Моя жизнь - лётчики, или как я прозрела

Моя мама - очень наивный человек. Она всегда думала, что люди в милиции - сплошь добрые, честные, неподкупные, умные и принципиальные. Как в советском кино. Ей никогда не приходило в голову усомниться в диагнозе или назначении врача, она свято верила, что любой врач - он знает, чего делает.
Но раньше я этого не предполагала, а точнее - совсем об этом не задумывалась. Пока мама не решила вторгнуться в мою личную жизнь, а точнее - обустроить её.

Был у родителей один друг, который преподавал что-то в Авиагородке, в лётном училище. И неоднократно зазывал меня на всякие праздники и вечера к ним туда. И вот - я закончила школу, 17 лет, работаю, на курсы хожу, и между делом - встречаюсь со всякой шантрапой. По мнению моей мамы приличный молодой человек должен был быть: комсомольцем, отслужить в армии (а иначе он - не мужчина), иметь родителей и их родителей с высшим образованием и стремиться к тому же, ну и так далее в этом же направлении.
Думаю, что про летчиков мама знала из кино. Они такие сильные, смелые и весёлые, ходят в кожаных куртках и белозубо улыбаясь, поют: "первым делом, первым делом - самолеты...".
Идея познакомить меня с будущим лётчиком посетила её голову и стала фикс-идеей.

В итоге я сдалась, я согласилась поехать в этот самый Авиагородок на какой-то вечер к какому-то празднику, с танцами-шманцами и прочим весельем. Так что, как-то под вечер, прилично одевшись (это значит - надев праздничное платье, вишневое, с белым кружевным воротником) я поехала в далекий городок. Там меня встретил тот самый препод,- друг нашей семьи, и быстренько передал с рук на руки трем парням, наказав меня холить, лелеять и беречь, всячески развлекать, а по окончании вечера передать ему взад в целости и сохранности. Не помню уже, как звали тех ребят, но пусть будут Саша, Андрей и Вадик.

Для начала, так как до торжественной части оставалось еще время, эти честные и правильные будущие советские лётчики повели меня в свою комнату. В комнате было аккуратно и чисто. Стояло три или четыре койки. Что сделали ребята? Думаете - изнасиловали меня с особым цинизмом? Не угадали! Они вытащили бутылку. Как само собой разумеющееся. Судя по всему, этот прием был отработан. Распили её они виртуозно за минуту. Предложили и мне, но я скромно отказалась.
Я не встревожилась: дело в том, что я никогда не имела дела с пьющими людьми, - ни мои родители, ни мои многочисленные родственники, ни друзья семьи,- никто никогда не напивался, никто не падал лицом в салат, никто не дрался и не пел громким противным голосом про камыш или степь.

Юноши-лётчики выглядели вполне себе созревшими и уверенными. Потому я созерцала и не задавала вопросов. Дальше мы все пошли развлекаться, внизу был буфет, и много-много девушек странного, на мой взгляд, вида. Большинство их было какими-то "слишком". Слишком блестящие, что ли. Слишком много косметики или золота в ушах и на пальцах. Слишком короткие юбки и глубокие вырезы, слишком затейливые прически. Это я спустя годы поняла, что то была - ярмарка невест, которые жаждали заполучить одного из этих орлов в мужья. Кандидатуры были краше сказочных принцев: с профессией, с работой, с довольствием.

Ко мне прицепился Андрей, то ли они так договорились между собой, то ли у Саши и Вадика уже были девушки, потому что позже, после торжественной части, мы собрались уже вшестером в той самой комнате. Но я так и не поняла, познакомились ли ребята со своими девушками только что, или это их верные подруги. Опять достали бутылку. Пили все, кроме меня. Потом пошли веселиться: плясать и участвовать в лотерее, где я, по подсказке этих ребят, благо устроителем лотереи был Вадик, назвала "случайное" число и выиграла бутылку шампанского.
Которую, как вы догадываетесь, все пошли пить в знакомую комнату. Впрочем, шампанское я пила почти в гордом одиночестве, а остальные, отхлебнув по глотку, переключились на очередную бутылку.

К концу вечера все были пьяными. У меня в голове из-за шампанского тоже шумело, но я прекрасно ориентировалась в пространстве и времени, отдавала себе отчет, что надо ехать домой, и что жизнь - идёт и даже где-то проходит. Между тем, ребята уходили пить и блевать, девочки не отставали.

Предъявившись другу нашей семьи, я поблагодарила его за прекрасно проведенный вечер и собралась в обратный путь. Но Андрей решил меня проводить и посадить на автобус, идущий в город. Поскольку на ногах он почти не держался, то я потащила его в сторону остановки. Но по дороге, глотнув свежего воздуха, мой ухажёр пришел в себя, и проявил бурную активность: зажал меня в каком-то углу. И стал докладывать, что он меня любит, жить без меня не может, и как я смотрю на продолжение отношений? Это был здоровый мужик, а я - совсем нет (ноги - как руки, руки - как палки, всесто головы - шишка (с), меня зажали и не выпускали, и лезли целоваться, дыша жарко и капая слюнями, а автобус из этих мест ходил по расписанию, и мне никак не хотелось об эту позднюю и холодную пору остаться еще минут на сорок. Потому я сказала, что сама полюбила его, Андрея, навеки, с первого взгляда, чудовищно счастлива нашим знакомством, но сейчас мне надо ехать, а не то родители будут волноваться. В ответ у меня потребовали немедленно сказать мой телефонный номер. Что я с перепугу и сделала.
На запоминание номера (ни у одного из нас не оказалось ручки-бумажки) у Андрея, похоже, ушли все силы, так как он, запомнив номер, тут же отошел от меня на шаг и блеванул. А я использовала ситуацию, ломанувшись к остановке к походящему автобусу. Андрей кричал мне вслед, что позвонит, обязательно позвонит.

Мои друзья, - с теми, с кем я водилась в то время, не пили совсем. Они курили траву. И презирали пьяных. А мои родители презирали моих друзей. Я не сильно делилась в то время с родителями своими новостями. Но когда через неделю мама мне прошипела: "Опять ты шляешься неизвестно с кем, а тебе звонил Андрей, - она закатила глаза, дыхание у нее прехватило от почтительности и восхищения,- но ты его недостойна, тебе же непонятно кого подавай, я даже не могла ответить - где ты!" - от возмущения она задыхалась.
Вот тут-то я попыталась вякнуть, что пошел этот пропойца, пусть пьёт и блюет без меня, пущай кого-нибудь другого осчастливит. что они же там все пьют, эти советские летчики-вертолётчики!

Но мама мне не поверила. Я клеветала на чистый и героический образ. Я покушалась на святое. И я поняла, что ничего не докажу. И заткнулась.

А то, что это была мамина наивность, а ни разу не злодейство, я поняла лишь годы спустя. И мама тоже.