Моя мать

Моя мать, старая сушеная вобла. Так и вижу ее в старой мешковатой куртке, когда она идет гулять с Псиной. Псина – это имя. И никакого другого для этой зверюги я не приемлю. Мать долго изучала родословную и какие-то книги по собаководству, прежде чем дать Псине название. Псина жутко породистая, но огромная и страшная. Я так и не научилась не бояться ее. Первую Псину завел мой папаша – конечно, ему же не хватало любви матери, то есть жены. Она никогда не была щедра на чувства. Одно название, что женщина, а так вобла воблой. Ну а мной он вообще особо никогда не интересовался. Его интересовало только вкусно пожрать и сладко поспать. Все остальное его полностью устраивало в этой жизни. Я вообще долгое время не могла понять – кто этот мужчина в нашем доме и зачем. Пока не повзрослела  и не поняла многих вещей.
Вот только не надо сейчас набрасываться на меня с воплями. Я всю жизнь слышу только два варианта реакции на меня и моих родственничков – либо я жуткая стерва и нельзя так относиться к родителям, либо это мамаша у меня жуткая, а я бедная девочка, которую она испортила. Все не так.
Когда были живы дед и прабабка у нас был интересный дом. Так и говорили все эти люди, которые к нам приходили. Дед был профессором и преподавал в университете химию, а его мать – моя прабабка – полностью вела хозяйство, занималась бытом всей нашей большой семьи – деда с бабушкой Ириной (обычно я ее называла просто Ириной, потому что назвать ее бабушкой у меня не поворачивался язык – она была интеллигенткой до кончиков ногтей, немного суховатой, хотя и доброжелательной), моей матери с отцом, веселого и обаятельного дяди Бори, маминого брата, ну и моим. В доме всегда было чисто, полно еды, пахло пирогами. К деду часто приходили его коллеги или аспиранты, которые писали под его руководством свои мудреные диссертации. Некоторых он любил, охотно им помогал, других чихвостил и писал им критические рецензии. В доме часто бывали и студенты и абитуриенты, которым он помогал готовиться к поступлению в университет, причем обычно абсолютно бесплатно на чистом энтузиазме. Он был так увлечен этой своей химией и так увлекательно о ней рассказывал, что мог любого влюбить в свою науку. Я даже помню одну соседскую девочку, которую привели к нам в дом просто подождать прихода родителей. Через час или два, что она провела в кабинете у деда, она вернулась к себе домой твердо уверенная, что собирается изучать химию. И, говорят, она даже поступили куда-то, и занималась этой самой химией, пока все в нашей стране не рухнуло. Дед умел увлекать не только свое наукой, а наукой вообще. Дядя Боря, например, стал не химиком, а врачом, поскольку начав с химии, увлекся также и биологией и фармакологией. Мама моя пошла точно по стопам деда в ту же самую отрасль химии, которой он занимался всю жизнь и, как рассказывала прабабка, могла бы стать крупным ученым, если бы не была так застенчива и не уверена в себе.
