Всё будет хорошо

Через запертую дверь спальни просачивались отчаянные упреки и всхлипывания Алёны Игоревны, мамы пятнадцатилетней Маши Смирновой. Исчерпав запас сил и аргументов, безразлично внимаемых  супругом,  Алёна сжала кулаки и отчаянно завопила:

  —Убирайся! Чтоб ноги твоей больше здесь  не было!

Резко распахнув дверь, Вадим скользнул взглядом по сжавшейся от страха дочери и стремительно прошёл к выходу.

— Пап!.. Не надо, папочка!.. — размазывая по щекам безудержно льющиеся слезы, Маша кинулась вслед за отцом.

Не поднимая головы, он втиснул ноги в туфли от Good Man и, отворив дверку ключницы, завуалированной  под семейную фоторамку,  снял  связку  ключей от Ford Moverick.

— Нет, не надо, не уходи! — словно желая запечатлеть образ отца на кончиках пальцев, Маша лихорадочно ощупывала его руки, плечи, жёсткую щетину слегка посеребрённых  сединой волос.

Порывисто прижав к себе дочь, Вадим виновато опустил голову. Отстранив от себя Машу он торопливо распахнул дверь и вышел.

Маше казалось, с тех пор как отец поменял «двенашку» на   четырехцилиндрового «Бродягу», в доме поселился раздор: папа  всё меньше времени стал проводить с близкими; мама  срывалась  на окружающих по каждому поводу и без.


Дверь тяжело захлопнулась. Квартира наполнилась протяжным женским воем.

— Мам?..

Маша приоткрыла дверь в спальню и отшатнулась: моложавое, по-детски непосредственное  лицо Алёны было обезображено маской глубокого отчаяния — лоб изломали кривые борозды морщин,  уголки пухлых губ опустились и нервно подрагивали.

— Мам…

— Оставьте меня!.. — одиноко сидя на большой двухспальной кровати, Алёна подтянула колени к подбородку и,  вздрагивая всем телом, разразилась рыданием.

— Да что же это? — не зная, как поступить, Маша выбежала вслед за отцом, но его уже не было. Рёву мамы вторил рёв   стремительно удаляющегося джипа.

— Родаки поссорились?

Маша обернулась: на перилах сидела её бывшая одноклассница Инга Зацепина. После девятого класса Инга поступила в ПТУ на секретаря-машинистку, а Маша продолжила учёбу в школе.

— Поссорились…

— Да не переживай ты так, я, вон вообще с одной мутер всю жизнь — и ничего, порядок, никто носки не разбрасывает по дому, телевизор не орет на всю катушку.  Докурив  сигарету она виртуозно стрельнула фильтром в клумбу. —  Курить будешь?

— Нет, что ты, я не курю.

Инга закинула в рот жвачку и обняла Машу:

— Ладно тебе выламываться, или ты хочешь на свою маман быть похожей? Бери, пока предлагают, нервишки успокоятся

Протянув раскрытую пачку, Инга щелкнула зажигалкой раз, другой.

 — Вот чёрт, газ закончился! Слушай, Смирнова, а поехали с нами? Клянусь своими длинными ногами, — игриво демонстрируя стройные ноги, Инга приблизилась к Маше и, склонившись к её уху, убедительно шепнула: — Всё будет хорошо.

— Спасибо, Инга, я лучше пойду домой, — словно пытаясь взять себя в руки, Маша заложила руки за спину и обхватила запястье.

— Ничего не лучше. Жизни ты не знаешь, Смирнова. Иди, успокой Алёну (мама Маши, худенькая низкорослая с коротко остриженной головой походила на девочку-подростка отчего окружающие  звали её просто Алёной), захвати куртку и выходи, через пятнадцать минут Философ подъедет.

При упоминании клички Глеба Филиппова, Маша вздрогнула: она с детства опасалась этого высоколобого парня с колючими глазами и замысловатыми речами, проповедующими сатанинскую библию  Де Ла Вея.

— Ну, что стоишь, время идёт. Давай, одна нога здесь — другая там.

Маша вернулась домой. Квартиру наполнил удушливый запах корвалола. Мама почти успокоилась: свернувшись калачиком, она лежала на кровати и тихо плакала.

— Мам… — тронув плечо Алёны, шёпотом проговорила Маша. Алёна стиснула в руках плед и разразилась новой волной рыданий.

