Живи, пока живой

Живи, пока живой.

Одна мысль, одна жизнь, 24 года чтобы это понять,
 и 13 600 слов чтобы это выразить.

Мятая и скомканная постель дышала влагой и чем-то, что тянулось вдоль всех нервов тонкой натянутой нитью истомы и наслаждения. Тонкие иголочки приникали сквозь все тело, мышцы отдыхали и возникало ощущение завершенности.
Он лежал до половины укрытый одеялом и немного печально смотрел в потолок.
Она лежала на его плече и нежно смотрела на него снизу вверх. В ее глазах застыло счастье и отражение завершённости, которое она находила в нем. Розовые губы стали багровыми от укусов, а обычно бледная кожа на лице налилась румянцем от прилившей крови и страсти. Ее растрёпанные волосы спелыми колосьями рассыпались по подушке и растеклись по ее шелковистым плечам и упругой груди.
Она водила по нему пальцем, измеряя нежными прикосновениями каждый сантиметр его тела, и ее губы дрожали – она все не решалась спросить.
- У тебя часто такое бывает? Отвечай только правду.
- Только правду? – он прикрыл глаза и посмотрел на нее сверху вниз.
- Да, не ври мне…
- Вот так как с тобой, раз в двадцать лет.
- То есть, никогда?
- Конечно.
Она замурчала и размякла довольная ответом, после чего мягко, но настойчиво прижалась к нему крепче.
- Ты останешься со мной до утра?
- Я останусь с тобой до конца. – Он осёкся, и отвёл глаза в сторону. – Я имел в виду навсегда.
Она еще раз замурчала и попыталась прижаться еще крепче, стало немного больно.
Он лежал и отрешенно рассматривал комнату. Синие стены пошли росчерком трещин, белый потолок, тонул в сумраке и странных отблесках, из-за чего выглядел довольно странно, и было не понятно, толи он покрашен, толи вытерся временем. Обои хранили на себе следы сражений с комарами, и не приметные пятнышки крови прятались то тут, то там. Ближе к окну стоит письменный стол с персональным компьютером, два шкафа забитые вещами, и собственно кровать. На полу ковер, видно старый, но очень дорогой, а на ковре троном возвышается небольшое стуло, одиноко стоящее и неестественно перекосившееся.
Через неплотно задернутые шторы в комнату вливался лунный свет. Он растекался по шкафам и столу, отражался на стену, и самым краешком зацеплял кровать. От мягкого и серебристого свечения комната наполнялась мертвенно белым светом, неживым серебром расколовшимся от происходившего здесь.
- Какие у тебя планы на завтра? – спросила она, дыша в шею.
- Если получиться, проведу весь день, нежась в кровати, а если не получиться, то не знаю, чем займусь.
- Чем ты занимаешься по жизни?
- Киса, это долго объяснять и рассказывать.
- А ты по частям объясни, мне очень интересно. Чем занимаешься, где работаешь, что у тебя за должность?
- Это самое важное?
- Это очень интересное.
- Можно сказать, моя должность называется умертвий.
- Умертвий?
- Да.
- Странная должность, никогда о таком не слышал. И что ты делаешь?
- Забираю людей, когда приходит время.
- Дурашка, - она улыбнулась понимая, что это шутка, - и как ты туда устроился?
- Это еще более длинная и запутанная история, боюсь до утра не успеть рассказать.
- Ничего, мы же все равно не планировали спать.
- Тогда может, займёмся чем-то поинтересней? – он прижался к ней.
- Нуууу! – она изогнулась дикой кошкой, - я хочу услышать твою историю.
- Тогда слушай.
***
Люди по своей природе склонны к заблуждениям. Мы всегда считаем, что причина наших бед где-то во вне, вон тот виноват, а вот этот сделал мне подножку, но это все иллюзия. Так и я когда-то считал, что любовь к женщине высшее благо, а если любовь несчастна, то лучшее лекарство от тоски – смерть.
Как оказалось, смерть не самое лучше лекарство от тоски, да и для сердечных ран это не бальзам, а хирургическое вмешательство, но не поймёшь, пока не попробуешь, а когда попробуешь, то уже поздно что либо менять.
Так я лежал весь нарядный и тихий и слушал плачь и причитания.
Никогда не любил когда кто-то плачет, тем более если повод я, а вот теперь все плачут исключительно из-за меня, глупости какие.
Я лежал и ждал, и ждал, и лежал, и снова лежал, и опять ждал, когда же, наконец, придёт то самое полное забытие и вечный сон. А пока только всплывали картинки из моего прошлого, одна другой больнее и глупее. Были даже такие которые происходили не со мной, или со мной, но кажется жизнь другая, и солнце не то, и не я это вовсе…
А смерть все не шла и не шла, у нас с ней особые отношения. Я конечно понимаю, что она не испытывает эмоций в виду отсутствия таковых, но казалось что она меня ненавидит.
Крышка саркофага противно заскрежетала, камень застонал счёсывая камень, при этом сразу стало темно и заметно тише, но какое-то время я все еще слышал возню вокруг. Шорохи стихали и отдалялись, после что-то гукнуло, как я понял завалили вход, и вокруг за восцарила абсолютная и властная тишина.
Я лежал в этой темноте и тишине и думал о своем, вспоминал все что было со мной, и что было не со мной. Так было долго. Невообразимо долго. Мне казалось, что я жил намного меньше, чем прошло в этих воспоминаниях.
Вдруг я понял – чувства, вот они, во мне и вокруг меня, но теперь, они не могу уйти или измениться, потому что движение есть только у живых….
Саркофаг внезапно стал жутко тесным для меня, и мой красивый костюм не такой уж и удобный, то в плечо надавит, то в руки. Да и гадина, какая то постоянно жрёт сапоги и костюм, надоела возня эта.
И тут же стало неимоверно скучно, будто вся скука мира протекала через меня. Мысли упорядочились, и русло вытекло в острое копье, на острие которого было одно слово «Выбраться!».
Я приложился что было сил, и ударил плечом по крышке саркофага. Оказалось, что это очень тяжелое занятие сбивать крышку саркофага. При этом становиться куда тяжелее, если ты лежишь в этом саркофаге. И я начал быть еще и еще. Мысли стали как кисель, я в них вяз и тонул, совсем как при жизни. Иногда я так сильно вяз в них, что между ударами проходило довольно много времени, я бы с радостью сказал сколько, если бы мог его наблюдать.
Тем не менее, мне удалось надломить крышку, а потом и сдвинуть в сторону.
Я впервые за очень долгое время я присел, и попытался сразу оглядеться. Вокруг было очень темно, прям как… в могиле. Я попытался рассмеяться шутке, которая показалась мне смешной, но вместо смеха из горла вырвался скрип и тихий шелест, будто на старый кожаный мешок наступили, и из него мерно выходит воздух.
Я начал обшаривать все вокруг себя постоянно натыкаясь на груду тряпья и что-то слизькое или мохнатое. Стены были плотные, кажется даже каменные, только в одном месте мне показалось что я нашел выход, но он был наглухо завален камнями. Воздух внутри был затхлым и кисловатым, что я даже испугался что задохнусь, но вовремя вспомнил что это мне точно не грозит.
Я начал бить камни руками, сила осталась и это радовало, потому что от ударов некоторые из них слегка просели, посыпалась земля. Замечательно. Судя по всему, сверху еще метров 6-10 земли, будет тяжело выбраться.
Попятившись полуприсев назад я добрался до саркофага, забрался внутрь и улегся на дно, прижавшись щекой к стенке, как когда-то в детстве, когда меня обижали старшие братья, или ругали родители.
Стало немного страшно, как будто легкий ветерок пробежался по заброшенному храму всполошив вековой мусор, но мне ли бояться. Я решил встать и продолжить поиск чего-то полезного по гробнице. Я вроде даже как разоритель гробниц, но учитывая, что я разоряю свою гробницу, думаю ничего страшного. Поскрипев смехом, я продолжил поиск.
Под руки попадались разные вещи, которые наверняка были нужны живым, но никак не могли помочь мне. Спустя некоторое время я наконец нашел хоть немного полезную вещь – несколько тряпок и огниво, плюс, как мне показалось, кремень.
Соорудив на ощупь нечто, что должно было представлять из себя светильник, я попытался его поджечь чтобы получить хоть немного света.
Я потратил на это глупое занятие довольно много времени, полностью счесал кремень, но у меня ничего не получилось. Теперь-то я понимаю, что в гробнице не хватало кислорода, но тогда я был растерян. В конце концов, мне надоела эта затея, и я принялся все обшаривать еще раз, перебирая клочок за клочком всю мою гробницу.
Дураки в цене во все времена, они не двигатель прогресса, но дорога, по которой идут остальные.  Уж не знаю зачем, но какой-то шалопай оставил в углу лопату и лом, и это было поистине самое ценное в гробнице.
Не стану описывать сколько я ломал двери, разгребал камни, а потом рыл узкий проход наверх, время бежит не так, когда тебе совсем некуда спешить. Вы, еще не мертвые, постоянно бежите, от рождения к смерти, вы бежите ей навстречу, пока она вам не улыбнется, тогда вы пытаетесь отвернуться. Но поздно.
Я же просто рыл и рыл, поглощённый одной истиной в жизни, одной правдой, я даже не старался вырыться, я знал, что это неизбежно, я просто был там, где я был, и делал то что я делал.
За время пока я копал, я изучил гробницу в совершенстве, и даже нашел мое любимое оружие при жизни -  плеть.
Я очень хорошо помню тот момент когда я выбрался наружу. Моих щек коснулся воздух, не такой как прежде. Я не могу сказать было ли мне холодно или жарко, но было что-то другое, более тонкое, чего я не ощущал ранее. Я вдохнул воздух, у меня это очень плохо получилось, и я не почувствовал запахов, но опять-таки было нечто другое, совершенное, абсолютное, или до невозможности простое, что было во мне всегда, но я отвлекался на запахи и чувства, и никогда этого не ощущал.
Я лег на траву, прямо на склоне моего собственного кургана, и наслаждался переливами ветра по моему телу.
Вокруг была весна, все живое жило, и я, мертвый, тоже жил. Или Я не-мертвый, так я тогда понял, потому что живым я тоже не был.
На небе взошла луна и осветила все вокруг и я…. Я заплакал. Нет, слезы не текли, их не было, нечто вязкое стекало по щекам, и так я сидел до своего первого рассвета.
Первого рассвета в новой, не-мертвой жизни.
***
- Как ты складно все рассказываешь, можно даже поверить тебе.
- Верить? Вера – это глупость. Так все и было.
