Возмездие из-лод земли. Часть 11

...Ждать пришлось недолго. Вскоре характерный неровный грохочущий гул двухконтурных реактивных двигателей возвестил о приближении возвращавшихся штурмовиков.
   Отар поднял к глазам свой морской капитанский бинокль, минуту посмотрел в него и сказал,  передавая бинокль Мастеру: «Летят. Идут полным составом, как взлетали.  Хорошо летят. Посмотрим, как сядут...».
   Затем сказал, обращаясь уже к бойцам: «Так, товарищи, работаем. Игорь, Роман, Вова — по РПГ в руки и в конец полосы.  Косарь и Физик — к укрытию «Буков». Разрешаю вести огонь по своему усмотрению.».  И ополченцы побежали занимать свои позиции, благо, темнота уже достаточно хорошо скрывала их перемещения.
   В то же время, похожие распоряжения дали своим бойцам и Питерцев с Варфоломеевым.
   Прошло две минуты — и бывший аэроклубовский аэродром в вольном превратился в площадку, где пилотов «Грачей»  со всех сторон поджидала смерть...
   Пилот штурмовика. Намеревавшегося садиться первым,  уже оторвавшийся от остальных нескольких самолетов, машинально, почти, автоматически, выполнял манипуляции органами управления. Связанные с заходом на посадку.  Он уже не раз садился на этот аэродром, знал, что посадка не вызовет трудностей и сейчас.  Думать о том, что неприятности всегда неожиданны, ему не хотелось:  керосина в баках оставалось «на донышке», да и настроение было не тем. Настроение было превосходным, ибо во время этого полета ему сообщили о наградах, причитающихся ему за предыдущий вылет, в ходе которого он, всего лишь, расстрелял одну цель. Ему должны были дать недельный отпуск, кругленькая сумма ожидала его на счету в «Приват-банке», а еще, конечно, ему должны были дать очередное звание и ключи от новой квартиры во Львове...
   А всего-то — он сбил самолет. Совершенно бездумно, словно в компьютерном симуляторе, он, разворачиваясь и выполняя широкий круг, обнаружил цель, пристроился ей в хвост и выпустил две ракеты «воздух-воздух», тяжесть которых под крыльями была так приятна.
   Первая из нирх взорвалась над правой плоскостью огромного пассажирского лайнера, вторая — между двумя левыми двигателями, под плоскостью, мгновенно размозжив обе турбины. И лайнер, проседая по высоте,  на его глазах захлестнуло яркое керосиновое пламя. Он счел, однако, что лайнер теряет устойчивость в воздухе слишком медленно — и выпустил залпы НУРСов по хвостовой части самолета, надеясь вывести из строя хвостовое оперение и поразить отсек с «черными ящиками». Затем с земли передали о перехваченных суматошных попытках экипажа связаться со своими диспетчерами и работе передатчика на волне спасательных служб и приказали ему прекратить это. И он прошелся над кабиной «Боинга» «поливая» его смертоносным потоком из свинца и стали из своих бортовых пушек. И тогда цель онемела — и, клюнув носом, вошла в смертельное пике, которого не выдержала поврежденная конструкция. От перегрузок «Боинг» разломился в воздухе на несколько частей...
   Кто был в том «Боинге», почему его надо было сбить — Тарас Палаченко не спрашивал. Не спрашивала и его совесть. И даже стрелок-оператор Хома Рак не спрашивал. Они просто выполнили свою работу, за которую, как за любую другую работу,платили деньги. Выполнили так же четко, как не раз выполняли ее в компьютерном симуляторе...
   … Посадочные фары «Сушки» скользнули лучами света по «взлетке», но,  выаолняя посадку на этот аэродром с простыми и знакомыми условиями посадки, Тарас Палаченко даже не смотрел туда, куда «смотрели» фары.  В ушах звучал не гром двигателей, а бравурные марши, аплодисменты и неизменное «Слава героям!!». Лицо расплывалось в довольной улыбке. ..
   Из нирваны его выдернул голос стрелка: «Тарасэ, ты дывышся зараз на смугу, чы ты выришыв нас вбыты?».
   Он ответил: «Га? Чого я там не бачив? «.
   Хома сказал: «На смузи стойить БМП и вона не видйизжае. Ты на нэйи хочеш систы?».
   Он хотел ответить, но времени для ответа уже не было — он, вдруг, действительно, увидел стоящую на полосе БМП, а в следующий миг самолет, проносясь над ней, в попытке перетянуть черекз преграду, зацепил ее корпус левой подкрыльевой стойкой шасси.  Стойка уцелела, но сопровождавший касание толчок разбалансировал самолет, уже погасивший скорость и приподнявший нос.
