2. Ешь ананасы, рябчиков жуй. Булгаков как Берлиоз

МИХАИЛ БУЛГАКОВ, ЧЛЕН МАССОЛИТА
Автор "Мастера и Маргариты" как прототип Миши Берлиоза

Начало здесь - http://www.proza.ru/2014/08/09/757
..................

2.«Ешь ананасы, рябчиков жуй»
Булгаков был настолько воодушевлён беседой с верховным правителем, что в порыве страсти решил, будто теперь сможет общаться с Иосифом Виссарионовичем в подобном ключе и дальше. 5 мая 1930 года он уже обращается к генсеку с меркантильной просьбой:

«Многоуважаемый Иосиф Виссарионович!
Я не позволил бы себе беспокоить Вас письмом, если бы меня не заставляла сделать это бедность. Я прошу Вас, если это возможно, принять меня в первой половине мая. Средств к спасению у меня не имеется.
Уважающий Вас Михаил Булгаков».

Хотя ответа на эту челобитную не последовало, однако через несколько дней Булгаков был зачислен в штат МХАТа.

Впрочем, и это на первых порах не решило денежных проблем писателя. 7 августа 1930 года он пишет брату Николаю:

«…В Москве какие-то сукины сыны распространили слух, что будто бы я получаю по 500 рублей в месяц в каждом театре».

Между тем на самом деле жалованье Булгакова во МХАТе составляло 150 рублей в месяц – деньги небольшие. Ещё 300 рублей он получал в Театре Рабочей Молодёжи (ТРАМ). Однако большую часть этих сумм приходилось отдавать в счёт погашения последней четверти подоходного налога за предыдущий год:

«…Денежные раны, нанесённые мне за прошлый год, так тяжки, так непоправимы, что и 300 трамовских рублей как в пасть валятся на затыкание долгов».

Не слишком улучшилось положение и к началу 1932 года. То есть оно было куда лучше, нежели до разговора со Сталиным, но явно недостаточно для того, чтобы не думать о завтрашнем дне. Да и с днём сегодняшним не всё обстояло благополучно. Любови Евгеньевне, второй жене, никак не удаётся пристроиться на работу. Пыталась попасть в техническую энциклопедию, но после месяца испытательного срока отдел кадров её не пропустил – уволил.

 ОДНАКО УЖЕ КО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ 1932 ГОДА делаписателя меняются к лучшему. Об этом свидетельствует и то, что в сентябре Елена Сергеевна Нюренберг наконец-то уходит от прежнего мужа Евгения Шиловского и выходит замуж за Михаила Афанасьевича. Не в последнюю очередь на это решение повлияли благотворные перемены в судьбе писателя. Он не только получил неплохую работу: в январе того же года по распоряжению Правительства СССР  во МХАТе были возобновлены «Дни Турбиных», что давало дополнительные средства для того, чтобы Булгаков мог достойно содержать новую жену и пасынка Серёжу. К этому времени он в основном рассчитался с прежними долгами, которых наделал в период своей вынужденной литературной изоляции.

На протяжении оставшихся лет заработки Булгакова были стабильно высокими. Он получал гонорары даже за те произведения, которые не увидели сценического воплощения или же, появившись на сцене, затем были запрещены («Мольер», «Александр Пушкин», «Дон Кихот»,  «Мёртвые души», «Война и мир», «Иван Васильевич», либретто оперы «Минин и Пожарский» и т.д.). Нередко приходилось выбивать и гонорары, и отчисления, однако практически всегда дело решалось в пользу Булгакова – как, например, в тяжбе с деньгами, которые не выплатил ему Ленинградский Большой драматический театр за постановку «Дней Турбиных». Стабильный заработок приносила и работа над редактированием либретто опер Большого театра.

Помимо этого, пьесы Булгакова успешно переводились на иностранные языки и шли в театрах Германии, Франции, США, Швеции и других зарубежных стран. Писатель получал гонорары и отчисления, о чём свидетельствуют его письма и дневники Елены Сергеевны. Опять-таки оговоримся: за эти суммы тоже приходилось нередко биться и судиться – особенно с прощелыгой Захаром Каганским, который объявил, что приобрёл права у Булгакова на «Дни Турбиных», а затем – и на другие пьесы. «Дома не играют, а за границей грабят», - возмущался Булгаков. Однако надо отдать должное брату Николаю, который представлял интересы Михаила Афанасьевича и довольно успешно исполнял свои обязанности.

