Свобода

Вот, он убивает меня, но я буду надеяться; я желал бы только отстоять пути мои пред лицем Его.
Книга Иова 13. 15


Жажда писать... Иначе я не могу объяснить появление данных строк. В настоящую секунду   для меня не существует более счастливого занятия. Я не стану что-то выдумывать, начинать писать сложившийся ранее сюжет или уноситься за горизонт воображения. Сейчас я хочу описать то, что происходит вокруг меня - причина, которая переплелась нитками цвета радуги со следствием - происходящим внутри меня. Состояние эмоциональное, нравственное, душевное. Хотя, возможно, я всего лишь прокачусь по гребню волны, едва касаясь пальцами ног морской пены. Об этом я узнаю позже вместе с читателем.
   Описать то, что видишь сейчас, - затея, на мой пристальный взгляд, довольно интересная. Однако читатель, если он вообще будет, вправе скомкать данный манускрипт и бросить его в дальнюю урну. Быть может, заработать три очка точным попаданием в мусорный бачок - и есть предназначение данной рукописи. Хотя следовало бы быть оптимистичней, тем более в самом начале повествования.

   В любое творение автор старается вложить душу. Душа каждого человека прекрасна, а значит, что бы человек ни делал с душой, его ждут пусть и редкие, но все же овации. Их как раз я и слышу уже где-то на том конце бесконечной прямой. 
 
   Итак, приступим. И пусть отголоском в уголке каждого сердца отзовутся некоторые из следующих мыслей. 

   Я появляюсь из укрытия сплошного ряда невысоких деревьев. Твердо ступаю по неровно выложенной плитке тротуара. Его границы четко очерчены повисшими цепями черного цвета. В некоторых местах краска отошла, и первоначальная ржавчина устало подмигивает случайным прохожим. Аллея, по которой я решил прогуляться взад и вперед (длина аллеи всего двадцать шагов), едва претендует на такое название. Но я упорно иду вперед. Для меня аллея - бесконечная дорога, по которой я направляюсь, сменяя темп в зависимости от хода мысли.

   - Заходят!!! - нарушает утреннюю тишину крик осужденного на пятнадцать лет человека.
   Этот крик означает появление сотрудников администрации колонии строгого режима на территории жилого помещения осужденных. В данном случае сотрудники посетили СУС (строгие условия содержания). Причиной посещения стала шестичасовая утренняя проверка. Первая из четырех ежедневных.
   Сейчас нужно встать, одеться, перекатиться на кухню (на кухне происходит проверка), а затем снова, если будет все спокойно, укрыться на пару часов одеялом сна. Но, как же лень вставать, тем более такой хороший снился сон: аллея, тротуар, деревья… впрочем, у меня есть еще полминуты для того, чтобы окунуться в мир без препятствий. К тому же теперь у меня преимущество: в полусонном состоянии я могу варьировать еще не совсем ускользнувший сюжет в произвольном направлении:

   ...Небо покрылось непроницаемой пеленой грязно-серого цвета, осень перекрасила одни деревья в ярко-желтые тона, до других еще не добралась, и зеленые ветви продолжают главенствовать над чарами очередного времени года. Несмотря на произвольный ход воображения, осенний  ветер отдает прохладой, порывами бросаясь на еще не привыкшие к холоду листья деревьев. На душе тревога  и сомнения. В то же время сквозь эти ощущения, расталкивая все подряд локтями, пробирается какое-то приятное ощущение, вызванное, по всей видимости, возможностью надышаться свежим воздухом. (В СУСе прогулка во дворике положена полтора часа в день).
   Деревце рябины, попавшее на глаза, не спеша отбрасывает листья, словно капризная девушка, отрывающая от своего платья блестящие стразы. Кусты других растений хаотично клонит к земле под дирижерской палочкой ветра. Земля охлаждается, впитывая в себя все соки стремящейся к нулю температуры.
   Я оглянулся... вокруг ни души. И только тротуарная плитка запомнила след моей обуви.   
Пришло время встать с узкой, двухъярусной кровати. Мой сосед сверху уже катапультировался, подняв грохот, он нарушил спокойствие деревянного пола. Мой азербайджанский сосед по проходу (в одном проходе стоят две двухъярусные кровати, властно разделенные тумбочкой) тихо смеется под одеялом. Его странное поведение вызывает улыбку и на моем лице. По окончании проверки этот злодей из подполья, как всегда, блеснет организаторскими способностями, устроив чайхану. И почему чай обязательно нужно называть 'цай'?

