От собственного корреспондента
1963г
НА БЕРЕГАХ УГРЮМ-РЕКИ
....................................................
6.От собственного корреспондента
Чернобаев еще не выключил двигатель и лопасти вертолета гнали на-
встречу нам тучи песка и пыли, как дверца уже открылась и, поддержи-
ваемый чьей-то рукой, Кириллов высадился на "нашу" землю. Я опаса-
лся, что уж на этот раз его ворчанию не будет предела. Но старик выг-
лядел весьма довольным.
- Нишего. Бывает - сказал он. Ему, видимо, льстило, что ради него
прислали такую важную машину и что о нем проявили столько забо-
ты и беспокойства. Он выглядел совсем не больным и усталым, а ско-
рее бодрым и веселым.
- Анатолий Иосифович! - позвал меня Потапов. Я передал каюра с
рук на руки Спирину и Александре Михайловне и снова вернулся к ве-
ртолету. Рядом с начальником экспедиции стояла молодая женщина.
Она была одета как туристка - в зауженные коричневые брюки, отгла-
женные и заправленные в чешские ботинки на рифленой подошве.
Клетчатая рубашка-ковбойка оставляла открытыми ее руки и шею, что
немедленно использовали комары и мошка. Она отмахивалась от них
рукой и при этом ее светлые вьющиеся волосы, разделенные на две
пряди, вздрагивали смешно, словно куцые косички. Женщина выжида-
тельно смотрела на меня. Но еще прежде, чем я разглядел ее, я увидел,
что из вертолета выгружают вещи: спальный мешок и рюкзак, объемис-
тый, новый, поблескивающий желтыми поскрипывающими ремнями.
"К нам!" - подумал я и не ошибся.
- Познакомтесь, - сказал Потапов. - Представитель местной прессы.
Если не возражаете, она пройдет с вами до Леприндо, а там мы ее у вас
заберем...
Женщина протянула мне руку и, стараясь вложить в свое рукопожа-
тие твердость мужчины, представилась:
- Светланова Наташа.
- Музис, - коротко ответил я.
В тот момент я думал не столько о корреспонденте, сколько о ее ве- -2-
щах. Они составляли по меньшей мере вьюк, а оленей у нас не хвата-
ло, не даром же я в предыдущий прилет Чернобаева отправил с ним
все не очень нужное имущество. Да и с продуктами у нас было не оче-
нь...
- Вы не рады моему приезду? - спросила она серьезно и с какой-то
грустью.
- Нет, отчего, - ответил я. - Вот только ваши вещи. Уж из-за них-то
у меня будет разговор с Илларионом Петровичем.
Она улыбнулась.
- Это ваш каюр?
- Да.
- Ничего, - сказал Потапов. - Здесь не далеко... Скажите ему, что о
нем будет заметка от собственного корреспондента...
И стал прощаться.
И снова стена песка и пыли отгородила нас от реки и неба. Вертолет
боком, боком, словно хотел свалиться в воду, снялся с отмели, взмыл
кверху и через несколько минут затерялся за вершинами деревьев. А
мы остались, окруженные со всех сторон тайгой и горами. Лишь дока-
зательством того, что вертолет действительно только что был здесь,
на нашем берегу стояли Илларион Петрович и Наташа Светланова.
- Ну, что ж, - сказал я и поднял ее тяжелый рюкзак. Новенькие ремни
при этом заскрипели как зубная боль.
В этот вечер я, против обыкновения, не задержался у костра. После
необходимых мер по благоустройству Наташи, я уклонился от ее расс-
просов и ушел к себе в палатку. Первоначально я действительно хотел
подробно и добросовестно рассказать Наташе обо всем, что ее интере-
совало, но потом, вдруг, почувствовал, что смертельно устал. Это бы-
ло поистине удивительное ощущение. Казалось бы с прибытием на
этот берег Иллариона Петровича тяжесть, давившая меня последние
четыре дня, должна исчезнуть. Но получилось наоборот: усталость на-
валилась на меня как могильная плита. Я был не в силах справиться с
ней и поэтому извинился и, сказав, что завтра с утра маршрут, пошел
спать.
Но и заснуть я не мог. Я лежал с закрытыми глазами и видел перед -3-
собой Наташу. Вот она осторожно, чтобы не запачкать модные брюки,
садится на бревно, вот поправляет перевязанные бечевкой косички,
вот что-то записывает, низко нагнув блокнот, что бы на него падал
свет от костра. "Кто она? - думал я. - Зачем приехала сюда? Что знает
о нашей работе, что напишет о ней? Ведь каждая статья - это не толь-
ко изложение увиденного, но и мировоззрение автора, его опыт, совет,
которому должны следовать тысячи людей. Есть ли у нее такой опыт
или она поделится с читателями только личными впечатлениями? А
кому интересны личные впечатления Наташи Светлановой?"