А еще прабабка рассказывала, что в юности моя мать влюбилась в одного аспиранта, который пытался получить у деда хороший отзыв на свою работу. Дед его терпеть не мог, называл лентяем, бездарностью и подхалимом, но Ирина его уговорила ради дочери помочь молодому ученому защититься, а там, глядишь он бы из благодарности и женился бы на не очень привлекательной и очень застенчивой девушке. Так все и вышло. Правда сам аспирант старательно не догадывался о том, какой именно благодарности от него ждут. И не догадался бы никогда, потому что ни дед ни Ирина ни за что не решились бы объявить ему свои ожидания. А уж о моей матери и говорить было нечего. Я думаю, что она была не просто застенчивой и молчаливой, но совершенно бессловесной. Как-то даже болезненно бессловесной. За дело тогда взялась прабабка. Несмотря на свое воспитание и тактичность, счастье и благополучие членов своей семьи она всегда ставила превыше всего остального и поэтому решительно и твердо поговорила с молодым человеком о чувствах моей матери к нему и прямо сформулировала те намерения, которые у него должны были возникнуть. Так появилась новая ячейка общества, а вскоре и я – плод любви моей матери к этому человеку. Ни я, ни моя мать его никогда не интересовали, собственно, как и наука. Его интересовал статус кандидата, а после и доктора наук. Блага, которые он получал будучи под покровительством деда и беззаботное существование, которое обеспечивала всем нам прабабка. Рано располневший на вкусной еде, немного неряшливый в силу своей всеобъемлющей лени, вскоре он заскучал и решил завести собаку. Мать не смела сопротивляться и безропотно села выбирать породу. Я никак не могу понять – зачем она согласилась на такое огромное слюнявое чудовище, а тем более, я не могу понять, почему на это согласились все остальные члены семьи. Возможно из-за своего воспитания и тактичности они опять понадеялись, что он поймет их деликатные намеки о нежелательности крупного животного в трехкомнатной квартире, где и так живут семь человек, включая ребенка – меня. Он не понял или не захотел понять и, вуаля, Псина. Имя ей дали было какое-то мудреное трехэтажное. Но прабабка не согласилась его запоминать и назвала псину Псиной. Отцу собака быстро наскучила и прабабка взвалила заботу о ней на себя, поэтому вскоре это имечко прижилось, а трехэтажное забылось напрочь.
Опять я рассказываю про кого угодно, только не про мать, а ведь хотела именно о ней. Может потому, что о ней нечего рассказывать?
Сначала умер дед. Я была еще довольно мала и не поняла, от чего это произошло. Ирина говорила, что от сердечного приступа. Сама Ирина сникла, почернела и впала в меланхолию. Довольно скоро стало понятно, что без поддержки деда мой папаша долго не продержится в университете. Он стал злиться, срываться на мать. Мать забилась в угол, хотя до этого мне казалось, что она и так забитая, и еще больше погрузилась в свою науку. Только прабабка стиснула зубы, выпрямила спину и продолжила тащить на себе дом и всех нас. Она занималась моим образованием – водила меня в музыкальную школу, бассейн, на английский, в общем вовсюда, куда положено водить девочку из приличной семьи.
Через какое-то время после смерти деда, из дома ушел дядя Боря. Не то чтобы ушел, просто он женился, купил квартиру и уехал туда жить со своей молодой беременной женой. Они продолжают иногда заезжать на праздничные обеды, но с каждым годом все реже и реже.
Потом, дожив до глубоких девяноста двух лет, ушла прабабка. Тихо, не причинив никому хлопот, просто однажды не проснулась. Отец тогда пытался заниматься бизнесом, у него ничего не получалось, он все время был уставшим и раздраженным и слышать не хотел о необходимости принимать участие в траурных хлопотах. Мать… Ну что мать – как всегда – втянула голову в плечи, уткнулась носом в очередной научный труд и перестала не только разговаривать, но и двигаться. Наверное, чтобы вообще не производить никаких звуков и стать невидимой. Все хлопоты с похоронами пришлось на себя взять Ирине. Она справилась и  даже как-то ожила и наконец оправилась от смерти своего горячо любимого мужа – моего деда. Все-таки деятельность, любая, даже такая скорбная, необходима человеку, чтобы выживать.  И Ирина не просто выжила, но и воспряла. Она конечно не смогла заменить прабабку с точки зрения ведения домашнего хозяйства и в доме стало и грязнее и голоднее, но во всяком случае, жизнь не остановилась. Ирина первым делом подхватила заботы обо мне. Таким образом, воспитывали меня в основном прабабка и Ирина.
После ухода прабабки Ирина смогла наладить диалог с зятем, воззвать к его совести и заставить вести себя с нами сносно. Она же помогла ему вернуться в университет, где он счастливо устроился и успокоился. Но вот растормошить мать ей все-таки не удалось.
