От собственного корреспондента

                МУЗИС А.И.
                1963г

                НА БЕРЕГАХ УГРЮМ-РЕКИ
                ....................................................
               6.От собственного корреспондента
   Чернобаев еще не выключил двигатель и лопасти вертолета гнали на-
встречу нам тучи песка и пыли, как дверца уже открылась и, поддержи-
ваемый чьей-то рукой,  Кириллов высадился на "нашу" землю. Я опаса-
лся, что уж на этот раз  его ворчанию не будет предела.  Но старик выг-
лядел весьма довольным.
   - Нишего.  Бывает  -  сказал он.  Ему, видимо, льстило, что ради него
прислали такую  важную  машину  и что о нем  проявили столько забо-
ты и беспокойства.  Он выглядел  совсем не больным и усталым,  а ско-
рее бодрым и веселым.               
   - Анатолий Иосифович!  -  позвал меня Потапов.  Я передал  каюра с
рук на руки Спирину и Александре Михайловне и снова вернулся к ве-
ртолету.  Рядом с начальником экспедиции  стояла  молодая  женщина.
Она была одета как туристка  - в зауженные коричневые брюки,  отгла-
женные  и  заправленные  в  чешские  ботинки  на рифленой  подошве.
Клетчатая рубашка-ковбойка оставляла открытыми ее руки и шею,  что
немедленно использовали  комары и мошка.  Она отмахивалась  от них
рукой и при этом  ее светлые  вьющиеся  волосы,  разделенные  на две
пряди, вздрагивали смешно, словно куцые косички. Женщина выжида-
тельно смотрела на меня.  Но еще прежде, чем я разглядел ее,  я увидел,   
что из вертолета выгружают вещи: спальный мешок и рюкзак, объемис-
тый, новый, поблескивающий желтыми поскрипывающими ремнями.
   "К нам!" - подумал я и не ошибся.
   - Познакомтесь,  - сказал Потапов.  - Представитель местной прессы.
Если не возражаете, она пройдет с вами до Леприндо, а там мы ее у вас
заберем...
   Женщина протянула мне руку и,  стараясь вложить в свое рукопожа-
тие твердость мужчины, представилась:
   - Светланова Наташа.
   - Музис, - коротко ответил я.
   В тот момент  я думал не столько о корреспонденте,  сколько о ее ве-      -2-
щах.  Они составляли по меньшей мере вьюк,  а оленей у нас не хвата-
ло,  не даром же я в предыдущий  прилет  Чернобаева  отправил с ним
все не очень нужное имущество. Да и с продуктами у нас было не оче-
нь...
   - Вы не рады моему приезду?  -  спросила она серьезно  и с какой-то
грустью.
   - Нет, отчего, - ответил я. - Вот только ваши вещи.  Уж из-за них-то
у меня будет разговор с Илларионом Петровичем.
   Она улыбнулась.
   - Это ваш каюр?
   - Да.
   - Ничего, - сказал Потапов. - Здесь не далеко...  Скажите ему,  что о
нем будет заметка от собственного корреспондента...
   И стал прощаться.
   И снова стена песка и пыли отгородила нас от реки и неба. Вертолет   
боком,  боком,  словно хотел свалиться в воду, снялся с отмели, взмыл
кверху и через несколько минут  затерялся  за вершинами  деревьев.  А
мы остались, окруженные со всех сторон тайгой и горами. Лишь дока-
зательством того,  что  вертолет  действительно  только что  был здесь,
на нашем берегу стояли Илларион Петрович и Наташа Светланова.
   - Ну, что ж, - сказал я и поднял ее тяжелый рюкзак. Новенькие ремни
при этом заскрипели как зубная боль.
   В этот вечер я, против обыкновения, не задержался у костра.  После
необходимых мер по благоустройству Наташи, я уклонился от ее расс-
просов и ушел к себе в палатку. Первоначально я действительно хотел
подробно и добросовестно рассказать Наташе обо всем, что ее интере-
совало, но потом, вдруг, почувствовал, что смертельно устал.  Это бы-
ло  поистине  удивительное  ощущение.  Казалось  бы с прибытием на
этот  берег  Иллариона Петровича тяжесть,  давившая  меня последние
четыре дня, должна исчезнуть.  Но получилось наоборот: усталость на-
валилась на меня как могильная плита.  Я был не в силах справиться с
ней и поэтому извинился и, сказав, что завтра с утра маршрут,  пошел
спать.
   Но и заснуть я не мог.  Я лежал с закрытыми глазами  и видел перед         -3-
собой Наташу. Вот она осторожно, чтобы не запачкать модные брюки,
садится на бревно,  вот поправляет  перевязанные  бечевкой  косички,
вот что-то записывает,  низко нагнув блокнот,  что  бы  на  него падал
свет от костра.  "Кто она? - думал я. - Зачем приехала сюда? Что знает
о нашей работе, что напишет о ней?  Ведь каждая статья - это не толь-
ко изложение увиденного, но и мировоззрение автора, его опыт, совет,
которому должны следовать тысячи людей.  Есть ли у нее  такой опыт
или она поделится с читателями  только  личными впечатлениями?  А
кому интересны личные впечатления Наташи Светлановой?"