Но к утру мне даже было неловко перед Наташей за мою быть может
невольную грубость.
- Извините меня, - сказал я ей за завтраком. - Вчера мне было нем-
ного не по себе. Но сегодня я готов ответить на все Ваши вопросы.
Она сразу заулыбалась и полезла в полевую сумку за карандашом
и блокнотом. Но достала не карандаш, а "вечную" ручку и я начал
наш разговор с небольшого наставления.
- Не пишите чернилами, - сказал я. - У нас, геологов, все записи ве-
дутся карандашом, простым карандашом. Представте себе, что вы упа-
ли в воду, или промокли, или книжка просто отсырела. Что будет с
вашими заметками?
- Хорошо, - послушно согласилась она и достала карандаш.
- Так что же Вы хотели узнать от меня?
- Прежде всего, как получилось, что ваш каюр остался на той сторо-
не?
Для нее это было забавным приключением, занимательным сюже-
том, а для меня событием еще полным страха, волнений, тревог и та-
кого напряжения, что я и сейчас еще не мог освободиться от него,
хотя все происшествие перешло из области злоключений в область
приключений. Вопрос ее испортил мне настроение. Я ответил нехотя:
- Очень просто. Мой просчет в организации переброски.
- Какой просчет! - вдруг вступился за меня Илларион Петрович. - -4-
Олени шума пугались, тут никакой человек не виноват.
Наташа повернулась к нему.
- Вам, наверное, трудно было там, одному?
- Зачем трудно, - с достоинством ответил Илларион Петрович. - Я
отдыхал там...
Но, пораздумав хорошенько, добавил:
- Только плохо отдыхал. Есть совсем не могу, все назад идет. Та-
бак прислали - хорошо. Чай - совсем хорошо. Чай попил - в глазах
сразу светло стало.
- А ночевали Вы в избушке?
- На берегу ночевал. Шалаш сделал, костер зажег. В избушке все
кто-то ходит, стучит, скрипит. На берегу лучше...
Я поднялся с намерением заняться подготовкой к маршруту.
Она повернулась ко мне.
- Вы уходите?
- Видите ли... - начал я и запнулся, не зная, как к ней обратиться. -
Простите, как ваше отчество?
- Зовите меня просто Наташей, - сказала она и вдруг не выдержа-
ла. - И не смотрите на меня так. У вас очень тяжелый взгляд.
- Хорошо, - сказал я. - Постараюсь. Но сейчас я хотел только вам
сказать, что через пол часа мы должны выйти в маршрут, так что ес-
ли у вас есть вопросы...
- Да, да. Конечно, - поспешила согласиться она. - Если можете, ра-
сскажите, что вы здесь ищете?
Каждый раз, когда я сталкивался с необходимостью объяснить, что
мы "ищем", я чувствовал, что попадаю в затруднительное положе-
ние. Ведь если рассматривать работу геологов в целом, то безуслов-
но коротко ее можно определить как поиски полезных руд. Но, вмес-
те с тем под этим общим определением скрывалась масса всяких спе-
циализаций. Одни искали руды непосредственно, другие выясняли
общие закономерности, условия, с которыми связаны месторождения,
третьи составляли геологические прогнозы, служили теоретической -5-
основой для поисков, хотя сами и не принимали в них непосредстве-
нного участия. Вот такой работой и занимался наш отряд. Мы ничего
не искали в том смысле, который вкладывала в это слово Наташа.
Мы изучали общие закономерности в распределении песков и морен,
то есть рыхлых пород, оставленных здесь водными потоками и лед-
никами в далекие доисторические времена. Это нужно было и для
Наминги, но не непосредственно, а косвенно, для решения многих
геологических задач, связанных со строительством, т.к. еще Кропот-
кин писал, что "когда разведочные экспедиции познакомят общество
с большей частью Сибири, тогда исследование отдельных областей
могут принять более систематический характер, и ученые общества
будут знать, куда следует направлять свои силы и средства...".
Пока я все это рассказывал, Наташа что-то записывала, а потом вд-
руг улыбнулась и сказала:
- Вы, когда рассказываете о деле, совсем другой человек и глаза у
вас совсем другие.
И я тоже улыбнулся.
- Ладно, надеюсь у нас еще будет время познакомиться поближе. А
сейчас пора в маршрут...
Обрывы, к которым нам надо было подойти, располагались совсем
рядом, но прошло не менее двух часов, пока мы добрались до них.
