О памятнике Ф. М. Достоевскому на одноименной улиц

О памятнике Ф.М.Достоевскому скульптора С.Д.Меркурова, установленном у дома №4 на ул. Достоевского.

  У музея писателя Достоевского увидела картину. Не картину, а драматическую сцену с живописной обстановкой. Вместо театрального помоста – трава.
Тёмное текучее пятно на светлом фоне. С очерком фигуры Достоевского. Самой фигуры не видно – дух прозрачен. Но не бесплотен?! Раз от него тень падает на залитый солнцем фасад бывшей Мариинской больницы для бедных?
 Раскачиваются в волнении сцепленные руки. Вина голову вниз клонит.
 - Прости, Россия – великая кручинница, что на белый свет смотрел, а счастья не увидел.
 - Прости за пристрастие моё и моих братьев-писателей к подлому, пошлому, уродливому, болезненному. Читателя своего не животворили, а убивали. Не мы ли – писаки стали причиной крушения культуры, разложения общества, гибели государства?
 Берёза пушистую, зелёную вершину опустила к самой земле. То ли в раздумье, то ли прощая.
  Что за события предшествовали этому покаянию?
 Пусть в памяти пройдут своим чередом, напомнят о себе.
 Литература до александровских реформ 60-х годов 19 века была « пробудным» колоколом для общества, а после реформ – совсем другой. Ещё преобразования в порядках, в устройстве государства не закончились, а, уж, начались недомолвки, противоречия. Судьбы нововведений вышли изменчивыми.
 Вера общества во всесилие разума и образования стала рушиться.
  И литераторы помочь не в силах: у самих не получалось положительное в науке, в человеке, в окружающем мире в одну картину соединить.
 Общество – в тревоге: не потому ли не выходит, что не всё постигается человеческим знанием и опытом?! Подоспело кстати философское объяснение. По ученью метафизиков – земная природа невещественна, не познаваема чувствами человека, а только его умствованием.
 Как при таких беспорядках бороться за реформы в обществе? Напрасный труд!
 Тогда писатели, вслед за ними – их словесная паства обратились к власти небес.
 Читатели, интеллигенция воздели руки с мольбой:
- Подай, Господи!
И так – шесть раз, и только – один раз – “Тебе, Господи!”
А надо бы – наоборот. Забыли, что жизнь и благополучие человека строятся им самим. При Божьем содействии.
 Стали объяснять все ошибки Божьей волей, дошли до фатализма.
 Читающая братия снова ждёт от своих вожаков: куда те укажут. Литераторы предложили спасать мир от зла нравственным совершенствованием. Общество жадно слушало проповедь Толстого, запамятовав христианский совет: мало самовоспитания, нужны дела и подвиги.
 Тёмные стороны жизни по-прежнему страстно обличались Некрасовым, Тургеневым, Достоевским, Сухово-Кобылиным.
“А нам ваши стоны на пользу ли?” – усомнился какой-то читатель.
 Как не было в литературе, так и не появились герои, победившие гнёт жизненных обстоятельств.
 Ропот – внятней: “Облукавили они нас. Используют “страдания по страждующим”, как принято в их ремесле: для возбуждения себя самого, оживления своего таланта.”
Да мало ли, что люди говорили.
 Может быть, и не было лжи в русских писателях – одна правда. Метили в спасители человечества – в святые, вот, и приняли на себя муки. Виноваты ли, что не видели счастья – одни утраты!
 Тогда, зачем винились, каялись?
 За добрые дела не каются.
 Значит, всё-таки гложила совесть, что не о том пишут?
 Если бы сбросить с лиц печать “думы не о своём горе”. Не сострадать. А увлечь, вдохновить, организовать своего многомиллионного читателя. Тогда бы и интеллигенция приободрилась, перестала бы самоуничижаться. А то – больно совестливая! Для неё вина – беда. Искаялась, да высохла.
 Давая жизнь новому поколению русских писателей, повесила  ему на шею неизбывную свою вину. 
 Пришли новые “труженики мысли”: Чехов, Горький,  А.Белый, Бунин, Куприн, Андреев…
 И что же нашёл читатель, раскрыв свежий журнал? Знакомые сюжеты: о судьбах, выбранных по ошибке, о жизнях, напрасно прошедших.
 Может быть, молодые подражали старшему поколению литераторов, потому что подражается легче, чем создаётся? Для сочинительства – обычное дело. Даже в сотворённом Лермонтовым, можно узнать Пушкина, Жуковского.
  Может быть, пошли на поводу уже сформированного читательского вкуса?
Из воспоминаний сына историка Веселовского С.Б.:
  “…кроме как о страданиях народа, да порнографии, ни о чём другом и нельзя было писать – читать не станут. Печатать не станут.”
А герои романов? Кулаки, дельцы, стяжатели, да притоны хитрованцев, да дома умалишенных.
 Когда же в литературе появятся нормальные, порядочные, образованные люди, которые вышли из всех классов общества, благодаря своим способностям и энергии?
 Ах, если бы о таких людях русские писатели написали бы  романы… Горожане, крестьяне прочитали бы о них в книгах, журналах, в библиотеках,  сельских книжных избах, увидели бы в них пример, вождей, старших, в интеллигенции – представителей самого интенсивного труда, а не бездельников, паразитов, естественных своих врагов.
 Что тогда делали бы большевики? Кто бы им поверил, что это они – последняя надежда народа? Выразители его правды и права?
 Ах, размечтались не на шутку.
 Поэтому и склоняется перед берёзой фигура писателя Достоевского.
 - Виноват!
 Сознаёт свою вину, просит отпущения “вредный выразитель русской интеллигенции”(Бунин о Достоевском).
  - Неужто вина моя непрощённая?
 Берёзка навстречу клонится:
 - Прощаю.