Кролики

  Когда  от  Валерия  ушла  жена, он очень обрадовался:  он  невыносимо  устал от ее активности, от ее руководящих указаний
и от  чувства  вечной  вины  и  несвободы.

  По натуре мягкий, добрый, миролюбивый Валерий  не  умел  и  не  желал скандалить, доказывая  свое  право  жить  так,  как  ему
самому хотелось.

  Их десятилетний  сын натурой пошел в мать, папу любил, но покой при нем даже и сниться
не мог.

  Жена ушла, не утруждая себя ни разводом, ни разменом  квартиры  -  зачем? - она  знала,  что может  вернуться в любую  минуту,  разменять квартиру,  распорядиться, как ей захочется. На алименты  не  подавала:  бывший муж отдавал деньги из рук в руки, да еще сверх того отдельно на  начало  учебного  года,  ко   дню  рождения,
на Новый год и на покупку  вещей.

  Сын иногда жил с отцом.

  Теперь  Валерий  радостно  спешил  домой  с работы,  готовил простой ужин и устраивался на диване читать журналы "Знание-сила", "Техника молодежи" и "Наука и жизнь". Он их выписывал.

  Отец Валерия, бодрый деятельный пенсионер, на своем участке в пригородном коллективном саду  держал  кроликов,  для  которых соорудил узкий двухэтажный вольер. Кролики снабжали мясом  и  отца,  и  Валерия,  и  новую  семью  его жены,  а  еще  все  носили  кроличьи  шапки.

  Жизнь  шла,  как  вдруг  отец,  не  жаловашийся
на здоровье, в одночасье  умер!  Валерий  тяжело переживал и впал бы в жесточайшую депрессию, если бы  не  кролики.  Отец-то  был пенсионером,
а  Валерий  работал!  Какая уж тут депрессия при такой востребованности.

  О  том,  чтобы  кроликов  забивать,  не  могло
быт  и  речи.  Валерий  раздал  несколько зверьков  согласившимся  знакомым,  устроил перегородки и стал держать их отдельно, чтоб
не  плодились.  Он привык к ним и дал  имена. Добросовестно  кормил  и  ухаживал.

  Сын  охотно  помогал  отцу  и  приводил
своих товарищей любоваться красивыми
коричневыми кроликами редкой породы.

  Огромную крольчиху Лялю  Валерий взял домой. Она сразу  освоила  кошачий  лоток
и очень Валерия полюбила.

  Сотрудникам сказал:

- Пусть живут, сколько им Бог веку даст!