яблоки падают в небо

                Яблоки   падают   в небо
                ( Р а с  с  к  а з )               
                « Решился стать я подлецом…»
                Шекспир « Ричард III »

     Она каждый вечер мне – «парила» мозги. Я терпеливо выслушивал, сам напросившись, её сентенции, - о прошлой жизни, о прошедшем дне, о Паше. Отдельной темой шли  жалобы  бесконечные о родителях. Те не хотели признавать приёмного её сына, все заботы свои сводили к внуку родному, от сестры–близняшки… Поначалу монологи её нравились, они льстили даже самолюбию, потом стали утомлять, ну а в дальнейшим , - лишь только раздражали. Знакомство с Натальей состоялось в конце того марафона, называемого  профосмотром, по диспансерной группе. Уже вконец раздражённый, я сел перед ней, после очереди, в конце шестого, заключительного дня обследований, когда подошло  время её, как  врача-профпатолога, - давать заключение. Измотанный в беготне и, наконец-то, очутившись перед её взором и довольно симпатичным лицом, я позволил себе, или просто вырвалось всё же: «Ищу женщину… холостой. Вы просто, думаете?.. А  Вы – замужем?» Она засмеялась, беззвучно так, на мой вопрос, вскинула обе руки , локотками вперёд и на затылок и, продолжая улыбаться, - молчала. Вполне можно было догадаться, по этой паузе, в каком она статусе и я уже, с очевидным и беззастенчивым напором, стал выспрашивать  номер телефона. Наталья всё ещё смущённо гримасничала, будто  бы и не желая выполнять мою просьбу, но тут на помощь пришла её помощница, сидящая напротив, выхватила бумажку, начертала на ней цифры… И когда я позвонил ей, в первый же вечер, тоже услышал её смех, ну а потом вполне серьёзное обещание общаться, хотя бы по телефону, потому что времени другого у неё, - совсем нет, она воспитывает сынишку, Пашу. Но мне и такое общение приносило радость, я мог  почти с час, через вечер (так договорились), с ней разговаривать, выясняя всё новые и новые обстоятельства её непростой жизни. Ей сорок два, - я  бесцеремонно спросил, она ответила, - полтора года назад потеряла мужа,  детей не было, хотя обследовалась,  муж сдавал сперму, причина непонятна, но  умер он  от рака, может от этого , ухаживала за ним полгода… После впала в депрессию, ей дали путёвку в санаторий, там отдалась, молодняку, лет под 25, не помогло, стало ещё хуже, думала о многом, даже о  самом страшном, наложить руки. Но всё же подсказали выход, работала педиатром, были примеры, и взяла мальчика, из детдома, пятилетним. Теперь вот этот Паша её «достаёт», она  измучилась вся, одной тяжело, но чувствовалось, по настрою, её это особо не тяготит… Вот и я подумал. Можно , можно увлечься, её самоотверженностью, но пока сближаться психологически, тем более медик, коллега, и разница не большая, но и немалая, десяток с небольшим лет… Но всё же нужно было искать вожделение настоящее, физически ощутимое, натуральное, и – поближе,  от своего жилища.