- Конечно, конечно. А я тоже смогу стать умертвием?
Он посмотрел на нее твердо и печально, лишь на мгновение застыв, а потом просто отрицательно помотал головой.
- Здесь еще есть обстоятельства.
- Какие, у тебя уже кто-то есть? – она насупилась и напряглась.
- Нет, ты у меня единственная. Я о том, что было до того как я попал в гробницу.
- Расскажешь? До утра еще так далеко. – она поудобней устроилась на его плече, - а ты так хорошо рассказываешь.
- Слушай.
***
Что сказать и как начать. Наверное, нужно рассказать всю историю с самого начала, только так станет понятно все. Сколько же я все это не вспоминал, сейчас память присыпало толстым слоем пыли. Вот было все когда-то, небо, друзья, семья, а вот теперь и имена и лица все стёрлось, остались только смутные образы.
Эти образы мелькаю перед глазами, иногда всплывая из чёрной пучины небытия, и спустя мгновение снова забываются. Один из таких образов, размытый и пронизанный запахом трав – моё детство.
В детстве многие мечтают быть героями, а у каждого поколения свои герои. Кто-то хочет быть правителем, кто-то богатым, кто-то мир спасать, или людей лечить, при этом совершенно не важно, хороший герой или плохой, но все мечтают быть не такими как все, выделиться и отметиться.
Я в детстве мечтал быть прославленным воителем, которого бы боги принимали за равного, как героев из тех сказок, что отец рассказывал мне перед сном.
Вот я говорю отец, а сам не могу вспомнить ни имени, ни лица, только деревянную балку над головой, отблеск костра на ней, да тихий грубый голос, что рассказывал мне и моим братьям (а может и сестрам) о далёких краях и могучих героях. Я слышу этот голос, но слова понять не могу, нет больше языка этого, только эмоции, которые ещё есть во мне.
Что же нужно герою из сказки? Конечно доспехи, оружие легендарное, и враг, но не простой, а такой, которого победить невозможно. Иначе какой это герой, если он победил слабого врага?
В своём роде мне не повезло, я не родился сыном короля или старого и мудрого ветерана. Более того, я даже в городе не был ни разу, а все потому, что я был сыном рыбака, который жил на берегу всю свою жизнь, как и его отец, и много поколений до него. Все сказки, которые я слышал, были когда-то рассказаны от заезжими купцами, и ни в одной из них не рассказывалось о рыбаках. Из доспехов у меня была лишь рубаха, а как выглядят настоящие я мог только представлять. Из оружия лишь старая веревка, которая уже не годилась в хозяйстве, и только поэтому ее отдали мне. Я намотал ее на палку, и считал что это плеть. Из врагов у меня были только птицы, о которых нужно было сторожить рыбу, и которых я гонял своей плетью.
Шли годы за годами, я взрослел и становился сильнее. Я занимался с плетью все время, и на суше, и во время ловли рыбы, и со временем я научился довольно хорошо с ней обращаться.
Я стал искусным, но очень глупым воином, как собственно и полагается приличному воину.
Однажды вечером к нашему дому подъехали четыре путника, четыре всадника. Этих я почему-то помню очень хорошо: один из них был богатым купцом, второй был знатным вельможей, третий оказался старым солдатом, а четвертый все время молчал да пил что-то из кувшина. Как оказалось, потом, четвертый был палачом.
Они остановили у нашей лачуги и даже купили себе рыбы на ужин, но с утром они не двинулись в путь. Всю ночь напролёт лил ужасный ливень, и все дороги размыло, поэтому они задержались у нас на два дня.
Мы не могли выходить в море, и я с братьями и сестрами часто сидели у их шатра и слушали их байки. Я плохо помню все детали, но одно я помню точно -  у воина была настоящая плеть, сделанная из белой кожи неизвестного мне зверя, который не жил в краях, где я родился. Он очень гордился ей, и рассказывал, как тяжело было ее получить.
Я был восхищен оружием, и не мог от него оторвать глаз. Моё собственное жалкое подобие плети померкло, и казалось глупой детской игрушкой. Так я и смотрел на него, не отрываясь, и пропускал мимо ушей все байки которые так любил, пока палач не рассказал одну историю.
Он рассказывал о древнем драконе, настолько древнем, что он появился раньше солнца и земли. Он спал уже много тысячелетий на дне озера, что заполнено не водой, но черной кровью богов, и что спит он там пока не наступит конец света. Когда же разбудят его вестники конца, он вырвется из глубокой пещеры, и сожжет весь мир и всех его обитателей.
Покрыт дракон чешуёй как змея, но каждая его пластинка прочнее камня и железа, а края острее чем самый острый нож. Его зубы могут жевать скалы, а в его огне горит даже вода.
Один раз в год, в строго определенный день, за час до восхода солнца, вход в его пещеру открывается, и в нее можно войти, чтобы убить дракона, но не нашлось еще героя, который бы рискнул убить древнюю угрозу. Ведь если разбудить дракона, но не убить, он сожрет весь мир.
Вот он мой враг, и как мне тогда казалось, убить его – смысл моей жизни.
На следующее утро я вышел из дома, прихватив с собой плеть воина и двинулся искать нужную гору с нужной пещерой.
Десять лет не зная отдыха и покоя я бродил по миру и искал крупицы знаний о том, где может быть эта гора. Много неприятностей и приключений произошло со мной, но сейчас я уже почти ничего не помню.
Я обзавелся компаньонами, и на исходе десятого года мы вышли к лунной горе. Находилась она в краю вечных льдов и мороза. Мы долго шли по снегу, казалось небо сошло с ума, и солнце перестало вставать, все время была ночь.  У нас закончились припасы и вода. Тогда мы научились ловить животных, которые жили в краю вечной ночи. Один раз на нас вышел медведь, но не обычный, а весь белый. Он был огромный и жутко злой, и когда мы его убили, мы обеспечили себя едой на долгие дни.
Со временем, холод и опасности сделали свое дело, пока мы дошли до горы, нас осталось четверо.
Лунная гора оказалась камнем, торчащим из земли, по форме он был как цилиндр метров 8 в высоту. Вокруг нее расстилалась серебристая и сверкающая пустота, и только мы вчетвером прятались от пронизывающего ветра за этим камнем.
Я не знаю сколько мы ждали пока откроется вход, ожидание было мучительное и тягостное, оно стягивалось в вечность. Казалось, вся жизнь поделена на до и после, как будто и не жил ранее, а стану жить только после того как войду в эти двери. Как будто я сейчас на хребте гор, и вот-вот начнётся настоящая дорога. Только вот хребет этот все никак не заканчивался, все тянулся и тянулся, и маячило уже солнце за его острой гранью, да все никак не выходило.
Явь и сны смешались, мы почти не говорили, невозможно было отследить время, все что я делал – сидел и чувствовал мороз кожей, каждый сантиметр тела мерз, и эти ощущения, это все что осталось, ни боли, ни страха, только ощущения. Часто мороз забирался под кожу, и я чувствовал, как замерзаю весь внутри, иногда я так и засыпал, иногда казалось я днями не двигался, но это невозможно, я бы умер от холода.
Я очнулся от дремы когда еле заметный лучик солнца скользнул по моему лицу. Мои друзья сидели неподалеку и о чем-то говорили, они наверное решили, что я давно замерз, и удивились когда я начал шевелиться. Лучик скользнул по скале о она вздрогнула, час предрассветный, вот он.
Совершенно тихо за моей спиной отворилась дверь, я оглянулся в пустоту проема, в серую и сырую мглу, оттуда тянуло теплом и сном.
Мы вошли внутрь и сразу достали свое оружие. Внутри было удивительно тепло, мы спешно скинули свои меха чтобы дать промерзшим телам согреться. Один мой спутник присел на меха отдохнуть, у него закружилась голова. Больше он уже не встал, его дорога закончилась на пороге цели, именно сюда он шел.
Мы остались втроем, и осторожно двинулись к проему в стене. За проемом оказалась винтовая лестница вниз, ее ширины хватало чтобы по ней одновременно могли идти двое. Нигде не было света, но я видел все так ясно, как будто вокруг был день.
Мы едва ли не бегом начали спускаться вниз, пока не наткнулись на людей одетых в стеганые меха. Их тяжело было назвать людьми, разум твердил, что никто не смог бы вот так просто стоять на лестнице, их вид был не так разительно не похож на наш, и вместе с тем, они были неуловимо похожи. Они молча набросились на нас, и мы начали методично убивать их.
Моя плеть рассекала их тела, будто они были сделаны из легкой дымки. Они падали десятками, я убивал одним ударом по пятеро, они шли и шли, а мы спускались и спускались. Ступени затянуло кровью, она уже начала просто бежать ручейками вниз, поток все усиливался, и становилось скользко стоять на ногах. Ни до этого момента, ни после него, я никогда не видел, чтобы кровь так сильно струилась у меня под ногами.
Я заметил кое что странное, на моей плети, почти у рукояти, появилась синяя ленточка, и от нее тянуло очень сильным запахом, чем-то родным и знакомым, как запах волос любимой.
Бой все тянулся и тянулся, и я начал серьезно переживать, то ли проход завалит телами, то ли мы выдохнемся, толи просто на просто закроется дверь, ведь я не знал, сколько мы идём по подземелью, а у нас был только час, чтобы вернуться обратно.
Все закончилось резко и со щелчком, плеть просто щелкнула в воздухе, а вокруг не было никого. Я стоял совершенно один, больше не было ни нападавших, ни моих спутников, они остались где-то там сзади, я даже не заметил, как они умерли.
Ручей крови стекал вниз, и я двинулся вслед за ним. Совсем скоро я вышел в огромную пещеру, которая светилась мерным серым светом. Не было ни сталактитов ни сталагмитов, ровная поверхность, будто половина пузыря вздулась и сожгла все внутри себя. Я шагнул на камень пола, и мой шаг отразился гулким эхом под самими сводами пещеры. Кровь меж тем, со ступенек попадала в ровный желоб на полу, и по нему текла вперед.
Я пошел за ней, и она привела меня к центру пещеры, в которой уже было не увидеть свода, и где действительно было черное озеро. Если бы не это слабое серое свечение, я бы не заметил где заканчивается пол, а где начинается озеро. Я оглянулся назад, кровь вот-вот должна была влиться в озеро. Моя плеть лежала на полу багровой полоской. Некогда белая кожа витала в себя море крови, и сейчас бессильно тащилась за мной.
Мгновения полетели стремительно, но кровь все не доходила до черного озера, а я стоял на самом краю не в силах пошевелиться от усталости.
