Сквозь огонь иди за мной. Эпилог

     Ордена Сербин и Илиев получали в один день на закрытом мероприятии в ГРУ. Президент Ельцин, видимо, плохо себя чувствовал, поэтому все прошло быстро и как-то скомкано, не оставив в душе сколько-нибудь значимого следа.

     Потом они молча сидели в сквере на лавке…

     Искоса взглянув на Илиева, Сербин вдруг отчетливо до боли вспомнил операцию спасения, которую его группа провела в горах Чечни, чтобы вытащить этого человека из плена…

     … Он ухватился за веревку и начал восхождение. Полтора часа спустя, втиснувшись в промоину, которую он обнаружил в отвесной стене утеса, Сербин ухватился за крюк, вбитый первой двойкой, и попытался дать своему измученному телу передышку. Всего на две минуты, пока поднимается радист Кожемяк. Он уже слышал металлический скрежет триконей ботинок радиста о камень скалы. Натруженные мышцы болели, саднили ободранные в кровь руки. Сербин тяжело, с хрипом дышал. До вершины оставалось с десяток метров, но они казались ему непреодолимыми.

      Сербин с содроганием вспомнил подъем… Пришлось подниматься, цепляясь за неровности утеса кончиками пальцев рук, пытаясь вбить в жесткий камень носовые зубья ботинок, всякий раз перевязывая на вбитых крючьях страховочный трос, сантиметр за сантиметром поднимаясь вверх. Он даже не подозревал, что способен на такое восхождение. Последние двадцать минут полностью истощили все его физические и душевные силы. Сербин действовал уже на полном автомате, как заведенный механизм.

     Они пришли оттуда, откуда их никто не ожидал, поднявшись по отвесной стене. После короткого отдыха на вершине – спуск на тросах в лагерь боевиков и короткий бой, в ходе которого двое разведчиков получили легкие ранения, а боевики потеряли двадцать три человека. Трое сдались в плен. И Сербин с огромным облегчением в душе узнал от них, что двадцать пять боевиков ранним утром того де дня ушли на задание… Бог в тот день был с разведчиками.

    - Я тоже помню тот день в мельчайших подробностях! – словно прочитав его мысли, сказал Залимхан. – Утром группа моджахедов уходила на колонну, и мне сказали, что за мной уже идут из Грузии. Если бы вы опоздали на несколько часов, меня бы уже переправили в Панкисское ущелье. И на территории Грузии я стал бы недосягаем для наших… Так что, мы с тобой теперь квиты Сербин, - ты дважды спас меня, я дважды спасал тебя!

     - Я выполнял задание командования. О том, что мне нужно отплатить тебе добром за добро, я даже как-то не думал. Точно так же я действовал бы, если бы на твоем месте был другой человек.

     - Э-э, брат, да я ведь не об этом! Я хотел сказать, что Всевышний так управил, что свел наши пути-дороги, и мы стали друг для друга братьями. Ведь будь на твоем месте в Боснии другой человек, я бы тоже просто выполнил приказ командования, и не стал бы предупреждать тебя о предстоящем нападе «Черных ласточек». Мы бы напали внезапно, и кто знает как бы сложился тот бой… Но ведь с другой стороны, будь на твоем месте в Пригородном другой офицер, он, возможно, закрыл бы глаза на мою семью и не стал их спасать… И разъяренные ополченцы их бы убили… Понимаешь, о чем я?

     Сербин невольно сунул руку за ворот и нащупал простой кипарисовый крестик, подаренный ему отцом Павлом – сербским священником, крестившим бойцов отряда… Тогда отец Павел сказал ему: «Не призывай Господа всуе! Проси его помощи только тогда, когда она тебе действительно необходима! Жизненно необходима!»

     - Понимаю, - тихо сказал Сербин. – Ты хочешь сказать, что Господь сводит людей с каким-то умыслом? Что все встречи и разлуки в нашей жизни не бывают случайными?

     - Так точно, майор! – широко улыбнулся Илиев. – Русский святой Серафим Саровский когда-то очень точно сказал: ««Спасись сам, и многие вокруг тебя спасутся». И это то, что происходит с нами на войне. Кто-то становится зверем, чудовищем, а кто-то обретает Веру. Думаю, и ты, и я, - мы оба обрели на войне Веру…

     - Есть еще одно высказывание… Или пословица, не знаю… «Кто на войне не бывал, тот Богу не молился». Ты прав, наверно, Залимхан: война – одно из самых нелегких испытаний, которое Господь посылает нам, пытаясь достучаться до наших сердец. Война – это испытание для нашей души. И будешь ты зверем, или человеком, зависит только от тебя, от чистоты твоих помыслов. Но… Хочу тебя спросить… Ты ведь мусульманин… Объясни мне, когда я спрашивал людей твоей религии в Боснии о доказательствах правильности их религии, они вспыхивали, словно порох. Ты сам это видел: они сердятся и проливают кровь, тех, кто задает такие вопросы. Они запрещают рациональное исследование и стремятся убить своих противников. Почему так?