    Поэтому я  заволновался, когда случайно, с женою друга, выходил из магазина, а нас поприветствовала симпатичная, молодая на вид женщина. «Кто это?» - чуть  ли я не обрывал рукав попутчице, и она мне выдавала сведения по крупицам, которые мне показались золотом и вот, перед порогом её дома, где я отдал ей сумки, я уже владел бесценной возможной информацией.. Учительница, в школе №3, но не простая, а вожатая какая то. И фамилия есть, но без имени–отчества. Позже я выяснил – «педагог-организатор», Людмила Васильевна, в отличие от другой учительницы, с такой же фамилией, сестры её мужа. Бывшего, конечно, вернее , почившего, потому что главное и важное сказала Галя, жена друга, - «вдова». Два года уже , а, может, - и три, не помнит. И хотя знакомиться с потерявшими мужей женщинами у меня особого желания не было, но пришлось. Уж завертелась интрига, интересная мне показалась искомая, да и давно я хотел поиметь учителку, говорят, страстные, от фрустрации-сублимации, что учат морали, а сами в омут; доказано сексологами-психологами… Всё  остальное   узнал от секретарши школы, - телефон добыть было нетрудно, - представился налоговиком, судебным приставом,  по трубке мне всё и выдали. Но по веселому располагающему голосу Людмилы догадался, что она о подвохе догадалась, смехом обезоружила, и я тут же ей «выдал» всё правду, как решил разыскать приглянувшуюся мне женщину…
    Она всё таки была не молода. Только издали, внешне, - привлекательна. Славословила своего бывшего, умершего от сердечной болезни, супруга.. Твердила, что после у неё никого не было. Наверное, не врала, потому что после ночи с ней напролёт, оргийной, она угодила в больницу, с гипертоническим кризом. Потом два раза ездила ко мне, прямо из стационара, и торчала у меня выходной и праздник, проводила целые сутки, чтоб не «светиться» дома, среди  детей и внуков. И тех и других у неё хватало. Болтала без умолку, - профессиональное,- поучала целыми днями,- без перерыва. И это стало последней каплей, охлаждения, отчуждения  от ней, вдобавок к её безграмотности, алкоголизму,  меркантильности и чванству.  Мы шли вечером, в восьмом часу, окраинной дорогой, от меня к ней, и после уж очень  откровенного вызова, типа «прогоняешь», я резко разворачиваюсь, передаю ей, держа на весу, пакет с её причиндалами, кремами и мазями, которые она по-хозяйски каждый раз раскладывала в ванной, но она ношу не принимает, лепечет что-то извиняющее… Мы движемся дальше. Я  всё же жалею о разрыве, который ещё не прозвучал, не определился и обещаю быть у неё в гостях. И вот через пару дней я появляюсь , мы отмечаем её выздоровление и она опять же ничего для меня, а я снова  потратился на  целый полный комплект, - вино, фрукты, шоколад, сервелат, цветы… Уйдя среди ночи, от досады, не звоню ей дня три, но более неприлично и пока по нестертому имени кнопочку нажимаю и хоть начинаю издалека: «ты,  наверное, догадываешься, почему я…»,  она  опережает, смолкнув  лишь на мгновенье, отвечает, «что так и думала», что я с ней расстанусь. И нет обид, - друзьями, без проблем и тараканов (её любимое выражение), - останемся.
    С Натальей мы , наконец-то, договорились. Я покупаю билеты на детский спектакль и мы идём вместе, «семейно», в воскресенье, во второй половине, ближе к вечеру, дня. Предстоящая встреча меня волновала и чтобы выглядеть достойно, я купил подобающий для случая  чёрный  плащ и ожидал их у входа. Они приехали троллейбусом. В вестибюле она орудует одеждой и обувью сына, привычно и быстро переодевает ребёнка и мы, сдав верхнее в гардероб, проходим в зрительный зал. Места по середке, в ближнем ряду, - удобные, старался. В антракте дети бегают, шумят, соревнуются на скорость, неуёмная энергия… И вдруг! Она приглашает меня! На ужин!.. Я трепещу, что-то приятное со мною происходит. Приезжаем все втроём, «домой», на такси. Она разогревает суп. Он невкусен, недосолен, но я не показываю вида, но и «второе», котлета, или зразы, тоже, - явно невыразительные. Но она старалась, надо оценить. Ладно, беспечно и легкомысленно думаю, с этим разберемся, буду готовить сам. И всё прицениваюсь, прицениваюсь, незаметно так, квартиру осматриваю. Есть балкон, коридор очень просторен, кухня немалая, вмещаются: стол  посередине, холодильник большой, телевизор  средних размеров. Ну как здесь зацепиться , как? Паша играет, ему скоро и спать… И я чувствую, всем своим  существом, - стесняю. Ничего не оставалось делать, как неудобно подскакивая, надевать ботинки в прихожей, - извиняться, благодарить, уходить. Два раза не звоню, потом в третий, в неоговоренное время,  сигнал набираю. Намекнул после приветствия, что не подходим друг другу. А она не понимает, продолжает, как обычно, свой бесконечный рассказ про сына. В это же время у меня произошло расставание и с учительницей. Парность торжествовала. Я оставался на нуле. Теперь уж – абсолютном.