   Спустя несколько минут на кухне выстроились ряды однотипных роботов. Среди  тридцати арестантов, одетых в одинаковую робу черного цвета, меня отличают фотография, инициалы и срок. Эта информация содержится  в прикрепленной к груди белой бумажке, которая теперь заменяет мне паспорт. 17 лет - довольно понятная цифра для того, кто прожил ровно столько же на свободе. Позади шесть лет, впереди одиннадцать - мысль, которая меня мало волнует. Мое внимание сосредоточено на первых лучах солнца, пробивающихся сквозь прорези для окон. Одно из зарешеченных оконных стекол разбито, и в образовавшееся пространство залетает неугомонный ветер. Один луч солнца вызвал другого на дуэль, и я с наслаждением наблюдаю за этим ярким поединком бретеров.

   Неужели краны придуманы для полноты интерьера? По окончании проверки я отправился в умывальник, где уже пять минут ждал холодной воды. Русская тюрьма пунктуальна и точна -холодная вода стабильно отключается несколько раз в день, а горячая и вовсе не предусмотрена.
   Наконец, тоненький ручеек прозрачной жидкости позволяет совершить утренний туалет. С этого момента и начинается моя борьба со временем. Каждое утро я забываю о своем местонахождении, утопая в необъятных пределах самообразования. Фактически я обманул систему наказания, направив мысли в нужную для себя сторону. Главное - не заострять внимание на окружающей суете. Раньше у меня это не получалось, но постепенно можно придать форму любому камню.
   Бордовая чашечка ароматного кофе уже ожидает меня вместе с учебниками английского языка, расточая сонный пар. В течение дня меня ждут занятия спортом, встреча с художественной литературой, чтение Библии, написание книг и другие дела.
 Чтобы не огорчить читателя, уделю несколько слов строгим условиям содержания, в которых нахожусь. По СУСу числится 80 человек, однако помещение вмещает в себя только тридцать. Справедливым будет вопрос: СУС законсервировали, сложив одного на другого 80 зеков?
   Ответ намного прозаичней: 50 человек постоянно находятся в штрафных изоляторах, а также в ПКТ (помещение камерного типа). Сотрудники администрации пишут рапорта на несуществующие нарушения заключенных, за что последние и водворяются в шизо.
Несколько раз в год мы принимаем гостей. 'Пчеловоды' -  название шайки людей с полным отсутствием человечности. Другими словами, в наших стенах появляется ОМОН. Цель этих лиц - устрашить, сделать еще невыносимей жизнь каждого арестанта. Нередко случаются побои. Заключенных бьют, и стоит хоть одному снять побои, как администрация учреждения просит 'не давать ход жалобе' взамен на определенные привилегии. Год назад сбивающая с ног волна не обошла и меня.
   К слову об администрации - высшие чины привыкли играть в игры. По возникающим вопросам одни ссылаются на других, вторые не остаются в долгу и ссылаются на первых во время отсутствия тех. Роли между ними давно распределены: одни настроены агрессивно, другие, наоборот, с улыбкой идут навстречу бедному каторжнику. При этом руки всех сотрудников администрации скреплены намертво сургучом.               
   Подходит к концу четвертый год моего пребывания в СУСе. Что может рассказать и главное кто поверит человеку, застрявшему в болоте по статьям 105 и 162? (убийство и разбой).
   Каждое утро, подходя к зеркалу, я могу обвинить себя в утреннем беспорядке на голове, не больше. Совесть спит спокойно, а сила воли вновь сжимается в кулак. Я не хочу заявлять громогласно о своей невиновности, обвинять других, грозить пальцем российским судам. То, что не в силах увидеть человек, видит Бог. И я, незначительная крупица приморского побережья, давно отдал себя во власть океана. Тема российских судов на основе личного примера создана для отдельного рассмотрения и заслуживает статуса романа - подобную реальность можно встретить только на страницах классиков.
