Комаринский марафон с классным руководителем

Я думала, что мы с Серёгой больше никогда не пойдём в поход вместе. Он стал собирать своих друзей и водить их на Байкал сам, чего я и боялась после нашего разлада в Саянах. Ему нравилось быть лидером, руководить, а мы видели в нём только капризного подростка. Я его потеряла как единомышленника. Его матушка обвиняла нас с мужем за то, что мы его приучили к бесполезному шатанию по горам, и что он теперь ходит туда  потискать в палатке девчонок, тратит деньги на всякую ерунду (верёвки, железки), что всё лето не помогает по дому, а бродит неизвестно где и неизвестно с кем. Мы чувствовали себя виноватыми, просили Серёгу не обижать маму (она одна поднимала его и сестру), но он только отшучивался: "сами же приучили, радуйтесь, что я не с наркошами в парке всё лето".
     Когда началась зима, меня в очередной раз потянуло покататься на лыжах. Дожидаясь весны, когда день станет длинней и теплей, готовясь к лыжному марафону, я  в свободное время тренировалась на правом берегу Ангары, методично накатывала километры, и однажды встретила там классного руководителя Серёги, школьного психолога, учителя английского языка, коллегу и друга нашей семьи, Ивана Владимировича Коваля. Слово за слово, и оказалось, что он тоже иногда катается, и не прочь сходить на Комар, есть такой популярный хребет на Хамар-Дабане, по которому всегда проложена лыжня любителей марафонов.
     Иван обрадовался моему предложению, и сразу согласился, а Серёгу он пригласил сам в качестве своего попутчика и проводника по неизвестному для него маршруту. Психолог! Но Серёга ж не дурак, по незнакомым для него местам зимой не поведет неискушенных в лыжном туризме людей, поэтому они с Иваном «приняли решение проконсультироваться со мной», а я уже, как бы невзначай, напросилась в их компанию. Ах, мужчины, если бы вы знали, кем и как иногда принимаются «ваши и только ваши» решения….
     Я с радостью уступила Серёге роль неофициального руководителя. Он по-взрослому рассказывал Ивану о наледях и застругах, о Старомонгольской вьючной дороге, об Иване Похабове, который прокладывал здесь дорогу в 16 веке, и истории Горелой и Казачьих полян. Он учил Ивана как безопаснее перейти через тёплый ключ, как правильно спускаться и подниматься по склону.  Я молча ликовала и боялась вставить слово, чтобы не испортить его важную роль. Мы с Иваном заранее договорились – если он будет курить при нас – чёрт с ним, пусть курит, скоро 18... Но он не курил!
     До Горелой поляны мы дошли часа за три.  Именно дошли, а не добежали, потому что мы с Серёгой были на широких туристских лыжах, а Иван, хоть и на беговых, но целью себе не ставил нестись впереди паровоза. В сторону ГМС была лыжня, а в сторону хребта Комар – лыжни не было. Если идти через ГМС – это дальше. Мы можем не успеть вернуться в Слюдянку к вечерней электричке. К тому же, будет ли на хребте лыжня – тоже неизвестно, ведь она может идти только до ГМС. Иван вопросительно смотрел на меня и Серегу: «Куда идём?» Я знала, что наверху есть зимовье, (в случае чего, можно там заночевать), но молчала об этом. Пусть наш свежеиспеченный «начальник» думает. Как он скажет, так и сделаем. Пусть почувствует, каково принимать решение, когда от него зависит безопасность людей. Серёга не растерялся, предложил тропить до верха хребта. А там будет видно: есть лыжня – покатим дальше, нет лыжни – вернемся либо на ГМС, либо обратно к Слюдянке. Ладно, веди.
     Тропили долго. У Ивана – беговые лыжи, он тропить не может, проваливается в снег. Идёт сзади и робко причитает, дескать, вернуться бы надо.  У  нас с Серёгой – лыжи широкие, мы молча сопим по снегу. Причём, Серёга первый. Взмок весь, но мне не уступает лыжню. Да я и не напрашиваюсь – подумает ещё, что я командую. На  одном из подъемов у Ивана отстёгивается лыжа, а когда он её выкапывает из снега, оказывается, что отлетела дужка и утонула в сугробе. Эх, это наше упущение – не подсказали, что дужки-то надо привязывать шнурочком. Покопавшись в снегу и, конечно же, ничего там не найдя, Иван вздохнул:
- Ну вот, у меня вечно так.  Ладно, ребята, вы уж идите кататься, а я назад потихоньку поплетусь. Куда мне теперь по сугробам без лыжи-то….
- Да не дойдёшь, Иван, снег глубокий, давай думать, как лыжу привязывать будем.
- Нет-нет-нет! Не уговаривайте даже. Это мне знак свыше, ангел мой говорит – нельзя тебе, Иван, дальше. Пойду сам назад, а Вы за меня не беспокойтесь.
