Глава 7. 5 Пещера

Курицу Аль-Кабано прикопал, как рачительный пёс, и теперь она была вся в жуткой смеси грязи, крови и перьев.
- Кстати, - спросил я, доставая из нагрудного кармана увеличительное стекло, - как вам удалось отнять её у Стража Водопада? Или он отдал вам её добровольно?
Вопрос прозвучал недоверчиво и насмешливо. И Аль-Кабано, разумеется, прекрасно почувствовал, что я ему не верю. Но не в его положении было обижаться.
- Когда он меня увидел, - сказал он, - то бросил её сам. Я ни в чём не хочу клятвенно заверять вас - просто хочу, чтобы вы взглянули.
- Я взглянул, - кивнул я, осмотрев курицу под лупой. – Ну и что?
- На её горле отпечатки зубов.
- Несомненно.
- И это – не зубы животного.
- Это человеческие зубы. И, кстати. что любопытно, наш призрачный Страж явно посещал зубного врача. У него на одном из зубов – металлическая коронка, накус этим зубом разительно отличается от других.
Тут мне пришла в голову мысль, и я потребовал:
- Откройте-ка рот, Аль-Кабано.
- Что? – опешил он. – Что? Вы…вы полагаете, что это я её грыз?
- Вы – мистификатор и мошенник. – спокойно сказал я. – И рыльце у вас в пушку. Так что не удивлюсь. Просто покажите мне зубы – и закончим на этом.
- Не закончим. – сказал он и открыл рот. Никаких коронок у него не было.
- Что ж, то. Что это не ваш прикус, - сказал я, - ещё не свидетельствует о том, что в курицу вгрызалась потусторонняя сила. Трудно, правда, представить размер мзды, за которую кто-то мог покусать её для вас, но я и ваших финансовых возможностей не знаю – вы носите личину, и она мало, о чём говорит, будучи фальшивой… Ладно, не то, чтобы я вам безоговорочно поверил, но, скажем так. Покуда существенных противоречий вашему рассказу я не нашёл.
Так вы полагаете, кто-то хочет подставить вас, как виновного, в глазах полиции, и вы призываете меня, найти, сui bono?
- Я полагал, что вы уже в какой-то мере занимаетесь этим, - он заискивающе улыбнулся. – Заодно уж…
- Вы не вполне откровенны – зачем мне помогать человеку. Который утаивает информацию. Вы что-то напортачили в вашем «клубе по интересам», верно? И вы не просто подозреваете, что кто-то точит на вас зуб - вы догадываетесь, кто и за что на вас его точит. Но вы хотите, чтобы я ловил вам рыбку в мутной воде с завязанными глазами, а меня этот вариант не устраивает. Или говорите всё, или сделаем вид, что вы не говорили ничего.
- Я… просто я… – начал он, покусывая губы, как человек, которому не очень-то хочется говорить. – Я подыскивал удачные пары – пары без осложнений. Но я ошибся. И осложнения получились, да ещё какие. Женщина родила ребёнка от человека. от которого ей вообще было небезопасно рожать детей, да ещё мальчика…
- Вы о Людке Андерес говорите? – насмешливо спросил я, давая ему понять, что вся его тщательно скрываемая информация – секрет полишинеля. – Наследник Тиверия Стара – это, действительно, серьёзное упущение – очень подозреваю, что у кого-то могло появиться острое желание если не убить вас, то, по крайней мере, основательно испортить вашу жизнь, как вы испортили его.
- Она – не Андерес, - сказал тоскливо Аль-Кабано, глядя вверх, в облака. – Она – Морган. Насколько мне известно, муж бросил её, но он был связан с шайкой, недавно разоблачённой во Франции. Впрочем, для этой организации слово «шайка» пренебрежительно и мелко.
Я снова вздрогнул, как при упоминании про вокзал, и неясная тревога опять проступила из тумана более оформленными контурами страха – страха за свою жизнь, прав был Уотсон.
- Вы так осведомлены, - сказал я, - что впору вас самого хватать и сажать в тюрьму, как соучастника.
- Свидетеля, - поправил он, почтительно засмеявшись.
