III. Краденый меч. Глава 2. Зелёная читра

                ОТРИЦАНИЕ ИМЕНИ.
               
                Часть 3.
                КРАДЕНЫЙ МЕЧ.
               
                Глава 2.
                ЗЕЛЁНАЯ ЧИТРА.

   Следующий день прошёл, можно сказать, хорошо. Элайн показывала Марике Текр. Конечно, город был грязен, неухожен и тревожен, а местами – так просто страшен. Например, в окрестностях развалин дворца. Но красивая архитектура запущенных зданий покорила девчонку. Ей понравился театр. Когда-то его стены были покрашены в приятный брусничный цвет, а мелкие покровители театральных жанров и театральные атрибуты празднично смотрелись на белых барельефах. Теперь стены пузырились облезлой грязной шкуркой, но, если всё привести в порядок – было бы красиво. Марика вздохнула.
   Старые особняки, когда-то принадлежавшие прославленным родам, были очень хороши, оригинальны, торжественны даже сейчас, когда в комнатах гулял ветер, дворы были пустынны, а в неухоженных садах творилось безобразие.
   Марику умилял виноград, вьющийся по стенам. На нём стаями паслись птицы. Но ведь в Текре бывает морозная зима!
   - Ну, мороз, и что? – удивилась госпожа Кис.
   - Виноград боится холода. Его выращивают только на юге.
   - Винограду нужна нормальная смена сезонов, так, чтобы зимой был мороз и снег, который укрывает корни. Боюсь, что бедные растения не переживут эту, так называемую, зиму.
   - Ой, что творится! – ахнула Марика. – Разве ты, тётя Элайн, не видела виноградников в Някке? У нас не бывает морозных зим. Разве что очень редко.
   Она задумалась:
   - А ведь видела. Но не придавала значения. 
   Госпожа Кис немного рассказала о себе:
   - Я действительно живу в горах. В большой и красивой горной долине. Только замок мне не принадлежит. Я воспитывалась в семье человека, которого потом полюбила. Мы хотели бы пожениться. Но как можно, в такие-то времена? Он считает, что я стала жестокой в последнее время.
   - Всё из-за ваших бус.
   - Я не знаю. Из-за них или нет, но я много разных дел натворила, так что он прав. Если он откажется от меня, я пойму. У меня только один источник дохода: капитал, который оставил мне его отец. Он не был хорошим человеком, но меня любил. Сомневаюсь, что его интересовали такие мелочи, как на что я стану жить и будет ли у меня приданое. Его и собственная семья не слишком волновала. Он был слугой Косзы, и при этом одержим страстью к собирательству. Все деньги тратил на свою коллекцию. Разорил имение. Едва не пустил по миру жену и сына. И меня за компанию. Но он умер, и Сеш… Я говорила, что моего любимого зовут Сеш, и он князь? Он взял всё в свои руки, наладил хозяйство, стал богатым человеком. И мне кажется, что подделал завещание отца. Вроде как тот позаботился о моём будущем и будущем своей жены. Я и мать Сеша имеем собственный приличный годовой доход и ни в чём не нуждаемся. Вряд ли старый князь вообще оставил хоть какое-то завещание. Ему было не до того. Маме Сеша я как дочь, она растила меня с детства. Мы с тобой поедем в этот замок… Смотри! А вот и дом, в котором мы могли бы жить с Сешем, приезжая в Текр. Если бы всё было по-другому.
   - Ворота упали. Приказали бы починить.
   - Нет, я боюсь. Скажу Сешу, пусть сам разберётся.
   - Лииви? Хранители пресных вод? Вот герб. Я что, действительно в сказке?
   - Ах, милая, всё не так сказочно и не так романтично, как можно было бы подумать.
   - Я вижу. Ничего хорошего просто не думается.
   Текр предлагал некоторое количество развлечений. Госпожа Кис и Марика посидели в ресторанчике. Прошлись по парку, покатались на лодке по реке за городскими стенами. Поглазели на знаменитый храм Эсьняи на другом берегу. Сходили в музей, где в изобилии были представлены кости ископаемых животных и орудия труда древних людей. Более весёлые музеи все были закрыты, и Марике довелось обозреть лишь их фасады. После позднего обеда девочка, всё ещё не привыкшая к смене дня и ночи на Навине, отправилась подремать, а госпожа Кис уехала по делам.
   Текр оказался скучным. И прямо-таки вызывал желание немедленно сбросить страхолюдного Косзу с его пьедестала.