Это был мой путь, мой рок, моя судьба, мое предназначение. Я дошел сюда, и теперь было не важно успею ли я выйти, переломный момент растянулся в вечность. Слова поднялись, и глухо ударились о кость черепа, не вызвав никаких эмоций. Стало не важно смогу ли я победить. Или умру здесь, или если я умру в бою, или даже если я умру не дождавшись боя.
Губы сами прошептали:
- Начали.
Слова поднялись и ударили о свод пещеры, стало тихо и спокойно.
Где то там, под черной водой мертвого озера спал мой дракон. Дракон, который был рожден только для того чтобы уничтожать миры, и я чувствовал его всей кожей. Чувствовал ка мерно вздымается его чешуя, переливая по рваным краям сталью и смертью. Я ощущал, как медленно бьётся его сердце, и каждый его стук завораживал меня, как он отражался на самых тонких нитях мира, и те нити дрожали как струны арфы, и где-то кто-то погибал завороженный этой мелодией.
Я чувствовал, что удары изменились, дракон все еще спал, но что-то изменилось в его сне, он стал беспокойным, в них прокрались кошмары, в них прошел я. И он почувствовал меня, а я почувствовал его. В этот момент мы стали едины, и я ощутил его тело как свое, как только что возле входа в пещеру, когда кроме тела не было больше ничего, и все в этом мире был только я, потому что я не мог ощутить мира, кроме как в себе, и я был завершённый, полный.
Кто он? Бессмертный убийца богов, или сама смерть в своем истинном виде? И кто я, зачем я здесь, жалкий человек, просто муравей под его ногой, даже не муравей, что-то меньше, куда более незначительнее, я песчинка в пустыне, я капля в океане. Какое дело океану до его капли, я должен раствориться, ведь только так океан родит волну, и капля обретет форму, на краткий миг полета она возомнит себя целостной, она скажет.
- Вот я!
И крик глухо ударил о своды, и был никем не услышан, так же, как и океан не обратит внимание на каплю, она разобьётся о волну породившую ее, через мучительно краткий миг полета, и разольётся чтобы больше никогда не быть целостной, но этот миг подарит жизнь новой волне, и новым каплям.
Я вдруг понял для чего я родился, жил, дышал, смотрел на небо что осталось за спиной. Все это было всего для двух моментов, этого, который наступил сейчас, для этого вечного сейчас, и для того момента, что будет после этого сейчас.
И дракон тоже это понял, и он не хотел больше быть в мире грез, его привлекал момент сейчас, тот момент где он был, тот миг где он жил, и он жаждал ощутить момент после, и он был готов принять в себя каплю.
Я вступил на воду, и она не расступилась, даже легкая дрожь не исказила ее поверхность. Тогда я пошел по ней вперед.
Легкая дрожь пронзила поверхность, я оглянулся, кровь достигла наконец цели, и теперь вливалась в озеро, и то, не выдержав вмешательства, вышло из берегов. Озеро задрожало умирая, и дракону стало тесно. Ему стало жарко, ему стало томительно, ему было неимоверно сладко и больно, он ощущал страсть и уныние, любовь и ненависть, он жаждал, он возжелал и испытывал отвращение.
Его наполнили страдания, и перелились через край, выйдя из берегов. Страдания умирали, как озеро, и дракон просыпался.
Вода бурлила под ногами, а я стоял четко над ним, и вглядывался в непроглядную мглу пытаясь увидеть его. Его чувства пронизывали все вокруг, отражались на каждом камне свода, и мир вздрогнул от пробуждения древнего дракона.
Если долго вглядываться в бездну, то она начнет вглядываться в тебя, и бездна посмотрела на меня. Два янтарных глаза, в которых пылало пламя, посмотрели на меня из-под толщи воды. Так мы стояли и смотрели в глаза друг другу. И начался бой.
Стальная чешуя, клыки способные грызть горы, все пришло в движение, все смешалось в один огромный комок перворожденной силы. Он вынырнул на поверхность, огромный, невообразимо огромный, его было не охватить взглядом, сильный, и невероятно красивый. Он был прекраснее чем все что я когда-либо видело на свете, ничто не могло сравниться с этим несовершенством абсолютного конца.
И я ударил плетью, ударил с восторгом и восхищением, мой удар был актом благодарности и поклонения, актом любви и сострадания, актом смерти.
Вспышка, крик, кажется это я кричал, щелчок, еще один, скрежет, кажется пещера рушиться, крылья, какие же они огромные, больше неба и мира, и щелчок, щелчок, щелчок…
Боль, вот все что осталось для меня в этом мире, все мое тело затопила боль, каждую клеточку. Она растекалась по телу, лона заползала внутрь, в самые глубины моего существа, боль и невообразимая тяжесть. Я пошевелил рукой и приподнял тяжесть, я отталкивал ее как мог, я начал волочиться обдирая тело о камень. Вокруг все плыло, все было влажно, и эта влага была болью, заливала глаза, попадала в нос, уши рот.
Я вылез и оглянулся, дракон лежал на полу, я только что смог из-под него вылезти. Я был весь в его крови, а рука сжимала плеть, снова побелевшую от крови дракона.
Я был жив, а он мертв. Для него наступил момент после, и он оказался вечным сейчас для меня и никогда для него.
Я не мог понять, как я сумел, как это произошло, как все-таки капле удалось затопить океан, но это было, это стало реальностью. Я оглянулся вокруг и был разочарован.
Все.
Больше нет цели, нет врага, нет почета и титула героя, и даже победа разила сладостью мертвечины. Было тепло и сыро, а там за спиной высокая лестница, и лютая зима сверху, в которую нельзя выходить намокшим, и много-много дней пути в одиночество среди льдов и белых медведей.
Слева блеснуло ярче солнца, и тут же погасло.  Я лениво обернулся, и медленно потянулся к выходу ни на что уже не рассчитывая. Лестница потянулась под моими ногами, и я вышел в верхнюю комнату. Проход был открыт, хотя мне казалось, что прошло куда больше часа. Вся комната была заполнена людьми, но эти были не враждебны, и я ощущал их как дракона, их переполнял восторг, и конечно же вожделение.
- Герой, твой подвиг неоценим, и не возможно передать насколько мы благодарны тебе.
Я кивнул, их слова были пусты и глупы для меня.
- Что ты хочешь в награду?
- Не знаю, я устал.
Люди удивленно переглянулись. И ко мне почти впритык подошел один статный мужчина с немного седеющими волосами и удивительно красивым лицом.
- Ты хочешь богатства?
- Нет.
- Нетленной славы, чтобы все поколения знали и почитали тебя как бога?
- Нет.
- Ты знаешь кто мы?
- Нет.
- Мы боги.
Я многозначительно кивнул.
- Мы сделаем все, чего ты не пожелаешь, нам подвластно многое.
- Я безумно устал.
- Что ж, я думаю ты заслужил отдых. Ты будешь жить пока не надоест, ты впитал кровь дракона и ничего земного или божественного не сможет тебя убить. Захочешь, присоединись к нам, а если все надоест, скажи, и мы выведем тебя за круг перерождения.
Комната начала заполняться мягким и тёплым светом. Последнее что я помню, мне было жалко богов, которые были чуть большими каплями, чем я, но претендовали на звание океана.
***
Она мирно спала у него под боком посапывая во сне совсем как ребенок. Внешне она была спокойна и сосредоточена, сейчас перед ней разворачивались сны, и в этих снах она переживала то же, что и он пережил когда-то в реальности.
Сон непозволительная роскошь в данной ситуации, но критическая необходимость.
Он смотрел на неё долго, не отрываясь, не моргая, он не даже дышал, чтобы случайно не спугнуть сладкий миг сна, сладкое мгновение радости, пусть и не настоящей, пусть даже и в мире иллюзий. Время шло, и стало понятно, что скоро его совсем не останется.
«Пожалуй стоит приготовить ей завтрак», подумал он, и совершенно бесшумно, как тень , проскользнул на кухню.
Выцветает ткань тартана,
Ржавчина ножи сжирает,
Неизменна грязь скитаний
Та, что вечно под ногами…
Он сложил бутерброды возле яичницы, и холодный ветерок пробежал у него по спине. Тогда он вытер руки, и пошел в ванную.
Он набрал ведро холодной воды, задумчиво помешал его пальцем, прислушался к звукам в квартире, и услышав писк в комнате, направился туда.
Она ютилась на краю кровати, упершись спиной в стену, и закрывшись до самых глаз одеялом испугано смотрела в стену. А по стене ползла тень, она переливалась и меняла силуэт, при этом от неё разило холодом и голодом.
Он выплеснул из ведра воду на тень, та удивилась, заскрипела, запищала, жалобно заскулила и уставилась на него. Секунду посмотрела, а потом просто развернулась и поползла прочь.
Он подошел к ней, сел на самый краюшек кровати, обнял вместе с одеялом, и произнес на ушко.
 - Не бойся, я с тобой.
- Что… что это было?
Она смотрела на него испуганная, кровь отошла от ее лица и она стала бледной как стенка, к которой она тулилась. От этого она не становилась менее прекрасной.
- Нет у него не имени, ни названия. Просто душа, которая не захотела рождаться, которая не смогла отказаться от своего я, и в итоге потеряла его, оставив только боль и ужас.
- И зачем она здесь?
- Она охотилась, хотела отпить твоей жизни. Чтобы протянуть ещё хоть на чуть-чуть своё жалкое существование, подпитать свой страх смерти, и задержатся на миг там, где ей быть не нужно.
- За кем охотилась. За мной?
- Да.
- Но почему именно я? Что во мне такого особенного?
- Она чувствует, что ты должна была умереть вчера вечером, тот второй парень в клубе, он должен был убить тебя.
- Хватит, это уже не смешно.
- Увы не смешно, но я умертвий, я вмешался, и сейчас ты живешь вне своей жизни, вот они и лезут все.
- Я не верю тебе.
- Мне и не нужно верить, ты же сама видела его, и такие придут еще сотнями, сможешь убедиться.
- Ты… ты смерть?
Она отстранилась от него, переползла в другой угол и стала еще бледнее чем была. Она закрыла лицо одеялом полностью, и ее плечи задрожали от плача.
- Увы, я не смерть, я только умертвий, это очень тяжело объяснить, как бы я ни хотел, нет таких слов. Все что я говорил тебе правда, я ни соврал ни слова.
Он пододвинулся к ней и обнял вместе с одеялом.
- Тогда зачем это все, зачем эта ночь, зачем ты мне рассказал все это?!