   Для того чтобы покинуть строгие условия и перейти в обычные, необходимо пробыть один год в строгих без единого нарушения. Припоминая строки выше, можно сделать смелый вывод: покинуть строгие условия практически невозможно! Вывод совершенно верен, и я готов воспользоваться словом 'практически' в своих целях. Четырех лет мне хватило для того, чтобы пробыть ровно год без нарушений (любое нарушение, даже выговор, - и год начинается заново). Отличная перспектива. Взяв штурвал на себя, мне все же удается с ней справиться, хотя турбулентные зоны и не всегда позволяли плавно вести лайнер мечты к цели.
   В этот день, 1 сентября дети идут в первый класс. Я же оставляю позади стены СУСа. Но прежде стоит озвучить пикантные моменты прошедших дней.
   Кормят здесь скудно: трехразовое питание сгодится только свиньям на корм, хотя и эти будущие банки тушенки отказались бы от предоставленного деликатеса. В любом случае мексиканца в сомбреро и на осле, продающего сочные булочки, ждать не приходится.
Сегодня на обед принесли кастрюлю с супом - вода с утренней кашей, соей, редко встречающейся картошкой. И, конечно же, совсем забыл - маленькими белыми червяками. Такие существа, претендующие на точное попадание в желудок, встречаются редко. По-видимому, сегодня моя очередь выиграть этот мясной сюрприз. Тарелка с червяком отправляется в мусорный бак. За окном уже слышится наивный шум маракасов, и вот-вот в окне должна появиться бессмысленная морда осла, а вслед за ней -  неунывающее лицо хозяина.
- Buenas tardes, - приветствую я заплутавшего жителя Mехико. - Как продвигается бизнес?
- Gracias, amigo, - шляпа виртуозно слетает со смолистой курчавой головы. - Centro avanza bien! (Бизнес продвигается отлично!)
   Передача лимитом в двадцать килограммов положена в СУСе один раз в полгода. Раз в полгода открывается бар-ресторан. Остальные пять месяцев и 30 дней воспоминания прошедшего пиршества кормят арестанта. В целом все зависит от колонии, в которой находишься. В общих условиях передача положена раз в три месяца, и есть те бедолаги, о которых забыли родные или таковых у них вообще нет. В таком случае можно воспользоваться чужим лимитом, передав продукты на него. Будешь сыт сам, бедолагу, а также и мексиканца не обойдут стороной. Но, опять же, многое зависит от положения в той или иной колонии. Не везде возможно передвижение - сделав передачу на человека в других условиях, не факт, что она окажется в твоих голодных руках. В описываемый момент времени в нашей колонии строгого режима и вовсе ввели ограничение на передаваемые продукты: так, овощей и фруктов в общем количестве положено не более одного килограмма. И это раз в полгода!
   Просмотр телевизора бывает только полтора часа в день, как и прогулка на улице (в небольшом, закрытом с четырех сторон дворике). В такие моменты чувствуешь себя счастливейшим человеком.

   - ТВ полтора часа! Не может быть!

   Прогулки мне хватает обычно для занятий спортом: бег, отжимания, подтягивания и масса других, выдуманных вольных занятий обогащают физическое тело. Остальные 22 с половиной часа в сутки приходится дышать спертым воздухом вперемешку с табачным дымом. Из всего положенного по закону пространства осужденные довольствуются лишь скромной частью - местная администрация не в силах выполнить требования закона. Конкретный пример показывает, насколько точно наша страна способна реализовать закон, созданный ею же.