Берег Сюльбана был в диких зарослях. Звенело над головой сумасше-
дшее солнце. От реки, от травы, от деревьев поднимались дурманя-
щие испарения. А может быть мне это только казалось? Может быть
просто после долгого нервного напряжения я не мог сразу включить-
ся в темп маршрута? Мне было тяжело идти, тяжело взбираться по
крутому, заросшему кустарником склону, хотя Наташе и Леше не со-
ставляло ни какого труда держаться рядом со мной. Но вот и обрыв,
высокий и крутой, перекрытый у подножья широким шлейфом осы-
пей. Этот шлейф резко выделялся крупной желтой полосой на фоне
зеленых склонов долины. С высоты обрыва мы снова увидели Сюль-
бан. Галечные и песчаные острова, крутые скалистые берега, зеле- -6-
ная тайга, синее небо. Но пришли мы сюда не затем, что бы любова-
ться красотами природы. Пролетая над Сюльбаном с самолета я ви-
дел типичный холмисто-грядовый моренный рельеф с многочислен-
ными озерами километрах в 15 выше Балбухты. Я достал карту и об-
ратился к Наташе.
- Взгляните, вот здесь, видите, долина расширяется и в ней озера?..
- Вижу, - сказала Наташа.
- На этом участке когда-то была область таяния ледника, - продол-
жал я. - Мне казалось, что здесь кончается морена и начинается обла-
сть Муйских песков. Сейчас мы проверим, так ли это?
Но, еще не начиная копать, мы видели, что пески не похожи на Му-
йские. В них было много мелких валунов. Раскопки подтвердили: да,
это были не пески, а валунные супеси, или, иначе говоря - морена,
грубообломочный материал, вынесенный с гор ледником.
Признаться, для меня это было неожиданностью.
- Ну, вот, - сказал я Наташе, - наш первый маршрут - яркое свидете-
льство того, что не все и не сразу может увидеть геолог. Посмотрим,
может быть дальше будет что-нибудь получше...
Мы пошли по бровке обрыва, иногда углубляясь в чащу, иногда вы-
ходя на склон, но вскоре мы вышли к месту, где валунные супеси ко-
нчались. Они были прислонены к скалам и дальше - внизу, в русле
реки можно было видеть только галечные острова да каменистые
осыпи.
- Все, - сказал я. - Ответа мы здесь не получили. Придется искать
другие участки.
- Жаль, - сказала Наташа.
Я уловил в ее голосе незнакомые мне нотки разочарования и перес-
просил:
- Что жаль?
- Жаль, что я ничего не смогу написать об этом маршруте. Ведь не- -8-
льзя же писать, что геолог искал и ничего не нашел.
На этот раз пришла очередь спрашивать мне.
- Почему?
- Читателю будет неинтересно.
- Но ведь даже самый неискушенный в геологии читатель не может
требовать, чтобы геолог находил все, что ему нужно, с первого удара
молотка.
Наташа промолчала. На этот счет у нее, видимо, было свое мнение.
Так же как я все время напряженно всматривался в окружающую нас
природу, в надежде увидеть там нечто, разрешающие мои сомнения,
она присматривалась ко всему, что мы делали, надеясь встретить ка-
кой-нибудь романтический сюжет. Наши мысли работали в одном на-
правлении и я не удивился, когда она вдруг спросила:
- А на Леприндо будет что-нибудь интересное?
- Будет, - ответил я.
Я не удивился, потому что тоже уже думал о Леприндо. Я думал о
том, что потеряв время на ожидание вертолета, поиздержавшись в
продуктах и имея впереди необследованными Чарскую и Каларскую
котловины, мы уже не могли позволить себе роскошь отклониться от
ранее намеченного маршрута и что, если нас и ожидает удача, то доро-
га к ней ведет через Леприндо.
Вечером, у костра, когда мы, поужинав, сидели, неторопливо пере-
бирая в памяти обрывки минувшего и думая уже больше о завтраш-
нем дне, чем о сегодняшнем, Наташа снова спросила:
- Расскажите, пожалуйста, о Леприндо...
Я не бывал на Леприндо, но знал, что в районе озер лежали мощ-
ные морены, что в водах озера водится рыба - голец, ряпушка, дават-
чан - которую можно было встретить только в Байкале. Что на бере-
гах Леприндо проектируется поставить новый город. Но как было ра-
ссказать обо всем этом Наташе, рассказать так, "чтобы читателю бы-
ло интересно".