   Это был шанс, этап, возможность, - мне с ней соединиться. Когда три года назад, в мае, перед очередным рейсом, я услышал от неё о потере мужа,  ужасно разволновался и уже безотвязно, денно и нощно думал, каким же образом к ней приехать, поговорить. Предложить, как и четверть века назад, свои руку и сердце, чтобы прожить , долго и счастливо, с любимым  и близким тебе человеком. Но прошёл сначала тот «очередной…». Потом наступили сложные для меня времена, связанные с увольнением и новым обустройством, на новом старом месте работы, дальше меня послали в первый после десятилетнего отсутствия в этой конторе рейс… И только после прошествия его,  через год с небольшим после скорбного сообщения от неё, я решился, наконец, поехать к ней, встретиться. Но то, что вышло из этого, во что вылилось наше десятидневное краткое полусемейное существование, я никак не предполагал, и не предугадывал. Пожив с ней бок о бок, я ощутил, какая пропасть между нами существовала, какой слепоте я подвергался и как не разглядел  раньше ту боготворимую особу, о которой мечтал и страдал десятки лет.  Мы, то есть она и я , к совместной жизни, были не пригодны. Не приемлемы. По разности характеров, воззрений, стремлений, амбиций, приоритетов. Самодовольная, самомненная, крикливая, не терпящая возражений,  не идущая  на компромисс. Да к тому же остановившаяся в своих суждениях на тех же воззрениях и наивностях четвертьвековой давности, я даже вспомнил те же обороты речи, которые мне запомнились из тех безумных   дней от настоящей, как я предполагал тогда, любви. Будто девочка, так и осталась она в тех далеких временах начала любви. И ко всему, сюда органически добавлялась  примитивность в сексе, от опыта  только с одним  законным партнёром. Хотя, конечно, это было не самым главным препятствием для нашего возможного будущего. Здесь можно было вдохновиться, соорудить идеал, нажить совместный капитал…
     С ночной полубессонной смены в больнице прихожу домой как после запойной  пьянки. Голова гудит и нет никакой возможности её унять, кроме как завалиться, после теплого расслабляющего душа, - спать. Но и во сне меня достаёт беспокойство. Это безжизненное, сдвинутое набок лицо; каталка; потеря дыхания уже в лифте, возглас санитарки, - они хирургические,  такого не видят, - и призыв Ларисы «девочки, реанимация !», - будничный, спокойно-распорядительный, привычный. Ну  понятно, это хлеб их , такая работа. Отделение так и называется, ОАР, как старое название, с географической карты, Египта. Вот уж влип, попал. Какие тут откровения? Лариса эта, Владиславовна, приглянулась ещё лет десять назад, когда впервые, после долгого перерыва,  я появился в этой  районной больнице, - зажатый, незнающий, неопытный, растрясший по морям всё своё умение и навыки. Переквалифицированный, из врача «скорой», теперь вот, пока доверяют, - врач приемного отделения, терапевт. Прямо таки успевший в последний вагон, уходящего поезда.  Потом уже, когда  всюду требовали сертификаты, я и предъявил, - подхожу… А подставил меня хирург, деляга-несмышлёныш. Женщина-сердечница, с банальным воспалением в почке, лежала без необходимых для её основного заболевания лекарств, не потребляла, думала,  раз в больнице, подадут. Ну и ритм ее , который должен поддерживаться  минимальной дозой элементарного препарата, сорвался. Лариса так и сказала, - «сорванный ритм». Лара сразу поняла, нюхом учуяла, что больная критическая, и помощь требуется, - незамедлительная.  Но вот  не успели, -, не довезли, не спасли… Это реанимация навсегда отринула меня от Ларочки. Ещё недавно, встретив её как то, на лестнице, - я уходил, она поднималась, - в черных лайковых брюках, эффектная, «интересная», - всколыхнулся, «а может, начать, созвониться?», но теперь, когда ещё болят наружные  мышцы плеч, от беспрерывного часового массажа, я не хочу, и не могу, не тянет. Водораздел тягостного, плохого воспоминания, - останавливает… 
