звук набора номера.
Утро. Входит Инна с картой и раскладывает ее на обеденном столе.
Вбегает возбужденная Эмма.
ИННА. На этой карте все такое маленькое, что даже в очках прочитать невозможно. Мы же когда-то покупали путеводитель только по нашему департаменту. Он где-то у тебя лежит.
Эмма подходит к столу и бросает на него пьесу.
ЭММА. Я прочла твою пьесу! Там все неправда! Ты… Ты…. Все не так было! Не так!
ИННА. Эмма, это всего лишь пьеса!
ЭММА. Я думала, что ты хоть там раскроешься, хоть там скажешь правду.
ИННА. Это пьеса – это только пьеса. Зачем загружать головы людские какой-то там правдой? Успокойся, Эмма, все было так давно.
ЭММА. Все давно прошло.
ИННА. А пьеса – это только пьеса.
ЭММА. Все давно прошло…. Ушло.
ИННА. Только мы, почему-то, еще есть.
ЭММА. Ну, это ненадолго.
ИННА. Время летит…!
ЭММА. У меня предложение: замедлить бег.
ИННА. Как?
ЭММА. Давай сядем и покурим!
ИННА. Давай!
Эмма начинает искать сигареты в ящике на кухне. Инна достает из кармана начатую пачку сигарет.
ЭММА. А почему они у тебя?
ИННА. Вчера, когда я смотрела на звезды, вдруг вспомнила, что всегда мечтала это делать эффектно: с сигаретой в руках.
Они обе закуривают.
ЭММА. А, давай еще и выпьем!
ИННА. У нас выпить нечего.
ЭММА. Нет, помнишь, у нас оставалось немного бордо.
ИННА. Я выпила. Вчера вечером я вспомнила, что мечтала курить и пить бордо, глядя на море.
ЭММА. Ну и правильно! Еще не известно, что будет со мной от сигареты.
ИННА. Все известно! Выкурив одну, начнешь мечтать о второй.
ЭММА. А второй нет.
ИННА. Нет.
Пауза.
ЭММА. В магазин надо обязательно. Что-то еще мы хотели сегодня предпринять? Ах, да! Куда-нибудь поехать.  Вспомнила! Путеводитель. Сейчас найду.
Инна идет к столу собирает разбросанную пьесу, складывает карту. Эмма залазит в тумбочку и из нее все вываливается, в том числе и фотографии. Она, забыв обо всем, начинает их рассматривать, сидя на полу.
ИННА. Ну, куда ты подевалась?
ЭММА. Ты помнишь, где это?
Инна садится рядом.
ИННА. Конечно. Крым. Черноморское.
ЭММА. Мальчишки наши совсем еще маленькие.
ИННА. Ну почему маленькие? Это какой год? Моему - десять. Первый раз я была в Крыму с Егором, когда ему было четыре года. Вот тогда намучалась одна! Он плохо перенес перемену климата, и погода была дождливая, а теплых вещей я не взяла. Пришлось покупать.
ЭММА. Смотри, а здесь Ромка, какой смешной! Грязный весь! Черники объелся. Это мы с ним на Балтике.
ИННА. А кто это рядом?
ЭММА. Это - дочка сокурсницы. Мы вместе ездили. Тоже вся в чернике. Помню, как мы их мыли, одежду мыли, ничего не отмывалось.
ИННА. А это кто с вами?
ЭММА. А это к нам клеились горячие местные латышские парни.
ИННА. Они-то клеились, а вы никак!
ЭММА. А мы никак. У нас же дети.
ИННА. Да, потому, что у нас дети и о них надо было заботится!
ЭММА. Кроме нас, некому о них было заботиться и любить.
ИННА. Но ничего! Мы же справились!
ЭММА. Да. Дети выросли. У них своя жизнь.
ИННА. И не надо им мешать!
ЭММА. Не надо лезть со своими старомодными советами.
ИННА. Каждый имеет право изобрести свой велосипед!
ЭММА. И это нормально!
ИННА. Да и мы сами с усами. Все умеем делать сами.
