Ёлочка 10

10.

Ромес не сразу узнал место, виденное раньше. А потом вспомнил.

- Ну как? – спросил Рэли. – Когда я привёл сюда Эрика, он был просто в восторге!

- Что неудивительно, – кивнул Ромес.

Они шли по золотой осенней аллее кладбища, дремлющего под мягкой лаской осеннего солнышка. Здесь было хорошо просто гулять, только очень грустно.

- Сюда, - напомнил Рэли.

Они подошли к простой серой каменной плите.

- Я раньше и не догадывался, что когда навещу свою могилку, так растрогаюсь, - признался Ромес. – Отлично помню тот день, когда меня хоронили. Все плакали просто навзрыд!

- Как я их понимаю! – посочувствовал Эрик.

- А ты взгляни, что они на надгробии изобразили, – посоветовал Рэли.

Ромес подошёл ближе. На серой гладкой плите был высечен золотой печальный ангел с опущенной ветвью в руке, а ещё была красивая золотая надпись – короткая, наивная, и тем не менее… Тем не менее, западающая глубоко в сердце. Надпись гласила: «Он был хороший». И всё.

- Никто и никогда не мог бы сказать лучше и точнее, - с заметной гордостью определил Ромес.

- Ты думаешь? – спросил Эрик. – Не знаю, возможно, ты и прав.

- Ради такого камешка в таком дивном месте я готов на самом деле умереть, да ещё и навсегда, да ещё и чтоб обо мне все совсем забыли. Прекрасно, что на плите нет моего имени и дат жизни и смерти, а просто – «он был хороший». Лучшая награда за прекрасно и рано оборвавшуюся жизнь. К тому же ещё и прекрасно прожитую.

- Скажи честно – ты доволен прожитой жизнью? – пристал Эрик.

- Отдельными её моментами. А что?

- Нет, ничего. Значит, рано тебе ещё эту надпись изобразили. Я бы на месте воздвигнувших эту плиту рядом с ангелом поставил бы большой золотой знак вопроса.

- Спасибо, что хоть золотой.

- Пожалуйста. Ну, насмотрелся на место своего вечного отдыха? Тогда – в путь! В обратный, разумеется. А не в последний, как, может быть, кто-то подумал.

- Ром, посмотри направо, - негромко сказал Рэли. Ромес вскинул голову:

- Ты имеешь в виду ту женщину?

- Да. Она смотрит на тебя, как на привидение.

- Почему как? Я и есть привидение. Просто тогда я умер у неё на руках. Давайте не будем вселять в неё сомнения относительно моей сущности и уйдём прямо здесь!

- Это нехорошо, Ром. Ты не соответствуешь своей характеристике! Мы сделаем так: ты уйдёшь сейчас, а мы тебя догоним чуть позже.

- Зачем? Хотя – тебе лучше знать. Значит, я вас жду в Междумирье рядом, - Ромес не смог уйти без эффекта: он плавно, незаметно растаял в воздухе, ещё полностью не уйдя.

Будучи невидимым, он насобирал осенний букет самых красивых листьев и положил на свою могилку. Со стороны похоже – это просто игра ветра. Но ветра-то не было… Затем Ромес ушёл.

А женщина тем временем подошла к деланно грустным Рэли и Эрику.

- Здравствуйте, - сказала она.

- День добрый, - похоронным голосом ответил Эрик.

- Извините… Вы знали того, кто здесь лежит? – спросила женщина.

- Да, это наш друг.

- Простите, но мне показалось, что я только что видела его… Прямо тут…

- Осень, - загадочно сказал Эрик, взял Рэли под руку, и они исчезли вдвоём.

- Это подло, Эрик, - укоризненно сказал Рэли. – Я совсем не то имел в виду, когда услал Ромеса одного. Что теперь будет с этой бедной дамой?

- А что? Просто она подумает, что увидела на могиле трёх призраков, и нет проблем!

- Знаешь, обычно на тебя отвратительно влияет Ромес, а теперь ещё чувствуется учительская рука Синерока.

- Смотри, вон Ромес. Идём к нему?

- Куда же ещё?

Под вечер наконец-то добрались домой. Когда они вошли в дом, Ромес оставил летнюю полянку специально для Огненосной Дымки, и везде кроме этой полянки пошёл снег – тихие пушистые мягкие белые хлопья. А ещё снег не шёл там, где была непроницаемая невидимая стена, за которой грозно высился жестокий мир скал, на самой высокой из них едва виднелась башня не строенного замка.

- Ром, я так соскучилась! – конечно, это была Паукашка. Она разогналась в длинном коридоре и летела скорым поездом без машиниста, ничего не разбирая на пути. Рэли и Эрику посчастливилось отскочить в стороны, а вот Ромес не успел. Чёрный торнадо налетел на беззащитную жертву и поверг её на лопатки.

- Я тебя люблю, Ром! – сообщил торнадо. Ромес посмотрел вверх. Там висел под самым потолком предусмотрительно оставленный в воздухе торт. Паукашка коробку не заметила.

- Я её честно держал, - за Паукашкой вышел Синерок. – За хвост. Но она вырвалась.

- Заметно, - сказал Ромес, с трудом выбираясь из-под гарцующей на нём Паукашки. – Паукаша, ты из меня чуть блин не сделала. Не просто лепёшку, а самый настоящий блин!

- Но не сделала же, правда? – Паукашка была права и знала это. – Пойдём, я покажу тебе нашу ёлочку!