И вдруг я вспомнил одну историю, которая произошла с нами в -9-
Муе. Мы только прилетели туда и впервые собирались пойти в Тол-
мачевское. Дорогу мы, разумеется, еще не знали, и на наши расспро-
сы одна из жительниц Муи сказала:
- Дорога простая. Вот так пойдете, пойдете и выйдете к Толмачев-
скому... если только не встретите лохматого мужика... - и засмеялась.
А дальше мы узнали то, с чего я и начал свое повествование Наташе:
- 27 июня 1957 года, - начал я свой рассказ, - несколько женщин
шли по дороге из Муи в Толмачевское. Примерно на полпути им по-
встречался черный лохматый мужик. Только они поравнялись как зе-
мля под ногами вдруг заколыхалась.
Одна из женщин засмеялась: "Ой, бабоньки! Сглазил нас лохма-
тый". Но слова ее были похожи на правду. Верхушки деревьев кача-
лись, стволы тряслись мелкой дрожью. Листва с берез осыпалась как
осенью, с сосен падали иглы. А с востока, нарастая, надвигался не-
понятный угрожающий гул...
В поселках, в это время, жители в испуге выбегали из домов. Мно-
гие ощущали головокружение и тошноту. Трескались печи и разва-
ливались печные трубы. Звенели стекла, в стаканах колебалась вода.
В реке Муе волны нахлынули на правый берег, лодки и катера по-
лучили такой удар, что моторы на них заглохли. Над гольцами под-
нялось пылевое облако, со склонов сыпались камни, оползала почва.
И, примерно в это же время, за тридевять земель от Муи, на цент-
ральной сейсмической станции в Москве, были зафиксированы толч-
ки землетрясения десятибальной силы.
Землетрясение ощущалось не только в Муе. В Киренске работники
аэропорта опасались падения радиомачт. В Бодайбо в трехэтажном
каменном здании треста "Лензолото" появились трещины и частично
обвалилась штукатурка. В озере Орон вода была настолько взмучена,
что из кристально чистой превратилась в жидкую грязь - мутная вода
шла из озера в течении трех часов. На реке Чара поднялись волны
высотой до 1 метра, а в горячем источнике температура повысилась
с 42 до 48 градусов. Землетрясение охватило территорию площадью -10-
около миллиона квадратных километров, но, вычисленный Иркутской
сейсмостанцией, эпицентр этого землетрясения находился в районе
озера Намаракит. Это чуть южнее озера Леприндо...
Мне казалось, что я рассказываю необычайно интересные вещи, но
Наташа отнеслась к ним довольно равнодушно.
- Так ведь это было давно, - сказала она. - А что можно увидеть на
Леприндо сейчас?
- Горы, - сердито ответил я. - Горы.
- Но ведь они не созданы этим землетрясением?
- Нет, разумеется. Но они созданы теми же силами, которые вызва-
ли землетрясение. Ведь когда-то здесь была равнина...
Наташа посмотрела на меня быстро и оценивающе и тут же отвела
взгляд.
Но я перехватил его.
- Да, да, равнина, - повторил я. - И не думайте, что горы и равнины
такие уж неизменные. Вы слышали что-нибудь о вулкане Перикутин?
- Нет.
- Это было в Мексике, - продолжал я. - В феврале 1943 года на маи-
совом поле индейца Дионисио Полидо образовалась небольшая тре-
щина. Через несколько минут около ее западной части произошел вз-
рыв и возник небольшой кратер. Сначала из него летели мелкий се-
рый пепел и небольшие "бомбы". А затем стала вытекать лава.
Бомбы и лава способствовали образованию вокруг жерла вулкана
конуса, который рос непрерывно и к утру следующего дня уже достиг
высоты десяти метров. К полудню он увеличился до 30 м. В 1944 го-
ду конус Перкутина имел уже высоту 400 м, а в 1946 году - 518 мет-
ров. Но интересно еще то, что вулкан не возник внезапно. Более чем
за неделю до взрыва на участке Полидо отмечались многочисленные
сотрясения почвы и толчки, подобные Муйскому землетрясению.
Заморский вулкан, видимо, произвел на Наташу должное впечатле-
ние. Ее интерес к Леприндо сразу возрос. Она стала расспрашивать
об озерах, о перемычке, о дороге, которая должна была привести нас -11-
на Леприндо.
Я мало чем мог удовлетворить ее любопытство, так как сам еще ту-
да шел впервые. Но о дороге я уже был наслышан. Когда выявились
перспективы Наминги, от Витима в Чару был проложен зимник. По
льду от Романовки до Нелят шли автоколонны с грузами. У Нелят они
сворачивали на Чару и 250 км шли зимней дорогой, той самой, по ко-
торой предстояло сейчас идти нам. Это была просека в лесу - и боль-
ше ничего. Летом дорогу заливали болота, она ныряла в озера, иногда
выходила на Сюльбан. Путнику, вздумавшему пройти здесь летом, не
раз приходилось ломать себе голову - как перебраться через неожидан-
но возникшие на пути скалы или перебрести топкие неприглядные бо-
лота?