- Я влюбился в тебя, и не хочу терять. Я просто люблю тебя.
Она медленно наклонилась вперед, и уперлась лицом ему в грудь. От ее слез кофта намокла и стала горячей. Она вцепилась пальцами вниз его кофты, и судорожно потянула к себе.
- Не бойся, я с тобой. Пошли умоешься, тебе нужно одеваться и завтракать. Было бы хорошо уйти отсюда, скоро их здесь будет очень много, и с ними станет не приятно общаться.
Она кивнула головой, не отрывая лица от его груди, и он принял это как согласие.
***
Рассвет пылал алой линией горизонта, как будто солнце подожгло ту часть неба, или кто-то из богов неаккуратно уколол палец, и капля крови застыла на самом краю блюдца небосвода.
Они вдвоем шли по мягкой и свежей утренней траве, чуть ощутимо державшись за руку. Трава была большая и сочная, ноги утопали в зелени, а они шли босиком. Он посмотрел на нее, и она была прекрасна. Не накрашена, не причесана, боса и в старом платье. Волосы придерживала синяя лента, ничего лишнего, ничего иллюзорного, только то что есть здесь и сейчас, только настоящее. И он. Она сама была здесь и сейчас, не было надежд или обмана, чужих желаний и стремлений, только обнаженная истина.
- Что там, дорогой?
- Где там? – он оглянулся по сторонам.
- После смерти.
- Это абсолютно не интересно. Ты и так узнаешь это, когда придёт время, да и знание  это - бессмысленно, ты не сможешь им поделиться. Скоро увидишь.
- А что важно?
- Важно только это мгновение, что есть сейчас, ещё немного важно следующее мгновение, но только когда оно наступит. И важно все что есть в этом мгновении, но когда наступает следующее, то важно все что в следующем мгновении. – он поднял свою руку и показал, что ее рука в его, - а еще это очень важно, и в этом мгновении и в следующем.
Она прижалась к нему всем телом и поцеловала его в щеку.
- Ты прав, я всегда думала и представляла, как умру. Хотела умереть по одному, и не хотела умирать по другому. Наверное, лучше бы потратила это время на нечто более интересное, жаль я не понимала, что ценно только это мгновение. Когда я умру?
- Это тоже не важно.
- Ну ты совсем не важный, - она наиграно надула губки, - я же все-таки не каждый день должна умереть, мог бы быть немного поразговорчивей, войди в мое положение в конце концов.
- Ну знаешь ли, дорогая, у меня тоже беда, любимая умирает, и я ее потеряю. Ты тоже войди в мое положение.
Они весело рассмеялись.
- Ты разве не пойдешь со мной?
- Я не могу, хотя очень хотел бы, но двери закрыты для меня.
- Почему? Ты оставишь меня там одну?
- Таково наказание за мою вину.
Она прижалась к нему рывком, так что он не удержался на ногах и присел.
- Ты е ни в чем не виноват, ты же герой, ты же сам рассказывал.
- Героем я был, но ты же не полностью историю знаешь, я очень виноват.
- Ты не виноват, это все судьба.
- Судьба? Или выбор? Я много думал над этим, и склоняюсь ко второму.
- Расскажи мне что произошло дальше.
 - Хорошо.
***
Выбор или рок?
Очнулся я уже не в мрачной пещере, а на залитой теплом и светом поляне.
Я лежал на простыне чистый и свежий, надо мной было глубокое лазурное небо, и оно было крышей моего мира, моего нового мира, а стенами служила изумрудная трава, которая достигала самого неба, и ее легкие кончики держали на себе всю тяжесть небосвода.
Трава была настолько зеленой и живой, она так сильно отличалась от белой пустоши снежной пустыни, и черного безразличия каменного грота, что я долго смотрел в нее и не мог оторвать взгляда.
Наконец я пресытился видом цветущей жизни, или просто мне надоело просто лежать и вдыхать теплый и пряный воздух, я встал и оглянулся вокруг.
Конечно трава была не до неба, но достигала мне до груди, и простиралась она так далеко, как только далеко я мог видеть. Прямо передо мной в трех шагах возвышался указательный столб дороги. На простыне, где я только что лежал, я увидел свою плеть. Я смотрел на нее как на нечто нереальное, несуразное, чему не место в этом краю жизни, но все же я наклонился и поднял ее с земли. Не спеша я скрутил ее, перебрал каждое сплетение белой кожи, и повесил на привычное место на поясе.
Я подошёл к столбу и внимательно осмотрел: он был совсем новыми, как будто только-только поставленным здесь посреди степи. На столбе было две стрелки, одна указывала налево, другая указывала направо. Я уже не помню, что на них было написано, но помню, что я тщательно изучил обе надписи и не нашел ничего примечательного.
Тогда я сел возле него и стал ждать. Не уверен, что я ждал чего-то конкретного, но этого не случалось. Возможно я просто не хотел решать куда идти, или мне просто не нравился ни один из предложенных вариантов.
Так как ничего не происходило довольно долго, я все же начал думать какую дорогу выбрать. И смогу ли я сделать свой выбор, или это все снова лишь предначертанный путь, и капельке вновь предстоит плыть по течению не имея воли.
На распутии этой дороги могло произойти одно из двух, или выбор, или рок судьбы. И раз думать не помогало, я решил действовать.
Я встал, и пошел по дороге, которая не была предначертана столбом. Я шёл прямо посреди поля, перпендикулярно дороге, так, как мне не предлагалось.
Так я брёл напрямик несколько дней, а ночами я спал под открытым небом, и звери старались, обходит меня стороной. Я же просто шёл вперёд, и солнце всегда было по правую руку от меня.
На какой-то из дней, я увидел белое пятнышко посреди цельного зеленого ковра. Белое пятнышко находилось под деревом, и мне вдруг стало безумно интересно что же это такое, и что оно там делает.
Когда я подошел поближе, пятно оказалось человеком в белой одежде. Человек сидел закрыв глаза и казалось, спал, он не шевелил ни рукой, ни малейшим вздохом. Был он невзрачным, таким же, как и все кого я видел ранее, неровные волосы казалось, росли сами по себе, неровная борода, он явно не обращал на них внимания, но при этом у него обветренное и очень доброе лицо.
Я подошел к человеку на расстояние трех шагов, но он казалось меня не заметил. Тогда я сел рядом с ним, и стал ждать, мне тогда показалось огромной глупостью прерывать его.
Солнце медленно покатилось по небу, и когда пол дня прошло, мне стало очень скучно, а человек так и не шевельнулся. Тогда я решил обратиться к нему.
- Здравствуйте.
Человек медленно открыл глаза и уперся в меня внимательным серым взглядом. По его бронзовому лицу поползла улыбка, и он ответил мне.
- Здравствуй путник, заблудился наверное? Тут же до ближайшей деревни день идти по степи, дорог никогда и не было – проговорил он вдумчиво и медленно.
- Вроде как не заблудился.
- С пути сбился?
- Нет добрый человек, я свой путь прошел уже, так что сбиться с него не могу.
Человек слегка наклонил голову вбок, и посмотрел на меня более внимательно, но улыбка с его лица никуда не делась.
- А не молод ты чтобы путь свой пройти, да оказаться здесь?
- Не смотри что я молод, я уже многое успел сделать да столько повидать, что не всем мудрецам и мечтать о таком приходилось.
- Ты уверен в себе.
- Полностью. – я посмотрел на него с вызовом.
- Но в тебе нет спокойствия, - на мгновение закрыл глаза, - ни капли спокойствия. И уверенность твоя не более чем иллюзия. Сможешь ли ты быть уверенным и решительным в более важный момент?
- Ты о чем?
- Извини мысли вслух.
- Ты путаешь меня с кем-то, добрый человек. – я начинал раздражаться от глупой болтовни, - я не тот, кто ты думаешь. Я не струшу в любой ситуации. Нет того врага что одолел бы меня.
- Да, врага нет. Но тебя одолеют.
- Кто же?
- Несомненно, это всегда будешь Ты. Твои сомнения, твои мысли. Только ты сам будешь причиной гибели себя самого.
- Ты безумен.
- Возможно. Но я смогу дать хороший совет.
Я чуть не вспыхнул, но вовремя опомнился и набрался величия.
- Я слушаю.
Он пристально взглянул в меня.
- Боюсь я, будет страшная путаница с этой историей, и не решиться она, когда я умру давно. Твои сомнения, это тень твоего недоверия, это отвращение к тому что ты имеешь сейчас, и скрытое желание владеть тем, чего у тебя нет. И когда ты что-то получишь, ты не сможешь это отпустить. Имей не обладая, не бойся потерять что имеешь, теряя старое ты будешь обретать новое. Потеряв дом, ты обретешь дорогу, потеряв еду, ты обретешь голод, потеряв жизнь, ты обретешь смерть, и новую жизнь.
- Ты говоришь загадками.
- Садись рядом со мной, я расскажу тебе. Всего несколько дней, я покажу тебе настоящий мир.
- Ты безумец. Я не задержусь здесь ни на минуту.
Я встал, и собрался уходить.
- Мне больно за тебя.
- За себя поболей. Я понял о чем ты говорил, я все это и так знал. И я не во всем с тобой согласен.
- Я и не просил тебя соглашаться – он улыбнулся, - садись, и мы побеседуем, не знаю почему, но мне кажется это очень важным.
- Нет, я пойду.
- Куда?
- Вперед, туда где еще не был.
- И что ты несешь с собой, туда, где ты еще не был?
Я посмотрел на свою плеть, но мне вроде показалось он не о плети говорил. В конечном счете, мне этот безумец надоел, и я решил уходить.
- Будь здоров, безумный человек, может еще свидимся.
- Будь здоров…
…. Деревня вынырнула среди бескрайних полей не сразу, ее я заметил издалека. Рассыпанные по степи гроздья спелого солнца слепили и звали к себе. Подойдя поближе, я увидел, что вся деревня представляла из себя сплошной цветущий сад из вишен, они были в дворах, на улице, за границей деревни, и везде свисали гроздья спелые и налитые алым соком, неописуемо ароматные и соблазнительные.
Посреди деревни шла узкая, но хорошо вытоптанная дорожка, идя по которой приходилось то и дело отгибать ветки вишен, которым здесь было позволено все. Я прошелся сквозь деревню казалось никем не замеченный, и вокруг было тихо и спокойно. Я шел и касался рукой спелых гроздей вишен, не желая нарушить совершенство и сорвать хотя бы одну. Я подумал, что не помню когда ел в последний раз, но эта мысль не заставила меня сорвать вишню.