   Но к утру мне даже было неловко перед Наташей за мою быть может      
невольную грубость.
   - Извините меня, - сказал я ей за завтраком. - Вчера  мне  было  нем-
ного не по себе. Но сегодня я готов ответить на все Ваши вопросы.
   Она сразу заулыбалась  и полезла  в  полевую сумку  за карандашом
и блокнотом.  Но достала  не карандаш,  а  "вечную"  ручку  и я начал
наш разговор с небольшого наставления.
   - Не пишите чернилами, - сказал я.  - У нас, геологов, все записи ве-
дутся карандашом, простым карандашом. Представте себе, что вы упа-
ли в воду,  или промокли,  или книжка  просто отсырела.  Что будет с
вашими заметками?
   - Хорошо, - послушно согласилась она и достала карандаш.
   - Так что же Вы хотели узнать от меня?
   - Прежде всего, как получилось, что ваш каюр остался на той сторо-
не?
   Для нее это было  забавным  приключением,  занимательным сюже-
том,  а для меня событием еще полным страха, волнений, тревог и та-
кого  напряжения,  что я и сейчас  еще  не мог  освободиться  от него,
хотя все происшествие перешло  из области  злоключений  в область
приключений. Вопрос ее испортил мне настроение. Я ответил нехотя:
   - Очень просто. Мой просчет в организации переброски.
   - Какой просчет!  -  вдруг вступился за меня Илларион Петрович. -         -4-
Олени шума пугались, тут никакой человек не виноват.
   Наташа повернулась к нему.
   - Вам, наверное, трудно было там, одному?
   - Зачем трудно,  - с достоинством ответил Илларион Петрович. - Я
отдыхал там...
   Но, пораздумав хорошенько, добавил:
   - Только плохо отдыхал.  Есть  совсем не могу, все назад идет.  Та-   
бак прислали  - хорошо.  Чай - совсем хорошо.  Чай попил  - в глазах
сразу светло стало.
   - А ночевали Вы в избушке?
   - На берегу ночевал.  Шалаш сделал,  костер зажег.  В избушке все
кто-то ходит, стучит, скрипит. На берегу лучше...
   Я поднялся с намерением заняться подготовкой к маршруту.
   Она повернулась ко мне.
   - Вы уходите?
   - Видите ли... - начал я и запнулся, не зная, как к ней обратиться. -
Простите, как ваше отчество?
   - Зовите меня просто Наташей,  -  сказала она и вдруг не выдержа-
ла. - И не смотрите на меня так. У вас очень тяжелый взгляд.
   - Хорошо,  - сказал я.  - Постараюсь.  Но сейчас я хотел только вам
сказать,  что через пол часа мы должны выйти в маршрут, так что ес-
ли у вас есть вопросы...
   - Да, да. Конечно, - поспешила согласиться она. - Если можете, ра-
сскажите, что вы здесь ищете?
   Каждый раз, когда я сталкивался с необходимостью объяснить, что
мы  "ищем",  я чувствовал,  что попадаю  в затруднительное положе-
ние.  Ведь если рассматривать работу геологов в целом,  то безуслов-
но коротко ее можно определить  как поиски полезных руд.  Но, вмес-
те с тем под этим общим определением скрывалась масса всяких спе-
циализаций.  Одни искали руды  непосредственно,  другие выясняли
общие закономерности, условия, с которыми связаны месторождения,
третьи составляли  геологические прогнозы,  служили теоретической         -5-
основой для поисков,  хотя сами и не принимали в них непосредстве-
нного участия. Вот такой работой и занимался наш отряд. Мы ничего       
не искали  в том смысле,  который  вкладывала  в это слово  Наташа.
Мы изучали общие закономерности в распределении песков и морен,
то есть  рыхлых пород,  оставленных здесь  водными потоками и лед-
никами в далекие  доисторические  времена.  Это нужно было  и для
Наминги, но не непосредственно,  а косвенно,  для решения   многих
геологических задач,  связанных со строительством,  т.к. еще Кропот-
кин писал, что "когда разведочные экспедиции познакомят общество
с большей частью Сибири,  тогда  исследование  отдельных областей
могут принять  более  систематический характер, и ученые общества
будут знать, куда следует направлять свои силы и средства...".
   Пока я все это рассказывал, Наташа что-то записывала, а потом вд-
руг улыбнулась и сказала:
   - Вы,  когда рассказываете о деле,  совсем другой человек и глаза у
вас совсем другие.
   И я тоже улыбнулся.
   - Ладно, надеюсь у нас еще будет время познакомиться поближе. А
сейчас пора в маршрут...       