Мы с Серёгой переглянулись и прыснули в варежки: интересно, он серьезно это говорит? Иван действительно не понимал, что не дойдет без лыж. И что никто не собирается его одного отпускать назад в Слюдянку. Сняв вторую лыжу, и сделав один только шаг, он провалился в снег по самые уши. Вылез, отряхнулся, сделал второй шаг и «утонул» еще глубже. Мы над ним хохотали, упав на рюкзаки, и это было для него большой жестокостью с нашей стороны, потому что он-то испугался не на шутку. Пройдено около 23 км, впереди – под 30, а он беспомощен, как связанный по рукам и ногам пленник. Скоро смех утих, и Серёга начал успокаивать Ивана, крутя его лыжу в руках:
- Сейчас, что-нибудь придумаем, Вандимыч (Иван Владимирович), будьте спок….
Покрутив его лыжу, достал бинт из аптечки, и, туго прибинтовав Иванову ногу прямо к лыже, сказал:
- Идём дальше.
Оба на! Вот это поворот! Тут уже надо вмешаться! Куда нам с «инвалидом»  на одной скользящей лыже по почти 30-километровому спуску? Серёга  ведь не знает про наличие зимовья, а значит, должен понимать, что есть опасность застрять здесь на ночь при таком раскладе обстоятельств. А у нас и палатки нет. Иван против такого решения, собирается поворачивать назад. Я не вмешиваюсь, только подмигиваю  потихоньку Ивану, мол, не волнуйся, всё будет хорошо.  Спрашиваю Серёгу:
- Ты уверен? Можем серьёзно застрять, - на что он мне важно так и обстоятельно, по слогам, объясняет:
- Ма-ри-на Ми-хай-лов-на! Вы такой знаток Хамар-Дабана, только не притворяйтесь, что Вы не знаете той зимухи, что в пяти километрах отсюда! Сейчас дойдём  до неё, пообедаем, и лыжу там наладим.   А вверх по склону ему на бинтах будет еще класснее, чем нам идти.
     Та-ак. Значит, он всё-таки, подготовился к походу серьёзнее, чем я ожидала. Вот и про зимовьё разузнал у кого-то. Молодец!
- Зимовья может и не быть. Вдруг спалили? Или снегом следы занесло к нему? Или не найдём. Ты его сам-то видел когда-нибудь? – спрашиваю.
- Если его не найдем, то по своим же следам вернемся на ГМС, время позволяет. Вандимыч, короче, идём, да.
 Иван, переглянувшись со мной, вздохнул:
- Ну, смотрите, ребятки, если что…. Я ведь могу и вторую лыжу сломать…
     Вскоре мы поднялись на хребет, и пошли по хорошо укатанной лыжне, (здесь она уже появилась), которая тянулась по верху Комара от ГМС до Слюдянки. Потом посыпал снег большими хлопьями и стал засыпать лыжню. Но это было даже хорошо, потому что свежий снег уменьшал скорость на спусках, и малоопытному «горнолыжнику» на забинтованной лыже было легко тормозить. Он даже попросил перебинтовать ему  и другую лыжу, чтобы  не было скольжения на второй ноге. В зимовье мы пообедали, но ночевать не остались, побежали дальше, рассчитывая даже успеть на вечернюю электричку в Иркутск. Чтобы Иван не переживал, что мы не дойдём, я открыла секрет, что километрах в семи - десяти есть ещё одно зимовьё. Услышав это, Серёга усмехнулся:
- Ну, Вы и хитрая же лиса, Михална.
     Последние километров десять нашего марафона давались уже очень тяжело. Особенно Ивану. Здесь на спусках не было снега, а только набитый укатанный лед, на крутых серпантинах которого часто встречались обломки лыж, окровавленные лоскутья рваных рубашек, хромающие с лыжными палками вместо костылей, но хохочущие, «марафонцы», и тому подобные свидетельства драматических событий  этого выходного дня. Серёга эти опасные серпантины упрямо проезжал на лыжах, рискуя улететь в небо на очередном повороте. Я шла здесь пешком (это, кстати, получалось, намного быстрее). Иван, охая и причитая, летел вниз по склону не стоя, а сидя или лёжа на своих прибинтованных к ногам лыжах и всё приговаривал:
- Ой, как хорошо, что у меня лыжи-то прибинтованы, ой, как хорошо… А может и плохо… Ой, кажется, очень плохо…, - а когда мы останавливались на перекус и доставали из рюкзака термос, он закутывался в бабушкин шотландский плед и задумчиво повторял:
- Во, дурак старый, куда попёрся?
Но это был не последний его лыжный поход по Хамар-Дабану, а только начало наших ежегодных лыжных приключений...