Остановился я только у самого крайнего дома, он стоял отстраненно от остальных, и здесь было меньше вишен, но казалось, они были сочнее.
Дом был не большим и приземистым, как будто она давно вросла в землю, и лишь верхушка ее выглядывала из земли. Крыша видавшая виды, судя по всему давно не деланная и обветшалая, но еще не прохудившаяся. Наверняка так она простоит и в этом году, пока не станет кардинально протекать. По летней поре, кожа, которой обычно прикрывают окна, была убрана, и из маленьких окошек тянуло прохладой и спокойствием.
Внезапно я почувствовал, что очень устал. Я попытался вспомнить когда я спал или отдыхал в последний раз, и ничего не смог вспомнить. Тело перестало чувствовать тепло, и его пробил холод северных ветров. В ушах зашумела вьюга. Метель забила в глаза, и я не выдержал под напором ветра, упал и перевернувшись на спину тяжело задышал. Руки впились в траву, и совсем не ощущали обжигающего снега.
Кажется, я повалил ограду, ведь почти бегом из дома вышла девушка. Она поправляла на ходу свои длинные волосы, подошла ко мне на расстояние двух шагов, и резко остановившись, удивленно уставилась на меня.
Я стряхнул с себя воображаемый снег, и мое сознание померкло.
Очнулся я вскоре. Вокруг была комната, и я лежал на перине накрытый двумя одеялами. Не смотря на теплое лето вокруг, я слышал, как потрескивает печка и по комнате разливается мерное тепло.
Было темно и пусто. Не совсем темно конечно, солнце пробивалось из-под плохо прикрытых шкур, и я мог разглядеть не хитрое убранство. И не совсем пусто, была мебель, стол, что-то стояло на столе. Не было той девушки, что я видел.
Меня все еще бил озноб, но я поборол себя, и встал. Силы, что странно, сразу вернулись ко мне, и я вышел на улицу.
И я снова увидел ее, и в этот момент все стало не важно. Холод что был во мне -  исчез, исчезло солнце с неба, само небо растворилось и померкло, домик за моей спиной перестал существовать, трава, муравьи, земля, воздух. Вся вселенная сократилась до одной точки, ослепительной и невообразимо прекрасной. И эта самая важная точка была ей, самой прекрасной и восхитительной на свете.
Она срывала вишни тонкими и белыми пальчиками, аккуратно и даже грациозно складывая их в корзину. Вишенки сверкали между ее рук в завораживающем танце, подчинялись ее волшебству и совершенству. Одна из них взбунтовалась, вырвалась. И упала ей под ноги.
Она нагнулась за ней, а выпрямляясь увидела меня. А я смотрел на нее, и понимал, что я влюбился, навсегда…
***
Они сидели на краю обрыва и смотрели как город, раскинувшийся внизу, просыпался и сбрасывал с себя дремоту ночи. Он выгонял ее из темных закоулков грязных улочек и сомнительных переулков, и окрашивал в тёплые весенние тона.
- Слушай, может мне выбросить телефон?
- Что? – переспросил он, отвлёкшись от моих мыслей.
- Телефон хочу выкинуть. Зачем он мне теперь нужен? Зато без него полная свобода… а с ним, куда не пойди, всегда на привязи. Вот моя привязь еще и дорогая, и каждый рассказывает насколько его привязь дороже, чем у другого…
- Как хочешь.
Она размахнулась, и задорно пискнув запустила его вниз с обрыва. Телефон описал в воздухе причудливую дугу, сверкнув на прощанье экраном, и скрылся из виду. Спустя несколько секунд, снизу донесся слабый щелчок о камни.
Умертвий протянул к ней руки, и она прыгнула в его объятья.
- Что еще выбросишь? – он улыбнулся, и поправил пальцем прядь ее непослушных волос.
Она открыла сумочку, немного порылась и достала паспорт. Он и не увидел когда она успела прихватить его.
- Паспорт выброшу. Все равно он мне больше не нужен, уже не важно в какой я стране, где живу, и кто я по национальности.
- Это всегда было не важно. Бросай.
Паспорт медленно полетел с обрыва. Летел он совсем не как телефон, падение его было более беспорядочно, и казалось, более бесстрастно. Паспорт не боялся высоты, он не мог разбиться. Так он летел, помахивая страницами, пока краткий миг его падения не прервала земля.
- Что ещё решишь запустить вниз?
- Косметичку! Она мне больше не нужна. Я выгляжу, так как выгляжу, а прятать изъяны да подчеркивать прелести… да кому это в общем нужно, глупая игра.
- Молодец. Ты и так прекрасна.
Косметичка полетела вниз, на лету рассыпаясь мириадами блесток, помадами и тушью, зеркалом и браслетиком. Спустя несколько секунд все разбилось о камень, но сверху заметить это было невозможно, лишь слабые отзвуки говорили об этом. Сумка почти опустела, она вытащила из нее платок, и положила в карман. После чего молча швырнула сумку вниз.
Немного подумав, она вытащила платок, вытерла руки и лицо, после чего платок тоже полетел вниз.
- Как ты себя чувствуешь?
- Более свободной, чем раньше.
Она смотрела пристально вниз, после чего улыбнулась и упала на него. Он обнял ее, и смеясь они покатились прочь от обрыва по высокой и мягкой траве.
Травы были пряные и душистые. Она лежала на спине, и смотрела ему в глаза, а он смотрел только на нее. В уголках ее губ застыла робкая улыбка.
- Я люблю тебя.
- Я люблю тебя.
Сказали два рта, два сердца. Их губы соприкоснулись, а сердца слились, их души ликовали, а тела сплелись в одно целое….
…. Они лежали во все той же траве, и смотрели на проплывающие облака. Вокруг было тихо, лишь редкие птицы своим пением нарушали полную тишину, и приносили умиротворенность. Она дышала глубоко и размерено, на ее высокой груди еще не остыл пот, а он лежал рядом, и не отрываясь смотрел на нее.
Она медленно повернула голову, и улыбнулась.
- О чем думаешь?
- О тебе, и только о тебе. Я весь день думаю только о тебе.
- А как это быть умертвием?
- Тоскливо, но к счастью не скучно.
- Ты знал каких ни будь знаменитостей, или там великих ученных?
Он тихо рассмеялся.
- Если можно так выразиться, то знал. Один миг, всего мгновение, они смотрят на меня, я на них, щелчок, и они свободны, а мне идти дальше. Я почти никогда и не задерживаюсь, не интересно.
- А были такие, которые смогли тебя удивить, или восхитить?
- Были конечно. Но не восхищали, я испытывал к ним дань уважения. Те, кто не видели в смерти конец своих близких, и помнили их, но не превращали свою жизнь в горе. Были, но не те, кто умирал с улыбкой, или в лютых муках, или прощался с жизнью ради любви или еще чего. Те кто выживал, уже заглянув мне в глаза. Кто выжил, и смог жить. О таких не пишут легенд, не дают званий героев. Но они получают высшую награду, еще один глоток воздуха, еще один поцелуй, еще один восход солнца, еще один день жизни. А герои – щелчок моего кнута и сырую могилу, а зачастую и могилы нет.
- Об этом не задумываешься, мы привыкли мечтать о славе, пусть и посмертной. Отличиться в бою, например.
- После смерти нет славы. К жизни не возвращаются, мне на их подвиг все равно. И им там тоже все равно, поздно уже только.
- Понимаю… Я бы не смогла так как ты, думаю никто не смог бы.
- Пожалуй да.
Они помолчали несколько минут.
- А ты можешь убить просто так?
- Да, любого. Как и ты можешь убить просто так.
- А если ты будешь наказывать плохих?
- Плохих?
- Злых, откровенных уродов например, маньяков и тиранов.
- Зачем? – он искренне удивился.
- Сделать мир лучше, людей более счастливыми.
- Это не сделает людей счастливее, появятся другие. Да и кому ты предлагаешь решать кто плохой, мне?
- Ну да, ты многое видал.
- Вот именно. Добро и зло не имеет веса. Ты можешь делать добро всем, через сто лет и след сотрется, можешь быть жутким тираном, время сотрет и это. Сегодня ты есть, завтра тебя нет, послезавтра никто не помнит, что ты был.
- Но очень великие вещи всегда помнят.
- Нет, не всегда. Да и если помнят, сколько еще? Тысяча лет, две? Миллион может? Кто через миллион лет вспомнит, что кто-то там взорвал город и убил шесть миллионов людей? Все сотрет время. А через миллиард лет? Кто будет знать, что значит слово город и слово «люди»? люди считают себя особенными, каждый ценен. Так же само, все такие как все, и никто не ценен. Ни ты, ни я, хоть я и не человек уже. Вот я убил ужасного дракона, слышала об этом?
- Нет, только от тебя.
- Вот видишь. В этом мире такой уклад вещей.
- А есть и другие миры, где все по другому?
- Мириады. Я не был там никогда, мне вход закрыт. И я наверное никогда там не побываю, а если и побываю, только им на горе.
- Я смогу в них перейти?
Он замялся на секунду.
- Да, сможешь. Где-то будет лучше, где-то хуже, но везде все будет по разному.
- Крууууто!
- Еще бы. – он улыбнулся.
-Так, а если – она на минуту замолчала, - а если я перейду в другой мир, мы уже никогда не встретимся.
- Это смотря как ты понимаешь разные понятия. Что дольше, вечность, или никогда?
Она улыбнулась вопросу.
- Конечно же никогда.
- Это смотря сколько лет ты вкладываешь в это понятие. Миров больше чем звезд в космосе. Хотя для меня это тоже только догадка, я не был ни в одном из них.
- И что, что их много?
- Встретиться двум душам в другом мире почти не суждено. Миры огромны, их очень много. Ты можешь родиться в том же мире, но на другой планете. Или даже на той же, но на другом ее краю, и ты просто не пересечешься с нужным тебе. Или вы будете жить бок о бок, две разные формы жизни. Все это очень сложно. Пошли лучше пройдемся, завели здесь философию.
Они встали и пошли по полю.
Вокруг было очень светло, пахло жизнью и веяло теплом. Он держал ее руку в своей руке, а она держала в руке его руку. Ее рука была мягкой, а его рука была жесткой, ее рука была теплой, а его рука была холодной, ее рука пахла весенними ромашками, а его сырой землей. Она шла легко и элегантно, а он шагал тяжело и устало, она порхала в свой последний день, а он брел в бесконечной ночи, в ее глазах отражались небеса, а в его тысячелетия.
Она улыбалась радостно, а он улыбался искренне.
Так они шли по полю к невиданному месту, к невообразимому чуду, туда, где легкие перья неба касались твердой земли.