    Проснулся уже в третьем часу. Разбитость, однако, хоть и не гнетущую, ещё чувствовал. Как всегда, при пробуждении вопросы в мозгу - что произошло?, когда? как? И … пустота. Да… Никого  у меня теперь нет.  С Людой распрощался, Наталья уезжает…  Шопинг как необходимость,- продукты закупать приходиться, голодным не просидишь. И опять, в супермаркете, я увидал эту женщину, о которой грезил и мечтал, - целый год! Да, ровно, в прошлом лете, я её увидел , в автобусе, на заднем ряду, такая утончённая, блондинка, в больших глазах мечтательный какой то взгляд. Но тогда, около неё был, рядом сидел,   в последний момент догадался (!), - муж. И спустя немного, тогда же, видел их снова, вместе, в этом же магазине; центральном, единственном в посёлке, почти что клубе, увидишь многих. И вот теперь  она явно одна, около неё – никого. Ведь я уже здесь её замечал, с неделю назад, но тогда сильных мотиваций не было, да и она  уже выходила за дверь , а я ещё только стоял, в очереди перед кассой. Но сейчас мы оба, вместе, перед дверью. Нет, я должен, должен её остановить! Она уже снаружи. Нет, я  не смогу  потом себе простить! Понятно окончательно, что   никаких с нею попутчиков. И нет у неё машины. Вот она медленно идёт по тротуару, вверх. Я , едва поспевая, её догоняю. Вот уже мы почти вровень. Вот уже плечо в плечо. Ну что же это я?.. Пора начинать, что то говорить!  «Кажется, мы давно не виделись?» - бросаю первое, что приходит на ум. Да, да,  она помнит тот эпизод в автобусе, потому что с нами ехал  общий знакомый, местный бард, а она терпеть его не может. И потому внимательно разглядела и меня. Мы дошли до угла перекрёстка, где надо расставаться. И вот с готовностью, от которой меня спирает накатом дыхание, она диктует мне номер телефона, а я дрожащей рукой тыкаю в кнопочки мобильника… «А зовут то хоть как? Ах, Лена…»
    И вот снова, как в такое же время Наталью, я начинаю её «охмурять». Самое главное, выясняю её отношение к мужу. Она от прямого ответа уклоняется, но сообщает с радостью, что суженный уехал, почти на месяц, в Петербург, на сессию. Он у неё ещё учится, по части юридической; занимает немалый пост, в управе МВД, на центральном проспекте города, да, то монументальное здание, на углу улицы Дзержинского. Чувствуется , задней частью тела, как хочется ей и… колется. Классическая состояние раздвоения.  И вот – «час настал».  После недельной трепотни, в самоё тёмное полярного дня я её вытаскиваю все таки к себе в гости, «на чай». Сибаритка, она, видно, разочарована непритязательным видом моей холостяцкой берлоги. И что  то её останавливает, зажимает, она уворачивается, никак не решаясь отдаться, покориться. Отдёргивает даже руку, на которой я пытаюсь приложиться. Но перехватываю хоть, снятую с вешалки ею куртку, и повернув  спиною к себе,  и вдев рукава, обнимаю цепко, и она, как бы в замке, обмякнув от зажатых  мною грудей, поворачивается,  утыкается, -  своими губами в мои… Через минуты мы уже лежали на диване,- я распластал ее почти силой и, в горячечном полубезумном состоянии, - сорвал одежду, сдернул белье… Подозревал, как убоги бывают в сексе красавицы и не ошибся. Лена только беззвучно дернулась  от моего входа как подстреленная птица, и размякала  потом после, молча, и долго, своим тяжеловатым расплывшимся телом, лишь только расслабленно дышала, пока я над нею старался, «завершал»… Эти одноразовые близости я уже проклял. Вышел такой вариант, который я и предполагал. Лена на звонки мои не отвечала, а обращенные к ней сообщения повисали в воздухе. Да и скоро должен был возвратиться её любимый долгожданный супруг…