- Хорошо. Откуда?
- Вы просто не представляете себе, насколько разговорчивы дамы во время моего «оздоровительного и успокаивающего массажа», особенно, если я останавливаюсь и не продолжаю, пока не получу ответ на заинтересовавший меня вопрос.
- У-у, – сказал я. – да вы, оказывается, ещё больший мерзавец, чем кажетесь.
- Да я даже спорить не стану. И, в любом случае, речь не об этом. Просто, если бы Морган вдруг объявился – такой гипотетический случай, потому что на самом-то деле он в тюрьме – вы только представьте себе, как его порадовала бы возможность заполучить в свои руки наследника миллионного состояния.
Я начал понимать ещё чуть больше.
- И вы предупредили об этом Тиверия Стара?
- Я – честный человек, – заявил Аль-Кабано, ударив себя в грудь кулаком.
Последнее вызывало сомнения, но я не стал спорить. Итак, не исключено, что все опасения Стара вкупе с покупкой оружия объяснялись именно этим: он ожидал появления на сцене Моргана и предвидел, что придётся давать ему отпор.
- Морган не в тюрьме. – сказал я, вопреки своему обыкновению, делясь важной информацией с человеком со стороны, притом самым неблагонадёжным, какого только можно себе представить, но у меня совесть была бы не на месте, не сделай я этого – я ведь помнил черты Моргана в лице призрачного Стража. Конечно, вернее всего, это было иллюзией, игрой воображения, фикцией, но всё равно, даже малый процент вероятности следовало принимать во внимание. – Морган не в тюрьме, - повторил я, глядя прямо в широко раскрывшиеся глаза Аль-Кабано. - Так что вы будьте поосторожнее.
Когда я вернулся, Уотсон спал. Беспокойно, но крепко – я не разбудил его, войдя. Мне это не очень понравилось – крепкий сон в сочетании с открытой дверью, я имею в виду. Дожидаться его пробуждения пришлось недолго: спустя меньше получаса он отрывисто застонал, бессознательно комкая в кулаке покрывало, забормотал что-то невнятно, снова застонал – громко, почти в крик -и вскинулся с колотящимся сердцем, едва я коснулся его плеча.
- Тише, - успокаивающе сказал я. – Тише, Уотсон, успокойтесь – это только сон.
- Вы только что вошли. Холмс? – спросил он, медленно приходя в себя и потирая лицо ладонью. – Я заснул… Не помню, как заснул.
- Нет. Я уже давно здесь, - сказал я. – Вы подвергаете себя опасности, засыпая с открытой дверью, Уотсон.
- Что мне может угрожать? – удивился он. – Я – даже не вы.
- Вы – опекун единственного законного наследника миллионного состояния. Единственного, кто может опротестовать в свою пользу завещание Стара. Да и по не опротестованному завещанию за вами приличный куш. Человеку богатому следует быть осмотрительнее.
- Не шутите, Холмс. Это – не мои деньги, я готов обратить их на пользу порученного мне младенца – ради Мэри – но я не собираюсь пользоваться этими деньгами.
- Тогда вам следовало написать это на двери прежде, чем оставлять её открытой. И то я бы не посоветовал: боюсь, что так вы подвергаете опасности ребёнка.
- Я его ещё не видел, - задумчиво проговорил он.
- Должно быть, красивый мальчик. Людка при всём своём низменном происхождении хороша собой, а Тиверий в молодости, должно быть, был очень красив. Кстати, я узнал, почему он польстился на столь далёкий от своего обычного окружения предмет. Вы готовы выслушать, Уотсон, то, что я вам расскажу, даже если это не будет приятно для вас?
- Я уже привык к тому. что известия в последнее время получаю большей частью неприятные. – горько усмехнулся он. – Рассказывайте, не тушуйтесь.
- Сначала вопрос: не были ли вы больны неким венерическим заболеванием?
- Что-что? – переспросил он, кажется, полностью ошеломлённый.
- Вы посещаете бордели, как все нормальные мужчины, тем более, что ваша жена некрепкого здоровья…
- Холмс, мне начинают всерьёз надоедать эти непристойные совершенно темы!
