Погодин. на дорогах пересечений

 Отрывок из книги " На дорогах пересечений". ПОГОДИН.(11)
АВТОР ПРОИЗВЕДЕНИЯ - АЛЕКСАНДРА РУДЭН. ( Раннее - Полевая Алла Владимировна) 04.07.47. ПЕНСИОНЕР. Г. ТЮМЕНЬ. 2014 год.

Григорий Егорович вернулся в Москву из командировки. Он имел уже пенсионный возраст, но уходить из Канторы он не собирался, да его никто не гнал, учитывая его компетентность в экономических вопросах многих зарубежных стран. Григорий много лет работал заграницей и продолжал там дальше работать. Последнее время он работал журналистом от журнала «Коммерсант». Он ездил по всему миру, укрепляя связи разведки. Наконец – то, он дома, устал и прилег на диван. Тис, его воспитанница и прислуга по ее желанию, относилась к нему, как к родному отцу. Он взял ее из детдома, куда он же и направил ее крохой, вывезенной их города Кракова в военное время.
- Тис, разбери баул, там найдешь подарки из Франции, - сказал Григорий.
Тис ушла из комнаты. Григорий укрылся пледом и задремал. Снился ему сон из прошлой жизни.
…Было это в послевоенное время в городе Бересте на границе с Польшей. Из лесов выкуривали бандеровцев, которые по какой – то причине, когда - то не ушли с немецкими властями. Поступило сообщение о том, что к матери бандеровца Андрея Сикорского приходил сын со своими лесными жителями и пробыли они в городке неделю, где уже крепко стояла советская власть. Дом был на окраине городка и лес был недалеко. Когда отряд  специального расследования приехал в городок, то там, никого не оказалось. Увидев военных, старый Сикорский побежал и выстрелил в солдат. Его убили наповал. Тело бросили во дворе. Ганна Сикорская не выходила из дома, а стояла, как колода в окне, смотрела на убитого мужа и на солдат. За хворостяным забором толпились соседи и просили солдат разрешение, пройти в хату, чтобы помочь Сикорихе с покойником.
- Попозже, мы вас пустим во двор, когда опрос сделает хозяйке дома, - сказал капитан.
Ничего не добившись от Сикорихи, ни единого слова, Погодин вышел во двор. За забором стоял мальчик лет семи, все время шмыгал носом, его прижимала к себе женщина.
- Это чей ребенок?
- Это, Михасик, мой племянник, он из дальнего хутора.
- Подойди ко мне Михасик. Не бойся.
 Ребенок спрятался за широкую юбку тетки. Только голова его выглядывала с темными кудрявыми волосами и синими заплаканными глазами.
- Всем разойтись.
Но, люди продолжали стоять возле забора.
- Как – то не по – христиански - оставить людей в беде, - сказала пожилая женщина.
- А, стрелять в солдат, почти ребят… Уже на дворе пятьдесят второй год, а у вас в лесах банды водятся.
- Они мирные были, никого не обижали в городе. Несчастные люди, которые прячутся от наказания, - сказала старая женщина.
- Ваша правда, в лесах осталась последняя банда Сикорского. Если его отец не виноват, зачем он побежал в лес?
- Это, он от испуга побежал…
- Не стрелял бы в солдат, никто его не убил бы. Время уже не военное. Допросили бы и отпустили. Отец за сына не отвечает.
Капитан зашел снова в хату. На стене весела фотография. На ней - в полном составе была семья Сикорского.
- Это же Михасик, - сказал громко капитан, увидев на фото того мальчика, который прятался за юбку женщины.
 Сикориха повернулась и взяв кочергу, пошла на капитана.
- Э, по тише с кочергой.
Сзади щелкнул затвор. Капитан повернулся и сказал солдату:
- Опусти оружие. Это же женщина. Я понял, Михасик ее внук и она стояла в окне, чтобы его предупредить.
 Он вышел во двор, но женщины с мальчиком уже не было возле ворот.
- В каком родстве состоит женщина с ребенком из семьи Сикорских.
- Ни в каком. Она из хутора, то ли кума им приходится, то ли далекой родственницей, редко бывает у стариков...
Погодин проснулся и у него заболело сердце, которое уже давно пошаливало. Он повернулся на бок и снова задремал. … Перед ним возник образ грязно одетого мальчугана, по имени Михасик.