ЭММА. И о нас некому было заботиться и любить.
ИННА. Ну, и не надо!
ЭММА. А не очень-то и хотелось!
ИННА. Да и кто сравнится с нашим милым кладезем анекдотов?
ЭММА. С нашим смешным пожирателем масла.
ИННА. Никто и никогда.
Пауза
ИННА. Ему понравился бы наш домик, и звезды, и море, и то, что мы собираемся путешествовать.
ЭММА. Да, ему бы понравилось.
ИННА. Теперь мы вдвоем и заботимся друг о друге. И нам хорошо!
ЭММА. Очень хорошо!
Поёт.
*)Холодный взгляд любовь таит.
Эмма подхватывает.
ИННА. И красота гнетет и дразнит.
Поют хором все громче и громче.
   Прекрасны волосы твои,
   Но одиночество прекрасней!
   Изящней рук на свете нет.
   Туман зеленых глаз опасен.
   В тебе все музыка и свет!
   Но одиночество, но одиночество,
                Но одиночество прекрасней!
   Не видеть добрых глаз твоих
   Нет для меня страшнее казни
   Мои печали на двоих
   Но одиночество прекрасней
    Твоих речей виолончель
    Во мне всегда звучит, не гаснет
    С тобою быть вот жизни цель
    Но одиночество, но одиночество,
                но одиночество прекрасней!
Инна и Эмма уплывают в какие-то счастливые воспоминания. Сквозь музыку звучащую в их сердцах пробивается какой-то звук. Первой приходит в себя ЭММА.
ЭММА. По-моему мы куда-то собирались.
ИННА. Надо найти путеводитель. Путеводитель, ты где? А-у!
ЭММА. Нам кто-то звонит. Слышишь? Это у калитки.
ИННА. Ну, иди, полиглот ты наш.
ЭММА. Иду, иду.
ИННА. В конце концов, мы сегодня поедем куда-нибудь?
ЭММА. Нет.
ИННА. Почему?
ЭММА. Я вспомнила, что сегодня пятница.
ИННА. Ты смотри, как быстро пролетела неделя!
Эмма уходит. Инна пытается все сложить обратно в тумбочку. Находит путеводитель.  Эмма возвращается.
ЭММА. Это тебя.
ИННА. А я нашла путеводитель. Что значит меня?
ЭММА. Твой Дали пришел. Тебя требует.
ИННА. Серьезно, что-ли?
ЭММА. О, господи! Не умри от радости.
ИННА. Я? Никогда!
ЭММА. Мадам не виляйте так задом и прикройте выпадающие наружу прелести. А то он, человек немолодой, вдруг не сможет вынести их в таком изобилии.
ИННА. Спокойно, детка, прорвемся.
Инна уходит.
Эмма разворачивает карту, которую нашла Инна.
ЭММА. О! Красота и даже все дороги указаны!
Возвращается Инна с конвертом в руке.
ЭММА. Ты чего так быстро?
ИННА. А он мне ничего не сказал. Поздоровался. Дал в руки конверт. Раскланялся. Все.
ЭММА. Интересно, интересно.
Инна достает из конверта небольшую открытку, вертит ее в руках. Эмма через плечо читает.
ИННА. Ну, что там? Не томи!
ЭММА. Что? Что? Приглашение на обед в честь именин этого самого Сальвадора.
ИННА. На двоих?
ЭММА. Да.
ИННА. Когда?
ЭММА. В воскресенье.


*) Песня Александра Дольского «Одиночество».


ИННА. Обалдеть.
ЭММА. С чего обалдевать-то? Чему ты радуешься?
ИННА. А что?
ЭММА. Вот в чем ты туда пойдешь? В чем?
ИННА. В чем? Да у нас вагоны барахла.
ЭММА. Вот именно, что барахла.
ИННА. Вот из него чего-нибудь и выберем!
Инна решительно направляется к шкафу, и все содержимое вываливает на пол.
ЭММА. С ума сошла!