   - Ах, вот, значит, почему вы курите прямо в помещениях, в которых живете! У вас просто нет места для курения, - точно урвет отрывок повествования случайный прохожий в шляпе. Причем шляпа на нем будет иметь лишнюю, совершенно ненужную складку. Проходя мимо, этот носитель тайн вежливо снимет шляпу в знак приветствия, улыбнется во весь рот золотыми зубами и проковыляет мимо, показывая всей своей осанистой походкой:
мол, я здесь не при чем. Да и вообще последнее время у меня проблемы со слухом.   
   
   Длительные свидания сроком в три дня положены в строгих условиях, прислушайтесь к этой цифре, один раз в год. В этот 'раз в никогда' я могу увидеть своих родственников и вторую половинку. Понятно, что о второй половинке и речи быть не может, если только в мечтах, которые, в свою очередь, способны запеленать нежным шелком воображения.
Также положены короткие свидания два раза в год. Прогресс! Долгие четыре часа я имел удовольствие наблюдать близких людей сквозь нахальную толщу стекла. Видимо, оно тоже на стороне 'закона'.
   Недавно ко всем прочим радостям жизни между помещениями для сна и кухни наварили отсекатель - неприступный страж в тени высоких стен. Он представляет собой железную сетку с вмонтированной дверью, которая закрывается после утренней проверки в шесть и открывается ближе к восьми часам вечера.

   - Что же получается, и это небольшое пространство разделили надвое? - взбунтовался хранитель тайн в шляпе, возвращавшийся той же дорогой. - Безобразие!

   Этот аспект можно назвать как угодно, тут называй корабль или не называй, все равно судно пойдет ко дну.
   Целый день тридцать взрослых мужчин вынуждены осваивать берега кухни. Спустя какое-то время был сделан ключ от всех дверей, и неприступный страж горько плакал, связанный по рукам и ногам, сидя в сторонке. Ему вовремя пришли на помощь лучники - камеры видеонаблюдения, установленные в СУСе на каждом шагу. Они беспристрастно фиксировали все деяния. Администрация учреждения не заставила себя долго ждать, появившись на пороге временного 'дома'. Началась целая баталия, но об этом можно прочитать в другой книге.
   С определенной периодичностью происходит обыск (шмон, как его назвали в тюрьме). Сотрудники в форме пытаются найти запрещенные предметы (вещи гражданского образца, аппараты сотовой связи, плитки, чайники, сковородки и т.д.) практически на каждом миллиметре жилого помещения. Порой это у них получается, но не всегда. Покончив с обыском, люди в форме оставляют после себя следы войны: пулеметные очереди, осколки гранат, трупы пленных немцев. На самом деле все обстоит так: кровати беспорядочно перемещены, содержимое тумбочек опрокинуто, доски пола подняты, личные вещи в спортивных сумках раскиданы по всей каптерке. Не всегда легко отличить поредевшие личные вещи от вещей сокамерников. Со всех сторон слышится отборный мат, причем на всех языках дружных народов бывшего СССР. Даже среди тридцати человек обязательно окажутся армянин, грузин, русский, чеченец, дагестанец, азербайджанец, цыган, узбек, таджик и другие великие мыслители…               

