Так страшно, когда малёк болеет

Как страшно лежать в больнице со своим горячим мальком на руках. Смотреть в ее молящие глаза и не знать, чем помочь. Слушать тяжелое дыхание и поднимать вертикально каждый раз, когда мучает приступ кашля. Не спать восемь ночей, как мантру читать «выздоравливай скорее» и держать мелкую опухшую ручку с катетером, через который в молодую кровь вливается антибиотик.
Как тоскливо считать минуты, слушать чужие всхлипы и сонные покашливания, вытирать с тонких светлых волосиков прохладный пот. Как мучительно долго длится ночь, когда ты не в силах помочь своему мальку.
 
А еще год назад проблем почти не было. Вернее, они были, но это были не проблемы. Так, мелкие проблемки и проблемочки, которые решались одним звонком, письмом, суммой. И ты знал, что они точно будут решены, и ты не переживал. И вот безысходность от бессилия, от непонимания ситуации, от недосказанности и некомпетентности врачей. Они молча приходят, слушают, смотрят, уходят. И каждый из них считает себя умнее, лучше, профессиональней. И приходится верить, покупать, благодарить, потому что твой малёк смотрит на тебя своими грустными глазами и молчит.

Сорок часов капельниц, сорок часов мыслей. Иногда абсурдных, иногда откровенно богохульных. За наши грехи страдают мальки: тысячи грустных глазок и горячих маленьких телец. Большинству из них проще: мама рядом. Но есть палаты (страшные палаты), где никогда не произносится слово «мама». О нем мечтается, оно снится, но вслух – нельзя, потому что незнакомо. И только под спящими ресничками мелькают какие-то теплые образы из глубокой-глубокой памяти. Боль, крик, вода с кровь, теплая мама. И страшный диагноз, с которым не живут долго. Поэтому их бросили. И спят эти мальки, свернувшись клубочками, калачиками, сдобными ванильными плюшками, но пахнет от них болью и страданиями. Им болеть страшнее, потому что никто не подойдет и не разделит эту боль, не поцелует в горящий лоб, не возьмет на руки…

Мой теплый мешочек, обмякший и сонный, сейчас лежит рядышком. Спит малёк. Моё счастье, моя боль, мои серые глаза с русыми ресницами. Я рада, что всё лучше, я счастлива, что ты со мной. 36,5… И ртуть стоит на месте. Да, милая, мы победили. Еще будет много сражений, много бессонных ночей.
 
Но что делать с мыслями о сонных калачиках, которые никому не нужны? Как быть с теми руками, которые бросили их в такую сложную, не по-детски ответственную минуту – минуту их борьбы за жизнь? И не выходят из головы их образы: огромные железные кроватки, в сотый раз покрашенные белой эмалью, и маленькие розовые личики, которые оказались никому не нужны.

Выздоравливайте, мальки, впереди долгое плавание в сильном течении Жизни, которое обязательно вынесет вас однажды в море Безмятежности.