    Удрученный очередной потерей, втиснулся я в автобус, на следующий же день, на смену с «шестнадцати», успел занять место у окна и уже на следующей остановке ко мне присоседилась моложавого вида дама и явно стараясь заинтересовать, то и дело поворачивала ко мне лицо. Через пятнадцать минут перегон до райцентра, городского пригорода, закончился, но мы успели остаться довольными друг другом, обменявшись телефонами. Она никак не могла поверить моему безштампному паспорту , я же, имея документ с собой, демонстрировал ей, невесёлое своё состояние… Она впивалась в меня со всей необузданной силой нерастраченной сорокапятилетней страсти. Такого я не ощущал уже давно и поддавался её напору, натиску. «Заводился» от стонов, криков и воплей. Но это был и тот пресловутый «альтернативный» вариант, прямо противоположный Лене. Такой дремучести я ещё не встречал. И, всячески изображая радушие, терпеливо выслушивая и кивая её бредням, вздохнул с облегчением, как только покинул,  проводя, однако, до самого её дома, где она снимала квартиру. Приехала, оказывается, недавно из Киргизии, с немалым трудом получила вид, еле устроилась на работу в круглосуточный супермаркет, раздатчицей. Потому и ехала со мной в автобусе, на вечернюю смену, в восемь часов. На ногах. Договорились встретиться снова, когда она станет  свободна, но я , придумав версию приезда бывшей жены, извинившись, - отказался. И оказался, - снова, - «брошенный», опустошённый, раздавленный от одиночества. И снова  придумывал способы, - кого-нибудь, приемлемую, - найти...
…Да, конечно. Именно от того  самого её звонка, в  самом начале этого суматошного  от морей отпуска мне и захотелось забыться. Я всю жизнь страдал  от того, что слишком быстро желал результата. Ведь она, та самая, из четвертьвековой  давности, привязанность, - отпускала сложно, с трудом, со скрипом и скрежетом,  - не забывалась, томила…«Вековуха». Удивительно и просто всё – столько лет, столько времени жил ею, она в сердце, в мечтах, а вдруг её  уже и нет. И оторопь  безвозвратной утраты даже тогда , когда «главные слова», как когда то любви, а теперь, расставания, - сказаны, - всё ещё мучают. Будто исчезает придуманный тобою прах, пепел,- от выдоха. И вот её голос – как из небытия. «Да, ты меня разлюбил» - то ли констатировала, то ли отсекала она меня от себя. Но зачем этот, в полдвенадцатого ночи, звонок? Поставить окончательно точку? Наверное, - да. Или, может , - хватаюсь  за спасительную соломку, - последний, отчаянный всплеск настоящего, отозвавшегося от моего отношения чувства, которое я пронёс через десятилетия, и вот она теперь прозрела, опомнилась? Неужели, думает, не поздно? Неужели всё можно вернуть, после всех злоключений искусов, намёков, отказов, сомнений, сожалений, недоговорённостей. Я попросту устал от этого – лицемерия, двуличности, расчёта, прикидок. Сколько можно? Пора уже было определяться. Нужно, - определяться. И я благодарен судьбе, что встретил , нашёл, ту , другую, с помощью которой сумел освободиться от первой… Неважно, что  и вторая  тоже со мной рассталась. Теперь я морально  очищен, и прежде всего, перед собой . Теперь можно… Пущай пострадают те, с кем свяжусь… Вот так смятённые  свои мысли привёл я  в порядок, выстроил, лёжа на диване, в ряд. Как  умильно стройно посещает тебя умиротворение в горизонтальном положении. Будто рождаешься заново. Как после жаркой и парящей бани –  обжигающе холодный квас…