И все-таки это была дорога. Мы имели возможность познакомиться с
ней уже на следующий день, когда покинули живописные места лагеря
близ Балбухты и двинулись в долгожданный путь на Леприндо. Солнце
снова висело над головой раскаленным шаром. Мошка и комары, кото-
рых почему-то почти совсем не было на Балбухте, опять накинулись на
нас, словно и они едва дождались, когда кончится эта досадная неделя.
Мы шли по дороге, до которой даже сквозь снег дошли и отпечатали-
сь колеи машин. На отдельных участках нам встречались то обрывок
вконец заржавленной цепи, то поломанный обод колеса, то спутанный
клубок проволоки, неведомо для чего оказавшийся здесь и неизвестно
почему брошенной.
Справа от нас возвышался такой крутой и такой высокий склон, что
сразу было видно: в его формировании принимали силы более могучие,
чем обыкновенный речной поток. Слева - стремительно катил свои во-
ды Сюльбан. Его загроможденное валунами русло казалось белым от бу-
рунов. Иногда попадались темные "глубинки". Ни на мелком, ни на глу-
боком месте эту реку нельзя было перебрести. По пути мы миновали не-
сколько избушек - зимовий. Все они были заброшены, запущены, а од-
но зимовье оказалось даже подмытым - углом оно нависало над рекой.
Все свидетельствовало о том, что зимником уже давно не пользовались. -12-
Даже местные жители, которые раньше иногда ходили пешком из Нелят
в Чару, предпочитали сейчас проделать этот путь на само-лете: Чару и
Мую связывала авиалиния, по которой раз в неделю совершались регу-
лярные рейсы.
Так мы дошли до участка, где Сюльбан резко отворачивал на север,
отделяя Северо-Муйский хребет от хребта Кодар. Река здесь дробилась
на бесчисленное количество мелких рукавов, разливалась более чем на
полкилометра. Весной и в начале лета на таких участках долго держали-
сь наледи, а к осени вода спадала настолько, что большинство проток
пересыхало. Эвенки называют такие участки - аян, что обозначает чис-
тое место. В любое время года Сюльбан здесь можно перебрести пешком.
У сюльбанского аяна также стояла избушка, обозначенная на карте как
"зимовье Перевальное". Около него мы намеревались заночевать, но еще
только выйдя к аяну наш караван остановился. Мы, как всегда, несколь-
ко отстали от него и подойдя поближе увидели бегущего нам навстречу
взволнованного Иллариона Петровича. Когда мы сблизились, он взвол
нованно шепотом прокричал:
- Карабин! Скорей карабин давай...
Карабин был у Леши на плече. Оружие выдавалось нам для охраны
имущества и на случай нападения диких зверей. Я решил, что и здесь
имело место встреча с медведем.
Илларион Петрович схватил карабин и устремился вперед, мы побежа-
ли за ним.
В голове каравана Александра Михайловна сдерживала рвущихся из
рук Найду и Тайгу.
- Вон он... - показал куда-то вдаль Илларион Петрович. Я вглядывал-
ся как мог, но в зарослях по берегам проток ничего не видел. Вдруг что-
то мелькнуло - большое, бурое. И еще два бурых пятнышка поменьше.
То было семейство лосей, или, как их называют в Сибири - сохатых.
Большая, видимо, была лосиха, поменьше - лосята. Не чуя человека -
ветер дул вниз по реке - они спокойно пощипывали травку, обглады-
вали ветки ивняка.
Сохатые были довольно далеко от нас. Илларион Петрович, держа ка- -13-
рабин на изготовку, пригнулся и исчез в чаще кустарника. И в этот мо-
мент, уже ни чем не сдерживаемые, Тайга и Найда рванулись вперед.
Они неслись как две пули, молча и прямолинейно, нацеленные на зверя.
Но лосиха вздрогнула, подняла голову и через секунду все рыжее семе-
йство уже неслось в противоположную от нас сторону. Раздался запоз-
далый собачий лай. Илларион Петрович поднялся из зарослей и заруга-
лся по-эвенски. А я все смотрел и смотрел, пока бурые комочки не ис-
чезли безвозвратно в зеленой чаще тайги.