- И, тем не менее, я вынужден настаивать на ответе. Это – важно.
- Ума не приложу, на кой чёрт вам это нужно знать, Холмс… Ладно. Будучи врачом, я, полагаю, что заметил бы у себя симптомы такого заболевания прежде, чем кто угодно, кто вам мог такое сказать обо мне.
- И ничего подобного не было?
- И ничего подобного не было.
- Видите ли, дорогой мой, дело в том. Что вашей супруге её лечащий врач сказал, будто вы заразили её венерическим заболеванием, и она именно из-за этого потеряла ребёнка зимой.
Впечатление было такое, словно я ударил его по голове чем-то мягким, но тяжёлым, вроде тюка с одеялами. Несколько мгновений он молчал, бледнея, после чего, с усилием наклонив голову, чтобы хоть как-то вытолкнуть застревающие в гортани звуки, переспросил, отчаянно заикаясь:
- К-к-какого реб-б-бёнк-к-ка?
- Она скрыла свою беременность от вас.
- П-п-почему?
- Возможно, не хотела волновать, а после выкидыша так и не сказала, уже тая обиду… Выпейте, дорогой мой, - я налил ему в стакан немного виски из бутылки, одиноко стоявшей на полке, заменяющей здесь бар. – Выпейте – вам нужно прийти в себя.
Он проглотил виски залпом, как воду. Даже не поморщившись.
- Она… сказала вам это? Ничего не сказала мне, но сказала вам? Боже! – он вдруг закрыл лицо руками. – Мир рушится. За что мне это, Холмс? Я теряю и теряю весь этот проклятый год, теряю по частям: вас. Мэри, себя, наконец… Я не могу больше!
Но заикаться он перестал.
- Давайте посмотрим на это так, - мягко – как можно мягче сказал я, насильно отводя его руки от лица и вынуждая посмотреть на меня. – Вашу жену использовали в грязной игре, её лечащий врач обманул её, введя в заблуждение, как мне кажется, намеренно. Она не сказала вам ничего, не устраивала сцен, только отдалилась – возможно, против своей воли – и поддалась на мои ухаживания, потому что я и прежде ей нравился, и она чувствовала себя несчастной и одинокой. Это говорит в её пользу, она любит вас. Она не могла простить вам вины, которой не было, и только поэтому…
- Да замолчите же вы! – рявкнул он. – Неужели вы не понимаете, что делаете мне ещё больнее!
- Разве было бы лучше, не будь её охлаждению и измене веских причин?
- Было бы хуже, да! Ну а вы. Холмс? – он вдруг схватил меня за ворот и притянул к себе, к самым глазам, к жарко дышащему от волнения рту. – Вас я каким триппером заразил, и вы за что обиделись на меня, что предали нашу дружбу, ухаживая за моей женой?
- Хорошо, - сказал я, не пытаясь освободиться. – Я готов. Излейте на меня уже ваш гнев – вы столько раз порывались это сделать и всё никак не можете. Решитесь однажды – и покончим с этим, потому что вы всё равно во мне нуждаетесь, и я не позволю вам сейчас оттолкнуть себя – ради вас же. Ударьте меня ещё, сильнее и безжалостнее, отхлещите по щекам, расковыряйте мою рану, которую почти залечили. Всё это вы можете сделать, и я приму, как должное, но обратить время я всё равно не могу, разлюбить вашу жену не могу, тем более сейчас, на пороге её смерти, и враждовать с вами тоже не могу. Поэтому вам придётся смириться с болью от моего присутствия и всех тех слов, которые я не считаю нужным глотать – во имя истины хотя бы.
Он выпустил мой воротник, тяжело дыша, отвернулся и налил себе ещё виски.
- Мне продолжать? – кротко спросил я, выдержав некоторую паузу.
- Ну, разумеется, продолжать, - буркнул он сердито. – Вы ж ещё и до середины не дошли – сколько меня ждёт ещё сюрпризов.
- Я говорил с Мэри, – сказал я. – А потом с Аль-Кабано. Только из двух этих разговоров получилась цельная картина, кое-что объясняющая. Хотя всё равно многого не хватает.