Михаил Еськов. На виду у всех

Жизнь – как песок между пальцами – незаметно, по-тихому утекает юркими годами, оторванными десятилетиями. Иной раз не на что оглянуться, вроде ничего путного и не оставил после себя. Человек ведь измеряется сотворёнными делами. А зримы ли они? Одно дело Пушкину не зазорно было сказать: «Я памятник себе воздвиг…» – он гений. А из нас не каждому по силе определиться с собственным памятником. Но память-то о себе, так или иначе, тоже своего рода завещание, ответ на то, кто ты был в этом мире. Разумеется, об этом можно и не думать, а жить и жить, особо не заморачиваясь, лишь бы день да ночь. И всё же… Всё же… На что-то же израсходовано пребывание на земле. Что за плечами?
Всякий маломальский след торится не тотчас как встал на ноги, поиски самого себя иногда длятся годы и годы. А кое-кто так и доживает свой век в неопределённости, только и делает, что обыденно потребляет себя и окружающих.
Николаю Ивановичу Гребневу выпал удачный жребий: уже в детстве обозначилась его крепкая житейская природа. В многодетной семье сельского учителя он рос старшим. И как старший по возрасту и по характеру, вынужден был сызмальства изо дня в день организовывать непростое бытие детской, а затем и подростковой семейной артели. Суровый деревенский уклад держался на натуральном хозяйстве: что потопаешь, то и полопаешь. Тамошний учитель жил так же, как и любой селянин, за одним лишь исключением: содержать свой двор он должен попригляднее, ибо в силу своего положения был на виду у всех. Значит, и делать, и выглядеть нужно было достойно. Учительские дети это тоже хорошо понимали. Оттуда у Николая Ивановича удивительная собранность, будто за ним со стороны постоянно посматривают ожидаючи, не оплошает ли, оттого он не позволяет себе оказаться расхлябанным в работе и неухоженным в облике.


Детство… Детство… Именно там, в трудолюбивой семейной артели, в его привычку водворился дух быть первым, дух вожака, кем он становился в последующем где бы не оказался. Оттуда же, из тех лет, родилось стойкое желание стать писателем, владеть словом, жить литературным образом. И слияние этих страстных посылов натуры позволили Николаю Ивановичу выстроить, как он сам определяет, три Дома Гребнева: издательский дом «Славянка», Дом литератора и Литературный лицей – Городской Дом детской и молодёжной печати.
И что немаловажно, одновременно Гребнев смог стать достойным писателем. Проза Николая Ивановича, как сама жизнь, проста и невыдумана, по-детски с чистым взглядом, согрета доверчивым сердцем. И вместе с тем она глубока по своей сути, излучая живой спокойный свет, оставляет в душе незабываемую благодарность к нашей родной земле и к людям, о которых повествует автор.
Особой строкой хочется отметить очерки о Е. И. Носове «Последний автограф» и «Букет Мастеру», а также опубликованный в этой книге рассказ «Хата-моргата и Дуб-семицвет». Эти произведения – из лучших литературных памятников, созданных современниками нашему великому земляку. Примером служит Гребнев и в другом: с юных лет приобщает внуков своих к слову Мастера. Забавны, интересны и поучительны его неустанные попытки, что называется за руку привести внучку – смышлёную девчушку в удивительный мир художественного слова. Это творческое направление Гребнева с глубоким смыслом и резонно говорить о нём особо.
Николай Иванович, дорогой друг, с юбилеем тебя! Живи долго, радуйся. И за плечами, и впереди у тебя всё те же Дома, которые ты создал, и строить продолжаешь безоглядно на свои семьдесят. Содержи приютные для каждого входящего Дома эти в порядке, чистоте, как ты был учен с детства своего и теперь приобщаешь других к творческому совершенству.