Будни

 Двор был завален старыми игрушками и спущенным резиновым бассейном для детей. Я уселся на теплый бетон небольшого порога, достал пачку сигарет и сладко закурил, до рези втягивая в легкие сизое облако дыма, пропитанного никотином. В голове легонько зашумело, руки налились свинцом и я обреченно привалился к облупленной двери черного выхода, сквозь дым наблюдая, как моя маленькая дочка и красавица-жена надувают этот бассейн, как маленькая негодница потом в нем плещется, а Марина поливает ее из шланга, весело смеясь.
 Небо было расчерчено пролетающими самолетами, август только-только вошел в силу, и пряности втискивались в окно моей спальни такими пароходами, что кружилась голова. Ночью выходил на задний дворик, закуривал и рассматривал все те звезды, которые были "нашими" и стали "моими". На бельевой веревке болталось синее полотенце, которое я сам постирал и забыл снять, которое мокло уже под третьим дождем и немного слиняло. Темный двор, свет соседского фонаря лежит на заборе и я с синим полотенцем, и мерцающие россыпи звезд, которые нежатся в сладком неистовстве ветре, переливаясь и млея, словно уголек, припавший к соломе.
 И утро тоже вонзалось мне в глаза первым, длинным лучом яркого солнца, катившемся от монитора компьютера к моему изголовью, и будившее и заставлявшее сжимать пачку сигарет в руке и выходить, и обдавать себя жаром зажигалки и снова смотреть на кое-где пожухлые травы, на поблескивающее в тени кустов сирени яблоко, большое и сочное, которое упало от соседей и теперь призывно взирающее на меня и жаждущее, чтобы его съели, чтобы им насладились. Прогремел где-то поезд, ветер рванул занавески в гостиной, туча набежала на солнце, выела краски всего двора. Мне захотелось есть. Пошел готовить. Сегодня будет яичница и жареный картофель. Хлеба не купил.