   Марику посетила та же мысль, что и меня. Что такой жуткий, страшный, корявый, хвостатый тип никак не мог привлечь внимание трёх красавиц сестёр. Если обитатели планет считаются их потомками, то на Навине должны жить этакие чудища с хвостами. У них должны быть крылья и крючковатые пальцы. Да и сама Марика должна бы видеть в зеркале нечто буроватое с острыми ушами. Это кем же надо быть, чтобы полюбить чучело? Три девушки, благородные, воспитанные, образованные… Они не могли выглядеть так, как Косза. Тогда бы все обитатели планеты выглядели как родители. Что-то здесь не то. Да и вообще, она никогда не слышала, чтобы Чёрная Нечисть был хвостатым и ушастым. Представить его в виде злого, пусть и огромного, но обычного человека было бы проще.
   Госпожа Кис ещё не вернулась. Марика перекусила, сидя у окна, и пошла прогуляться. 
   Она шла-шла, и отошла уже довольно далеко и от площади, и от гостиницы. Экипаж госпожи Кис стоял на краю сквера.
   - Где тётя Элайн? - подбежав, спросила Марика у кучера.
   - Пройтись отправилась.
   Марика поблуждала по пустынным дорожкам и наткнулась на госпожу Кис в глухом уголке у статуи, изображающей двух детей с котятами на руках. О! Она целовалась! Марика отступила за дерево и стала подглядывать. Ей было жуть как интересно, как целуются взрослые женщины и настоящие князья, тем более, такие усатые. Наверное, он всё-таки не бросит госпожу Кис, раз так целует и обнимает. Усмехаясь, Марика пересекла сквер, вышла с другой стороны и побрела вниз по улице, которая привлекла её милыми, небольшими, узорчатыми домиками.
   Это была окраина, далёкая от храма, и поэтому некоторые дома имели обжитой и приличный вид. Марика шла и представляла, как здесь было приятно и весело в былые времена. До Косзы. По улицам бегали дети, проходили наряженные женщины, мужчины переговаривались через ограды. Торговали лавочки на первых этажах, и окна использовались как витрины для пёстрого товара. А из окон верхних этажей выглядывали хорошенькие мордашки купеческих дочерей. В клетках заливались певчие птицы, раскачивались свежепокрашенные вывески, перед воротами, у самой дороги, бабульки раскладывали на столиках для продажи дары садов и всякую мелочь. Ветер теребил шторы, у кого в клеточку, у кого в цветочек, где-нибудь брякала читра, и никто ничего не боялся. Разве что обычных бед простого горожанина. Сейчас же везде уныло и тихо. Даже там, где дворы были чисты, и занавески ещё имелись.
    Вечерело. Зажглись редкие и тусклые фонари. А Марика всё шла вперёд. Купеческие дома кончились, по обе стороны улицы были почти деревенские домики, окружённые садами, как в Някке. Всё чаще попадались небольшие водоёмы. Этакая городская россыпь маленьких озёр. Их заросшие кустами берега, среди которых порой торчали закрытые храмы прежних божеств, не пугали девочку, а призывали идти дальше. Опомнилась она лишь тогда, когда фонари кончились совсем, а на планету Ви наползла туча. Стало темно, и по спине Марики пробежали мурашки. Возвращаться? Да, пора.
   Но тут она услышала музыку и пение. Любопытство пересилило осторожность, и Марика двинулась в обход озерка, потом – по проулку, заросшему травой, и вышла на крохотную, прямо-таки деревенскую площадь. На площади стоял трактир. Перед крыльцом клубилась толпа. Фу! Пьяные мужики! Однако, стоило присмотреться, и становилось ясно, что женщин тоже полно, есть и дети. И пьяны далеко не все. Пьяней всех был певец, что сидя на крыльце, извлекал из зелёной читры созвучия очень прекрасные.
   Зелёная читра.
   Туча убралась с Ви, и Марика сумела разглядеть лицо певца.
   - Дяденька Блот! – вырвалось у неё.
   Я уже рассказывал о Блоте Корке. Узнав, что его отец был одним из участников возрождения ядовитых ламп прошлого, погубивших множество людей, этот несчастный юноша, бывший тогда студентом, не выдержал позора, начал пить и пропал. В Някке считали, что он покончил с собой. Блот не был причастен к производству отравы, но он был тонкий и чуткий человек, он испытывал огромное чувство вины. Он хорошо пел и играл на разных инструментах, но в семье заговорщиков эти забавы не поощрялись. Блоту пришлось учиться на юриста, но это дело было ему не по нутру. Никого не удивило, что сын управляющего опасного производства пропал. Молодое поколение Корков, однако, очень горевало и оплакивало своего родственника. И вот теперь он обнаружился на Навине, распевающим на крыльце какие-то куплеты. Марика прислушалась и засмеялась: это было сказание о том, как Миче Аги и его компания путешествовали по рекам на судне «Комарик», собирая народные предания, песни и сказки. Блот исполнял азартно и артистично. Публика притоптывала, подпевала, а местами даже приплясывала. Блот Корк реализовал в Текре свой творческий потенциал.