   Я спускаюсь с лестницы и выхожу на улицу. Со мной вежливо здоровается первый день осени. Щелчком захлопывается сзади железная дверь. Меня перевели на общие условия содержания. Неясный свет солнца едва пробивается сквозь пелену сплошных облаков, окрашивая общую панораму в пастельные тона. Зеленая травка услужливо покрывает землю. Волейбольная площадка передо мной уснула: сетку, разделяющую площадку надвое, обходит стороной ветер, следы азарта былых игр застыли на песке в ожидании реванша, линия ограничения площадки выжидательно отсчитывает время до стартового свистка.
По правую руку, недалеко от места проведения спортивных игр, распахнулись кусты. Под ногами у них небрежно валяются треснувшие глиняные кувшины, кружки и чайники, закопавшиеся наполовину в черный грунт. Рядом с этим осколком сада расположилась глиняная мастерская. 
   Очарованный блеклыми формами пейзажа, направляюсь в лагерь (большая площадь, включающая жилые бараки, медчасть, клуб, школу, спортзал, футбольное поле, плац, здание администрации). Вокруг по-прежнему ни души. В последние четыре года любые передвижения происходили в сопровождении сотрудника администрации (водворение в шизо, медчасть). Неповторимое чувство вдруг овладело мной, словно волка из клетки выпустили в лес. Воздух казался чище, объем легких больше, зрение лучше, походка бодрее. Взгляд скользил за территорией зоны: жилые дома свободных людей по ту сторону забора сменялись высокими тополями, магазинами и легковыми автомобилями, вечно пытающимися догнать помпезное время. 'Феска' то и дело пытается соскочить с головы, податливо кренясь под порывами ветра. И почему только эту летнюю кепку назвали в честь мусульманского головного убора, представляющего собой красный шерстяной колпак с кисточкой? Для меня это останется загадкой на долгое время, как и все то, что ждет меня в дальнейшем повествовании.
   Вскоре я свернул на улицу, по обе стороны которой цепочкой раскинулись двухэтажные бараки. Вместо них мне бы хотелось увидеть дома, в колоннах которых гнездятся белые голуби, однако следует принимать реальность такой, какая она есть. Стены бараков претендуют на снос. (Одна из них, очевидно, не выдержав мата, недавно рухнула. Целый месяц восстанавливали. Хорошо еще, что никому на голову не упала.) Но более всего мне подняла настроение боевая раскраска этих самых жидких стен. Одна половина почти каждого барака была покрашена в небесные тона, другая (та, которая не попадает в поле зрения   администрации) так и осталась неопределенных тонов. Вот она! Другая сторона России. Многое ли изменилось со времен Солженицына?! Цифра на цветном календаре?

   Мексиканец в такт покачивает полями своей наивной шляпы, а я, вчерашний человек, продолжаю свой тернистый путь. Справа показывается длинная очередь в столовую, затем сама столовая, попасть в которую нелегко. Но это только полбеды. На днях на ужин было приготовлено изумительное блюдо - свежая картошка в теплой воде! Блюдо года! Фейерверк эмоций! Но на тот карнавал попасть было суждено не всем. Запасы картошки внезапно закончились. Пришлось ждать пополнения. Вторая половина лагеря ужинала в начале одиннадцатого вечера. Также меня поразил местный хамам. Официально банный день для каждого из бараков один раз в неделю. А теперь попробуем представить двадцать душевых, полтора часа на помывку и 120 немытых человек, рвущихся под свежую прохладу воды. Будет справедливым дать начало новым сериям 'Последний герой'.