Вкупе с гонорарами и отчислениями внутри страны валюта, которая текла из-за рубежа, была основательным подспорьем для семейства Булгаковых. Набегали неплохие суммы в марках, франках, долларах, шведских кронах и так далее. Перечислением этих сумм пестрят письма Булгакова и дневники его жены. Даже в суровом 1929 году Николай Булгаков по поручению брата получает в Париже часть его гонорара – одну тысячу сто франков. 7 апреля 1933 года писатель интересуется в издательстве «С.Фишер-Ферлаг»:

«Согласно Вашему письму от 7.1.33 на моём счету числилась сумма в марок 876,16. Я хотел бы знать перечень моих расходов, так как, согласно Вашему письму от 28.2.33, на моём счету числится только марок 197,37.
Не откажите в любезности с моего счёта взять 30 (тридцать) марок и перевести по адресу:
ЛАТВИЯ, РИГА, АЛЬБЕРТОВСКАЯ УЛИЦА, 2, КВ.1.
АЛЕКСАНДРЕ АЛЕКСАНДРОВНЕ НЮРЕНБЕРГ».

13 августа того же года он обсуждает с М.Рейнгарт условия на предоставление права перевода на французский язык и исполнения на французском языке пьесы «Зойкина квартира»:

«…Четыре процента (4%) мне авторских с каждого представления в драматических театрах, а для кино на французском языке пятьдесят процентов мне с тех сумм, которые будете получать Вы».

Условия, надо сказать, очень и очень неплохие. Причём за права на булгаковские произведения сражаются многие иностранные представители – например, в 1934 году американский журналист Лайонс просит Михаила Афанасьевича забрать права у издательства Фишера и передать ему на выгодных условиях. С чем Булгаков в конце концов соглашается. Перечисление подобного рода сделок и всевозможных денежных поступлений можно продолжать ещё долго.

Важно отметить другое: зарубежные гонорары открыто шли писателю как раз в то время, когда внутри страны свирепствовали сначала кампания по выбиванию из населения иностранной валюты, затем – кампания «за золото» (вспомним знаменитый сон Никанора Ивановича Босого из «Мастера и Маргариты»). Как уже отмечалось выше, до памятного разговора со Сталиным Булгаков не мог получать гонораров от брата из-за границы: переводы в СССР не принимались. Но после телефонной беседы эти каналы для писателя «неожиданно» открываются, и он официально подпитывается зарубежными заработками!

К слову сказать, не он один: за рубежом издатели охотно перепечатывали дилогию Ильфа и Петрова, выходили многочисленные издания шолоховских "Тихого Дона" и "Поднятой целины"... Естественно, всё это было не бесплатно, а за "проклятую валюту".
 
ИТАК, ПОСЛЕ «ПРОТЕКЦИИ» СТАЛИНА Булгаковы жили безбедно и ни в чём не нуждались. Нет, конечно, можно посочувствовать Елене Сергеевне, когда 7 декабря 1937 года она записывает в своём дневнике:

«Получили деньги, вздохнули легче. А то просто не знала, как жить дальше. Расходы огромные, поступления небольшие. Долги».

Но, во-первых, чтобы иметь огромные расходы, надо иметь соответствующие доходы. Что касается долгов, они у Булгаковых были постоянно, и это вовсе не говорит о нищете и малых заработках Михаила Афанасьевича. Скорее, позволяет сравнить его жизнь с Еленой Сергеевной и жизнь Пушкина с Натальей Николаевной. Оставим в стороне то, что Булгаковы держали домработницу и частную учительницу для Серёжи. И без того достаточно свидетельств их жизни на широкую ногу. Дневник Елены Сергеевны пестрит рассказами о посещении ресторанов, шашлычных, Сандуновских бань, массажах, званых вечерах, приёмах, поездках на отдых по городам и весям… При этом на траты супруги не скупятся. Например, 20 июля 1934 года Булгаков записывает:

«Семнадцатого мы вернулись из Ленинграда, где прожили больше месяца в “Астории”».