  Устав от безделья трёх дней подряд, прибрав в квартире, перестирав вещи и даже вымыв посуду и  сварив  щи, - я приготовился к новым испытаниям естества. Накануне звонила Фаина Михайловна  и спрашивала, не собираюсь ли я куда-нибудь уезжать и нахожусь ли на месте. Фаина – фанатчица. Лет за семьдесят, но выглядит прилично, лицо холёное и даже с ароматом духов. Организатор  и менеджер в одном лице, брачной конторы. Раньше та сводническая фирма пользовалась дурной славой, прошлые начальницы оббирали только  богатых мужиков, а теперь  клуб располагался в приличном офисе , с бумагами и квиточками, с печатью. Но разворота не получалось. Фаина просто сидела и ждала, пока кто то  в её конторе появится. Заведение называлось « Валентин» и   вывеска не притягивала.  Тогда сводница решила  менять тактику, она сама выходила  на любые возможные встречи,  в учреждения и организации, стала проводить специальные вечера. И название теперь сменилось на  броское, но  такое простое и ясное, призывное, - «Серьёзные знакомства» и объявления мелькали где только могли, - в газетах и ТВ, на столбах и расклейках. Спрос возрос в разы. Но перекос демографический, однако, сохранялся,- на пять пышущих здоровьем и  жаждущих любви женщин оставался один серый мужичонка. Была и ещё одна нестыковочка, установка, - у начальницы судеб. Она считала, что только ровесники могут устроить счастье друг другу, учитывая , всё же   схожесть образования и интеллекта, и даже национальностей. Так одной узбечке, из Самарканда, давно обрусевшей, настойчиво предлагала соплеменника. Женщина  отчаянно сопротивлялась, но ей упорно предлагали жениха, выдвигая свой основной непререкаемый  довод, - « но ведь он же – узбек…» Поэтому Ирина мне досталась буквально через силу, - я прямо вытащил  последний альбом с анкетами, который от  меня Фаина упрямо отодвигала, скрывала, не хотела показывать. Найденная напарница, когда мы встретились,  понравилась мне всем. И молода, и симпатична, и не худа и не полна, и с  фигурой своей – полный ажур. Я сразу же  её потащил к себе, она сопротивлялась не сильно. И тут выявился ещё один плюс – она с пониманием отнеслась к моим постельным сбоям, я по прыткости своей неуместной слишком быстрого хотел результата, но вот не получалось, не выходило. А Ирина мягко и обходительно, корректно  к моим неудачам отнеслась, успокаивала меня, усматривая  в неудачах не беду, а лишь временное замешательство, легкую дисфункцию. И, правда, через два - три раза у меня всё удивительно восстановилось, наладилось. И в  жизненных наших планах всё  удачно и естественно складывалось. У меня заканчивался отпуск, она подыскивала выгодную, связанную с морем работу. И вот тут то меня задело, я встрепенулся, и даже, не удержавшись, прихвастнул, что да, сумею, смогу её пристроить, а сам дал себе клятву, что лягу костьми, выплесну кровь из носа, но устрою эту смешливую женщину с сочными губами,  и даже к себе в рейс,  и буду , наконец-то, хоть один только, хоть единственный раз, - с любовницей в море…