   Обрывы, к которым нам надо было подойти, располагались совсем
рядом,  но прошло  не менее  двух часов,  пока мы добрались до них.
Берег Сюльбана был в диких зарослях. Звенело над головой сумасше-
дшее солнце.  От реки, от травы, от деревьев  поднимались дурманя-
щие испарения.  А может быть мне это только казалось? Может быть
просто после долгого нервного напряжения  я не мог сразу включить-
ся в темп маршрута?  Мне было  тяжело идти,  тяжело взбираться по
крутому, заросшему кустарником склону, хотя Наташе и Леше не со-
ставляло ни какого труда держаться рядом со мной.  Но вот и обрыв,      
высокий и крутой,  перекрытый у подножья широким шлейфом осы-
пей.  Этот шлейф резко выделялся крупной желтой полосой на фоне
зеленых склонов долины.  С высоты обрыва мы снова увидели Сюль-
бан.  Галечные и песчаные острова,  крутые  скалистые берега,  зеле-         -6-
ная тайга, синее небо.  Но пришли мы сюда не затем, что бы любова-
ться красотами природы.  Пролетая над Сюльбаном  с самолета  я ви-
дел типичный  холмисто-грядовый моренный рельеф  с многочислен-
ными озерами километрах в 15 выше Балбухты.  Я достал карту и об-
ратился к Наташе.
   - Взгляните, вот здесь, видите, долина расширяется и в ней озера?..
   - Вижу, - сказала Наташа.
   - На этом участке когда-то была область таяния ледника,  - продол-
жал я. - Мне казалось, что здесь кончается морена и начинается обла-
сть Муйских песков. Сейчас мы проверим, так ли это?
   Но, еще не начиная копать, мы видели, что пески не похожи на Му-
йские. В них было много мелких валунов. Раскопки подтвердили: да,
это были не пески,  а валунные супеси,  или, иначе говоря  -  морена,
грубообломочный материал, вынесенный с гор ледником.
   Признаться, для меня это было неожиданностью.
   - Ну, вот, - сказал я Наташе, - наш первый маршрут - яркое свидете-
льство того,  что не все и не сразу может увидеть геолог.  Посмотрим,
может быть дальше будет что-нибудь получше...
   Мы пошли по бровке обрыва, иногда углубляясь в чащу, иногда вы-
ходя на склон,  но вскоре мы вышли к месту, где валунные супеси ко-      
нчались.  Они были прислонены  к скалам и дальше  -  внизу,  в русле
реки  можно  было  видеть  только  галечные  острова  да  каменистые
осыпи.
   - Все,  -  сказал я.  - Ответа мы здесь не получили.  Придется искать
другие участки.
   - Жаль, - сказала Наташа.
   Я уловил в ее голосе незнакомые мне нотки разочарования и перес-
просил:
   - Что жаль?
   - Жаль,  что я ничего не смогу написать об этом маршруте.  Ведь не-       -8-
льзя же писать, что геолог искал и ничего не нашел.
   На этот раз пришла очередь спрашивать мне.
   - Почему?
   - Читателю будет неинтересно.
   - Но ведь даже самый неискушенный в геологии читатель не может
требовать, чтобы геолог находил все, что ему нужно, с первого удара
молотка.
   Наташа промолчала. На этот счет у нее, видимо, было свое мнение.
Так же как я все время напряженно всматривался в окружающую нас
природу,  в надежде увидеть там нечто,  разрешающие мои сомнения,
она присматривалась ко всему,  что мы делали, надеясь встретить ка-
кой-нибудь романтический сюжет. Наши мысли работали в одном на-
правлении и я не удивился, когда она вдруг спросила:
   - А на Леприндо будет что-нибудь интересное?
   - Будет, - ответил я.
   Я не удивился,  потому что тоже уже думал о Леприндо.  Я думал о
том,  что потеряв время  на  ожидание  вертолета,  поиздержавшись в
продуктах и имея впереди необследованными  Чарскую и Каларскую          
котловины, мы уже не могли позволить себе роскошь отклониться от
ранее намеченного маршрута и что, если нас и ожидает удача, то доро-
га к ней ведет через Леприндо.
   Вечером, у костра, когда мы, поужинав, сидели, неторопливо пере-
бирая в памяти  обрывки минувшего  и думая уже больше о завтраш-
нем дне, чем о сегодняшнем, Наташа снова спросила:
   - Расскажите, пожалуйста, о Леприндо...
   Я не бывал на Леприндо,  но знал,  что в районе озер лежали мощ-
ные морены, что в водах озера водится рыба - голец, ряпушка, дават-
чан - которую можно было встретить только в Байкале.  Что на бере-
гах Леприндо проектируется поставить новый город. Но как было ра-
ссказать обо всем этом Наташе, рассказать так, "чтобы читателю бы-
ло интересно".