ИННА. А сейчас я объявляю начало показа, то бишь «Супердефиле». Мода для тех, кому за пятьдесят! Хиты этого сезона! В показе участвуют две супермодели!  Эмма и Инна. Чего стоишь?
Обе у шкафа роются в вещах.
ЭММА. Я даже не знаю, что мерить-то. У меня приличное только платье и костюм брючный.
ИННА. Вот и прекрасно!
Эмма уходит куда-то под лестницу.
ИННА. Главное: больше аксессуаров! А я возьму – вот эти две блузки и эти юбки.
Итак, господа, приготовьтесь.  Тонким натурам с глубоким чувством прекрасного просим приготовить валидол и антидепрессанты.
Нет, эта блузка не пойдет!
Итак, в этом сезоне, как и во всех предыдущих сезонах, для дам с выразительной талией, ну, с талией, которая выражает полное ее отсутствие, самыми модными считаются мешковатые балахоны неопределенного цвета и вида. В них можно спрятать не только пышную грудь и выразительную талию, но и другие части тела. По-прежнему в моде антикварные вещи времен первой мировой войны, а так же второй половины ХХ столетия.
Ты уже готова?
ЭММА. Готова.
Эмма выходит из-под лестницы и пытается изобразить дефиле.
ИННА. И так, дамы и господа, мы видим облегающее платье из тонкого трикотажа, а ля семидесятые годы прошлого столетия….
ЭММА. Восьмидесятые.
ИННА. Пардон. ….которое безвкусно украшает так называемый посадский платок.
Эмма снимает и отбрасывает платок.
ИННА. Шляпка, а ля начало прошлого века, вульгарно прикрывает прекрасные волосы супермодели.
Эмма швыряет шляпку в угол.
ИННА. Плотное облегание материала позволяет зрителю лучше разглядеть пышные формы обладателя данного богатства, которые очаровательными валиками выпирают со всех сторон.
ЭММА. Приятно поиздеваться? Приятно, да? Нельзя просто сказать: «Сними ты эту дрянь»!
ИННА.  Модель, идите, переодевайтесь. Господа! Не будем отчаиваться! У модели есть еще брючный костюм! Господа, минуточку!
Пока Эмма переодевается, Инна прикладывает к себе отобранные юбки и блузки. Находит какие-то экстравагантные наряды.
ИННА. Ой-ля-ля! Господа! Что я нашла, господа! Какие перья! Оборки! А если примерить? Минутку.  Ну, как? Ву-а-ля!
  Инна  исполняет канкан. Падает в изнеможении на диван.
ИННА. Ну, господа, я сейчас вам кое-что скажу. Я довожу до вашего сведения, господа! Вы видели канкан в моем исполнении в последний раз!  Да. Увы, господа. Увы. Это уже не модно. Это раньше мужчины были счастливы, увидеть стройную ножку. Им это показывали только в «Муленруж» и за большие деньги. А сейчас, куда ни глянь…. И в большом количестве.  Они уже устали обращать внимание! Ничего не видят! Вот так, господа.
Эмма, Эмма, ты где?  Ты жива?
ЭММА. Жива, жива.
Эмма появляется в брючном костюме.
ИННА. О! А я так не очень.  Итак, господа, продолжаем супер дефиле. На модели мы видим черные шелковые брюки и светлый блузон, изделия которым удалось скрыть все недостатки прошлого показа. Модель стала стройняшкой. Только та же шляпка, а ля начало прошлого века, все также вульгарно прикрывает прекрасные волосы супермодели.
ЭММА. Черт тебя побери! Мне очень нравится эта шляпка!
ИННА. Но она на тебе, как на корове седло!
ЭММА. Ладно, ну ее к лешему! Может тут какой-нибудь платочек повязать?
ИННА. Ну-с, модель, у вас вроде был какой-то батик!
ЭММА. Был!
ИННА. Тащи!
Инна красиво повязывает платок Эмме. Любуются.
ЭММА. Хорошо!
ИННА. Еще как хорошо! Прикупить что-то новенькое не мешало бы.
ЭММА. Надо бы нам деньги зарабатывать!
ИННА. Ты же там что-то вышиваешь гладью.