***
- Разреши мне помогать тебе.
Она отодвинулся тяжелую ветку вишни, и посмотрела на него, щуря глаза от яркого солнца. Ее щеки наливал спелый румянец, а морщинки в уголках глаз подчеркивали правильность линий. Ее кремовый наряд терялся в зелени сада, и она становилась похожа на духа леса, вышедшего на миг из лесной чащи, и готового растаять предутренним туманом, как только от него отведешь глаза.
Поэтому я смотрел и смотрел. Не отрывая взгляда, не моргая до рези в глазах, смотрел и не обращал внимания на весь остальной мир.
- Чем?
- Что? - Я выпал из немого оцепенения, и с радостью осознал, что она со мной говорит.
- Чем ты можешь мне помочь?
- Я много чего умею!
- Да? Это же замечательно. Лавку мне сладить сможешь?
- Лавку? Нет… лавку не смогу, этого я не умею.
- Вот уж не удача. Жаль. Придумала, у меня крыша совсем просела, сможешь все поправить?
- Нет, крышу тоже не могу.
Она смотрела мне в глаза, пристально и оценивающе, смотрела неотрывно, и лишь немного нахмурилась, как бы придумывая, на что я еще могу сгодиться. Она прикусила губу, и медленно отвела взгляд в сторону, затем посмотрела в землю, и снова на меня. В этот момент я готов был согласиться сделать лавку, хоть и не понимал, как это делается.
- Что ж, может ты саженцы умеешь выращивать? Мне нужно деревья посадить, а саженцев нет.
- Нет, и саженцы я не умею выращивать.
Она нахмурилась, и подошла к нему вплотную, да так близко, что он начал чувствовать ее дыхание у себя на шее. Она дышала глубоко и равномерно, и каждый выдох обдавал огнем по моей коже.
- А воду ты носить умеешь? Или и это не сможешь?
- Это я умею.
- Тогда марш за водой!
Он едва не падая понесся к колодцу, схватил в охапку ведро, и запустил внутрь. Ведро полетело вниз, а он смотрел в сторону зелени, где между спелых вишен мелькало кремовое платье, и старался уловить взглядом каждый его кусочек, словно боясь пропустить нечто важное.
Достал ведро, и вдруг понял, что очень хочет пить. Вода оказалась очень холодной и неимоверно вкусной. Он уже и забыл когда вот так вот, просто пил воду. Чистую, холодную, только поднятую из глубины воду. Пил, и не мог оторваться, пока не дошел до самого дна.
Когда опустил ведро, встретился взглядом со своей богиней. Она стояла серьезная, и наблюдала за ним. Так они простояли молча несколько секунд, после чего она крикнула:
- Так ты и весь колодец выпьешь, неси лучше воду для вишен.
Сколько он перенес воды, было тяжело сосчитать. Уровень воды в колодце заметно опустился, а когда он поднял глаза, то увидел, что весь сад был залит, каждое дерево или кустик получили столько, что хватит на долго. Он огляделся, и сердце похолодело: незнакомки с ало-вишневыми губами нигде не было.
С края, до края обойдя весь сад, я даже за некоторые кусты посмотрел, но так ее и не нашел. В конце концов решил проверить в доме.
Внутри было по-домашнему тепло и уютно, печка уже не раскалывалась, а на кровати не лежал шорох одеял, под которым я проснулся не так давно.
Она выглянула из-за печки, как всегда серьёзная, а лицо не проницаемое.
- А, помощничек! Я уже думала ты мне весь сад утопишь, или колодец до дна вычерпаешь, все-таки воду ты носить умеешь. Садись, я есть приготовила.
- Я не голоден хозяйка, лучше умыться дай.
Она посмотрела на меня с неким недоверием, но это промелькнуло лишь на миг, после чего она подала таз теплой воды.
Когда я умылся, она сидела за накрытым столом, и молча смотрела на меня. Ничего не оставалось, как просто сесть напротив.
- Приятного аппетита, - сказала она, и взялась за ложку.
- Приятного аппетита. – сказал я, и отломал краюху свежего хлеба.
Хлеб был очень ароматным, и наверное такой же вкусный. Думаю, ей будет приятно, если я попробую, и потому я съел кусочек. Он оказался еще вкуснее чем я думал, и руки сами отломили еще кусочек, и еще, и еще чего-то кроме хлеба, и я остановился только когда заметил, что набил рот полностью, и жую за обе щеки.
Я поднял глаза, а она смотрела на меня. Она весело рассмеялась, и мне показалось была рада что я все-таки ем.
- А говорил не голодный!
- Мгмфшр. – только и смог произнести я.
- Угощайся, для тебя готовила. Если бы не ты, я бы несколько дней поливала.
На душе стало очень приятно, и я заулыбался. Так мы продолжили есть вместе.
- Помощник, – обратилась она ко мне спустя несколько минут, - ты рубаху испачкал, тебе переодеться нужно.
Я оглядел себя, и правда весь измазался.
- Я бы и рад, но у меня больше нет рубашек.
- А твой дом где?
- Давно уже нет у меня дома.
- Как так? – она даже есть перестала, -  и как же ты без дома живешь?
- Я хожу пока по миру, домом не обзавёлся. В общем нет у меня дома.
- Где же в таком случае, будут ждать тебя те, кому ты дорог и кому ты нужен?
- И таких тоже нет.
- Не правда, помощничек, мне ты нужен.
Я посмотрел на нее удивленно и восторженно. Она все так же смотрела на меня строго и бесстрастно, только щеки чуть больше налились румянцем.
- Я могу жить там, где я нужен?
- Можешь.
- Значит здесь мой дом.
- Так и есть. – Она улыбнулась и вернулась к еде.
- Спасибо.
Я сидел и не мог поверить. Даже в самых смелых мечтах не мог я придумать, что сама лесная богиня разрешить смотреть на нее каждый день. И от этого чувства, все внутри становилось завершённым, целостным, единым.
Капля становилась океаном, завершалась, и начиналась вновь.
Она продолжала есть, задумчиво перебирая овощи. Лишь изредка она поднимала взгляд на меня, по лицу ее скользила улыбка, и она снова возвращалась к еде.
На ее рукава упали крошки, а само платье немного помялось от работы в саду, но от этого она не становилась менее прекрасной. Один локон ее рубиновых волос упал на глаза, но она не замечала этого. Я потянул руку вперёд, и пальцы задрожали. Поправить локон и прикоснуться к ней, ничего боле дерзкого и опасного я не мог представить в своей жизни.
Она улыбнулась прикосновению, помогла вернуть локон к остальным волосам.
- Мне нужно будет сходить в соседний город после обеда.
- Я схожу с тобой хозяйка.
Она задумалась на минуту, решая и взвешивая, но сделала свой выбор.
- Нет, я сама схожу. Мне будет нужно чтобы ты остался тут, и я буду очень благодарна тебе за это.
- Зачем?
- Отдохни, как я вернусь будет еще работа.
- Отдохнуть?
- Да.
- Хорошо, хозяйка.
Закончив обед, она убрала со стола и начала собираться. Поменяла платье, набрала полную корзину вишен, и направилась к двери. Я смотрел за ней все это время не отрываясь, вглядываясь в каждую деталь, боясь упустить самую мелкую мелочь, желая запомнить се, как будто боялся не успеть насмотреться.
Она остановилась у самой двери, и обернулась с искренней улыбкой. Потом улыбка исчезла, и она посмотрела, как мне показалось, немного печально, и вышла из дома не закрыв за собой дверь.
Я сел за стол так, чтобы видеть входную дверь и улицу. Я знал, что она только ушла, но очень уж хотелось увидеть ее как можно раньше. Я сложил рядом с собой плеть, раздумывая куда ее теперь девать, и просто ждал.
Время шло медленно, и я погрузился в раздумья и фантазии. Глаза начали по немного закрываться, дрема подкралась незаметно, и вот уже голову потянуло к столу. Руки помогли голове остаться на весу, но дрема не отступала. Глаза уже совсем закрылись, все заполнило спокойствие и безмятежность.
Внезапно скрипнула одна из досок пола, и я открыл глаза.
На пороге дома стояла девушка. Ее черные как смоль волосы стекали с головы по плечам и падали на глаза. Лицо белое и бесстрастное, и такие же глаза, они будто выцвели как камень на солнце, и сейчас не отражали ни одной эмоции. Замотана она была в какую-то белую тряпку от головы до ног, не понятно было как в такой тряпке можно ходить или шевелиться, да и наверняка было очень жарко. Сзади за ней тряпка тянулась по полу, и было не видно где она заканчивалась. Гостья стояла молча и никуда не торопилась, она тоже разглядывала меня, или ждала когда я ее рассмотрю, потому что глаза ее не двигались. Я присмотрелся внимательнее, она оказывается в дом не вошла, остановилась на самом пороге.
Я посмотрел ей в глаза и улыбнулся.
- Где она?
Ничего не хотелось отвечать, лишь подлая змейка тревоги и страха зашевелилась внутри.
Гостья шевельнула головой, и окинула быстрым взглядом дом и сад, вишни у дороги и колодец в средине сада.
- Понятно. Ее сейчас нет дома. Я хочу войти, можно?
- Нет. – я смотрел на нее серьезно, даже все тело сжалось.
Она была намного меньше меня, как будто еще девочка, хотя по голосу было тяжело сказать сколько ей лет, и какого она пола.
Она молча пожала плечами на мой отказ войти, и переступив через порог зашла в дом. Лениво посмотрела на печку, приблизилась к столу почти не ступая ногами, а как бы медленно плывя в воздухе. Она присела на самом краю лавки напротив меня, и положила руки на стол полностью копируя то, как сложил руки я.
Поближе я смог рассмотреть ее получше, но не увидел ничего нового. Густые черные волосы, очень белая кожа, большие и абсолютно безразличные глаза, тонкие не выразительные губы, то ли девчонка, толи маленькая женщина.
Мне показалось что я повел себя крайне невежливо, испугался странного вида гостьи, хотя и сам наверное выглядел не менее странно в глазах моей хозяйки. Возможно это ее подруга, а я ей даже войти не разрешил, и я решил исправиться.
- Голодна?
- Всегда.
Я встал и мигом поставил на стол миску с вишнями и оставшийся кусок хлеба. Она посмотрела на это все так же безразлично, но ничего не коснулась.
- Пить хочу.
- Конечно, сейчас.
Я взял ведро, в котором не так давно носил воду, и вышел к колодцу за водой. Когда я вернулся, гостья сидела так же само, даже положение рук не поменяла. Она не обернулась и тогда, когда я шоркал за спиной и набирал воду.