   И  вдруг  я вспомнил  одну историю,  которая произошла с нами в           -9-
Муе. Мы только прилетели туда и впервые собирались пойти в Тол-
мачевское. Дорогу мы, разумеется, еще не знали, и на наши расспро-
сы одна из жительниц Муи сказала:
   - Дорога простая. Вот так пойдете, пойдете и выйдете к Толмачев-
скому... если только не встретите лохматого мужика... - и засмеялась.
А дальше мы узнали то, с чего я и начал свое повествование Наташе:
   - 27 июня 1957 года,  -  начал я свой рассказ,  -  несколько женщин
шли по дороге из Муи в Толмачевское. Примерно на полпути им по-
встречался черный лохматый мужик. Только они поравнялись как зе-
мля под ногами вдруг заколыхалась.
   Одна  из женщин  засмеялась:  "Ой,  бабоньки!  Сглазил нас лохма-
тый". Но слова ее были похожи на правду.  Верхушки деревьев кача-       
лись, стволы тряслись мелкой дрожью. Листва с берез осыпалась как
осенью,  с сосен падали иглы.  А с востока,  нарастая, надвигался не-
понятный угрожающий гул...
   В поселках, в это время, жители в испуге выбегали из домов. Мно-
гие ощущали  головокружение и тошноту.  Трескались печи и разва-
ливались печные трубы. Звенели стекла, в стаканах колебалась вода.
   В реке Муе волны нахлынули на правый берег, лодки и катера по-
лучили такой удар,  что моторы на них заглохли.  Над гольцами под-
нялось пылевое облако, со склонов сыпались камни, оползала почва.
   И, примерно в это же время,  за тридевять земель от Муи, на цент-
ральной сейсмической станции в Москве, были зафиксированы толч-
ки землетрясения десятибальной силы.
   Землетрясение ощущалось не только в Муе. В Киренске работники
аэропорта  опасались  падения  радиомачт.  В Бодайбо в трехэтажном
каменном здании треста "Лензолото" появились трещины и частично
обвалилась штукатурка. В озере Орон вода была настолько взмучена,
что из кристально чистой превратилась в жидкую грязь - мутная вода
шла из озера  в течении трех часов.  На  реке Чара  поднялись волны
высотой  до 1 метра,  а в горячем источнике температура повысилась
с 42 до 48 градусов.  Землетрясение  охватило территорию площадью           -10-
около миллиона квадратных километров, но, вычисленный Иркутской
сейсмостанцией,  эпицентр  этого  землетрясения  находился в районе
озера Намаракит. Это чуть южнее озера Леприндо...
   Мне казалось, что я рассказываю необычайно интересные вещи, но
Наташа отнеслась к ним довольно равнодушно.
   - Так ведь это было давно, - сказала она. - А что можно увидеть на
Леприндо сейчас?
   - Горы, - сердито ответил я. - Горы.
   - Но ведь они не созданы этим землетрясением?
   - Нет, разумеется.  Но они созданы теми же силами, которые вызва-
ли землетрясение. Ведь когда-то здесь была равнина...
   Наташа посмотрела на меня быстро и оценивающе и тут же отвела
взгляд.
   Но я перехватил его.
   - Да, да, равнина, - повторил я. - И не думайте, что горы и равнины
такие уж неизменные. Вы слышали что-нибудь о вулкане Перикутин?
   - Нет.
   - Это было в Мексике, - продолжал я. - В феврале 1943 года на маи-
совом поле индейца  Дионисио Полидо  образовалась небольшая тре-
щина. Через несколько минут около ее западной части произошел вз-
рыв и возник небольшой кратер.  Сначала  из него летели мелкий се-
рый пепел и небольшие "бомбы". А затем стала вытекать лава.
   Бомбы и лава  способствовали  образованию  вокруг жерла вулкана
конуса, который рос непрерывно и к утру следующего дня уже достиг
высоты десяти метров.  К полудню он увеличился до 30 м. В 1944 го-
ду конус Перкутина имел уже высоту 400 м,  а в 1946 году  - 518 мет-
ров.  Но интересно еще то, что вулкан не возник внезапно. Более чем
за неделю до взрыва  на участке Полидо отмечались многочисленные
сотрясения почвы и толчки, подобные Муйскому землетрясению.             
   Заморский вулкан, видимо, произвел на Наташу должное впечатле-
ние.  Ее интерес к Леприндо сразу возрос.  Она стала  расспрашивать
об озерах, о перемычке, о дороге,  которая должна была привести нас          -11-
на Леприндо.
   Я мало чем мог удовлетворить ее любопытство, так как сам еще ту-
да шел впервые.  Но о дороге я уже был наслышан.  Когда выявились
перспективы Наминги,  от Витима в Чару  был проложен зимник.  По
льду от Романовки до Нелят шли автоколонны с грузами. У Нелят они
сворачивали на Чару и 250 км шли зимней дорогой, той самой, по ко-
торой предстояло сейчас идти нам.  Это была просека в лесу - и боль-
ше ничего. Летом дорогу заливали болота, она ныряла в озера, иногда
выходила на Сюльбан. Путнику, вздумавшему пройти здесь летом, не
раз приходилось ломать себе голову - как перебраться через неожидан-
но возникшие на пути скалы или перебрести топкие неприглядные бо-
лота?
