Обзор фф из романа немецкого писателя Ганса Фаллад

Но конец все же наступил, так как Тинетта вдруг воскликнула совсем другим, пронзительным голосом, выражающим крайнее удивление:
— О боже, Анри! У меня, кажется, расстегнулась туфля! Да помоги же мне!
И она поставила ногу в серой замше на край стула.
Гейнц запнулся на полуслове и в замешательстве уставился на маленькую ножку. Но Тинетта смотрела на него так беспомощно,
что он, не без колебания, взял ножку в руки. Однако, как он ни натягивал пряжку, ремешок не поддавался, петля не
доставала до пуговицы. Ее ножка была у самого его лица, и в этой тоненькой голубовато-серой паутинке она казалась
более нагой, чем нагая. Глубокий вырез приоткрывал начало пальчиков, и Гейнцу это казалось восхитительным. От туфли
исходил тонкий запах — духов и кожи, и запах женщины — этой женщины и всех женщин, когда-либо живших на земле.
Он припал к этой ножке губами и, услышав над собой тихий смех, подумал: пропасть позора — и продолжал целовать…
Он слышал, как она тихо смеется, — и продолжал целовать… И думал: она хочет согнуть тебя в бараний рог — и продолжал целовать…
Волна возносила его все выше и выше…И вдруг он подумал: «Если я сейчас же не перестану, я погиб навек. А она — не то,
ради чего стоило бы погибнуть навек…» Почувствовав на миг освобождение, он оторвался от ее ноги и, глядя лишь на дверь,
не глядя на Тинетту, опрометью бросился вон из комнаты, вон из дому, позабыв пальто и шапку…
Ее смех преследовал его и на улице…
...
— Малыш, — чуть слышно говорит Тинетта и кладет ему руку на плечо.И под этим легчайшим прикосновением он подламывается,
будто его сразил кулак, кулак судьбы. Он падает перед ней на колени, ее рука играет его волосами, ее нагое тело перед ним.
И он прижимается к нему головой, он стонет от вожделения и отчаяния, он упивается запахом жизни и тлена…
И слышит смех…
Не скрипка ли смеется? Но разве может скрипка смеяться над человеком?
Повсюду зажглись огни, холл ярко освещен — Гейнц Хакендаль, семнадцати лет, пал на колени перед французской шлюхой и
целует ее нагое тело, точно это святая дароносица! А в дверях стоит его брат и проклятая плясунья и смеются над ним,
высмеивают его муки, его невинность, всю его жизнь!
— Чудесно, Тинетта! — кричит Эрих. — Да он у тебя совсем ручной! Пусть тебе ноги целует, до чего же мне хочется
поглядеть, как он будет тебе ножки лизать…