     - А зачем ты спрашиваешь человека, правильна ли его Вера? Зачем ты стараешься внести смятение в его душу? Вера – это ведь у каждого… свое, глубоко личное. Это лишь его Вера! Думаю, подобные вопросы вообще нельзя задавать верующим людям, ибо ничего, кроме отторжения они не вызовут. Войны порождают религии, это было в истории и, наверно, еще будет не раз. Но войны последнего времени – это войны за передел сфер влияния между акулами мирового капитализма, борьба за рынки, а религиозные мотивы – это лишь прикрытие их настоящих интересов.

     - Ты не ответил на вопрос…

     - Хорошо! – Залимхан выпрямился на лавке. – Признаю, в исламе много радикальных течений. Гораздо больше, чем в других религиях. Многие считают, что ислам является христианством, адаптированым к арабской ментальности. Или, говоря другими словами, это все, что мозг бедуина был в состоянии ассимилировать из христианской доктрины. Не имея дара воображения, бедуин копировал и при копировании искажал оригинал. Ты согласен с этим? Молчишь? Ну, а я не согласен! Поскольку в таком случае будет необходимо признать, что арабы позаимствовали всё у других народов - литературу, искусство, науки и даже свои религиозные идеи. Но разве это соответствует истине? Говорят также, что каждое пятое предложение в Коране не имеет смысла. Многие мусульмане скажут, что это не так, что пятая часть Корана просто непонятна из-за традиционных ошибок переводов. Но ведь на арабском языке он понятен всем! Но нет, вы заявляете, что раз Коран не понятен, то он не переводим на любой язык. Вот чего боятся мусульмане! Вы неверно толкуете суры из-за ошибок переводчиков, но обвиняете…

     - Вот видишь, ты уже занервничал! – перебил его Сербин. – Уже готов лезть в драку! Вот чего боятся христиане: из-за простого вопроса, ты готов убить меня!

     Залимхан вдруг рассмеялся…

     - А ведь точно! – сказал он. – Сейчас я готов был… на многое. Но это мой горский менталитет. Будь на моем месте мулла, он бы камня на камне не оставил от твоих рассуждений.
     - Да я и не собирался спорить. Просто думаю. Вот сейчас мы ушли из Чечни, благодаря миротворческим потугам генерала Лебедя. Ты как считаешь, это правильно?

     - Нет, Сербин, я считаю, что это ошибка. Большая ошибка, за которую и мы, и чеченцы заплатим большой кровью. Лебедь дал возможность боевикам почувствовать себя победителями. А они это воспримут как сигнал к действию. Пару лет они будут готовиться, а затем ударят. И это опять горский менталитет, замешанный на крутом исламе. Ельцин не понимает этого…

     - Ты-то теперь чем займешься? – спросил Сербин.

     - Как разведчик-нелегал я использовал свои возможности сполна! – ответил Илиев. – Мне предлагают административную работу в моей республике, и я, наверно, дам согласие.

     - А передавать свои знания молодым разведчикам? Не было такой мысли?

     - А ты думаешь, это кому-нибудь нужно? – Илиев искоса взглянул на собеседника. – Ты посмотри, во что превращается армия! Ошибки, допущенные в Чечне, ничему и никого не научили! Никакого технического перевооружения, никаких новых стратегических разработок по ведению контрпартизанской войны, ничего! А война будет, поверь мне. Я это понимаю, и ты это понимаешь, но почему это не доходит до тех, кто должен принимать решения?! Я, например, с точностью до девяноста процентов могу предсказать, что боевики сейчас направят все свои усилия на создание базы в Дагестане…

     - Почему в Дагестане? – удивился Сербин.

     - А потому, что Ингушетия – слишком маленький кусок территории, оттуда боевиков легко выбьют. То же самое можно сказать и о Кабардино-Балкарии, и Карачаево-Черкессии. А Дагестан… Огромные территории, неприступные горы, массы безработной молодежи… Нет, следующая кавказская война разольется потоком с гор Дагестана. Я работал с окружением Дудаева и могу предугадать их мысли и действия. К сожалению…

     - Но ты ведь докладывал свои мысли командованию? – Сербин был озадачен и не пытался это скрыть.

     - Конечно! И неоднократно! Но мне сказали буквально следующее: «Ельцин провозгласил мир на Кавказе, а ты лезешь с какой-то новой войной!» И приказали прекратить «бомбить» командование своими рапортами! Объяснили, что по указанию Ельцина в Грозный перекачиваются огромные суммы на восстановление республики, поэтому ни о какой войне не может быть и речи!

     - Может быть, может быть… Но знаешь, я тебе почему-то верю! И буду готовить своих людей к новым испытаниям.

     - Мой тебе совет: удели самое пристальное внимание горной подготовке. Дагестан – страна гор!

     - Что ж, прощай Залимхан! Не знаю, свидимся ли…

     - Нас свел Всевышний. Он же и развел! – Илиев улыбнулся и, обняв Сербина за плечи, быстро растворился в толпе…