У зимовья Перевального мы покинули Сюльбан и вышли на участок,
который, собственно, и следует называть перешейком. Хребты Удокан
и Кодар сблизились здесь почти вплотную. И быть может именно поэто-
му здесь, как нигде, можно было почувствовать удивительную силу, ра-
здробившую поверхность земли самым причудливым образом. Особен-
но эффектным и грозным выглядел уступ Кодарского хребта. Черной
громадой он нависал над перешейком и отсюда, снизу, не было видно
даже его края. Отроги Удоканского хребта были в противоположность
Кодару низкими. На них четко различались участки древней равнины,
раздробленной и поднятой на различную высоту подземными силами.
Эти формы дробления были так свежи, так четки, что казалось, стоит
только внимательно прислушаться и ты и сейчас услышишь сердцебие-
ние Дракона.
Наметанный глаз различал на этом перешейке следы деятельности не
только подземных, но и наземных сил. Скалы и невысокие вершины бы-
ли оглажены льдом, на крутых склонах ледники оставили свои следы в
виде царапин и "шрамов", в понижениях между скалами лежала морена.
Казалось, что на разбушевавшуюся в земных недрах стихию, на искале-
ченную поверхность земли здесь умышленно был наброшен ледниковый
панцирь.
Мы шли по перешейку, над которым потрудились лед и пламень. Мы
шли по южному берегу озера Малое Леприндо, по самой его кромке, так
как уже несколько шагов в сторону начиналась непролазная тайга, гус- -14-
тым ковром покрывающая неровную заболоченную морену. Шуршал
под ногами гравий. Сильный западный ветер дул нам в спину. Ветер ра-
скачивал вершины лиственниц, а по озеру гнал упругие белогривые вол-
ны. Они гулко набегали на берег, а затем с легким шуршанием расстила-
лись у наших ног. Озеро, несмотря на малые размеры, выглядело гроз-
ным и величественным.
Малое Леприндо соединялось с Большим Леприндо узкой протокой,
на противоположной стороне которой мы разглядели совершенно нове-
нький сруб избы. В кустах противоположного берега протоки притаила-
сь металлическая лодка. Здесь же через протоку был натянут размечен-
ный трос. Все говорило о том, что мы вышли к гидропункту. Но на на-
ши крики - никто не отозвался. Пришлось искать брод. Как водится, он
оказался у самой кромки озера Малое Леприндо, там где берет начало
протока. Мы перебрели на левый берег и подошли к домику. Вокруг ва-
лялась свежая щепа, в строении виднелись кое-какие недоделки. Домик,
видимо, был недостроен и безлюден. На всякий случай, постучав в две-
рь и спросив: "Есть здесь живые люди?", мы вошли в комнату.
Две головы безмолвно повернулись навстречу нам, рассматривая груп-
пу оборванных, вооруженных людей, неожиданно появившихся на поро-
ге их дома. А мы, также молча и с любопытством, разглядывали хозяев и
нехитрое убранство гидропункта: лежанка, застеленная спальным меш-
ком, второй спальный мешок в углу. Железная печка, сделанная из боч-
ки, стол, два табурета, радиостанция.
- Здравствуйте, - сказал я. - Мы с Сюльбана. Кричали, кричали вам за
протокой. Решили, что никого здесь нет.
Через несколько минут мы уже были осведомлены друг о друге так,
словно работали вместе, по крайней мере, целый сезон. На гидропункте
жили сейчас два человека: техник-наблюдатель, он представился нам
весьма лаконично - Гоша! Бывший солдат, о чем ярко свидетельствова-
ли его гимнастерка и бриджи цвета хаки. Гоша жил на пункте один: сам
проводил все необходимые наблюдения над стоком воды в протоке, сам
готовил себе и стирал, сам держал связь с Большим Леприндо с помо- -15-
щью бесхитростной радиостанции "Урожай". Техник-гидролог Валенти-
на Петровна Семенова приехала на несколько дней проверить работу
Гоши и проинструктировать его. Ее резиденция была на другом конце
Большого Леприндо, там же где стояла метеостанция. Валентина Пет-
ровна предложила нам пожить на гидропункте пару дней. За ней дол-
жны были приехать на лодке и она обещала, что заодно перевезут и нас.
Но мы торопились.
От поселка Чара все дальше и дальше выдвигались в тайгу форпосты
Наминги. Метеорологи должны были обеспечить авиацию надежными
прогнозами полетов; геологи - дать рекомендации на дальнейшие поис-
ки медных руд; гидрологи - выявить запасы воды, необходимой будуще-
му медеплавильному комбинату. Гидропункт на Леприндо и был одним
из крайних аванпостов гидрометеослужбы, нам еще неизвестным. А на
другом конце Леприндо стояла метеостанция, туда мы и стремились.
Переночевав, мы на следующий день, после сравнительно небольшого
перехода, вышли к восточному концу озера Большое Леприндо.