Я поставил перед ней черпак и сел на свое место, напротив.
- Угощайся.
Гостья выпила весь черпак, медленно и не торопясь, растягивая каждый глоток. После этого взяла в пальцы вишню. Вишня мигом поморщилась, и через секунду рассыпалась в прах. Не обратив на это никакого внимания, она подняла на меня глаза.
- Здесь очень вкусная вода, пожалуй лучшая.
- Кто ты такая? – меня переполняло любопытство и червяк тревоги.
- Это так важно?
- Да.
- А разве не понятно кто я? Мы с тобой старые знакомые.
- Извини, я тебя не узнаю.
- Да, раньше ты просто не обращал внимания. Я смерть.
- Допустим. И зачем ты пришла?
- Правильно сказать, за кем.
- И за кем ты пришла? – я уже знал ответ.
- За ней.
Я на секунду замолчал, но лишь на мгновение, после чего злость исказила мое лицо, и я подался вперед к ней.
 - Я тебе ее не отдам.
- Это не в твоей власти.
- Я буду сражаться до конца. – я сжал зубы готовясь ко всему.
- И что ты сделаешь? – в ее голосе по-прежнему не было ничего, ни страха, ни злости, ни удивления, ни даже интереса к беседе.
Я схватил со стола плеть, и привычным движением, в одно мгновение ока бросил вперед свое ужасное оружие. Привычно засвистев, она бросилась вперед, и я почувствовал ее жажду уничтожать, но она лишь бессильно прорезала воздух, пройдя сквозь мою собеседницу, после чего вернулась обратно, будто на тренировке.
Я скрутил плеть, и молча положил ее на стол. Дыхание было тяжелым, будто я пробежал несколько километров, голова начала кружиться от ярости.
Смерть медленно отпила еще воды, и снова подняла на меня глаза. В этот раз, я могу поклясться, она смотрела на меня, и я чувствовал это кожей.
- Интересно, это ты смерть хотел убить?
- Я попытался. Я тебе ее не отдам.
- И что ты можешь? Ты воин, убийца, ты создан для того чтобы отнимать жизнь, ты сам мой, ты не можешь давать жизнь, нет.
- Я могу принять бой. – меня немного сбил ее лепет, - разве я не имею на это право?
- Ты меня плохо слушал. Ты не умеешь давать жизнь, только забирать, как же ты собираешься ее спасти?
Я оказался в прострации, но лишь на минуту, поле чего одна прекрасная мысль сверкнула у меня в голове.
- Тогда давай меняться.
- Что у тебя есть такого, чего нет у меня?
- Моя жизнь. Я отдам ее в обмен на ее жизнь.
- Твоя бессмертная жизнь?
- Да, я готов отдать ее.
- Странный ты. Я и так заберу ее рано или поздно, тебе надоест жить вечно, ты не создан для этого.
- Тогда забери мою плеть.
- И зачем мне оружие?
- Она пропитана в крови дракона, она сможет убить бога.
- Боги и так умирают когда нужно, а чаще, так и вовсе не рождаются. Мне не нужна плеть.
Я положил голову на кулак и уставился в стол. Смерть отпила еще из черпака и поставила его на стол. Я увидел, что черпак совсем пустой.
- Еще воды налить?
- Да, вода здесь хорошая.
Я встал и наполнил черпак водой, после чего поставил его перед смертью.
Смерть сидела все такая же непроницаемая и без эмоциональная. Она смотрел вперед, но явно не на меня.
- Знаешь, а я люблю играть.
- И в какие игры любит играть сама смерть?
- Игра не так важна. Мне нравиться процесс, и ставка.
- Ставка?
- Да, узнать, что у меня попытаются выиграть, хотя в твоем случае, все и так понятно.
- Сыграем?
- Что ставить мне я знаю, что поставишь ты?
- Что ты хочешь за ее жизнь?
- Если проиграешь, станешь моим помощником. Выиграешь – вы оба свободны. Предупреждаю, я играю очень хорошо.
- Я согласен на такую ставку. Как я могу быть уверен, что ты не обманешь?
- Я тебе не человек, чтобы обманывать.
- И все же.
Я смотрел на нее внимательно и испытующе, а она смотрела на меня никак.
- Хорошо, - ее рука залезла в белые тряпки и она извлекла оттуда монету, после чего положила е на стол передо мной, - вот моя ставка.
Я взял монету, обычный на вид метал, очень гладкий с одной стороны и с нанесенным знаком с другой. Знак этот был очень похож на букву «Ж», но более резкий, как будто нанесен тремя точными ударами.
- Что это?
- Монета. У кого она, тот жить будет вечно. Тебе она конечно не пригодиться, а вот ей вполне.
- Согласен.
- Смерть достала из-под стола неизвестно откуда взявшуюся доску, разрисованную и поделенную линиями на клеточки, и два мешочка. В мешках оказались черные и белые камушки.
- Знаешь эту игру?
- Конечно, я буду играть белыми камушками.
- Как скажешь.
Доска поставлена, я ложу первый камушек, за мной камушек кладет смерть. Снова я и снова она. Ход мой, ход ее. Запоздалые мысли начинают приходить в голову, ведь она играет в эту игру уже столетиями, а я никогда не славился хорошей игрой. На лице ее появилось что-то необычное, мне кажется это эмоции, неужели ей интересно? Мне кажется, сейчас она довольна, или близка к этому.
Мне кажется, я растерялся согласившись на игру. Показал свою слабость. Правда теперь поздно жалеть, только игра, и больше нет ничего.
Шаг за шагом, партия идет к концу, но я и так уже вижу результат. Сейчас у меня не остаётся ничего, кроме как играть, и не сдаваться.
Последний ход, и на доске почти одни черные камушки.
- Ты проиграл.
Она сидит, и снова смотрит на меня безэмоционально, никакой радости победы, скорее печаль от того что игра закончилась. Скрипя и шурша как старая дверь, она встала из-за стола, и хромая на обе ноги, будто очень сильно устала, она сгребла со стола монету, и направилась к двери.
Доска и камешки на столе рассыпались пеплом, и от них осталось только серо-коричневое месиво.
- Я скоро вернусь.
Она вышла за дверь, и снова стало тихо и пусто.
Листик с вишни упал, и случайный порыв ветра занес его в дом. Я сидел за столом и нервно перебирал сплетения плети, пытаясь хоть что-то придумать.
Нечто сложилось в голове, далекое как звезда, туманное и непонятное, что-то, что могло помочь, или сделать намного хуже. Мысли кружили хороводом и засасывали в себя, звали за собой, манили и опьяняли.
Когда я очнулся уже совсем стемнело, в приоткрытой двери стояла хозяйка.
- Как хорошо, что ты вернулась, - руки предательски за трусились и я спрятал их под стол, - пойдем погуляем?
Она устало сдвинула свои плечики, приложила пальчик к вишневым губам, как бы размышляя над словами, и улыбнувшись согласилась.
- Пойдем, вечер удивительно хороший.
Вложив ее руку в свою, они пошли по вишневой алее. Ночь была идеальной, не жаркой и в меру прохладной, достаточно темной, и все же позволяющей видеть друг друга.
Черноту небосвода рассекла огненная искра, за ней еще одна, и спустя несколько секунд еще одна. Искры начали зажигаться все чаще, то тут то там рассекая небо еле заметными вспышками.
- О! – я прижал ее к себе, - сегодня ночь падающих звезд.
- Ночь падающих звезд?
- Да, такая ночь бывает раз в столетие. Говорят, все что не пожелаешь сбудется.
- Я никогда раньше не слышала о таком.
- Что ты пожелаешь, хозяйка?
- У меня уже все есть. А ты что пожелаешь?
- Быть с тобой вечно. И вечно смотреть как звезды не удержавшись на небосводе срываться вниз, и падают на нашу крохотную землю.
- Ты страшно рассказываешь… - она прижалась к нему всем телом, - а вдруг одна и на нас упадет?
- Не бойся, все будет хорошо. – Он осекся и посмотрел в сторону, кажется не заметила, - а в прочем, пойдем на вот тот холм, оттуда будет лучше видно.
Холм оказался самым высоким местом в округе, и оттуда и правду было отлично все видно. На самой верхушке холма раскинулось дерево. Было слишком темно, чтобы разобрать что это за дерево, но света хватало, чтобы понять, что это древнее и могучее растение. Оно раскинуло свои огромные ветви вокруг себя, и под его тенью ночь сгущалась сильнее, становилась мягкой и податливой.
Они выбрали место так, чтобы находиться в тени, и между тем хорошо видеть небо над головой.
Так они сидели некоторое время наблюдая ночной хоровод, и перед их глазами небесные сферы неспешна открывали свои тайны.
Рука сама дернулась и пододвинула ее поближе, но неожиданно она отдернулась и отстранилась. Она повернулась к нему лицом и впилась в него взглядом.
Ее шелковистые волосы качнулись на ветру, и она закусила нижнюю губу. Наверняка она даже не заметила этого, просто белые зубки невзначай прижали ее, и так все и осталось. Она непрерывно смотрела мне в глаза, будто ждала чего-то.
Красива ли она? Да как знать, если смотреть отстраненно, то он никогда не назвал бы ее самой красивой. Не идеальные черты, небольшие изъяны кожи, не понятное поведение, много отличало ее от писанной красавицы. Я толком никогда не мог понять, что же мне в ней так сильно нравилось, и нравилась ли она мне, и та ли это любовь, о которой все говорят, или может быть еще сильнее? Да куда уже сильнее.
Но ведь и красота, вот она, и в изъянах, и в правильных формах, во всем что составляет ее, и во всем к чему она имеет отношение. Я мог понять это, я мог понять чувства и эмоции, но понимал только одно, для всего мира, всего, что не являлось ею не имело смысла, а я пропал, и был я только лишь для нее все это время.
Я никогда больше не смогу забыть этот миг. Никогда.
Я слегка наклонился к ней, будто вечер качнул меня, а она так же наклонилась ко мне, и почуяв неслышный сигнал мы рванулись навстречу друг другу, наши тела встретились и соединились.
И все стало просто в этот миг, так просто, как раньше никогда не бывало. И грубые пальцы скользили по белой шелковистой коже, а она ловила каждое прикосновение чуть дыша. Закрыть глаза, чтобы сполна насладиться ее запахом, и почувствовать мелкую дрожь, которой исходило все ее тело, будто от натянутой струны под легким летним ветром.