— Ладно, поспи, я прогуляюсь. Выйдя в прихожую, Маша сняла с вешалки куртку и вышла во двор.

Философ с Ингой сидели в тюнингованной белой «копейке».

— Давай, прыгай! — надув большой пузырь Бубль—Гум, Инга щелкнула его языком и перекинула ногу за ногу.

Маша нерешительно надавила  ручку задней двери, утопив  флажок в гнезде.

— Ой, горе ты моё, давно не каталась на «шедеврах» отечественного автопрома? — Инга потянулась на заднее сиденье и распахнула дверцу.

Забравшись в машину, Маша почувствовала на себе изучающий взгляд: в зеркало дальнего вида на неё смотрел Глеб.

— Здравствуй, Глеб,  — кивнув, она почувствовала, как в горле встал ком.

— Слышь, — игнорируя присутствие гостьи, Глеб кивнул Инге в сторону Маши и, играя между зубов спичкой, процедил:

— А она не спалит?

— Не спалит. Маша у нас лохушка, но не стукачка. Правда, Машуль?

Глеб шмыгнул носом, прокашлялся и повернул ключ зажигания. Разрывая глушитель, машина взревела и, дернувшись, нервно покатилась по асфальту.

***

Часы на центральной площади показывали  20:45. Маша не любила приключений и дворовых посиделок, а потому приучила себя к чтению. Она и сегодня дочитывала бы «Мастера и Маргариту», но жизнь внесла свои коррективы. Глядя в окно, девушка не узнавала пестрой обложки ночного города: скрывая ютящиеся во тьме домишки, он  демонстрировал освещенные ярким светом фонарей и неона  банки, гипермаркеты, бутики, рестораны.

Наконец, подскакивая на камнях, машина протяжно скрипнула тормозами и остановилась. В распахнутую форточку доносился шум реки, сливающийся с  яростным гулом горящих коряг, выброшенных на берег после наводнения. Маша была здесь прошлым летом вместе с родителями. Тогда, вдоволь наплававшись, они растягивались  на выбеленных солнцем корягах и, греясь в лучах июльского солнца, играли в "Города". 

— О… Философ подтянулся… — подавая Глебу руку, коренастый парень по кличке Колпак ощупал взглядом Ингу и перевел глаза на Машу. — А это что за цаца?

Маша снова почувствовала неприятный осадок от пренебрежения её присутствием.

— Это одноклассница Инги, свой чел, — неприятно шмыгнув носом, прогнусавил Глеб.

— А слабо челу с нами с обрыва в речку прыгнуть?

Маша занималась плаваньем, но прыгать ночью в бурлящую реку у не было ни какого желания.

— Давай, Смирнова, покажи этому умнику класс, заодно расслабишься, — подбадривала подругу Инга, решительно стягивая с неё футболку.

— Да ты что, я без купальника! —  стараясь избавиться от цепких рук знакомой, огрызнулась Маша.

— Или раздевайся, или в футболке прыгай, чего волну гонишь?

— Ладно-ладно...

Маша расстегнула пуговицу брюк и под аплодисменты ликующей толпы сняла джинсы. Оживленно улюлюкая, толпа «понесла» её к обрыву.

— Кто его  знает что, обряд посвящения устроили,  — пробурчала Маша идущей рядом Инге.

 Забравшись на пригорок,она восторженно окинула взглядом искрящуюся в свете луны красавицу Лабу.

— Ну, пловчиха, покажи класс! — вызывающе воскликнул Колпак.

Почувствовав дыхание в затылок, Маша вздрогнула и, оттолкнувшись, прыгнула в бурлящий поток!..

— Вот ненормальная! Мы ж пошутили, — ловко спустившись с пригорка, Колпак сложил руки рупором и закричал:

— Греби к берегу, пловчиха!

Было раннее лето. Вечерами воздух от реки становился прохладным и свежим. Маша выбралась из воды и  почувствовала как кожа покрылась мурашками. Стиснув стучащие зубы, она прошла мимо раскрытых объятий Колпака и села у горящей коряги.

— А ты свой пацан, Машка! Наши все сдрейфили, а ты их сделала.

— Да, ладно! На тебя бы надавили — и ты бы прыгнул.

— Фух… еле добежала, — тяжело дыша, Инга попыталась скинуть сабо, но не удержала равновесие и,  вывернув ногу,  упала рядом с Машей. — Вот чёрт! Ты как? — разминая потянутую связку, она заглянула в глаза подруги. —   Слушай, прости, что так…

— Да, всё нормально, ты была права насчёт встряски. Как нога?