На берегу Большого Леприндо метеорологи и гидрологи нашли сухое
место для построек, синее небо, широкую лазурь озер. Отсюда они пе-
редавали в эфир сведения о погоде, о состоянии и уровне воды в озе-
рах. Они здесь жили.
А для нас Леприндо означало конец Безжизненного перешейка, отдых,
баня, быстрый выход в Чару. Не исключено было и то, что вертолет, ко-
торый обещали прислать за Наташей, привезет почту. Очень бы неплохо!
Мы поставили палатки у самой воды, там, где покачивались на прико-
ле две цельнометаллические лодки с подвесным мотором "Москва". Эти
лодки как бы говорили о том, что можно будет без особых трудностей,
я бы даже сказал - с приятностью, осмотреть берега озера. Они наводи-
ли на мысль и об отдыхе: тоже не грех после долгого и утомительного
пути прокатиться по озеру с ружьем и удочкой или просто так, вдыхая
грудью встречный ветер и ощущая скорость, с которой наша планета
летит в космическом пространстве. И как венец всех мыслей и чувств -16-
было ощущение необыкновенного блаженства: "До чего же хорошо жить
на белом свете!"
На каждом привале мы первоначально уже совершенно механически
выполняем необходимые работы по организации и благоустройству ла-
геря. Вырубить колья, натянуть палатки, раскинуть спальные мешки, ра-
зжечь костер и вот бурлит вода в котле и на ужин нас ожидают уха и
жареная рыба и можно лежать вытянувшись во весь рост на спальном
мешке и, не обращая внимания на то, что ноги еще гудят, смотреть на
озеро и видеть где-то в затуманенной фантазией дали очертания темного
Дракона - а быть может это осевая линия хребта? - который после веко-
вого молчания вот-вот зашевелит своим страшным хвостом. Тогда задро-
жат горы, закачается лес... А как же город? Город будет. Морены и пески
слагают надежную противоударную подушку. Надо только выбрать место.
- Можно к Вам?
Это голос Наташи.
- Разумеется, можно.
Как ни хорошо лежать, вытянувшись во весь рост, но положение хозя-
ина обязывает. Тем более, что мы скоро расстаемся и мне уже не приде-
тся возить ее тяжелый рюкзак. Я сажусь и выжидательно смотрю на нее:
какие еще вопросы она задаст мне напоследок?
Наташа присаживается на край спального мешка. Она снова одета та-
кже парадно, как и в первый день ее приезда, но сейчас это не так бро-
сается мне в глаза. Кроме того, она, кажется, чем-то смущена.
- Вот, - говорит она и протягивает мне стопку написанных листков. -
Очерк. О вашей работе. Вы не посмотрите его?
- С удовольствием, - говорю я, а у самого где-то в глубине души воз-
никает то самое гнетущее чувство, которое появилось впервые, когда я
увидел ее тяжелый рюкзак.
Она передает мне листки, но не уходит, ждет. Ее, видимо, интересует
непосредственная, живая реакция. Что ж, хорошо!
Я читаю: "Вертолет улетел и мы остались одни, отрезанные от мира. -17-
Вокруг нас на сотни километров простирались однообразные горы"... А
дальше она рассказывала о нас. Мы выглядели в этом очерке подвижни-
ками, мужественными героями сказочной Одиссеи, преодолевающими
одни препятствия за другими. Мы переходили через непроходимые ре-
ки, поднимались на недоступные горы, открывали то, что еще никому
не ведомо. И в то же время здесь не было духа Наминги, ей был неизве-
стен "Золотой Дракон", она не знала о гидростанциях на Витиме и угле
в Кодарской впадине. Она вообще ничего не видела и не знала кроме
того маленького отрезка пути, по которому мы прошли вместе, да и его
она увидела не так как мы. Заканчивался очерк патетическим призывом
- двигаться только вперед!
Я опустил последний листок и увидел ее взгляд. Она выжидательно
смотрела на меня и мне показалось, что ей очень хотелось услышать
что-нибудь одобрительное. Но я не знал, что ей сказать. Не потому,
что очерк написан плохо, нет! Я прочитал его с увлечением. Как ни
странно, мне было интересно узнать "личные впечатления Наташи Све-
тлановой", быть может потому, что они касались меня. Но мне не хоте-
лось, чтобы читатель думал обо мне, о нас - геологах -так, как думала и
говорила о нас Наташа Светланова. Ее очерк, написанный красиво и
увлекательно, по существу был не верен. Он был поверхностным.
- Ну, как? - спросила она, видимо не в силах дождаться конца моих
размышлений.