- Михась, Миша не бойся, я тебя не обижу.
Мальчик убегал и на ходу вытирал слезы...
Погодин снова проснулся. Возле него стояла Тис.
- Вы заболели, - прошептала она. - У вас лоб горячий. Смерим температуру.
- У стен есть уши. Мы с тобой договорились, разговаривать ты будешь, только с помощью листов и записок. Тис, ты же знаешь, чего мне все это стоит…
…Тис он забрал из детдома, когда ей было семь лет. Он жене, Варваре, тогда она была еще жива, рассказал историю Тис. Варвара пришла в негодование, когда узнала, что Тис - дочь немецкого барона фон Шпигеля, который был прикреплен в комендатуру Кракова из Берлина.    В то время Григорий был в подполье в Кракове, А,  Шпигель в Кракове забирал у поляков все ценности, оставшиеся от евреев, для нужд Германии, а потом, другое ведомство отправляли этих людей в концлагеря.
- Ты спятил. А если раскопают ее происхождение, то конец твоей карьере. У нас сын Егор погиб под обстрелом, когда он был на оборонительных работах. Снайпер его выбрал из всех ребят. Ты забыл?  А теперь, дочь врага я должна воспитывать?  И к тому же она молчит. Нет Т нет, с- выкрикнула ему в лицо Варвара.
- Она немая не от рождения. Ее лечить нужно. Ее родители погибли и я приложил к этому руку. Не могу я бросить ее, она бы погибла если бы патриоты Кракова нашли ее в замке. Я вывез ее, спас. Один поляк ее, пятилетнюю девочку, хотел пристрелить, за то что она дочь барона. Я с детьми не воюю. Позже от ненависти своей поляк погиб.
 - История занятная. Но, я не хочу, чтобы она жила у нас. Ради Егора, прошу тебя.
Он отвез Тис обратно в детдом и сказал ей на прощание:
- Тис, потерпи немного, Варвара успокоится и сама приедет за тобой. Обещаю тебе. Как же ты в школе будешь учится, если ты не разговариваешь?
Тис пожала плечами.
Григорий директору детдома приказал:
- Этот ребенок на особом щадящем положении. Покажите ее врачам. И наймите логопеда, пусть с ней занимается. Я приеду и проверю свое задание…
Но, с сорок шестого года разведка ушла в другое управление, а с пятьдесят четвертого – выделилась в собственное учреждения. И ведомство детдомов осталось не в его компетенции. Он попал в аппарат экономической разведки в других странах. Бегать по чердакам и отстреливаться не было необходимости, а вот быть коммуникабельным человеком, это стояло на первом месте с добавлением перчинки обаяния и уметь выслушать собеседника, незаметно вставляя в диалог интересующий свой вопрос.  И, знать в совершенстве иностранный язык, в той стране, где он обитал. Всеми этими качествами обладал Григорий, можно добавить и то, что он знал в совершенстве несколько языков. Время на Тис у него не было…
Он снова проснулся, прошлая жизнь не дает ему покоя, а теперь к старости лет, воспоминания прямо галлюцинируют, как будто все происходит наяву, в данный момент. Он накинув халат, пошел в кухню, где Тис приготовила ему завтрак.
Она написала в тетради первый вопрос. «Я устала быть немой и притворятся».
Погодин отпил глоток чая из чашки, взял у нее карандаш, ответил на листке бумаги: «Успокойся, Тис. Ты знаешь, где я работаю. И знаешь сколько мне было труда, чтобы Егора забрать к себе. Еще не раз будут интересоваться его прошлым, если он где ни будь споткнется и возможно мне придется за все ответить, лично».
«А, что у Егора не так?» - писала Тис, спрашивая.
«У него все нормально и не время тебе рассказывать, о чем – то. Ты же знаешь, что меня не раз спрашивали, почему Тис не закончила школу? Почему я взяв тебя на воспитание, почему ты выполняешь роль прислуги? Тис, нужно поднатужится и пойти в вечернюю школу, закончить десять классов. Как ты на это смотришь?»
«Мне не интересно. Дома я чувствую в полной безопасности. Уже пять лет я живу надеждой, что скоро увижу бабушку. Она признала меня?»
«О, да. Ты похожа на ее сына. Другие, категорически против тебя, боятся, что ты наследуешь все вклады и сбережения бабушки».