   - Хорош, ребята, - прозвучал чей-то громкий голос, когда Блот закончил песнопение. – Закругляйся, дружок, бабам по домам пора. Темно уж. Мало ли…
   - А где наши высшие существа? Не проводят ли?
   - Не спеть ли вам на дорожку о том, как ко мне в окно влетел ваш Ко-осза-а-а? – пробасил певец и брямкнул по струнам.
   - Ну тебя, Блот, накликаешь ещё.
   - К ночи не поминай.
   - Дамы, расходитесь. Давайте-ка, не по одной. Кому на Бурую горку, с нами идите.
   - Давай по одной, ещё по одной, ещё напоследок давай-ка по одной!.. – изобразил молодой Корк.
   - С тебя будет, Блот.
   - Как это? Как это будет? Я сегодня богат. Глянь-ка, вот денежки. Давай по одной.
   - Вот честно, не понять, как ты до сих пор жив ходишь. С таким-то репертуаром.
   - Как к нему и впрямь ещё кое-кто не наведался?
   - Так о чём я вам толкую, господа? Ещё как наведался. Я ещё подумал: вот чёрт какой-то. Решил, до белой горячки допился. Только утром сообразил, кто у меня гостем побывал.
   - А что же ты сделал, Блот?
   - Почему ты с нами, а не в могилке?
   Певец загадочно усмехнулся:
   - А что самое сильное против нечисти?
   - Молитва к доброй Эсьняи?
    - Эх ты, - ответствовал Корк. – Самое страшное для всякой дряни – это сила искусства. Эй, помните песню о певце, который пел о песнях, распевая поутру…
   - Так ты спел Ему Самому, и он удрал, что ли?
   - Нет, он дыхнул на него перегаром. Потому у Него Самого нюх отшибло, и Он Сам Блота теперь никак не найдёт.
   - Он дал ему по рогам бутылкой.
   - Тише вы, ночь на дворе.
   - Бутылкой? Нет, не бутылкой я ему дал, а читрой. Да, моей читрой. Сила искусства! 
   - Блот, иди-ка домой, иди туда, где ты там теперь обитаешь. Заведение закрыто. Расходитесь-ка пошустрей.
   А и так на площади уже почти никого не осталось.
   - Дяденька Блот! – подбежала Марика.
   - А ты что, милая барышня? Без компании осталась? Проводить, что ли? Дамам нельзя ходить одним по ночному дурацкому Текру.
   - Не морочь голову, девчонке, Блот, - крикнул трактирщик. – Не слушай его, милая, если он скажет, что с Винэи свалился. Поёт он славно, но и выдумывать горазд. А идти с ним не бойся. Блот честный, без твоего согласия не тронет. А если что, скажи мне, я разберусь.
   - Опять же, всем обидчикам читрой даст по башке, - заржали из темноты.
   Марика поспешила в проулок, Блот – за ней.
   - Дяденька Блот, - спросила она у озерца, - это правда, что ты с Винэи?
   - Оттуда. Ты тоже не веришь? Из Някки я. Някка – страна большая, и столица её также названа. Правильно названа, по-женски. И река, что через всю страну протекает. Традиция у нас такая.
   Марика чуть не воскликнула: «Я знаю!», - да остереглась: не выдать бы себя и госпожу Кис. Мало ли, кто стоит за забором или тихо сидит на лавочке в темноте. Даже и шёпотом она не проболтается, что из Някки: говорить с пьяным человеком о таких вещах здесь, в Текре – самоубийство какое-то. Девочка уже довольно наслушалась разных рассказов о делах Косзы и его жрецов – один другого страшнее. Так поболтает с земляком, да и всё.      
   Пьяный Блот Корк нёс, конечно, разный вздор заплетающимся языком, и в одном месте полез всё-таки обниматься и целоваться, но Марика знала, как обходиться с пьянчужками. Таким, как Блот, когда они выпьют, главное потрепаться, а всё остальное второстепенно.
   - Как же ты сюда попал, дяденька Блот?
   - К балеринам я ходил, милая барышня. Есть у меня балерины знакомые в Овальном театре.
   Корк гордо выпятил грудь и пустился в воспоминания о роковом посещении храма искусства.