В большом каминном зале возле окна росла небольшая разлапистая мохнатая ёлочка. От неё по тёплому залу распространялся особый, до боли знакомый аромат хвои, леса, а ковёр на полу был похож на мох, а в камине уютно горел огонь, а отделанные деревом стены тонули в домашнем полумраке, а мягкие диванчики и кресла казались задремавшими кошками, а рядом были друзья – лучшие друзья на свете, и Ромес впервые почувствовал, что здесь, в этом зале он по-настоящему дома. За окнами стало совсем темно, медленно и неслышно валил снег, и снежинки слетались к окну, чтоб посмотреть на недоступную для них жизнь, и так эта жизнь им нравилась, и так им было холодно, одиноко и страшно на улице, что они начинали плакать, опустившись на стекло, и стекали вниз слезами зимы. От такой мысли становилось чуть-чуть не по себе.

- Мне хорошо сейчас, - тихо произнёс Ромес, и всем тоже было хорошо. Всем, кроме Паукашки.

- Новый год скоро! – возмутилась она. – А мы ещё даже не подготовились должным образом! Где ёлочные игрушки, а, Ром?

- Где-нибудь, - обезоруживающе улыбнулся Ромес. А значит, они и находились где-нибудь.

Паукашка решила найти их под одним из кресел и действительно нашла пыльные коробки с великолепными шарами, шишками, золотым дождём и множеством прочих прелестностей. Ромес с удовольствием присоединился бы к Паукашке, Синероку и Эрику, чтоб наряжать ёлку, но, во-первых, там было тесно, а во-вторых, ему во что бы то ни стало необходимо было написать всем друзьям и близким, находящимся сейчас далеко от него. Он подошёл к камину и занялся сочинительством пространных и радостных посланий, стараясь не забыть никого. Рядом с ним сидел Рэли, глядя на огонь, и два маленьких каминных костра отражались в его карих глазах. Он курил, иногда настолько погружаясь в свои мысли, что забывал про сигарету, а по полу под его ногами бегала маленькая пепельница и ловила в себя пепел с его сигареты.

- Мы всегда Новый год встречали вместе – я, папа и мама, - нарушил Ромес молчание. – Они не ходили ни к кому в гости и никого не приглашали к себе. И это было просто прекрасно. Я не хотел видеть чужих людей. Люди вообще были мне непонятны.

- А сейчас?

- Понятны, но только отчасти. И даже интересны. Особенно в мирах, когда знаешь, что можно делать что угодно, и ничего тебе за это не будет. Как во сне. Знаешь, бывают такие сны…

- Знаю. Только увлекаться нельзя. То, что для тебя развлечение, для обитателей миров – жизнь.

- Я помню.

- Кому ты уже написал?

- Анталексу, Дерсису… Дерсис… Я тебе не рассказывал? Он не умел убивать. Хороший парень. Потом одно общее – Кэтрин, Таару, Джеку, Стану с просьбой передачи привета приятелю Стана Майку. Вот пишу Джошуа, потом будут Маки и Лажа, а также Ксения…

- А своим хоть напишешь?

- Обязательно, но только в самом конце, и каждому отдельно! Думаю, это их больше обрадует. Письма придут для каждого к Новому году, в каждом мире в своё время. А ещё у меня идейка появилась, хочу с тобой посоветоваться…

- Ну-ну, говори, я слушаю.

- Я хочу ещё Конрою записочку черкануть, поздравить его с Новым годом, пожелать чего там полагается, и не забыть, конечно, его дочку.

- А что, попробуй!

- Ты одобряешь?

- Посмотрим, что получится. Сколько тебе ещё осталось?

- Ещё старому слуге Альтаоров – Корнелию… Нет, лучше потом начну вспоминать, а то забуду, кому уже написал. Да, нелёгкая это работа – быть Ромесом и писать пространные письма всем своим мало-мальски знакомым и дружественно настроенным людям. Да, не забыть бы брата Джошуа… Одно утешает – письма сами найдут адресатов, и мне не придётся на каждого заводить досье. Хотя, если честно, картотека моих знакомых мне бы не повредила.

- Ты пиши-пиши, пока Новый год не настал, а то не успеешь.

И они оба замолчали. Возле ёлочки, как водится, Синерок не преминул воспользоваться случаем поссориться в очередной раз с Эриком: надо же этой тени презренной доказать, что красный шарик должен висеть здесь и нигде больше! Паукашка развлекалась развешиванием красивых конфетных фантиков. Ей было интересно вдвойне: какое же здравомыслящее существо будет вешать на ёлку бумажки прямо с конфетами внутри? Поэтому бумажки необходимо освободить от конфет, и тут возникает вопрос – куда девать конфеты?.. Но так и быть, Паукашка всех выручит и избавит от этой ужасной проблемы.

Ромес с тоской в глазах посмотрел на Рэли и взял себе пишущий аппарат, который мог записывать под диктовку послания Ромеса его собственным неровным почерком. Синерок с Эриком протянули сияющие гирлянды по всей комнате, и стало совсем красиво.

Измученный Ромес додиктовал наконец-то последнее письмо до конца, и все послания дружно взлетели в воздух и отправились разыскивать тех, кому были адресованы. На ёлочку установили разноцветные свечи, и когда их зажгли, комната приобрела вообще праздничный вид. Пришёл стол, и на нём сами собой расставились восхитительные блюда, заказанные из других миров.

Паукашка страдала, что Ромес забыл про торт. А Ромес действительно забыл, и бедное творение кулинарного гения так всё это время и висело в прихожей под потолком. Паукашку задобрили ананасовым соком и вялеными бананами, а торт любезно пригласили к столу.

- Ром, я пришла к выводу, что тебя действительно следует уничтожить по совету Синерока за непоказание мне Нового года! – заявила Паукашка. – Но пока живи.

- Спасибо, - нежно улыбнулся Ромес. – А теперь – Новый год!