«Нам же ничего не надо, правда? Лишь бы они признали меня. Когда я встречусь с бабушкой?».
«Скоро, девочка моя. Все документы уже оформляются там - на Эмму фон Шпигель».
«Почему – Эмма? Я же Тис».
«Семейные драмы. Папа твой женился против их воли на испанке, поэтому ты имеешь смуглую кожу. Тис - им имя никогда не нравилось. Эммой была мама твоей бабушки. Смирись с этим».
«Смирение — это мой удел».
«Правильно, по тем документам ты уже замужем за двоюродным братом, который погиб в Африке, но, он еще живой на бумагах».
«Зачем?»
«Замужняя молодая женщина, приехавшая из Африки, ни у кого не вызовет подозрение, а неизвестно откуда появилась родственница, это будут пересуды и чем это может кончиться, одному Богу известно».
«Понятно. Как мужа моего зовут?»
«Питер фон Шпигель».
«Значит, Петя. Но я вам не все говорю. Егор любит меня, зачем мне, чужой мертвый муж?»
«Догадывался я о вашей любви и лучшего мужа я тебе не посоветую. Не все так просто. Питер работал от немецкой компании на алмазных копьях. Он там скопил большое состояние. На совете решили, тебе замок они отдадут в Швейцарии, а ты не будешь претендовать на рудник. Но, деньги у вас будут. Ты уедешь первой, а Егор - следящим. С ним об этом не говори, ты мудрее его и старше его на пять лет, помолчи. Я обязан ему лично сказать о Бересте. Так случилось, что я косвенно виноват в смерти ваших родителей. Была война и послевоенное время и много есть «но», и первое «но» - это долг перед Родиной, а я все приказы ее выполнял, а потом - помощь вам».
«Может быть, не нужно ему – это знать?»
«Если бы он не увяз в мести к Вере, то возможно, ты уехала бы одна. Но сейчас, когда знает наше руководство, что он изводит Доктора Веру и ему это прощают, лишь потому, что он хороший специалист и незаменим заграницей. Он много языков знает. А, я только два освоил, нет - три. Немецкий, английский и польский. Егор полиглот, ему малую шалость прощают. Но если я сойду с подмостков, то найдутся доброжелатели, которые обнаружат в его деле то, что ребенок не помнил свою родню, не помнил свою фамилию и откуда он родом, и как попав в Харькове в детдом. И кому – то покажется странным, что у Погодина два воспитанника, один – не помнящий детства, а другая – немая. Тогда они с пристрастием начнут следить и за тобой, показывать тебя специалистам, как будто хотят помочь тебе в честь памяти обо мне».
Тис вырвала у него из рук карандаш и тетрадь, написала:
«Мне страшно. Мы исчезнем, что будет с вами?».
«Я на родине, которую никогда не предавал. Тут похоронена моя Варя, тут лежит наш сын – Егор, тут и меня с почестями похоронят, не последнее место в канторе я занимаю».
Тис заплакала.
- Не плач, Тис. Все у тебя будет хорошо.
Григорий вырвал из тетради исписанные листы бумаги и передал Тис. Она поняла и стала рвать их на мелкие кусочки, пошла в туалет и выбросила их в унитаз. Она тихо глотала слезы, которые непрерывно катились по ее щекам. Ей очень было жаль Григория, человека чести, который отдавал им долги, служа своей Родине. Тис вытерла глаза рукой и спустив листки бумаги в канализацию, вышла из туалета…
Погодин приехал к старому другу в Подмосковье. Он никогда не служил в их канторе, но они друг друга знали еще с двадцатых годов. Казалось, встретились по воле судьбы два парня, которым не было еще двадцати лет, в поселке Тайга и не нашли понимания между собой, разошлись. Один остался в поселке, а другой уехал продолжать служить Родине в город Москву. Григорий уезжая, чувствовал, что семья Василия Петрова, что – то не договаривает… Воспоминания снова обрушились на него