   Одна из балерин нравилась Блоту больше других, и он ей нравился тоже. Но вот незадача – она была замужем. Обнимаясь в тихом уголке, парочка услышала невдалеке голос супруга балерины. Вот-вот он должен был оказаться здесь, и Блот юркнул в одну из дверей. Должен был, по его представлению, попасть в костюмерную, а попал в такую комнату, куда сваливают ненужные декорации - авось пригодятся когда-нибудь. Там он и опомниться не успел, как услышал, что кто-то лезет в низкое оконце, предварительно отодрав дощатую ставню. Воры? Зачем им? Скорее всего, кто-нибудь из бродяг повадился ночевать в тепле. Блот захотел посмотреть и укрылся за одной из толстых колонн, которые в непонятном порядке торчат в кладовке там и сям. Можно было предположить, что это остатки древнего мощного здания, умело использованные при новом строительстве. Марика знала: эти колонны очень толсты и сделаны совсем из другого камня, чем весь Овальный театр. Из камня, который пошёл на строительство древней стены, что образовывает щель, по которой Марика спускается к подвальному окошку театра.  Про эти колонны действительно можно сказать «там и сям». И порядок действительно непонятный.
   И по всему выходило, что это она является виновницей беды случившейся с Блотом. Захотев посмотреть, кто там лезет в оконце, он спрятался, прислонился к колонне…
   - И тю-тю, - пьяно доложил Корк. – Оказался в дурацкой темноте. В незнакомой совсем. Не понимал ничего. Бегал туда-сюда, звал людей. Выбежал в какое-то место, где светлей стало. Вроде перекрёстка, но как бы под землёй. Думаю, как же так, был просто в театральном полуподвале, а оказался как бы в Нтолле под горами, где всё изрезано переходами и тоннелями. Выскочил куда-то. Вроде комнаты, где бродяги живут. Оказалось, тоже подвал. Выскочил оттуда, никого не увидел. Мама моя! У нас в Някке был вечер, а тут белый день. У нас дожди поливают, холод, зима, а тут всё наоборот. Испугался. Аж протрезвел. Но и тут люди живут, хоть и плохо. Домов много брошенных, выбирай любой да устраивайся, коли призраков загубленных хозяев не боишься. Приспособился. Понял, что из тех подвалов я чудом выбрался, ведь располагаются они где-то под самым храмом. А и недаром говорят у нас в Някке, будто на том месте, где нынче Овальный театр, в незапамятные времена тоже стоял храм этого самого Косзы. Только у нас его зовут Чёрной Нечистью. И заберись я сейчас под землю в поисках прохода между мирами, где найду? Не вспомню даже.
   - Хочешь вернуться?
   - Хочу ли я вернуться? – Блот провёл пальцами по струнам, извлёк из них плачущие звуки. – До такой степени, барышня, что если мне нет пути назад, пусть бы Косза меня сожрал, не жалко. А ежели кто вдруг приведёт меня в Някку… Я клятву дал на ступенях храма Эсьняи, что тогда капли спиртного больше в рот не возьму. Тут такое дело: в Някке и дома у меня больше нет, и нищий я совсем и позором покрыт из-за преступлений отца. Но со мной моя читра. Так что не пропаду. Ведь так?
   - Конечно, дяденька Блот. Да у тебя и родни полно… наверное. Помогут.
   - Лишь бы домой попасть. А там уж как-нибудь. Возьмусь за ум. Займусь чем-нибудь полезным.
   - Почему ты поёшь рассказы про всех этих людей? Про королевича Петрика, про Миче Аги? Что ли простых песен петь нельзя?
   - Как тут оказался, стихи из меня так и попёрли. Собственно, и раньше сочинял, и неплохо. Но что это были за стихи? Всё так банально: я тебя люблю, а ты меня – нет, пойду в пруду я утоплюся. Или описание рассвета над Няккой-рекой. Или даже патриотическое что-нибудь. Но понимаешь: мелко. И пафосно. В этих моих новых песнях я сумел всё объединить. Мне братья рассказывали о тех приключениях, ведь они сами участвовали, повезло им. Я вдохновился и подумал: вот тема – так тема. Как раз для Текра.
   - Но ты же мог выдумать других героев. Другой сюжет. Не про этих людей.
   - А зачем? Всё отлично на музыку легло. Смешные они. Все эти люди. Забавные. Тебе смешно было?
   - Мне-то?
