Любовь картошка. Из записок Чукчи на полях жизни

 Утро сегодняшнее выдалось так себе: вороны за окном орут - что-то делят. Противно. На нас похожи.
    Дым, опять же, в окна... Кто-то болота в Тверской области поджёг.
   
    Сначала, прячась от всёразрушающей суматохи спешащего на службу мужа, я делала вид, что занята. Делала это в незадействованных им помещениях: туалете, балконе, спальне...
    Но муж на службу всё не уходил, и мне надоело.
    Уткнувшись в интернет (ага, всё-таки нашла, куда спрятаться), я наползла на заметку про Вячеслава Полунина: «Он гениальный мим! - писал журналист. - Он в паузе умеет сказать то, что нельзя передать словами или действиями».
    Цитата неточная - дословно запомнить не успела, потому как, мысли от обожаемого мною русского клоуна рванули в совершенно противоположную сторону.
    «Полунин - гениальный мим!»
    Да кто ещё гениальный мим?!
    Взять меня... к примеру...
    Вчера два часа пялилась в новости без звука - вот пауза, так пауза!. И всё для того, чтобы наказать мужа: он, видите ли, вместо обещанного кафе с красным вином (дети-то уехали!) решил нашаманить вкусняшку сам.
    Дался мне его «ужин в узком семейном кругу»! Ну, да - с молодой картошечкой, да - с самокручеными ароматными котлетками, да - с моим любимым капустным салатиком, приправленным петрушечкой и болгарским перчиком...
    Нет, ужин был великолепный!
    Настолько великолепный, что даже противно.
    Как будто я и не права была, промолчав пару часов.
    Но с другой стороны...
   
    Да, Бог с ним - с ужином.
    Кто-то сказал, что старость - это когда начинает раздражать молодёжь. Фигня! Старость - это когда бесят все! Без исключения! Даже любимые. Кстати, они особенно.
    Ладно, со вступлением закончила. Перехожу к сути.
   
    Пару недель назад, в палате «дурбольницы», где я восстанавливала баланс «быть или не быть», принялись разновозрастные хворобые дамы жаловаться на мужей. Да так азартно: со слюнями, со слезами и соплями, наперебой, с каждой минутой громче и громче. Я даже испугалась: того и гляди постовая сестра прибежит и внеплановые волшебные таблеточки всем в рот засунет. И чтобы запили при ней!
   
    Я, если честно, на мужа обиду не держала - потому молчала. До поры. Я бы и хотела поучаствовать - да прикопаться-то всё равно не к чему: достался мне не муж, а вредитель какой-то - всё-то у него правильно и по-уму!
    К слову, большинство «обругиваемых» - слова сволочь и паразит писать неудобно, потому и не буду - так вот, это большинство обругиваемых моими соседками по палате из паспортов давно уже были вычеркнуты. Да что там! С фотографий вымараны, из квартир выселены, в захолустья или к новым «дуррам-бабам» этапированы.
    Но!
    Как выяснилось, при всём том, из памяти их никто не отпускал, и все эти «брошенные паразиты» по-прежнему содержались на коротких поводках и в строгих ошейниках. Строгий ошейник - это тот, что с шипами на шее: чтобы больно было, если скотина попытается куда-то дёрнуться. Скотина - это собака. Хотя к середине беседы я уже стала путать, кто собака, кто скотина, кто паразит,а кто муж. Бывший.
   
    Мой был настоящим.
    Впрочем, что это я?! Он и есть настоящий. Но мне так захотелось тоже пожаловаться на судьбу, что я уже открыла рот и даже... рассказала одну историю. Из жизни. Про непросветную глупость мужскую. Правда, не только мужскую.
   
    Начиналась история банально: «Были мы молодые, неопытные... да что там - совсем наивные были. Вот и попала я с выкидышем в больницу. Это я только пишу про это незатейливо и легко - не хочу вас грузить и пугать. А на самом деле это такая трагедия была! И так мне стало страшно! Никогда в жизни так не боялась! А когда хамоватый и усталый от абортов врач, не церемонясь, выпалил: «Поди, больше и не родишь», - я и вовсе жить передумала. В один миг всё переменилось.
    Всё потеряло смысл, всё перестало интересовать - ничто не могло разбудить организм, приготовившийся к материнству, а получивший холодный черпак в одно место и плюнутый между делом приговор».
   
    Спустя почти тридцать лет, я понимаю, что винить надо было врачей, которые ничего не объяснили про первый опасный триместр беременности, не предостерегли вчерашнюю восторженную невесту от неопытности и наивности... словом, забеременев, я так ошалела от счастья, что мысль почитать медицинскую литературу мне в голову просто не пришла. Спрашивать у мам «о таком» в те годы как-то было не принято. Или я была такая глупая?! Впрочем, точно знаю, что ни одна такая.
    И ходила я - мужнина жена и будущая мать - гордая и «волнительная», и поглаживала ещё «непроклюнувшийся» живот, и радовалась!
    Делала ремонт «к малышу» - и радовалась. Любила мужа по-ночам - и радовалась! Вешала занавески с зайками однажды утром - и тоже радовалась...
   