ЭММА. Да. Скатерть.
ИННА. Мы еще думали заняться вязанием кофточек! Но, во-первых: это долго! Во-вторых: будет ли это здесь пользоваться спросом?
ЭММА. Надо разузнать, что они здесь продают на рынках и почем.
ИННА. У меня есть одна мысль!
ЭММА. Ну, не надо так самокритично!
ИННА. Ах! Какие мы остроумные! Просто ах! Не хочешь слушать, и не надо!
ЭММА. Хочу, хочу!
ИННА. То-то же! Госпожа архитектор, у вас когда-то хорошо получались акварели.
ЭММА. И что? Ты хочешь, чтобы я начала рисовать?
ИННА. Не зря же ты сюда тащила мольберт и кисти! Для начала нарисуй нашу развалюшку. По-моему она экзотична! Потом – наш утес. Еще – виноградник, вид на Лионский залив. Да мало ли! Кругом красотища-то, какая!
ЭММА. И мы пойдем «это» продавать?
ИННА. Ни «это»! А твои авторские работы.
ЭММА. Да здесь творили такие люди! Куда мне!
ИННА. Какие такие? Какие? До этой глуши никто не добирался! Раз. Все течет, все изменяется! Два. Природа неисчерпаемый сюжетный источник! Три. И потом: попытка не пытка. Эмма, у нас звонит телефон!
ЭММА. Кто говорит? Слон.
ИННА. Телефон звонит, Эмма.
ЭММА. Звонит?
Эмма хватает трубку.
ЭММА. Алло! Рома! Да. Что ты говоришь! Здорово! Нет. Нормально. У нас все хорошо! Что? Егор! Здорово! Я передам. Да. Как я за тебя рада сынок, как рада! И я целую.
ИННА. Ну что там!
ЭММА. И-е-с! Е-с! Е-с!
ИННА. Что? Что случилось?
ЭММА. Роман зарегистрировал свою фирму грузоперевозок и уже получил доход от первой сделки! Ура!
ИННА. Ура!
ЭММА. Молодец! У него все получилось!
Они прыгают, визжат, танцуют, пока не падают в изнеможении на диван.
ЭММА. Инна, ты не расстраивайся, но Егор сегодня не позвонит.
ИННА. Почему? Сегодня же пятница!
ЭММА. Егор попросил Романа передать, что он перешел на другой канал телевидения, он сейчас в командировке. Он в дороге, он в пути.
ИННА. Как здорово! Боже мой! Он всегда мечтал об этом переходе. Эммочка, какой сегодня необыкновенный день!
ЭММА. Прекрасный день!
ИННА. Это надо как-то отпраздновать. Оттянуться по полной.
ЭММА. Надо, обязательно надо!
ИННА. Давай все-таки поедем куда-нибудь, а?
ЭММА. Но чтобы там был обязательно магазин.
Эмма носится по кухне, собирая какие-то пакеты, кошелки и корзины.
ИННА. Нам надо поехать туда, где бродят стада туристов, и увидеть, какие картины они покупают, и что им продают. Хоть куда-то недалеко. В разведку!
ЭММА. Да, разведывательная операция не помешает!
Они залазят на стулья коленями и изучают карту.
ИННА. Эта карта показывает нам, насколько скудна наша жизнь. Это я по поводу впечатлений. Нами была разработана стратегия и тактика осмотра достопримечательностей юга Франции. Желтыми кружками мы обозначали желаемые объекты осмотра, а красными – объекты, где уже удалось побывать. И что мы видим? Красный кружок совершенно один! Он одинок, как душа во вселенной!
ЭММА. Не нагоняй тоску! Так куда мы поедем? Я бы хотела - в Арль! Там сохранились арены, которые были построены по указанию Юлия Цезаря, античный театр. Там….
ИННА. Знаю, знаю, но ничего не выйдет!
ЭММА. Почему?
ИННА. Потому, что туда езды километров шестьдесят-семьдесят.
ЭММА. Так это же близко!