   Впереди меня идут несколько каторжан времен французской революции. Огромного размера черные робы несут угрюмые лица в ботинках на пять размеров больше. В колонии признают только 45-й размер, другой обуви нет.
   - Простите, что? Вы спрашиваете, как же мы ходим в этих ластах? Рукоделием всегда занимались. Находятся мастера обувного дела и среди арестантов.
   Захожу на территорию барака, в котором буду проживать (локальный участок). Хлебом и солью меня встречает грандиозная вонь из мусорных баков, расположенных неподалеку.
По-видимому, откладывать более не имеет смысла. Пора окунуться в дисней-ленд - внутреннюю жизнь арестантского уклада.               
   Переступив порог барака, я оказываюсь в пространстве с тонкими стенами, имеющими свои щели между кирпичами. Более ста незнакомых гримас встречаются мне с каждым шагом. Маски на лицах - образы, придуманные каждым арестантом для самообороны, заставляют поверить в театр кукол, где невидимые нити одних прочнее нитей других. Растратив впустую лучшие мгновения жизни в заключении, я с легкостью определяю истинное лицо человека, каким бы толстым ни был слой маски. В основном пытается показать себя в выгодном свете молодежь, совершенно не понимая, что рано или поздно маски слетят. Что окажется под ними?
   Каким бы я ни хотел казаться, я всегда останусь собой. Высшее наслаждение, на мой взгляд, - это развитие себя и помощь в преодолении препятствий другим. Свобода - этот персидский царь заставляет иначе взглянуть на некоторые вещи, влияет на поведение людей. Точнее, отсутствие свободы. В стенах тюрьмы пребываешь словно в шестнадцатом веке - крепостное право здесь никто не отменял. Местная публика делится на классы. Ограничимся двумя: дворяне и крестьяне. Одни живут так, как на устоявшийся взгляд будет более правильно, вторые помогают им. Однако существуют типы, подтипы и ответвления. Этот сложный, швейцарский, механизм не понять, не окунувшись в него полностью. Сердце щемит при взгляде на общую массу. Ум большинства заторможен, жизненные цели упираются в сегодняшний день. Бывают случаи кражи еды, одежды друг у друга. Подобному человеку нет обратного пути в мир порядочности. Почему это происходит? Крайнее отчаяние берет свое?
   Многих интересует только личная выгода. Бывает, определенный круг арестантов создает одному из 'коллег' сложную ситуацию только для того, чтобы выставить его виновным, чтобы он не был тверд и мужествен, чтобы он был рабом.
   Глядя на это и многое другое, чувствуешь набитый камнями рюкзак за спиной. С каждым днем камней становится все больше от вида бесчеловечной жестокости 'людей', оказавшихся в трудных жизненных условиях. В стенах тюрьмы берет начало противоречие: пусть время летит быстрее! Каждый новый день приближает к родному дому! С другой стороны, не торопись время, не надо! Ведь каждый прожитый день не вернешь. Он уходит безвозвратно, осушив собственные слезы. И нечего себя жалеть. Родным каждого осужденного на порядок тяжелее, нежели изолированному от общества человеку.   

   Поднявшись на второй этаж жилого помещения, прохожу мимо двух рядов многочисленных кроватей. Сменяются лица арестантского происхождения, передавая одно и то же выражение друг другу. По инерции взглянув в сторону, замечаю широкое окно с выходом на бесконечный пейзаж. Подхожу ближе к окну, на миг закрыв глаза. Разом бесконечность мыслей накатывает волной. Упираюсь руками в белый подоконник. Целый мир перестает существовать, кроме живописного вида из окна. Не спеша открываю глаза, опасаясь, как бы не спугнуть представившуюся картину. Кажется, еще секунда, и рабочие Третьяковской галереи понесут ее дальше, оставив в воображении разводы на прозрачной глади воды.
   В жизни так бывает: что-то увидишь и запомнишь на всю жизнь. Это что-то вроде фотоснимков, хранящихся в семейном альбоме. Такой же снимок жадно запечатлела моя визуальная память в тот момент.
   Второй этаж услужливо скрыл от глаз несколько высоких заборов, обнесенных колючей проволокой. Прямо за ними нагромоздились небольшие сарайчики в тени деревьев. Деревья почтительно склоняли головы пред чарами осени, принося в дар желтые листья, неслышно падающие на крыши сараев. Далее раскинулось бескрайнее поле, позволяющее взгляду насладиться своей ширью. Среди поля жила своей жизнью небольшая деревушка, обнесенная дружным строем тополей. Она существовала, как оазис среди пустыни, как маленький остров на краю Атлантического океана. В ней живут люди размеренной жизнью, отставшие на долгие годы от мирового движения, моды, тенденций. Заслоняет дальнейший обзор смыкающаяся по всем краям лесная гуща. Еще совсем зеленая, она будто противоречит ходу осени. Завершают картину серые облака, бурными волнами накатывающие из-за леса. Среди них летит, словно пиратская шлюпка обходит виражами буйство волн, черная ворона…