Инга поморщилась:

— Болит,  зараза!

— Ага, нацепят колодки на ноги, а потом ноги у них выворачиваются,  — усмехнулся Колпак и перевел взгляд на Машу. — Ты вот, что, Машка,  после встряски нужно расслабиться!

Окинув взглядом подтянувшуюся толпу, он взял Машу за руку. 

— Что братья, посвятим Марию в тайну нашего ордена?

Не дожидаясь ответа, он достал из сумки, перекинутой через плечо, серебристый флакончик для заправки зажигалок и протянул его Маше.

— Что это? Столкнули в реку  — и я же  вам зажигалки буду заправлять?

— Ну, ты деревня…  — это же сниффинг. Питер с москалями уже давно оттягиваются, а ты и знать ничего не знаешь.

— При чём тут серфинг и баллончик для зажигалок? — пожимая плечами, удивилась Маша.

— Ты меня не слышышь?!. Я говорю сниффинг — это вдыхание газа для прихода. Вон смотри, — Колпак показал в сторону молоденькой девушки с острыми коленями и плоской грудью, — Светка говорит, что во время прихода сидит на пушистом облаке и, свесив ноги, наблюдает за нами, а Глеб, — переведя взгляд на Философа,  снимающего крышку с флакона, кашлянув в кулак, продолжил Колпак, — Глеб у нас вызывает Люцифера и такие коры мочит: то сальто на месте крутит, то валуны с места на место перетаскивает, а то  шуры-муры с козлоподобными демонидами устраивает.

Маша  в ужасе зажмурилась.

— Да не боись, дурочка! Вот скажи, Машка у тебя есть мечта?

Конечно, у Маши была мечта. Она хотела закончить школу и поступить в мединститут на факультет комбустологии (в пожаре сгорел её дед и потому, она мечтала лечить ожоги).

Но это большая мечта, а сегодня у неё появилось другое желание — помирить рассорившихся родителей.

— У меня есть мечта. Но она никакого отношения не имеет к вашему сниффингу.

— Ой, да ладно тебе, Смирнова, — вмешалась Инга. Ты вот с парнем хоть раз целовалась? Ну, так, чтоб голова кругом?

— Инга…

— Что Инга? В твоём возрасте уже о более серьезных ощущениях надо думать, а ты ещё ни разу не целованная. В фильмах-то видела, как всё происходит?

Маша кивнула.

— Вот… Дышишь и улетаешь вместе с принцем на белом коне за первым поцелуем.

Поддерживая слова Зацепиной, толпа заулюлюкала.

— Нет, ребята, да вы что…

Оторвавшись от баллончика, Глеб прокашлялся и пискляво захрипел:

— Слышь, хватит ломаться!

От его слов  и ошалелого выражения лица Маша почувствовала  приближение нарастающей паники.

— Хорошо. Я попробую только чуть-чуть.

— О, другой разговор,  держи, — Колпак торжественно вручил Маше флакон. Сняв крышку со своего флакона, он указал на сопло:  — Надавишь зубами  вот этот красный штырёчек и затягивайся!..

Колпак подпер спиной вывороченный с корнем ствол дерева и погрузился в нирвану.

Толпа стала расходиться. Под бдительными взглядами особо настойчивых «нюхачей» Маша демонстративно прикусила насадку газового баллона. Прохладный вкус бутана подействовал успокаивающе — звуки стали чётче, краски ярче. Пьянея, она ощутила головокружительный поцелуй неведомого визави. С каждой минутой незнакомец становился всё настойчивей и вот сладость уступила место удушающей страсти.  Маша попыталась высвободиться из его объятий, но ничего не получалось. «Философ сальто крутит, валуны с место на место перетаскивает», — прокручивая всплывшие слова Колпака, она вспомнила о баллончике и снова прикусила сопло, но вместо невероятного прилива сил ощутила неумолимо надвигающуюся слабость. Незнакомец исчез так же неожиданно как появился и теперь Маше казалось, что её горло  стискивала уродливая костлявая рука горящей коряги. Задыхаясь,  она опустилась на  камни, устилающие берег.

… Придя в себя, Маша увидела перед глазами стены больничной палаты и взволнованные лица родителей. Вдохнув кислород, струящийся в маску, она попыталась что-то сказать, но отец приставил указательный палец к губам:

— Прости… Всё будет хорошо.