- Ничего! - стараясь говорить по возможности бодро, ответил я. - Я
бы даже сказал хорошо. Интересно. Вот только...
Я не знал, как сформулировать свои сомнения и она поспешила мне
на помощь:
- Говорите, говорите. Не стесняйтесь.
- У Вас в очерке не все точно, - наконец нашел я нужную фразу. -
Вот Вы пишите: "Вертолет улетел и мы оказались отрезанными от ми-
ра...". Понимаете, это как-то не совсем так. Ведь мы стояли на боль-
шой проездной тропе. С нами были две связки оленей, опытный про-
водник, мы были обеспечены продуктами и всем, что нам нужно. У -18-
нас была, наконец, радиостанция и мы два раза в сутки держали свя-
зь с подбазой. Будет нужда, этот самый вертолет прилетит к нам еще.
Можно ли говорить, что мы "отрезаны" от мира.
- Но ведь это образ! - возразила она мне.
- Э, нет! - не согласился я. - Во времена Джека Лондона это действи-
тельно был образ. Тогда каждый действовал в одиночку на свой риск
и страх и был отрезан от мира, если даже и жил в Доусоне. Это было
бы образом и сейчас, если бы речь шла, скажем, о таких смельчаках-
одиночках как Тур Хейердал. А к нам подобный образ не лепится.
Мы работаем на Намингу и за нами следят сотни глаз. Наша работа
нужна людям и находится в центре внимания людей...
- Ну, хорошо, - сказала она. - Эту фразу можно изменить. Пометьте
ее карандашом.
- Не нравится мне и следующая фраза, - сказал я. - Вы пишите: "Во-
круг нас на сотни километров простирались однообразные горы..." Но,
помилуйте, какие же они "однообразные"! Разве Вы не видели, что
по левобережью Сюльбана возвышается тектонический уступ, то есть
крутой склон, образовавшийся в результате деятельности внутренних
сил земли (я чуть было не сказал: "в результате сердцебиения Драко-
на"), а правый берег представляет собой древнюю сравнительно опу-
щенную поверхность - бывшую равнину, по которой некогда сполза-
ли ледники? Разве Вы не видели, что одни хребты островерхие, зуб-
чатые, изъедены карами и снеговыми нишами, а другие вытянутые
как по линеечке и лишь склоны долины изборождены потоками вре-
менных вод?..
- Нет, не видела... - чистосердечно призналась она, прерывая мой
видимо нескончаемый перечень того, что она должна была увидеть и
пропустила.
- А наша работа, конечно, - продолжал я по-прежнему стараясь го-
ворить мягко, но чувствуя, что с каждой следующей фразой мне это
дается все меньше и меньше, - разве Вы пошли бы в геологи, прочи-
тав такой очерк? Ведь в Вашем изложении это работа каторжников. -19-
Это непрерывное нечеловеческое напряжение. Все время риск, все
время лишения. А ведь на самом деле наша работа полна радости,
света, веселья. Трудности и лишения это только одна сторона ее. А
другая сторона - радость преодоления этих трудностей, радость поз-
нания. Работать от того, что мы не герои-одиночки, а как раз наобо-
рот - члены большого и дружного сообщества людей, которым ты ну-
жен и которые нужны тебе. А так очерк вроде бы ничего. И конец
ничего. Звучит призывно.
Насчет конца я покривил душой. Он мне тоже не нравился, но по
убитому виду Наташи, по тому как она перестала мне возражать, я
почувствовал что хватил лишнего. Ведь я сам же говорил, что глав-
ное в жизни это радость творчества, это живинка в деле. Не убил ли
я сейчас Наташину радость?
Она вздохнула, словно пробудилась.
- Хорошо, - сказала она. - Я еще подумаю...
- Да Вы не слушайте меня, - попытался я восстановить безвозврат-
но сожженные мосты. - Еще не было случая, чтобы человеку понра-
вилось то, что о нем пишут.
- Я еще подумаю, - сухо повторила она. - Спасибо.
И вдруг, за этим сухим лаконичным "спасибо", я разглядел совсем
иную, недосказанную Наташу, которая была много старше той, кото-
рую я увидел первоначально. "Ничего-то ты не понимаешь..." - как
бы говорила она мне.
А на следующий день прилетел вертолет и забрал Наташу. Я так и
не узнал был ли опубликован ее очерк и если был, то где. Честно го-
воря, я вскоре забыл о нем, так как очерк этот заслонили новые отк-
рытия и трагическая гибель нашего товарища.
. . .
Текст размещен в новелле "На берегах Угрюм-реки"
и является одной из ее глав!
Свидетельство о публикации №214081000983