   В тот день я еще не раз выходил на улицу, пытаясь надышаться свежим воздухом. Решил зайти в клуб. Под сводом небольшой сцены доживало свой век хрупкое фортепиано. Я подошел вплотную к инструменту, открыл крышку. Стройный ряд зубов-клавиш улыбнулся мне в ответ. Коснувшись их поблекшей улыбки, я услышал расстроенный отклик фортепиано. Тем не менее я продолжил подбирать вертевшуюся в голове Сascada - cause every time we touch. Соединив воедино подобранные куски композиции, я твердо ударил по клавишам, воображая, словно играю для милой сердцу девушки, в сердце которой возникает легкий трепет от услышанного. Как же прекрасно спустя четыре года чувствовать автоматизм пальцев, помнивших давнее общение с инструментом. Каждая отдельная нота, казалось, несла в себе все богатство Мидаса.

   Вечером, насытившись пьянящим воздухом свободы с оттенками мусорной вони, я рано уснул. Но проснулся уже глубокой ночью от странных звуков. Невдалеке от меня кто-то громко скрежетал зубами. А из другого конца помещения в полном мраке доносился плач. ''Там будет плач и скрежет зубов...''. На миг я испугался.
   - Неужели я в аду? - подсказывал полусонный разум.
   В бодрой реальности все оказалось проще: человек, который скрежетал зубами, был болен какой-то болезнью, а плачущий в другом конце помещения просто перепил, отчего и дал выход накопившимся эмоциям. И я находился по-прежнему не в аду, но в тюрьме. Хотя бывает, данное место дислокации и напоминает преисподнюю.
   Больше в эту ночь уснуть я не мог. Насытив слух звуками, как будто исходившими из владений Мефистофеля, я принялся изучать белую плитку на потолке.  Узоры на ее поверхности  казались мне причудливыми в неясном мраке ночи. Мысли сами собой закрадывались в  голову, будто заходили в гости на чай, не задерживаясь надолго.

   Думалось мне, тюрьма - это Россия в миниатюре. Сколько ты можешь дать и сколько забрать! Ты стоишь на месте, скрывая свою суть от постороннего взгляда. Тобой руководят показуха, внешние честность и порядочность, беззаконие и тираническая власть. Ты льстишь по необходимости одним, а других ниспровергаешь! Во все времена ты неизменна. И пока ты будешь близнецом России, не вступить ей в Евросоюз! А нужен ли этот союз вообще? Кому он необходим и с какой целью?   
   ''Не я сотворил эти времена и не я за них отвечаю'', - сказал как-то брату своей сестры арбитр изящества Петроний. Он жил в Риме, в первом веке н.э. Патриций словно смотрел на две страны одновременно: прежнюю Италию и нынешнюю Россию.
   Я вполне соглашусь с мнением близкого друга Нерона. Однако что-то во мне противится этому, какое-то огромное желание что-нибудь изменить. Стоит только этому желанию войти в души россиян, и вместе мы сможем повлиять на ситуацию в стране. Но пока об этом помышляют единицы, ровным счетом ничего не произойдет…

   Перед самым рассветом я решил выйти на улицу. Но, не пройдя и нескольких шагов, остановился. Великолепная картина из окна поманила меня. Деревянный пол под ногами скрипнул, мертвая тишина была нарушена. Подойдя к окну, я настежь открыл его, распахнув ставни. Кромешная темнота заволокла все великолепие, и только вдали мерцал красный огонек вышки, вкопанной одной из компаний сотовых сетей. Прохладный ветер дунул прямо в лицо. Казалось, я стоял на крутом обрыве, и прямо под ногами плескались в борьбе черные волны. Бескрайний океан беспощадно гнал неутомимый ветер, крутой обрыв вот-вот рухнет под натиском беззвездного неба. Но пока вдали мерцает красный огонек, меня не сломить! Свобода во мне!