     Флот, куда меня командировали для работы вот уже третий  год, был достаточно мне знаком, я там – примелькался, и появились уже – «хорошие знакомые». Да и пример недавний вдохновлял – один мой коллега так устроил свою женщину, сам договаривался, устраивал. Существенно , конечно, что она была ему женой. Итак, начались наши хлопоты. И вроде всё складывалось хорошо. Я завёл Ирину к Полинскому, начальнику отдела кадров, откуда и начинался толчок, от которого потом  всё дальше закрутилось. Потом мы  пошли к даме, ведающей спецпаспортами, она написала направление на визу и тут застопорилось, в ожидании. Уверяли, что потерпеть нужно две недели, ну три, ну никак не больше и дальше пойдёт всё как по маслу. Уверенная в успехе, Ирина даже уехала к себе , на родину, наказав мне звонить и наведываться к той паспортистке. Я приходил в срок, той сотрудницы уже не было, но её сменщица, справившись в  визовой службе, отвечала мне, что ответ пока не получен, не приходил. Так уже прошли и третья, и четвёртая недели, потянулась пятая… Ирина уже вернулась обратно, приехала из той средней полосы, даже степной, где случилась неимоверная даже для тех мест жара, небывалая, рассказывала страсти. Она  с ходу, на второй после приезда день, ринулась в ту службу, где выправляли визу, а там задержка объяснилась отпускным временем, или нежеланием подменявших основных работников лишний раз передать сведения. Ира  разнесла  старичка, сидевшего там, в пух и прах, так, что тот лишь оправдывался и что то лепетал в своё оправдание. Так я впервые услышал от Ирины, что она была связана с ФСБ, работала вроде бы обычной воспитательницей в садике, но под другим именем, выявляла настроение, следила за подозрительными… Виза была получена, она снова появилась перед Полинским, но тот повёл себя странно и неадекватно. Будто бы и не давал разрешения на визирование. Предлагал – в «резерв». Подвешенное неловкое существование, когда ожидаешь неизвестно чего, будет вакансия,  не будет, на судно, которое собирается в рейс, которое ближайшее, через месяц или больше , спрашиваешь у всех. Вот бы всунуть Ирину именно на мой корабль! Но всё забито, все должности, предназначенные для женщин, - заняты.
     Сбор экипажа, собрание перед отходом, проходит в подвальном зале управы, как раз вмещаемом неполный состав, но почти всех, собирающихся в рейс. Гомон, шум сразу прекращаются, когда сбоку, из за двери, появляется начальство. Руководители служб, кадров, эксплуатации; ответственные за перевозку и комплектацию. Всегда с ними – профдеятель, выступающий в конце. Трибунка маленькая , но этот профбог, привыкший, наверное, всегда становится за неё. Другие просто стоят перед первым рядом, в манере полусвободной, держат руки перед собой. Уточняются списки, объявляют план. Ё-моё!?.. То, что обсуждалось в коридорах, теперь подтверждается. Гул разочарования, неодобрения. Срок отодвигается аж на полтора месяца. Но нам, с Ириной, это как раз на руку. Сможет, может ещё,  и  она попасть, во вторую партию, отлетающей, через шесть недель. Собрание заканчивается, все толпятся перед столом , сдают документы, а мы протискиваемся к Марату. Он уже мною предупреждён, заранее, мы вместе ходили последний рейс, он – «комиссар», первый помощник, бывший полковник, держится запанибрата, но себе на уме, номенклатурного клана. Он должен помочь.  