   И все-таки это была дорога. Мы имели возможность познакомиться с
ней уже на следующий день, когда покинули живописные места лагеря
близ Балбухты и двинулись в долгожданный путь на Леприндо. Солнце
снова висело над головой раскаленным шаром. Мошка и комары, кото-
рых почему-то почти совсем не было на Балбухте, опять накинулись на
нас, словно и они едва дождались, когда кончится эта досадная неделя.
   Мы шли по дороге, до которой даже сквозь снег дошли и отпечатали-
сь колеи машин.  На отдельных участках  нам  встречались  то обрывок
вконец заржавленной цепи, то поломанный обод колеса, то спутанный
клубок проволоки,  неведомо для чего оказавшийся здесь и неизвестно
почему брошенной.
   Справа от нас возвышался такой крутой и такой высокий склон, что      
сразу было видно: в его формировании принимали силы более могучие,
чем обыкновенный речной поток. Слева - стремительно катил свои во-
ды Сюльбан. Его загроможденное валунами русло казалось белым от бу-
рунов. Иногда попадались темные "глубинки". Ни на мелком, ни на глу-
боком месте эту реку нельзя было перебрести. По пути мы миновали не-
сколько избушек - зимовий.  Все они были заброшены, запущены, а од-
но зимовье оказалось даже подмытым  -  углом оно нависало над рекой.
Все свидетельствовало о том, что зимником уже давно не пользовались.         -12-
Даже местные жители, которые раньше иногда ходили пешком из Нелят
в Чару,  предпочитали сейчас проделать этот путь на само-лете:  Чару и
Мую связывала авиалиния,  по которой раз в неделю  совершались регу-
лярные рейсы.
   Так мы дошли до участка,  где Сюльбан  резко  отворачивал  на север,
отделяя Северо-Муйский хребет от хребта Кодар.  Река здесь дробилась
на бесчисленное количество мелких рукавов,  разливалась более чем на
полкилометра. Весной и в начале лета на таких участках долго держали-
сь наледи,  а к осени  вода спадала настолько,  что большинство проток
пересыхало.  Эвенки называют такие участки - аян,  что обозначает чис-
тое место. В любое время года Сюльбан здесь можно перебрести пешком.   
   У сюльбанского аяна также стояла избушка, обозначенная на карте как
"зимовье Перевальное". Около него мы намеревались заночевать, но еще
только выйдя к аяну наш караван остановился. Мы, как всегда, несколь-
ко отстали от него и подойдя поближе увидели бегущего нам навстречу
взволнованного Иллариона Петровича.  Когда мы сблизились, он взвол
нованно шепотом прокричал:
   - Карабин! Скорей карабин давай...
   Карабин был у Леши на плече.  Оружие  выдавалось нам  для  охраны    
имущества  и на случай нападения диких зверей.  Я решил,  что и здесь
имело место встреча с медведем.
   Илларион Петрович схватил карабин и устремился вперед, мы побежа-
ли за ним.
   В голове каравана  Александра Михайловна  сдерживала рвущихся из
рук Найду и Тайгу.
   - Вон он... - показал куда-то вдаль Илларион Петрович.  Я вглядывал-
ся как мог, но в зарослях по берегам проток ничего не видел. Вдруг что-
то мелькнуло - большое, бурое.  И еще два бурых пятнышка  поменьше.
То было семейство лосей,  или,  как их называют  в Сибири  -  сохатых.
Большая,  видимо,  была лосиха,  поменьше  - лосята.  Не чуя человека -
ветер дул  вниз по реке  -  они спокойно пощипывали травку,  обглады-
вали ветки ивняка.
   Сохатые были довольно далеко от нас. Илларион Петрович, держа ка-         -13-
рабин на изготовку, пригнулся и исчез в чаще кустарника.  И в этот мо-
мент,  уже ни чем не сдерживаемые,  Тайга и Найда  рванулись  вперед.
Они неслись как две пули, молча и прямолинейно, нацеленные на зверя.
Но лосиха вздрогнула,  подняла голову и через секунду все рыжее семе-
йство уже неслось в противоположную от нас сторону.  Раздался запоз-
далый собачий лай.  Илларион Петрович поднялся из зарослей и заруга-
лся по-эвенски.  А я все смотрел и смотрел,  пока бурые комочки не ис-
чезли безвозвратно в зеленой чаще тайги.