Заметим: «Астория» - одна из самых дорогих гостиниц того времени, и месяц проживания в ней влетал в копеечку. А вот описание небольшого «ужина при свечах», который устроили Булгаковы для своих гостей 10 сентября того же года:

«…Пироги, икра, севрюга, телятина, сласти, вино, водка, цветы».

15 сентября Булгаковы снова тепло встречают (вернее, провожают в Америку) гостей:

«Угощала их налимьей печёнкой, икрой, яичницей и чудесным рижским шоколадом».

Между прочим, продовольственные карточки для населения Страны Советов в это время не отменены, в стране царит атмосфера сурового аскетизма. А такие застолья в доме Булгаковых - дело обычное. Вот ещё одно описание меню «чем Бог послал» - угощение американских послов Боолена и Тейера (запись от 11 апреля 1935 года):

«Ужин – икра, лососина, домашний паштет, редиски, свежие огурцы, шампиньоны жареные, водка, белое вино».

Более поздняя запись от 22 марта 1939 года о посещении ресторана Клуба писателей:

«Прелестно ужинали – икра, свежие огурцы, рябчики, - а главное, весело».

И таких свидетельств множество. То есть в смысле обеспеченности 30-е годы были для семьи Булгаковых «весёлым временем». Чего не скажешь о большей части населения Страны Советов.

Это касается не только еды или одежды, но и обстановки. Вот что пишет по этому поводу один из современников:
 «Трёхкомнатная квартира Булгаковых была очень красива, со вкусом обставлена. Главным образом мебелью красного дерева, на обеденном столе — синий с позолотой старинный сервиз» (И.Новиков. «Во власти “Цусимы”». – «А.С.Новиков-Прибой в воспоминаниях современников»).

Собственно, тяга к комфорту и роскоши наблюдалась у Михаила Афанасьевича ещё в середине 20-х, когда к нему только начала приходить слава драматурга. Писатель Юрий Слёзкин вспоминал:

 «Булгаков… купил будуарную мебель, заказал брюки почему-то на шёлковой подкладке. Об этом он рассказывал всем не без гордости».

 Действительно, уже в 1927 году Булгаков жил в хороших условиях: 1 августа он арендовал трёхкомнатную квартиру №5 с кухней и ванной на Большой Пироговской, 35а.

Вторая жена писателя, Любовь Евгеньевна Белозерская, подробно описала это гнёздышко в своих воспоминаниях, вплоть до двери в кабинет Михаила Афанасьевича, которая была «очень красива, тёмного дуба, резная. Ручка – бронзовая птичья лапа, в когтях держащая шар…». Уже тогда особое внимание уделялось красивой мебели:

«…Мы купили шесть прекрасных стульев, крытых васильковым репсом, и раздвижной стол - «сороконожку». Остальное – туалет, сервант, кровать – приобретали постепенно, большей частью в комиссионных магазинах… Вся эта мебель находится у меня и по сей день радует глаз своей нестареющей элегантностью».

Между тем квартиры многих других писателей были куда более скромными, в том числе таких известных, как Василий Чапыгин или Михаил Шолохов. П. Луговой так описывает жилище автора «Тихого Дона»:

«Квартира была обставлена очень скромно, никаких следов богатства или излишества не было. В спальне стояли койка,- столик, на стене — обыкновенный дешёвенький ковер, охотничьи ружья и снаряжение. В столовой — длинный широкий стол, буфет. Узкая коечка, простенькие стулья. Вот и всё. В зале располагались комод со множеством ящиков, гардероб, цветы, стулья, патефон с пластинками».

К слову: помимо приобретения рояля, александровского бюро и прочего, Булгаковы могли позволить себе и необязательные траты. Например, застраховаться на… двадцать тысяч рублей – сумма по тем временам огромная! На случай «как бы чего не вышло»…

ИЛЛЮСТРАЦИЯ:
А. Миллер. Плакат. 1938 г.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ -http://www.proza.ru/2014/08/09/786