ИННА. Но наша чудо-машина, за двести евро, больше тридцати километров в час не дает! Кстати, ты не помнишь марки нашего драндулета?
ЭММА. Ты думаешь, что у него и название есть?
ИННА. Когда покупала, то, по-моему, его как-то звали.
ЭММА. Ну, звали и звали, чего вспоминать-то теперь? И совсем это не драндулет. Разноцветненький такой симпатяга.
ИННА. Разноцветненький? Я думала он синий.
ЭММА. Какой же он синий. Скорее бордовый с переливами.
ИННА. А переливы где?
ЭММА. Да тут в разных местах.
ИННА. Ну, вообще-то, совсем не плохо, что в разных местах! Если бы в одном, то было бы гораздо хуже.
ЭММА. Ну, куда уж хуже.
ИННА. Да-а! А вдруг продавать придется!
ЭММА. По-моему мы единственные покупатели во всем мире, которые могли выложить за него двести евро.
ИННА. Почему?
ЭММА. Потому что никто не дал бы и ломаной копейки!
ИННА. Но ездит же!
ЭММА. Ну, и поехали!
ИННА. Поехали в Монпелье!
ЭММА. А там что?
ИННА. А там туристы, художники, магазины, рынок, дворцы.
ЭММА. Мы едем?
ИННА. Едем, Эмка, едем! Машина-зверь!
ЭММА. Что ты гонишь, как сумасшедшая!
ИННА. Тридцать пять километров в час.
ЭММА. Качка, как в десятибалльный шторм!
ИННА. Кстати, ты когда-нибудь каталась на американских горках?
ЭММА. Кстати, нет!
ИННА. Представляешь! За двести евро мы имеем собственные американские горки!
ЭММА. Где диван? Где диван?
ИННА. Крепись, Эмма! До дивана еще далеко! Мадам, посмотрите направо.  Вы видите прекрасный берег Средиземного моря. Лионский залив. Теперь смотрим налево! Это горный массив Севенны! Эмма, как красиво!
ЭММА. С американских горок трудно, что-либо рассмотреть. Все мелькает перед глазами.
ИННА. А вот и сам Монпелье – главный город Лангедока.
ЭММА. А там, Инна, вот там открывается прекрасный вид на Пиренеи.
ИННА. Ты посмотри сюда, Эмма. Собор Сен-Пьер!
ЭММА. Ух, ты!  А это! Это же сад!
ИННА. Маркиз де Сад?
ЭММА. Мадам, какие эротические фантазии приходят к вам в голову! Это Ботанический сад.
ИННА. Никогда бы не подумала, что тебя это так обрадует. У тебя аллергия на ботанику.
ЭММА. Но это же первый ботанический сад во Франции! Он заложен в 1593 году.
ИННА. И, наконец, Бульвар Пейру. И дворцы, дворцы. И не надо никакой Луары.
ЭММА. На Луаре замки.
ИННА. Какая разница? Настоящее путешествие. Теперь, с легкой душой, можно не ездить в кругосветный круиз.
ЭММА. Какая поездка! Американские горки и кругосветный круиз: все в одном флаконе.
ИННА. И все за двести евро! В следующий раз мы поедем в Арль! Машина-зверь ждет!
ЭММА. Если доживем.
ИННА. Доживем! Тем более, что то чего мы не набрали в этот раз, я имею ввиду качку в баллах, мы наберем в следующий!
ЭММА. Если доживем.
ИННА. Доживем! Чудо-машина! Ни разу не сломалась!
ЭММА. Ни разу не сломалась! Ура!
ИННА. Домой?
ЭММА. Домой! Домой!
 ИННА. Ну, вот мы и дома. Диван, Эмма!
ЭММА.  Я лучше постою.
ИННА. А я рядом постою.
ЭММА. Когда сидишь, кажется, что все еще в машине!
ИННА. Я думаю, через пару недель, когда перестанет все мелькать перед глазами, и заживут синяки, мы решимся еще на одну поездку!  На такой чудо- машине….
ЭММА. Только про машину не надо!
ИННА. Как здорово, Эмма! Как здорово, что мы купили этот дом! Пускай развалюшка, но это наш дом.