   У зимовья Перевального мы покинули  Сюльбан  и вышли на участок,
который, собственно, и следует называть перешейком.  Хребты Удокан
и Кодар сблизились здесь почти вплотную. И быть может именно поэто-
му здесь, как нигде, можно было почувствовать удивительную силу, ра-      
здробившую поверхность земли  самым причудливым образом.  Особен-
но  эффектным и грозным  выглядел уступ  Кодарского хребта.  Черной
громадой он нависал над перешейком  и отсюда,  снизу,  не было видно
даже его края.  Отроги  Удоканского хребта  были в противоположность
Кодару низкими.  На них четко различались  участки  древней равнины,
раздробленной  и поднятой  на различную высоту  подземными  силами.
Эти формы дробления  были так свежи,  так четки,  что казалось,  стоит
только внимательно прислушаться  и ты и сейчас услышишь сердцебие-
ние Дракона.
   Наметанный глаз различал на этом перешейке  следы деятельности не
только подземных, но и наземных сил. Скалы и невысокие вершины бы-
ли оглажены льдом,  на крутых склонах ледники оставили свои следы в
виде царапин и "шрамов", в понижениях между скалами лежала морена.
Казалось,  что на разбушевавшуюся в земных недрах стихию,  на искале-
ченную поверхность земли здесь умышленно был наброшен ледниковый
панцирь.
   Мы шли по перешейку, над которым потрудились лед и пламень. Мы
шли по южному берегу озера Малое Леприндо, по самой его кромке, так
как уже несколько шагов в сторону  начиналась непролазная тайга,  гус-       -14-
тым ковром  покрывающая  неровную  заболоченную  морену.  Шуршал
под ногами гравий. Сильный западный ветер дул нам в спину. Ветер ра-
скачивал вершины лиственниц, а по озеру гнал упругие белогривые вол-
ны. Они гулко набегали на берег, а затем с легким шуршанием расстила-
лись  у наших ног.  Озеро,  несмотря на малые размеры,  выглядело гроз-
ным и величественным.
   Малое Леприндо  соединялось  с Большим Леприндо  узкой протокой,
на противоположной стороне которой  мы разглядели  совершенно нове-
нький сруб избы.  В кустах противоположного берега протоки притаила-    
сь металлическая лодка.  Здесь же  через протоку  был натянут размечен-
ный трос.  Все говорило о том,  что мы вышли к гидропункту.  Но на на-
ши крики - никто не отозвался. Пришлось искать брод.  Как водится, он
оказался  у самой кромки  озера  Малое Леприндо,  там где берет начало
протока.  Мы перебрели на левый берег и подошли к домику. Вокруг ва-
лялась свежая щепа, в строении виднелись кое-какие недоделки. Домик,
видимо,  был недостроен и безлюден.  На всякий случай, постучав в две-
рь и спросив: "Есть здесь живые люди?", мы вошли в комнату.
   Две головы безмолвно повернулись навстречу нам, рассматривая груп-
пу оборванных, вооруженных людей, неожиданно появившихся на поро-
ге их дома. А мы, также молча и с любопытством, разглядывали хозяев и
нехитрое убранство  гидропункта:  лежанка,  застеленная спальным меш-
ком,  второй спальный мешок в углу.  Железная печка, сделанная из боч-
ки, стол, два табурета, радиостанция. 
   - Здравствуйте, - сказал я. - Мы с Сюльбана.  Кричали, кричали вам за
протокой. Решили, что никого здесь нет.
   Через несколько минут  мы уже были  осведомлены  друг о друге  так,
словно работали вместе, по крайней мере,  целый сезон.  На гидропункте
жили сейчас  два  человека:  техник-наблюдатель,  он представился нам
весьма лаконично - Гоша!  Бывший солдат,  о чем ярко свидетельствова-
ли его гимнастерка и бриджи цвета хаки. Гоша жил на пункте один: сам
проводил все необходимые наблюдения над стоком воды в протоке, сам
готовил себе и стирал,  сам держал связь  с Большим Леприндо  с помо-       -15-
щью бесхитростной радиостанции "Урожай". Техник-гидролог Валенти-
на Петровна Семенова  приехала  на несколько дней  проверить работу
Гоши и проинструктировать его.  Ее резиденция  была на другом конце      
Большого Леприндо,  там же  где стояла метеостанция.  Валентина Пет-
ровна предложила нам пожить  на гидропункте  пару дней.  За ней дол-
жны были приехать на лодке и она обещала, что заодно перевезут и нас.
Но мы торопились.
   От поселка Чара  все дальше и дальше выдвигались в тайгу форпосты
Наминги.  Метеорологи  должны были обеспечить авиацию надежными
прогнозами полетов;  геологи - дать рекомендации на дальнейшие поис-
ки медных руд; гидрологи - выявить запасы воды, необходимой будуще-
му медеплавильному комбинату. Гидропункт на Леприндо и был одним
из крайних аванпостов гидрометеослужбы, нам еще неизвестным.  А на
другом конце Леприндо стояла метеостанция, туда мы и стремились.
   Переночевав, мы на следующий день, после сравнительно небольшого
перехода, вышли к восточному концу озера Большое Леприндо.