… Он приехал не один. Отряд чекистов сделали обыск у Петровых и ничего не обнаружив, доложили Григорию. Но, Погодин был уверен в том, что Петровы знают о том, где зарыл золото Колчака фельдфебель Пуррок, который вез его в обозах по зимнему тракту в Тобольск. После поселка Тайга, отряд с повозками, как сквозь землю провалился и никто ничего не знал и не ведал. Петровы были спокойны при обыске и это очень насторожило Погодина. Хотя он был молодым командиром, но глаз его был навострен на волнение допрашиваемых. Молоденькая жена, Василия, его одногодка, почти выглядела девочкой из – за маленького роста, она была беременной. Состояние души подозреваемых к акту не пришьешь и поэтому из жалости к жене Василия, он не указал тот факт, что у него возникло убеждение в том, что у семьи Петрова "рыло было в пушку". Григорий в Москве сдал отчет по поездке в северный городок и через некоторое время оно ушло в архив, а Погодин забыл о существовании такой семьи, как Петровы. Но в тридцатом году, родственник фельдфебеля Август Лемах из Прибалтики на одной вечеринке с пивом и сосисками, проболтался о том, что скоро он станет очень богатым человеком, так как он знает, где закопано часть золота Колчака. Только, в тридцать втором году дошел слух к чекистам в Москве, через  уши многих людей. Чекисты убедили Лемаха, что тот получит вознаграждение - двадцать пять процентов от народного достояния. Жадность Лемаха погубила его, он поверил в свое будущее большого состояния, выехал в Москву по приглашению одного знакомого.  Потом, вместе с чекистами он выехал на Север. Григорий был в той группе, под руководством Назарова, тоже чекиста, он был чуть старше него.  Они ехали на Север экспроприировать золото Колчака.  Как и в прошлый раз, Григорий с чекистами остановились в доме Петровых. Отец Василия рассказывал о том, как приехали чехи и часть людей переночевало в его доме, вместе с фельдфебелем, а другая часть - жила по соседству, в других домах.  Ранним утром приехал к Пуррок военный человек с маленьким отрядом всадников и сообщив фельдфебелю о том, что отряд красногвардейцев идет по их следу и сразу ускакали по тракту, не погревшись в доме.  После их отъезда, протрубили подъем и за полчаса собрались чехи, выехали в пургу вместе с обозом.  Больше никто, обоз с чехами не видел в  глаза. Целый месяц Лемах с чекистами ползали по колено в снегу, по тайге, ища зарубки на деревьях.  Лемах бегал и кричал:
- Пять верст от тракта, три сосны со спиленными верхушками, три шага влево и пятнадцать шагов прямо. С золотом закопали три убитых лошади, чтобы воняло и люди не подходили к тем местам.
 Наступили холода и все вернулись в Москву. Лемаха отпустили в Прибалтику с «родственником», чтобы тот контролировал его переписку с дядей из Чехии. Дело о золоте Колчака по сибирскому тракту снова сдали в архив.  Григорий поделился с Назаровым о том, что он все – таки подозревает Петровых и неплохо было бы поселить там кого – то, чтобы тот понаблюдал за этой семьей.    Он уверен был в том, что они не вытерпят и проверят, все ли клады на месте. Назаров поразмыслил и доложил выше о том, что Петровы знают, где находиться клад. Два чекиста и возраста почти одинакового – Погодин все делал, как подсказывало ему сердце, а Назаров действовал согласно закона и пути в жизни они выбрали разные, но оба служили верно Родине. Через месяц всех мужчин из семейства скорняка Петрова посадили в лагеря. Об этом Григорий узнал позже, со слов самого Василия…
… В начале сорок пятого года, он увидел Василия, пленного сибиряка, разбиравшего завалы обрушившего дома после бомбёжки в Кракове. Григорий был в польском подполье и иногда носил форму немецкого офицера, раненого, проходившего лечение в Кракове. Документы были настоящими и хозяин их, царство ему небесное, был похож на Григория.  Проходя мимо пленных, что – то ему знакомое показалось в красно рыжей шевелюре великана с веснушками на переносице и на щеках.  Григорий подошел к немецким солдатам, те отдали ему честь. Он попросил у солдат дать ему пленного для погрузки лекарственных препаратов в госпиталь, ссылаясь на свое ранение, тяжесть ему нельзя было переносить.  К ним подошел обер – лейтенант, бегло посмотрев документы Григория, сказал:
- Все равно их скоро расстреляют при сдаче Кракова. Берите любого.
- Дайте, вон того верзилу с рыжим чубом.
- Правильный выбор вы сделали, силен он, как бык. Если побежит, расстреливайте на месте, к вечеру не приведете его, я его оформлю, как бегуна. Эй, русский Вася, ком цу мир. Может быть, дать вам провожающего?