Не обещал конкретно, но согласился – посодействовать. Он поведёт Ирину снова, к Полинскому. Я представляю Ирину, сам убегаю, удаляюсь по своим делам. А вечером Ирина сообщает – принята в штат! Но пока только временно, на учебно-тренировочное судно, уборщицей. Такой быстрой победы я не ожидал и мы празднуем её, в следующий пятничный вечер и ночь… Вращаешься  в одних и тех же измерениях. Вот и эта, «Харчевня», где я реально познакомился когда то с Людмилой, теперь наше с Ириной, - место гулянья. Заведение в центре посёлка, но чуть в глубине его, и самое близкое к моему дому. Есть ещё молодёжное кафе, типа ночного клуба, но туда – подальше. Мы заказываем настоянную на медовой  мягкой сибирской  озерной воде водку, мясо под неё. Слушаем музыку, закусываем. И вот этот мобильник. Я всё думал, что  кто-нибудь к нему подойдёт,  но он уже больше часа, эта изящная коробочка, явно дамского варианта , сиротливо лежал и лежал. Ирина явно пыталась тот мобильничек себе взять, присвоить, но я пока  мягко возражал. «А что? А что такого?» Мне было  не по себе от её вопросов. Ведь ищут его, наверняка, и вспомнят, несомненно, те, что сидели здесь. Были , конечно, и у меня искусы, - брал лекарства  из своей аптеки. Потом оформлял - как истраченные… И всегда неприятно себя при этом чувствовал. И до сих пор жалею о содеянном, корю себя. Если уж нужно было кому-нибудь, конечно, - выручал. Вот ведь как вышло. Так бы не было ничего, а паренёк, который прибежал за телефоном, оставил на столе пятисотку. Как раз не хватало, теперь нормально… 
   Во вторник я ожидал Ирину у проходной порта. Договорились, что выйдет, вернёт мне куртку, которую я одолжил, когда уезжала она в субботу, по холоду. Эта непредсказуемая северная погода делал сюрпризы, температура в конце августа снизилась до трёх… Пропуска у меня не было, да и смысла идти туда не было, отношение доставать, за бланк платить. Она заканчивала в четыре. Раньше уйти было нельзя – следили, контролировали, капитан вредный придирался, пьянчужка. Да и кого там можно было ещё держать? Но вот уже и он вышел, в пятом часу, и все другие повылезали – я работал когда то  на этом УТС,  знал всех в лицо. А сейчас, конечно, скрывался, - в тенёчке скверика. Что же всё таки  там  она делает? Мобильник её не отвечал. Какие такие экстраординарные обстоятельства заставляют её задерживаться ? Я кручусь и тяну время, - листаю книгу приобретённую, курю уже не первую сигарету, даже захожу в закуточек неподалёку – опорожняться. Ирины всё нет и нет… Она отозвалась смешком, будто проснулась и чем то  была сильно  отвлечена. Шёл  шестой час… Что же ещё там можно делать, когда все разошлись и нет никого, кроме уборщицы и вахтенного матроса? «Неужели?»- закрадывается мысль. И сразу вспоминается, как легко она оказалась у меня в постели,  «запрыгнула в кровать», в первый же день знакомства. Так, понятно. И это – на второй день работы её?!.. Я отправил ей решительную отказную эсэмэску и  позвонил снова  лишь  в  следующий  день, уже поздно.  И не поверил своим ушам! Она плакала, более того – рыдала!! Я , привыкший к расставаниям и потерям, был растерян и смущён. Подумал даже, может и вернуть её, покаяться в подозрениях? Но пришло на ум  и  другое, не относящееся будто к ситуации, и отлегло от сердца, успокоилась душа. В голове закрутилась песня, особо крутимая нами, тогда, в нашем загуле, до раннего субботнего утра, - мы плясали под её  мотив самозабвенно, в каком то азарте, разгуле, огне и пепле, в жару и пылу возможного будущего и неизбежного прощания, предчувствия его, на кухоньке моей крошечной квартирки и расплата эта, за беспутство - пришла…    «  Ориентация  - Север, я хочу , чтоб ты верил,  я хочу, чтоб ты – п л а к а-а-а л …»
    Так устроено в жизни, чтобы у каждого определённого мужчины была своя женщина, только одна. Не обязательно они могут быть вместе, может они и не встретятся никогда…
 
  2009, ноябрь. Около Новой Земли.