Я не перестаю удивляться – как в такой семье могла появиться моя мать?! Прабабка была умной, спокойной, доброй, открытой и общительной женщиной с невероятной способностью  создавать уют. Ирина – элегантная, аристократичная, всегда за собой следящая женщина, которая превосходно справлялась и с наукой и с ролью светской дамы. Дед – умница, остряк, добродушный фанатик своего дела и душа любой компании. Дядя Боря – родной мамин брат почти такой же как дед, только более симпатичный – вообще любимец женщин! Как, скажите мне, как?! Мать как будто не родная им. Забитая, вечно неухоженная, как бы Ирина и прабабка не старались заставить ее следить за собой  - дохлый номер. Я даже одно время всерьез расспрашивала прабабку – родная ли она дочь Ирине и деду. Прабабка смеялась и объясняла мне, что все люди разные, даже если и родные. И показывала фотографии деда в юности, на которых было очевидно, как он похож на мою мать. Вернее она на него. Но только внешне. С годами мать становилась все суше, и с ее высоким ростом это начинало выглядеть устрашающе. Я понимаю, почему отец не смог полюбить ее – она была высушенной и внешне и внутренне. Наверняка его нелюбовь  только усугубила ситуацию, но она сама даже не пыталась что-то изменить.  Это ее сухость сказывалась и на мне. Мне дико не хватало маминой ласки в детстве. Когда я  пыталась к ней  льнуть, она вытаращивала свои и без того большие глаза, нервно проводила рукой по моим волосам и звала кого-нибудь. Кто-нибудь (прабабка или Ирина) прибегали и уводили меня заниматься чем-нибудь интересным или полезным, чтобы «не отвлекать маму от серьезной работы». Через какое-то время я перестала даже подходить к матери. Когда не стало прабабки, а Ирина  стала сдавать, матери все-таки пришлось исполнять некоторые материнские обязанности – помогать мне с выбором ВУЗа, давать рекомендации по программе подготовки. Она даже куда-то со мной ходила, хотя очевидно, ей это было очень нелегко. 
Я выросла больше похожей на отца – такая же полнота и бестолковый вид, не слишком много способностей к научной деятельности, но уроки прабабки и Ирины не прошли даром. Я не позволяю себе распускаться ни внешне, ни внутренне и не могу понять мать, которая чем дальше, тем хуже. Сейчас, когда Ирине уже не справиться с очередной Псиной и хозяйством, матери приходится многое делать по дому. Хоть я и стараюсь помогать, она не очень-то меня допускает. Но сама при этом выглядит как сушеная вобла. Серо-коричневый дресс-код, серо-коричневые волосы и серо-коричневая кожа.
Эту Псину она завела уже сама, хотя Ирина пыталась ее отговорить, но это оказалось не так-то просто. Мать никогда ни с кем не спорит. Она просто либо уходит, либо делает то, что считает нужным. Думаю, что привыкнув к той Псине, она не смогла отказаться от ее присутствия в доме. А может быть, просто она тяжелее всех переносит потерю близких. И если близких нельзя заменить или завести новых, то собаку можно. Такой же слюнявой породы, такой же масти (или как это у собак называется) и назвать ее так же. Только номер к трехэтажному имени прибавить следующий.  Теперь мать всегда гуляет с Псиной. Она такая тощая, что я удивляюсь, как она справляется с этой молодой и здоровенной животиной. Может быть все-таки проявляются какие-то прабабкины черты характера – невероятная стойкость несмотря ни на что. Но если это так, то я прошу тебя, мамочка, держись! Слышишь, ты, сушеная вобла, держись! Не смей умирать, тебе еще рано! Подумаешь, болезнь, ты всю жизнь жила как больная – не ощущая радости жизни, ее разнообразия. А теперь, когда болезнь тебя крутит, ты может быть почувствуешь разницу и захочешь  попробовать еще какие-то ощущения или эмоции. Знай, как бы я не злилась на тебя, как бы не обижалась за отсутствие ласки в детстве, сейчас я уже не ребенок и вовсе на тебя не злюсь. Единственное чувство, которое я к тебе испытываю, это любовь. Возможно ты не чувствовала достаточно любви к себе от отца, но ты же не могла не чувствовать любви прабабки, деда, Ирины. Возможно я, будучи ребенком, не умела   показать тебе, что я тебя люблю – прости меня за это и знай – я тебя люблю! И я уверена, что ты сможешь справиться с болезнью и пожить немного нормальной жизнью. Или хотя бы жизнью сушеной воблы, если тебе так больше нравится. Только держись…