- Нет, я вооружен. У меня он не побежит, - сказал Григорий и толкнул пленного в спину.
Они шли по Кракову, впереди огромный Василий, сзади него шагал с пистолетом в руках худой и бледный Григорий. Они подошли к магазину, где была вывеска «Одежда».
- Василий Петров, заходи в магазин и не дури я не промахнусь, - сказал на русском языке Григорий.
- Я тебя сразу узнал красноперый, теперь ты немцам служишь? Я забыл твое имя.
- Не важно. Мы зайдем в магазин, я куплю тебе одежду и отведу в безопасное место. Побежишь, я тебя пристрелю. Хочу перед тем, как отпустить, поговорить с тобой о золоте Колчака.
- Понятно, какая разница, где мне умирать. Всем хочется понюхать клад, а это ты видел, - сказал Василий и показал скрюченную дулю за спиной.
- Очень грязная у тебя рука.  Перед тем, как одеть костюм, придется помыться в холодной воде, - сказал Григорий.
- Мне не привыкать. Не побегу. У тебя добрые по жизни глаза, как у медведя, который объелся кедровыми орешками или рыбой, двигаться уже не может, а жертву глазами держит крепко. Побежишь, догонит. Бока помнет, в реке замочит под корягой, на черный день оставит.
- Не болтай много. Открывай дверь. На нас поляки уже обращают внимание, - сказал Григорий
Они зашли в магазин.
- Пан Бронник, одень этого пана с иголочки. Да помой его. А я посижу, посмотрю твои довоенные журналы, - сказал Григорий хозяину магазина.
- Как скажите,  пан Грыця, где вы такого полосатого нашли?
- Иду к тебе, чтобы френч новый заказать, смотрю, а он в кустах сидит возле твоего магазина.
- А, если он провокатор?
 - А, мы его приведем в порядок и отпустим. Скоро конец войны, пан Бронник. Спасем заблудшею душу? – спросил Григорий
 - За ваши деньги, всегда пожалуйста. Он француз? Те, тоже бывают рудыми.
- Не ведаю. У меня времени нет, поторопись пан.
- Прошу в туалетную комнату, пан полосатый, - пригласил пан Бронник Василия.
Через полчаса, вымытый в холодной ванной, подстриженный и причесанный Василий уже надевал новый костюм.
- И шляпу ему предложите, - сказал Григорий.
- Езус Мария, да, он на шляхтича похож. Отведи его   к пане Ядвиге, она найдет ему применения, до конца войны будет, как сыр в масле купаться.
- Ядвига подождет. Где его барахло? Заверни его в пакет красивый, как будто мы у тебя вещь купили.
- Как скажите, пан Грыця.
 Они вышли из магазина.
- Отведу я тебя на одну из конспиративных квартир. Там несколько дней побудешь, а потом мы решим, что с тобой делать.
- Ты не один? Кто это мы?
- Я в гостях у патриотов Польши. Пока, помолчим.
 Они зашли в подвал старого дома.
- Тут беспризорники - сироты обитают. Будешь кормит их и они тебя будут охранять. Я оставляю тебе марки рейха, будешь им давать деньги, они купят еду, приготовят тебе ее, накормят и сами покушают.
- Много их?
- Пятеро. Одного мы уже прошли, он спал за трубой, там у него ниша. Ну, рассказывай о себе, с довоенный лет как жил?
- Сидели мы все в лагере, деда выпустили, так как хворать стал. Он съездил в Тюмень и с кем – то чирикал, выпустили Ивана, старшего брата. И мы - это я, Алексей и Петро топтали зону до самой войны. Наши жены перешли брату, обиды мы не держали, так - батя распорядился, лишь бы живы они были все и наши дети были бы живы. Перед войной привез отец целую подводу в мешках кедровых орехов, два года собирал, думал выкупить ними нас, но не получилось, а свидание начальник лагеря дал. Целый день мы с батей провели вместе. Он сказал:
- Сынки, скоро война будет.
- Не говори глупостей, а то если мы скажем кому ни будь, то нас с тобой …, сам знаешь…- промямлил Петро.
- А,  ну -  цыть. Брехал я вам, когда ни будь?
- Нет.
- Скоро война будет с немцами. Так вы, сынки, проситесь на фронт, чтобы вернуться домой, как все - с победой.