   На берегу Большого Леприндо  метеорологи и гидрологи нашли сухое
место для построек,  синее небо, широкую лазурь озер.  Отсюда они пе-
редавали в эфир  сведения  о погоде,  о состоянии и уровне воды  в озе-
рах. Они здесь жили.
   А для нас Леприндо означало конец Безжизненного перешейка, отдых,
баня, быстрый выход в Чару. Не исключено было и то, что вертолет, ко-
торый обещали прислать за Наташей, привезет почту. Очень бы неплохо!
   Мы поставили палатки у самой воды, там, где покачивались на прико-
ле две цельнометаллические лодки с подвесным мотором "Москва". Эти
лодки как бы говорили  о том,  что можно будет  без особых трудностей,
я бы даже сказал - с приятностью,  осмотреть  берега озера.  Они наводи-
ли на мысль  и об отдыхе:  тоже не грех  после долгого  и утомительного 
пути прокатиться по озеру  с ружьем и удочкой  или просто так,  вдыхая
грудью  встречный  ветер  и ощущая  скорость,  с которой наша планета
летит  в космическом  пространстве.  И как венец  всех мыслей и чувств      -16-
было ощущение необыкновенного блаженства: "До чего же хорошо жить
на белом свете!"
   На каждом привале  мы первоначально  уже совершенно  механически
выполняем  необходимые работы  по организации и благоустройству ла-
геря. Вырубить колья, натянуть палатки, раскинуть спальные мешки, ра-
зжечь костер  и вот бурлит вода  в котле  и на ужин  нас ожидают  уха и
жареная рыба  и можно лежать  вытянувшись  во весь рост  на спальном
мешке и,  не обращая  внимания на то,  что ноги еще гудят,  смотреть на
озеро и видеть где-то в затуманенной фантазией дали очертания темного
Дракона  - а быть может это осевая линия хребта?  - который после веко-
вого молчания вот-вот зашевелит своим страшным хвостом. Тогда задро-
жат горы, закачается лес... А как же город? Город будет. Морены и пески
слагают надежную противоударную подушку. Надо только выбрать место.
   - Можно к Вам?
   Это голос Наташи.
   - Разумеется, можно.
   Как ни хорошо лежать, вытянувшись во весь рост, но положение хозя-
ина обязывает. Тем более, что мы скоро расстаемся и мне уже не приде-
тся возить ее тяжелый рюкзак. Я сажусь и выжидательно смотрю на нее:
какие еще вопросы она задаст мне напоследок?
   Наташа присаживается на край спального мешка.  Она снова одета та-
кже парадно,  как и в первый день ее приезда,  но сейчас это не так бро-
сается мне в глаза. Кроме того, она, кажется, чем-то смущена.
   - Вот,  - говорит она и протягивает мне стопку написанных листков.  -
Очерк. О вашей работе. Вы не посмотрите его?
   - С удовольствием,  -  говорю я,  а у самого где-то в глубине души воз-
никает то самое гнетущее чувство,  которое появилось впервые, когда я
увидел ее тяжелый рюкзак.
   Она передает мне листки, но не уходит, ждет. Ее, видимо, интересует
непосредственная, живая реакция. Что ж, хорошо!
   Я читаю:  "Вертолет улетел и мы остались одни,  отрезанные от мира.       -17-
Вокруг нас на сотни километров простирались однообразные горы"... А
дальше она рассказывала о нас. Мы выглядели в этом очерке подвижни-
ками,  мужественными героями сказочной Одиссеи,  преодолевающими
одни препятствия за другими.  Мы переходили  через непроходимые ре-
ки,  поднимались на недоступные горы,  открывали то, что еще никому
не ведомо. И в то же время здесь не было духа Наминги, ей был неизве-
стен "Золотой Дракон",  она не знала о гидростанциях на Витиме и угле
в Кодарской впадине.  Она вообще  ничего не видела  и не знала кроме
того маленького отрезка пути, по которому мы прошли вместе, да и его
она увидела не так как мы. Заканчивался очерк патетическим призывом
- двигаться только вперед!
   Я опустил последний листок  и увидел ее взгляд.  Она выжидательно
смотрела на меня  и мне  показалось,  что ей очень  хотелось  услышать
что-нибудь  одобрительное.  Но я  не знал,  что ей  сказать.  Не потому,
что очерк  написан плохо,  нет!  Я прочитал его  с увлечением.  Как ни
странно, мне было интересно узнать "личные впечатления Наташи Све-      
тлановой", быть может потому, что они касались меня.  Но мне не хоте-
лось, чтобы читатель думал обо мне, о нас - геологах -так, как думала и
говорила о нас  Наташа Светланова.  Ее очерк,  написанный  красиво и
увлекательно, по существу был не верен. Он был поверхностным.
   - Ну, как?  - спросила она,  видимо не в силах дождаться конца моих
размышлений.