Она легла рядом, и чуть-чуть взявшись пальцами за воротник потянула за собой, а умирающие звезды все так же падали, не в силах уже держаться на небосводе. И не было и на земле сил держаться, и что-то рвалось вперед, и что-то рвалось внутри, плавилось, переплавлялось и становилось новым, осмысленным, единым, совершенным…
Так продолжалось долго, невообразимо долго, всего лишь долго и одновременно недостаточно долго, пока оба не насытившись друг другом не упали в горячую и измятую траву. Она прижалась к нему и нежно дышала ему в шею.
В открывшиеся глаза вливалось небо и хороводы звезд над ним. И что-то изменилось, а что-то осталось прежним. Дерево раскидывало свои исполинские ветки над ними, и казалось что дерево это я, и во мне его росток, его семечко. И что оно растет, и выситься прямо к небу, туда где застыли немые наблюдатели. И вот уже росток огромен, так огромен, что больше мира и неба, и ломаются грани мира под его напором, и распадается реальность как тонкие ломкие лучики света, и нет больше ничего настоящего, только я и она, и больше ничего.
Нет и не будет больше ощущений, только моя рука запутавшаяся в ее волосах и теплое дыхание на шее.
Я никогда не был так счастлив.
Я никогда не забуду эту ночь.
Я никогда не прощу себе, что не заметил, как остановилось ее сердце.
Я всполохнулся, когда заметил, что нет дыхания на шее, но что-либо делать было уже ужасающе поздно. А вокруг наступало утро, глупо и нелепо вставало солнце, бессмысленно просыпался мир, почти весь, кроме нее.
Я смотрел на нее не в силах что-либо сделать, меня наполняла безысходность, а ее лицо было счастливым.
Вокруг расцветала жизнь, вокруг, только не на этом холме, где в нас обоих было меньше жизни чем в камне, на котором лежала моя плеть.
Я аккуратно поднял на руки самое ценное что у меня было, будто боясь нарушить сон или причинить неудобства. Я понимал, как все это глупо, ведь это самое бесценное уже было безвозвратно потеряно.
Я плелся пыльной дорожкой вниз к дому. Все так же пышно раскидывали сады, и дозревали алые вишни, только теперь их некому было собирать. И дом, такой уютный, и с немного осевшей крышей, приютил в себе самое бесценное из всех сокровищ. Сегодня она уснула не здесь, но спать ей теперь тут вечно.
Мне оставалось только одно, просто сидеть и смотреть на нее, даже это нельзя продлить надолго, но сейчас это еще возможно.
- Ее больше нет.
Я не оборачиваюсь, голос узнать легко, да и вариантов не много, кто это может быть.
- В этом нет ничего необычного или трагического, она была, теперь ее нет, это нормально. Я сделаю тебе подарок, она родиться в лучшем из миров.
- Уходи.
- Нет в этом абсолютно ничего плохого, она же счастлива, ты же видишь.
- Просто уходи.
- Тебе будет легче, если ты поймешь, что она уже счастлива, и лучше не будет.
- Я не хочу этого понимать.
- Ты проиграл.
- Я помню. Уходи сейчас.
- Я буду ждать тебя на холме под деревом, я и так ждала до утра чтобы поговорить, мне торопиться некуда.
Она выплыла из дома, снова легкая и невесомая, и направилась в сторону холма. По пути резко остановилась, обернулась, и поплыла к колодцу. Здесь она остановилась, что-то блеснуло у нее в руке, мне даже показалось что я узнал руну жизни, и она метнула ее вниз, в воду колодца, которая ей так понравилась.
А я продолжал просто сидеть в хижине, боясь пошевелиться или даже громко вздохнуть. Так, прижавшись щекой к ее холодной и одеревенелой ладошке, я провел два дня и две ночи.
Когда я отнял щеку от ладошки, вокруг было темно и неприятно пахло, разложение уже принялось за свое. Я вдруг почувствовал, что не могу больше сидеть, и рванулся на улицу сшибая все на своем пути.
Сквозь вишневый сад, которому так и не суждено было быть убранным, я никак не мог увидеть холм, но я знал, что смерть там, лаконичная и бесстрастная, ждет меня под деревом не понятно для чего. Я направился в ту сторону, и спустя несколько минут уже был на верху.
В лучах заката это место выглядело совсем не так как ночью, ни примятой травы, ни звездопада, все выглядело так будто здесь не провела последнюю ночь самая дорогая в моей жизни. Смерть сидела и просто смотрела на меня, без тени сочувствия или понимания.
Тогда я снял с пояса плеть, и завязал узел, который ловким движением перекинул через ветвь на дереве, после чего привязал нижнюю часть вокруг ствола.
- Что ты делаешь? – кажется даже удивление скользнуло в голосе смерти.
- Виселицу.
- Зачем?
- Насколько я понял, этим оружием можно убить даже бессмертное. Я как твой помощник бессмертный, но так я могу освободить себя от договора.
- Это не честный уговор.
- Мне очень жаль. – Я отвернулся, и начал прикидывать как поудобнее забросить петлю на шею.
- В таком случае, у меня для тебя очень плохая новость.
- И какая же? – не оборачивался я.
- Если ты умрешь, ты больше никогда не родишься, просто исчезнешь.
- Не очень большая беда.
- А она еще родиться. – Я это слышал, но не подал виду. – Родиться в новом мире и в новом теле, и будет проживать жизнь за жизнью. И в каждом новом мире, и в каждой новой жизни она будет кого-то любить. Любить страстно и нежно. Любить искренне и понарошку. Обнимать и ждать объятий, но никогда это не будешь ты, это будут другие, миллиарды других, но больше никогда не будешь ты.
- Заткнись. – Выдавил я сквозь зубы.
- Ты больше никогда не увидишь ее. А она не вспомнит тебя, и то что ты сделал.
- Хватит. – мне даже показалось что по моей щеке покатилась слеза.
Я обернулся и посмотрел на нее, вряд ли она лгала, оставалось ощущение что она просто не умеет лгать.
- Но есть выход.
Я промолчал.
- Я предлагаю тебе новые условия, от тебя ничего не потребуется сверх того, о чем мы уже договорились, ты будешь помогать мне, а я смогу отдохнуть. Взамен, я сделаю так что она не покинет границы этого мира, и ты сможешь быть рядом с ней каждую ее жизнь, незримо сопровождая от самого рождения.
- Я смогу быть с ней?
- Да, но только перед смертью, как и полагается умертвию, ты станешь ей виден в последний час. Жить она будет не долго, скажем двадцать лет, а быть ты с ней сможешь столько, сколько знаком, то есть, один день. Один день на двадцать лет, или никогда, вот твой выбор.
Она протянула вперед руку, такую маленькую и отчего-то очень бледную ладошку. А моя рука сама по себе дернулась ей навстречу.
***
Её босые ноги мягко ступали по малиновому блику заката, мягко расползающемуся от края до края неба. Она остановилась, вся невесомая и спокойная.
- Это была я?
- Это всегда была ты, любовь моя.
Она подошла к нему вплотную, и на ее глазах выступили слезы.
- Ты действительно так сильно любишь меня?
Она прикоснулась щекой к его груди, и он почувствовал, как горячие слезы бегут по холодной коже.
- Сильнее, чем кто бы то ни было в этом мире.
- И долго я так рождаюсь и умираю?
- Долго.
- И не будет этому конца?
Он промолчал.
- Но ты же страдаешь, намного сильнее меня. Пусть я никогда не доживу свои жизни, но ты ведь и вовсе не живешь. Один день в двадцать лет, это очень печально.
- Пожалуй так и есть. – он очень тяжело вздохнул, - но в этом моя единственная радость.
- Отпусти меня.
- Что?
- Отпусти меня!
- Я… я не понимаю.
- Я сказала отпусти меня! Отпусти!
Она забилась в его объятиях как птица в клетке, его руки не размыкались.
- Ты действительно этого хочешь?
- Да… - прошептала она сквозь слезы, прижимаясь к нему.
Они стояли обнявшись, два призрака, совсем не различимые с земли. Седое облако медленно несло их к закату, а последние лучи солнца слаживались в причудливую фигуру, и казалось, что там впереди светящийся проход, достаточно лишь руку к нему протянуть.
- Будь по-твоему. – Он посмотрел на неё сверху вниз, - врата уже открыты, а значит нам пора прощаться.
Она отстранилась от него.
- Мы больше никогда не увидимся?
- Пройдет вечность, но мы обязательно встретимся.
- Вечность это так долго….
- Ты даже не заметишь, тысячи жизней, миллионы поводов для счастья, и когда-то мы с тобой встретимся вновь, под тенью вишневого сада, и все будет иначе.
- Этого так долго ждать.
- Да, любимая, очень долго.
- Ты дождешься?
- Я тебе обещаю.
Она сняла с волос синюю ленточку, и обмотала ее вокруг рукояти моей плети.
Ее силуэт начал таять с последними лучами заката, а она все смотрела ему в глаза печально и испугано. Он чувствовал, как рвутся цепи сковывавшие ее душу, и она уходит из мира. Ее взгляд изменился, на лице появилась улыбка, она рванулась вперед чтобы поцеловать его, но растаяла прежде чем успела коснуться, и лишь теплый ветерок коснулся его щеки.
И вновь высокий холм посреди иссохшей степи, где на сотни километров вокруг ни одной вишни. Иссохшее древнее дерево и петля в руке.
Безумно глупо все вышло, и теперь, когда он наконец пережил ее смерть и готов был с этим смириться было уже слишком поздно, петля в руке, что может быть более пошлым.
Хотелось жить и радоваться, искать новую любовь, смотреть на мир новыми глазами, и он бы сделал все это, если бы уже не был мёртв.
Он будто снова оказался в древней пещере, и было только два момента, тот вечный сейчас, и тот, что будет после. Как он мог это забыть… он остался в прошлом, а сейчас все ускользало, и помня что было, он лишил себя того что будет. Прав был чудак под деревом, это я был сумасшедшим, а он был прав. Сейчас настало время второго момента. Момента что будет потом, и вечного ожидания этого момента.
- В конце то концов, вечность это не так долго, правда, же, милая. – он опустил взгляд на землю, где невообразимо давно они провели первую ночь вместе. -  Я обязательно дождусь, милая, обязательно.
И бросаясь вперёд прямо в смерть, он смеялся легко и беспечно.
Его душа уходила за последний порог, в самый последний путь, где он мог только надеяться, что когда и вселенная умрёт, время родиться вновь, а до тех пор, его не будет существовать.
Безоглядная дальняя даль, голоса, что безмолвно звали вперед.
Оставляя навек этот мир.
Оставался навек в этом мире…