ЭММА. И находится он над морем на высоте птичьего полета!
ИННА. И мы можем делать в нем все, что захотим!
ЭММА. И нам не будут стучать в стенку, и требовать тишины. И нас не зальет сосед сверху.
ИННА. И мы не зальем соседей снизу.
ЭММА. А мы можем.
ИННА. Еще как можем. Рассеянность плюс склероз. У-у-у.
ЭММА. И у детей есть крыша над головой. Им не надо копить всю жизнь на квартиру.
ИННА. Правда, это все, что мы способны оставить детям!
ЭММА. Но это тоже не мало.
ИННА. Да.
ЭММА. Как хорошо, что у детей все хорошо!
ИННА. Сегодня такой день, такой день!
ЭММА. Прекрасный день.
ИННА. Нет, я не могу стоять! Внутри меня все бурлит!
ЭММА. Давай сумки разберем!
ИННА. Сумки? К черту сумки! Пошли к звездам!
ЭММА. К звездам? Мне каждый раз кажется, будто бы я иду по трапу самолета, чтобы улететь во что-то такое, такое… замечательное. Я ощущаю себя богиней на Олимпе. Ты здорово придумала про этот утес и звезды. Я так ясно представляю, что где-то там далеко внизу море и где-то там далеко - небо. А я парю между небом и землей!
ИННА. А мне кажется, что стоит только протянуть руку, и я нащупаю что-то теплое и мягкое.
ЭММА. Черную ангорскую кофточку со бисером!
ИННА. Да ну тебя!
ИННА. Пошли к звездам!
ЭММА. Пошли.
Они берутся за руки.
Звонок. Звонок как удар грома, как колокол.  Долгий тревожный звонок.




Сцена 7



В своей квартире в кресле сидит и плачет Эмма. К телефону в своей квартире подбегает Инна.
ИННА (кричит). Алло, алло! Эмма! Эмма!
Эмма берет трубку, вытирая слезы, долго сморкается.
ЭММА. Алло.
ИННА. Алло, Эмма! Ты плачешь?
ЭММА. Инна.
Эмма плачет.
ИННА. Что? Что случилось?
ЭММА. Инна, у нас никогда не будет домика во Франции. И нигде не будет. Инна, прости меня, Инна!
ИННА. Эмма, что случилось?
ЭММА. Я все наши деньги отдала Роме, что бы он смог открыть свое дело. А Рому обманули. Обещали зарегистрировать фирму, сами исчезли с деньгами.
ИННА. А-ах! Эмма, подожди, не плачь! Ну, не плачь! А Рома? Что с ним?
ЭММА. Он в шоке. Сидит и молчит. Уставился в одну точку и молчит!
ИННА. Подожди. Он что, просто так отдал деньги?
ЭММА. Нотариус был подставной. Все наши деньги забрали и скрылись. Все!
Инна, прости меня!
ИННА. Подожди, подожди, Эмма, но вы в милицию обращались? Может, их сразу найдут и все вернут.
ЭММА. Нам сказали, что может их найдут, но деньги вряд ли. Инна, прости меня.
ИННА. Боже мой! Эмма, не плачь! Слышишь? Ничего, ничего. Эмма, главное, что с Ромой все в порядке. Деньги - дело наживное! Снимем дачу летом у озера, или в лесу. Я каждый день буду делать тебе массаж, и собирать ягоды, а ты будешь варить варенье.
ЭММА. И на дачу у нас денег нет!
 ИННА. Мы с тобой что-нибудь придумаем! Может, начнут ставить мои пьесы. Мы начнем зарабатывать деньги! Ты же прекрасно вышиваешь гладью. Я займусь вязанием кофточек!
ЭММА. Никогда ничего у нас больше не будет. Никогда!
ИННА. Эммочка, ты не расстраивайся, придумаем еще что-нибудь! Ты будешь рисовать. У тебя прекрасно получаются акварели.
Эмма, держась за сердце, плачет.