   Марика никогда не думала, что о событиях двухлетней давности можно сказать «забавное». Она до сегодняшнего вечера ничего смешного не видела. А сегодня потешалась, как все. Блот как-то умел представить с весёлой стороны любое из приключений компании Петрика, и его самого, и его друзей, и всех Корков, задействованных в истории – кого с ласковым, кого со злым юмором. И, кстати, так вот рождаются легенды. Былины, баллады… Блот, которого она бросила называть дяденькой, продолжал:
   - Но и героического было много. Дома меня упрекнули бы, что я как бы против своих родичей пою, ну, про светильники эти, ты знаешь… А тут кто упрекнёт? Я и так нашу вину очень чувствую. Прямо съедает она меня изнутри. Хоть и не знал ничего о проделках стариков и отца моего, не посвящали меня, но так-то уж гнусно в душе! Они вечно перевороты затевали против существующей власти. Но я был глупым и мелким, а эти заговоры, эти разговоры так скучны, так пусты. Мне казалось, это просто такая взрослая забава – о смене власти да прошлой славе поболтать. Не хотел слушать, убегал, возмущался… Не видел вокруг ничего, лишь бы покуролесить, погулять, побеситься. Вот вина моя в чём. И разве донёс бы я на родного папашу, если бы догадался обо всём? Не знаю. Вот и ещё вина. И позор от всего этого. Искупить бы как-нибудь. Вот, пою. Здесь, на Навине, есть другие всякие Корки. Мне бы их навестить, но из Текра не выбраться. Жаль.
   - Ну, не грусти так, Блот. Всё уладится.
   - Хорошо бы, барышня, хорошо бы. Вот гостиница. Не твоя ли? Не спеть ли тебе напоследок? Хочешь обычную песню? Про любовь? Девушки любят такое.
   Блот и впрямь немного попел ей, устроившись на скамье под деревом, и что удивительно, никто не подошёл на звуки его голоса и читры. Было уже поздно, люди избегали выходить на улицу. Да и пел он в этот раз тихо.
   - Ну что ж, пора восвояси. Я жду награду, - сдвинув зелёную читру за спину, кокетливо сказал Блот и показал на губы. Может, если бы от него не разило всеми напитками, что он выпил в трактире, было бы даже приятно с ним поцеловаться. Даже интересно. А так… Марика чмокнула его в уголок губ и помахала рукой.
   - На внучку ты похожа, - неожиданно сказал он ей в спину.
   - Ну да, - притормозила она. – У меня и бабушки есть.
   - Дядюшка Зик показал мне как-то внучку свою. Красивая девочка получилась. Вроде как ты. На лицо впрямь похожа. Только росточком пониже, мне кажется. Мы ехали с ним по улице, только вдвоём. Потому и показал. С ним у нас полное согласие было. Уговаривал меня не терзаться, говорил, что буду ему теперь вместо сына…
   - Ага. Ну да. Спасибо, Блот. Ещё встретимся, и ты мне расскажешь. Спокойной ночи.
   Марика помчалась ко входу в гостиницу, прямо к стоящей на крыльце госпоже Кис. Налетела, обняла и уткнулась ей в плечо.
   - Я тебя люблю, тётя Элайн, ты хорошая, - неожиданно для себя призналась она. Госпожа Кис вздохнула и передумала ругать Марику за внезапное исчезновение, за долгое отсутствие, за собственное волнение. И за то, что девчонка уже и на Навине ухитрилась обзавестись кавалером. Напомнила только, что ночью лучше по улицам не ходить.
   - Не буду, - легко пообещала Марика. А про себя подумала, что она обязательно разыщет Блота Корка и заберёт его с собой в Някку, когда ей будет позволено. Или просто попросит госпожу Кис помочь ему. Чуть позже, когда немного освоится.
   Уставшая Марика с наслаждением вытянулась в постели. Ну, вообще, да, подумала она, внучки у старого Зика Корка ничего так, симпатичные. Она же видела.
   Под утро ей то ли приснилась, то ли привиделась родная Някка поздней осенью, и она сама у собственной калитки. Марика во сне протирала загрязнившуюся табличку с именами Лизавет и номером дома. И смотрела сама на себя так, как её могли бы видеть из-за стекла люди, проезжающие в крытом экипаже. Такую причёску и это пальто она носила года полтора назад, а потом укоротила волосы. И, конечно же, подросла. Пальцы озябли, тряпка упала. Надо бы подобрать…
   Грустная девочка у калитки, сидя на корточках, большими глазами смотрела на голубей в хмуром небе и – мимолётно, на цокающих мимо лошадей. И на пострадавшую во время попытки переворота карету Зика Корка. За нею, брошенной на площади перед особняком на Вершинке, горожане прятались от пуль заговорщиков. И диво, что не разломали в щепки.

Продолжение:  http://www.proza.ru/2014/08/15/1447