   Бесланец, Мастер и находящийся с ними рядом Питерцев увидели, как самолет провел по высоте, как-тол неуверенно, нелепо, коснулся полосы правой стойкой, затем,оторвав ее от поверхности — левой, затем, сгнова, правой — и, обломив ее,  зацепил землю правой плоскостью, перевернулся через нее — и, высекая искры из взлетно-посадочной полосы ужке смятой кабиной и сломанным куилем, пополз по ней боком. Двигатели самолета, которых почти не было слышно до этого,вдруг, самопроизвольно, вышли на взлетный режим — и, через мгновение, самолет, съехав с края «взлетки», врезался крылом в стойки стоящей рядом с полосой топливной цистерны — и срезал их, как ножом.  Цистерна, упав, перекатилась на бок, ударивший в ее крышку керосин сбил эту крышку — и девять тонн керосина залили пространство летного поля — и тут же загорелись от пламени, исходящего из сопел «Грача».
   Во мгновение ока пламя поглотило и сам штурмовик — и раздался оглушительный взрыв, далеко разметавший ошметки штурмовика...
   Пилот второго штурмовика, очевидно, считал себя умнее, рассчетливее. Он позже начал гасить скорость, он благополучно миновал БМП и лишь затем коснулся полосы...Но удача не сопутствовала и ему — штурмовик выкатился за полосу, пилоты, видя, что самолет вот-вот въедет в бетонную стену, катапультировались...
   Резкие хлопки пиропатронов их катапульт, словно, послужили сигналом для гранатометчиков Отара и двух пулеметчиков Питерцева — трассирующие пули обозначили путь к целям — и тут же в них ударил гранаты из РНГ... К земле на горящих парашютах изуродованных катапульт долетели уже покойники...
    Следующие два «Грача» шли с заметным отставанием,но, очевидно, в ихбаках еще было топливо. И они не стали приземляться, а, развернувшись — один вправо, другой — влево от аэродрома, пошли в атаку.
   Ополченцы рассыпались в стороны — и сейчас же заработали многоствольные авиационные пушки самолетов.
   Один из штурмовиков с ревом двигателей и грохотом пушек прошел над холмом, за которы залегли ополченцы — и Хомутов,  как и все остальные, прижавшийся к земле, увидел, как уронили головы двое ополченцев Питерцева — у одного из них зияющая рана появилась на спине, второму авиационный снаряд пробил голову. Охнув,  повалился и сам Питерцев, лежавший на боку — ему снаряд попал в живот...
   А «Грач», развернувшись над лесополосой, шел обратно, на второй заход.
   Хомутов передернул затвор своего ПКМ, прижался еще ниже к холму и стал ловить в перекрестье прицела надвигавшуюся ревущую громаду штурмовка.
   Вот уже его «анфас» заслонил собой, казалось,  весь мир, засверкали вспышки выстрелов его пушек... И теперь только Иван Иванович Хомутов надавил на спусковой крючек своего пулемета.
   Его пули долетели до самолета одновременно с тем, как что-то тяжелое, острое, раскаленное сокрушительно ударило его в правое плечо, в спину, в ноги...
   Он успел проговорить: «Ах ты, гребучее «Сушило»...  Достал-таки...» - и потерял сознание...
   С «Грачем» же произошло следующее: очередь из пулемета рассекла его бак,  подхваченная воздушным потоком струя керосина попала на горячие сопла двигателей — и штурмовик мгновенно вспыхнул в воздухе, свалился на крыло и,  теряя высоту, скрылся за холмом... Секунду спустя из-за холма, вместе с горячей ударной волной долетел оглушительный раскат взрыва, поднялся столб черного дыма...
   В то время, как третий штурмовик еще падал на землю, кто-то из ополченцев — это был Счетовод из группы Питерцева — побежал от холма к стоящей на «взлетке» боевой машине, несмотря на предостерегающие крики  товарищей.
   Меньше, чем в минуту, этот отчаянный человек уже достиг бронемашины, залез в нее и захлопнул люк. А в следующую минуту в темноте уже ясно видны были вспышки выстрелов ее тридцатимиллиметровой пушки.
   Сидевший в башне БМП Счетовод стремился «поймать» в прицел последний, четвертый, штурмовик — и это ему удалось. Хотя он и не мог вести по нему эффективный огонь, но пара снарядов, очевидно, попала в самолет. Он, вдруг, густо задымил, из-под правой плоскости выхлестнуло яркое пламя — и вслед за этим раздалось два резких, громких хлопка — это «Грач» выплюнул в небо оба катапультируемых сидения.  Неуправляемый штурмовик, вскоре, камнем пошел к земле, а к раскрывшимся парашютам катапульт потянулись очереди из пулеметов и автоматов...
   Через несколько секунд самолет взорвался, «приложившись» о полосу маленького аэродрома, а еще через минуту приземлились его катапультируемые кресла — вставать с них было уже некому...
   Отар готов был скомандовать «Общий отход». И, конечно, ополченцы не забыли бы об убитых и раненных.