- А, не лучше ли батя, отдать золото коммунистам и не мучится здесь? – спросил Петро.
- Пуррок сказал, что те, кто разыскивал золото в Чите сильно хапнули много его и не сдали в банк. Хватит им, даже на век правнуков. Я обещал ему сохранить золото и только отдать по приходу чехов в Сибирь.  Думаю я, что больше они не придут в Сибирь, а как связаться с Пурроком, я не знаю. Но если Пуррок придет, а мы сдадим золото коммунистам, то он нас повесит всех и женщин тоже. Обещал так.
- Батя, один хрен ни за что мы страдаем, столько лет мы сидим за куски металла, - сказал я.
- Страдаю, - передразнил меня отец. – Если бы ты не проговорился  Пурроку о пещерах и ходах, которые каторжники там нарыли, то ты бы не сидел здесь, а то ты сказал им, я знаю, мол, куда обозы спрятать - в курган, в его пещеры над рекой.
- Прости, батя.
- На фронт пойдете. Поняли меня?
- А, кто тебе сказал о войне?
- Как кто: Ефросиния на карты кинула, она все знает, что в деревне делается.
Отец уехал, а мы посмеялись тогда, над старой и немощной сварливой бабой Фроськой.  Это была наша последняя встреча.  Мы все просились на фронт, когда началась война. Только через год образовались штрафные батальоны.  Попали в штрафной батальон. Братьев убило в первой же атаке на немецкие окопы, а я воевал и меня пуля не брала, а в сорок четвертом году меня, раненого подобрали немцы, специально выходили, чтобы я мог жить. Немецкому доктору мои руки понравились. Он приводил в палату немцев, чтобы показать мои кулаки. Лагеря мне меняли, а потом я попал на уборку Кракова. Люди быстро менялись в батальоне по уборке мусора, одни умирали от истощения, других отправляли в Освенцим. А, я - снова выжил.
- За счет чего, может сдавал их…
- Ты это брось, свои чекистские замашки. Выжил, потому, что я по весне жрал молодые иголки с сосны, ромашку жрал, цветки клевера жрал, даже воробушек я научился ловить. За день десять штук своей рукой налету словлю. Лапища у меня во какая, в молодости кулаком медведя по голове оглушил. Рассчитывал я ветер и опережал полет птички. Мах и птичка с оторванной головой в кармане. Француз Жан жаб ловил, отрывал им ноги и когда был привал, то нам разрешали разводить маленький костер, чтобы кипяток сварить. Так, мы закинем в чайник общипанных воробушек и ноги лягушек, а потом их рассовываем по карманах, ночью жуем, а увар из этой живности, пьем при немцев, как чай. Немцы на нас не очень – то обращали внимание, лишь бы не возить в лагерь на похлебку.  И сбежать можно было, но куда бежать? Да и за одного бегущего положили бы всю бригаду. Над Жаном вообще немцы потешались. Он кудрявый, ростом мал и еще нос с горбинкой. Все знали, что он француз, но когда к охране подходил другой солдат и курил с ними, то старший кричал на все горло:
- Юде?
И в тот же миг Жан снимал штаны, поворачиваясь к ним своим хозяйством.
 Немцы так сильно смеялись, что мне казалось, что они лопнут от смеха. А Жан стоял с голой жопой до тех пор, пока, кто – то из охраны не крикнет:
- Арбайтен, Жан.
- Ты рассказываешь и при этом смеешься над тем, что немцы унижали человека, - возмутился Григорий.
- Поначалу, Жан плакал. А потом я ему сказал, война кончится, и ты расскажешь своим детям, как ты фрицам голую жопу показывал и на них свое хозяйство уложил. С тех пор, Жан надевал штаны и смеялся над немцами вместе с нами.
- Каждая медаль имеет две стороны. Ну, а что ты мне о золоте хотел рассказать? – спросил Григорий.
- Тут я заплачу.  Вроде все было хорошо, бригада наша не болела весну и лето. Немцы были в недоумении, почему не дохнут пленные. Нас им не было жалко и Курт Вагнер, начальник нашего лагеря, решил крепость нашу разбить. Половину он ребят отправил в Варшаву и Жана увезли, а меня и еще одного парня отвезли в Освенцим на загрузку пепла в мешки. Я понял, что оттуда уже не вырвусь никогда на волю. Я поразмыслил и нарушил клятву данную отцу, рассказал Вагнеру о золоте, спрятанном в кургане.