   - Ничего! - стараясь говорить по возможности бодро,  ответил я.  - Я
бы даже сказал хорошо. Интересно. Вот только...
   Я не знал, как сформулировать свои сомнения  и она поспешила мне
на помощь:
   - Говорите, говорите. Не стесняйтесь.
   - У Вас в очерке не все точно,  -  наконец  нашел я  нужную фразу.  -
Вот Вы пишите:  "Вертолет улетел и мы оказались отрезанными от ми-
ра...".  Понимаете,  это как-то  не совсем так.  Ведь мы стояли на боль-
шой проездной тропе.  С нами были две связки оленей,  опытный про-
водник,  мы были обеспечены  продуктами и всем,  что нам нужно.  У          -18-
нас была,  наконец,  радиостанция и мы два раза в сутки держали свя-
зь с подбазой.  Будет нужда,  этот самый вертолет прилетит к нам еще.
Можно ли говорить, что мы "отрезаны" от мира.
   - Но ведь это образ! - возразила она мне.
   - Э, нет! - не согласился я. - Во времена Джека Лондона это действи-
тельно был образ.  Тогда каждый действовал в одиночку на свой риск
и страх и был отрезан от мира,  если даже и жил в Доусоне.  Это было
бы образом и сейчас,  если бы  речь шла,  скажем,  о таких смельчаках-
одиночках  как  Тур Хейердал.  А  к нам  подобный  образ  не лепится.   
Мы работаем  на Намингу  и за нами  следят  сотни глаз. Наша работа
нужна людям и находится в центре внимания людей...
   - Ну, хорошо, - сказала она. - Эту фразу можно изменить.  Пометьте
ее карандашом.
   - Не нравится мне и следующая фраза, - сказал я. - Вы пишите: "Во-
круг нас на сотни километров простирались однообразные горы..." Но,
помилуйте,  какие же они  "однообразные"!  Разве Вы не видели,  что
по левобережью Сюльбана возвышается тектонический уступ, то есть
крутой склон, образовавшийся в результате деятельности внутренних
сил земли  (я чуть было не сказал:  "в результате сердцебиения Драко-
на"), а правый берег представляет собой древнюю  сравнительно опу-
щенную поверхность  - бывшую равнину, по которой некогда сполза-
ли ледники?  Разве Вы не видели,  что одни хребты островерхие, зуб-
чатые,  изъедены карами  и снеговыми нишами,  а другие  вытянутые
как по линеечке  и лишь склоны долины  изборождены потоками вре-
менных вод?..
   - Нет,  не видела...  - чистосердечно призналась она,  прерывая мой
видимо нескончаемый перечень того, что она должна была увидеть и
пропустила.
   - А наша работа,  конечно,  - продолжал я по-прежнему стараясь го-
ворить мягко,  но чувствуя,  что с каждой следующей фразой мне это
дается все меньше и меньше,  - разве Вы пошли бы в геологи,  прочи-
тав такой очерк?  Ведь в Вашем изложении это  работа  каторжников.          -19-
Это непрерывное  нечеловеческое  напряжение.  Все время риск,  все
время лишения.  А ведь  на самом  деле  наша работа  полна радости,
света, веселья.  Трудности и лишения это только одна сторона ее.  А
другая сторона  - радость преодоления этих трудностей,  радость поз-
нания. Работать от того,  что мы не герои-одиночки,  а как раз наобо-   
рот - члены большого и дружного сообщества людей, которым ты ну-
жен и которые нужны тебе.  А так  очерк  вроде бы ничего.  И конец
ничего. Звучит призывно.
   Насчет конца я покривил душой.  Он мне тоже не нравился,  но по
убитому виду Наташи,  по тому как она перестала мне возражать,  я
почувствовал что хватил лишнего.  Ведь я сам же говорил,  что глав-
ное в жизни это радость творчества, это живинка в деле. Не убил ли
я сейчас Наташину радость?
   Она вздохнула, словно пробудилась.
   - Хорошо, - сказала она. - Я еще подумаю...
   - Да Вы не слушайте меня, - попытался я восстановить безвозврат-
но сожженные мосты.  - Еще не было случая, чтобы человеку понра-
вилось то, что о нем пишут.
   - Я еще подумаю, - сухо повторила она. - Спасибо.
   И вдруг,  за этим сухим лаконичным "спасибо", я разглядел совсем
иную, недосказанную Наташу, которая была много старше той, кото-
рую я увидел первоначально.  "Ничего-то ты не понимаешь..."  - как
бы говорила она мне.
   А на следующий день прилетел вертолет и забрал Наташу. Я так и
не узнал был ли опубликован ее очерк и если был, то где. Честно го-
воря,  я вскоре забыл о нем, так как очерк этот заслонили новые отк-
рытия и трагическая гибель нашего товарища.
                . . .
          




















     Текст размещен в новелле "На берегах Угрюм-реки"
               и является одной из ее глав!


Рецензии