  Операцию можно было считать оконченной.
   Но тут, почти одновременно, с двух сторон, донесся гул автомобильных моторов.
   Со стороны Вольного слышался характерный гул двигателей «ЗиЛ-131», а со стороны той дороги, которой они сами подъехали к Гнилой Балке — завывающее урчание нескольких «УАЗ»ов.  И кто-то из раненных ополченцев, прислушавшись, произнес — громко, чтоб слышали и другие: «О, прибыли де Гиз и кавалерия!!».
    Лежавший без сознания Мастер, конечно. Не мог этого слышать. Но кто-то из недавно пришедших в ополчение бойцов услышал — и переспросил: «Де Гиз?».
   Тому оплченцу ответил Отар — к тому моменту тоже уже получивший ранение авиационным снарядом в ногу: «Де Гизы — это династия французских герцогов. И это позывной нашего командира — Дмитрия Петровича Донского. Он — отец и душа нашего отряда, он участвовал в обоих чеченских кампаниях,  он сплотил нас, как Шарль де Гиз и как Франсуа де Гиз повел к победам.  Есть и еще одно общее: у него тоже убили братьев. Он никогда об этом не рассказывает.  Но я знаю, потому, что я сам из Чечни.  Это случилось там... Но сейчас не время и не место рассказывать...  Просто знай, товарищ — прозвища — и они же — позывные — у нас так просто не дают...».
   Затем негромкий этот разговор стих — ополченцы теперь прислушивались к звукам,  раздававшимся уже совсем близко.
   Отар, перекатившись на спину, поднес к глазам свой бинокль — но что он мог увтидеть в сгустившейся темноте?
   Немногое...
   тем не менее, он увидел, как на противоположном конце «взлетки» от «ЗиЛ»а отцепляют и переводят в боевое положение пушку. 
   Он так и сказал: «Нацгады пушку привезли. Сейчас крыть начнут. А ну, рассыпались, товарищи!!».
   Ополченцы расползлись, раскатились в стороны т занятого иим склона холма — и очень вовремя, потому, что, меньше, чем через минуту,  в склон холма ударил снаряд, подбросив к небесам комья земли и вырванные со своих привычных мест камни.
   В ответ,  от того места, где разветвлялась на два оврага Гнилая Балка, хлопнул выстрел миномета — и первая мина,  провыв в воздухе, опустилась вблизи пушки нацгадов. Грохнул еще один снаряд. Но уже следующая мина, упавшая в тот миг, когда пушка выстрелила, превратила орудие в ни на что не годный металлолом.
   К холму уже бежали люди — с одной стороны, и по оврагу и по земле, бежали ополченцы, во главе с командиром Донским.
   С другой стороны, «поливая» холм огнем автоматов, бежали нацгады,  стараясь зайти во фланг приближавшимся ополченцам.
   Оборона ополченцев, быстро раскрывших так5тический план нацгадов,  ьыла плотной и жесткой — ведь ва ней участвовали и бойцы групп Питерцева, Варфоломеева и Домаева, проводившие операцию, и прибывшие к ним на подмогу бойцы ополчения из города и Счетовод, все еще находившийся в поврежденной БМП.
   Сейчас его пушка повернулась к машинам Нацгвардии и в несколько выстрелов подожгла два «ЗиЛ»а, на которых прибыли захватчики.  И, когда грузовики уже горели, пушка БМП продолжала стрелять — теперь уже по хорошо освещенным пламенем бегущим врагам...
   А к лежащему на земле Мастеру, которого перевернул лицом вверх кто-то из ополченцев,  птицей подлетела Лариса. Она тронула его волосы, щеку, ощутила ладонью запекшуюся кровь на плече и спине любимого...  Затем, ничего не говоря,  подняла с земли лежавший рядом ПКМ,  и, напрягая руки, чтобы парировать мощную отдачу пулемета, тоже открыла огонь, срезая очередями бегущих нацгадов...
   Вскоре все было кончено.
   Холмистая равнина возле Вольного полыхала — горели база ПВО, остатки четырех штурмовиков и два сожженных грузовика.  И по всей этой горящей равнине были рассыпаны раненные и мертвые враги.
   А ополченцы уже отходили.
   В шести «УАЗ»ах и на платформе «музыкальной шкатулки» живые поддерживали окружали убитых и раненных, продолжая оберегать их.  Голову Мастер, который дышал, но не приходил в себя, бережно поддерживала у себя на коленях Риса. Ее руки, полу-бессознательно, гладили его волосы и щеки, а в душе девушки поднимался гнев — святой и непрощающий. Иногда, предаваясь течению своих мыслей, она закрывала глаза... И тогда под закрытыми веками загорались огни равнины под Вольным, а затем все застилала красная пелена...   И Риса сама знала, что название этой пелены — Отмщение...