Как приходилось мучиться...

     Это было давно, в далёком 1987-ом. Мы участвовали в ликвидации последствий аварии на чернобыльской АЭС. График работы был 15-15, то есть, пятнадцать дней на работе, пятнадцать же — дома. Оптимальный режим для восстановления сил и выведения из организма радионуклидов. Так считали медики и такой режим и был установлен.

     Питаться полагалось только в столовых. Так как самовольное приготовление пищи могло бы быть опасным для здоровья.  В столовых всё было под контролем. И кухни, оборудованные, как лаборатории. И сами продукты, которые туда доставляли упакованными в полиэтилен. И регламентированный процесс приготовления этих продуктов.   Например, мясо никогда не жарилось, а   основательно, в течение многих часов, вываривалось. Из соображений безопасности.  В итоге, макароны или каша - пища наша и тушёное мясо.  К этому сладкий чай, печенье. И так это изо дня в день, на завтрак, на обед и на ужин. С тех пор не могу есть тушёного мяса.

     Но это скучное отступление от темы.

     Как молоды мы были...


     Мы должны были победить радиацию. Вначале даже стояла задача — восстановить работу четвертого энергоблока...  Конечно, эту задачу почти сразу сняли, когда стало ясно, что восстановлению блок не подлежит, встало много других задач. Мы были романтиками и нам было глубоко плевать на график 15-15.
После вахты многие не хотели ехать домой, так хотелось закончить начатые исследования. Хотя бы дождаться результата.

     Да... Романтика-романтикой.
     А кушать хочется всегда.

     А в столовых кормили исключительно по талонам и выдавали 15 талонов на завтрак, 15 на обед и 15 на ужин.  Никаких денег к оплате в столовых не принималось.
     А если остаёшься ещё на несколько дней?
    Тётя Галя из Иванкова, это райцентр в Киевской области, привезла молодой картошки, сала и яиц. И ещё сметаны и укропа.
   - Йишьте, касатики. А тэ он — одни лыше очи осталыся.

     И вот. В обеденный перерыв мы в святая святых -  в лабораторной муфельной печи варим картошку. Одновременно на лабораторную плитку ставится сковорода, там скворчит сало... И одновременно заваривается кофе.
     Вы, кстати, замечали? Когда готовишь сам себе, ароматы чувствуются совсем не так, как когда кто-то, не вы,  себе готовит? Когда кто-то готовит,  чувствуется в сотни раз сильнее...

     На запахи прибежал Виктор Терентьевич Бондарь, начальник режимного отдела.
     - Что за безобразие? - спрашивает. - В научном отделе? В лаборатории? В муфельной печи? Да я вам... Да вы мне... Да я вас...

     - Виктор Терентьевич, на оперативке было сказано, любой ценой нужно срочно проанализировать спектры, вот мы домой не уехали, а талоны закончились. Вот и приходится вот так мучаться...

    Да...Виктор Терентьевич посмотрел на казанок молодой картошечки. Она была уже готова и дымилась,  политая домашней сметанкой. И укропчик был сверху покрошен. Аромат шёл головокружительный.
     А ещё на сковороде пузырилась яичница из домашних яиц. И последний заключительный  аккорд этого шлейфа состоял из нот свежемолотого и свежезаваренного кофе.
     - Приходится мучиться... - ноздри Виктора Терентьевича явно дергались. Чувствовалось, что ему хотелось присоедениться к трапезе. Но мы даже и не предлагали. Потому что понимали — он - не присоединится. Ему — не положено.

     - Ну, ладно, мучайтесь, раз надо.


     Сказал — как отрезал. Дверь хлопнула...
     Оргвыводов, к счастью,  не последовало.