    Ох уж эти чёртовы занавески... Не пригодились зайки.
   
   
    Муж носил передачи мне в гинекологию, жалел, обнимал, а я бука-букой - всё, вроде, как обижена. И ведь знаю, что его вины нет, а дуюсь - себя жалею.
   
    Вот и начала я, спустя много лет, эту историю в палате другой больницы «разведёнкам» рассказывать - мол, понимаю я вас, у меня тоже почти такое было...
    Только не получилась у меня история с плохим концом.
    Вернее, история получилась - конец хорошим оказался.
    Начала я, как полагается, заунывно и жалобно, а как дошла в своём рассказе до лютых морозов, стоявшие в зиму восемьдесят восьмого года в наших северных краях, так поворот на все сто восемьдесят градусов в моей истории и произошел!
   
    А морозы и, правда, тогда стояли невероятные: батареи размораживались, рельсы лопались, дети в школу не ходили. В больнице едва топили, еду из пищеблока возили на железной кособокой тележке через улицу. Пока доставят - еда не то, что остывала - успевала смёрзнуться.
    Вот так природные катаклизмы того года совпали с моими.
    И казалось, что в мире - и в моём, и в общем - "хорошо" уже никогда не настанет.
   
    Стою я в палате, смотрю в окно - решаю «быть или не быть».
    А тут муж...
    И бежит он по проезжей дороге, по самой её середине - ни человечка вокруг, ни машины - такая стужа. А на плече - сумка огромная, спортивная. Бежит, а сам лицо рукавицами закрывает. Руковицы какие-то женские - видно, какие дома или у родителей нашёл. Мне тогда это смешным показалось: взрослый мужик, а цветастыми рукавицами щёки прикрывает. Прямо малыш в яслях на прогулке.
   
    Что уж там говорил Колюша на посту, как упрашивал - не знаю. Только, вопреки правилам, запустила его постовая на больничную лестницу. И даже сумку необъятную не отобрала.
    Спускаюсь я, замотанная в пуховые платки на лестничную клетку, а Коля - сияющий, как серебряная монета - достаёт из сумки валенок - не просто валенок, а закутанный, как дитё - хоть и большое, сорок шестого размера - в одеяло. Смотрю, а всё голенище ещё и газетами забито. Мне бы уже удивиться. а то и похвалить - догадываться стала, что сюрприз в валенке есть. А я всё истуканом прикидываюсь - как кукла замороженная стою.
    А Коля улыбается, да тайный подарочек свой «раздевает».
    И вот, когда одеяло перебралось на мои плечи, а сумка доверху наполнилась смятыми, ставшими ненужными «передовухами», я увидела... картошку! Отварную! Жёлтую! С укропом! В пол-литровой банке! Под полиэтиленовой прозрачной крышкой. Банка была запотевшая, обжигающе-горячая, а по её бокам на разварившиеся до пюре картошины стекали капельки масла.
   
    Господи! Прости нас!
    Какими мы бываем беспамятными!
    Как могла я забыть всё это?! И светящееся от счастья лицо мужа, и умопомрачительный запах только что сваренной картошки!
   
    В гинекологии в тот день все женщины - счастливые и несчастные - завидовали мне одинаково!
    А я раз за разом ныряла в банку припасённой мужем ложкой и первый раз после трагической потери... нет, я ещё не была счастлива, но и несчастной уже не была.
   
    Было нам тогда чуть больше двадцати.
    Прошло с той поры лет уже гораздо больше.
    И пусть вечный типун вскочит на язык того доктора, который вскользь бросит чьей-то молоденькой неопытной жене «поди, не родишь больше».
    И желаю это я - мама двоих детей и жена нудного, вечно всё теряющего, но любимого и обожаемого мужа.
   
   
   
    ПС: а Коля тогда жутко обморозился. Кожа с лица всю зиму слезала лопухами. И руки тоже обморозил. И ноги... без валенок. Слава Богу, обошлось без больницы. Но вот вспомнила - и страшно стало. Всякое могло случиться - автобусы в ту зиму не ходили.
   
    ПС2: в следующий раз в дурке попрошусь в палату, где нет «разведёнок». Уж очень заразительно они ругают своих бывших (настоящих). Впрочем, если бы ни они, возможно, и не вспомнила бы эту давнишнюю историю.
   
    ПС3: Не буду больше ворчать на мужа - даже если он долго и шумно собирается на службу. И если носки опять оставит на кухне. И если как страус спрячет голову в песок, вместо того, чтобы поговорить о проблемах. И если...
   
    Ой! Что это я?! А как же картошка из банки?! Она же была!