ИННА. Эмма, слышишь, мы обязательно придумаем что-нибудь! Слышишь.
Мы купим самую смешную машину и поедем по югу Франции. Мы будем пить божоле, есть огромных лобстеров и смотреть на звезды. Слышишь, Эмма!
ЭММА. Меня просто прикончит астма и все.
ИННА. Уж сколько лет она над тобой бьется и все никак! И вот прямо сейчас и прикончит! Фигушки! Еще посмотрим кто кого! Главное не раскисать! Не кисни! Слышишь?
ЭММА. Слышу. Сердце у меня разболелось. Я пойду, прилягу.
ИННА. Да-да. Да-да. Конечно.
Обе кладут телефонные трубки и задумываются.
ИННА. Почему ничего не удается? Почему? Не вздохнуть, не выдохнуть! Господи, дай глоток воздуха! Неужели не заслужили? Господи, все, что я смогла сделать здесь, уже сделано!
Просто мечта была очень красивой.
Как здорово было бы стоять под звездами и орать от восторга.
А может завтра случится чудо. Я проснусь знаменитой. Цветы, поклонники, овации. Возле меня будут клубиться продюсеры, умножаясь в геометрической прогрессии, предлагая супервыгодные контракты. И мы сможем поехать туда, где много солнца, где есть цветущий персиковый сад и невыносимо прекрасный утес над морем?
ЭММА. Спать! Спать! Утро вечера мудренее. Может, завтра все не будет казаться таким черным. Утро будет солнечным, спина будет болеть меньше, дышать я буду глубже, и начну писать, как Ватто. А картины мои будут продаваться на самых престижных аукционах. И тогда в самой маленькой деревеньке Франции мы сможем купить самый крохотный домик. И будем смотреть на море, на пальмы и есть виноград.  И будет всходить, и садиться солнце. Мир вокруг нас заиграет красками, как фокусник, доставая из рукава все новые и новые чудеса. Будет так красиво, что захочется жить долго, долго!
Они поднимают головы, видят огромное бесконечное звездное небо.
Лестница освещена так, что кажется лунной дорожкой. Как в замедленном фильме, или как во сне, навстречу друг другу бегут Инна и Эмма. Они как школьницы берутся за руки и бегут вверх по лестнице. Останавливаются на верхней площадке.
ИННА. Пошли к звездам!
ЭММА. К звездам!
Они как школьницы берутся за руки и поднимаются вверх по лестнице.
ЭММА. Мне каждый раз кажется, будто бы я иду по трапу самолета, чтобы улететь во что-то такое, такое… замечательное. Я ощущаю себя богиней на Олимпе.
ИННА. Так тихо-тихо. Даже моря не слышно. Смотри, Эмма, на море лунная дорожка.
ЭММА. Она как живая! Как змея скользит по морю, переливаясь серебром.
ИННА. Где-то там далеко внизу море и где-то там далеко - небо. А я парю между небом и землей! Огромное ласковое и грозное пространство!
ЭММА. Страшно и одиноко!
ИННА. А, ты слышишь, слышишь?
ЭММА. Что?
ИННА. Шепот моря.
ЭММА. Пш-ш-ш, пш-ш-ш.
ИННА. И хочется петь оттого, что мы все это видим!
ЭММА. И хочется кричать от восторга.
ИННА. Если широко раскинуть руки, то можно взлететь, взлететь и полететь прямо над лунной дорожкой, и увидеть, как в море отражаются звезды!
ЭММА. Звезды сверху и звезды снизу.
ИННА. И мы между ними!
ЭММА. Парим над этой бездной темной и прекрасной, свободные как чайки!
ИННА. Какие мы чайки, Эмма?
ЭММА. А кто же мы?
ИННА. Эмма, мы будем парить как свободные бакланы!
ЭММА. Как кто? Как бакланы?
Эмма смеется.
ИННА. Два жирненьких хорошеньких баклана парят в бесконечности и балдеют от счастья! О-го-го-го!
Инна и Эмма растворяются в темноте, в бездонном звездном небе. Мы слышим только их счастливый смех.



Минск 2013