- Год назад тебя нужно внести было в списки и в печь, поздно рассказал, тогда был бы шанс достать - это золото. А теперь что, твои наступают.
- Попробовать можно. У нас на Урале родственник живет, автоколонной до войны ведал. Я поеду туда и привезу вам золото.
- Дурака нашел. Иди и продолжай работать по уборке мусора, но если соврал, приеду и сам лично тебя расстреляю.
Я понял то, что не убедил начальника лагеря, а только посеял сомнения, и я вспомнил о том, что Пуррок перед отъездом сказал отцу -  если он не приедет, то приедет за кладом Август, его племянник или сводный брат, работающий пастырем в  Краковском костеле. Сообщил я об этом Вагнеру. Он нашел пастора и тот показал ему письма от брата. В них было написано, что все семейство Петровых знает, где находится золото. Я думал, что Вагнер меня пошлет в Сибирь, а я сумел бы скрыться от всех в тайге - и от своих,  и от Вагнера. Но, он меня перехитрил, оставив в лагере, как заложника того, что я не обманул их и правильно указал место. Пойди его найди, этот курган в тайге, если не знаешь местности. Вагнер затеял свою игру. Он нашел пленных, повязал их кровью, так как они расстреляли военнопленных и все это снималось на пленку. Двадцать человек таких нашлось, среди них были и из Урала, и из Сибири. И машины нашлись, грузовики трёхтонные. Среди военнопленных нашли сына человека, который занимал не малый пост на Урале. Переправили людей на Урал, через фронтовую зону.
- Когда это было? – спросил Григорий.
- Больше полгода прошло. Так же и машины по одной переправили и десять машин уже стояли в тылу наших. Все это время я ждал и думал, а вдруг батя не захочет отдать это золото, мнимым «нашим солдатам».  Недавно, нашу бригаду пополнили новыми военнопленными и один рассказал о том, что к ним на передовую приполз раненный солдат и рассказал то, что он военнопленный, что груз везли на машинах и он не ведает какой, так как досками был закидан.  Из самой Сибири везли, якобы доски для строительства блиндажей. Был артобстрел наших позиций и они, незамеченные никем перебрались через брод за линию фронта.  Их встретили две немецкие машины и провели в Краков и тоже, объездными путями. Машины загнали во двор костела, вот было удивление, когда под досками обнаружили тяжелые ящики, еле четверо, каждый ящик поднимали и несли в подвал костела. А, потом пустые машины утопили в озере, недалеко от Кракова. А военнопленных выстроили и Вагнер лично всем пообещал свободу. Он уехал, а пленных в нашей солдатской форме из автомата покосили. Тот, пленный первый понял, что будут стрелять немцы в них и нырнул в озеро и все-таки, пуля его догнала. Не знаю, как он выплыл и как он добрался до передовой, только он уже полз, а не шел. Его твои соратники подхватили под руки и увезли куда – то.
- Даже, не знаю, верить тебе или нет. Зачем мне - эти байки рассказывал?  Одно скажу, мне очень жаль тебя, увальня такого.
- Не вру я тебе, честное слово, - с чувством сказал Василий.
- Если особисты забрали того мужика, то они все у него дознаются и о Вагнере тоже.  Доберутся и до тебя. Штрафбат, плен и снова твоя семья пойдет по кругу. Я тебя сведу с одной пятеркой, им нужны сильные парни, а то у поляков больше гонора, чем мужской силы. Пока, сиди в этой комнате.
- Понятное дело, за плен меня расстреляют наши, все так говорят.
-  Неправда, на перевоспитание отправляют в лагеря от трех до десяти лет, - сказал Григорий – Я помогу тебе, Василий. Новые документы сделаем и пойдешь с ними до Берлина.  А, там будет видно. За Сибирь и тайгу забудь и за детей тоже забудь, а то и меня подведешь.
- Когда объявили войну, то только в сорок втором году было объявлено о штрафных батальонах. Перед отправкой на фронт, нашего земляка посадили за то, что он колхозную кобылу потерял, когда в дороге на них волки напали. Его обвинили во вредительстве. Так он мне сказал, что много деревень в нашем районе заболели тифом, и жёнка у меня умерла, а дети с братом живут. Не буду я их подводить. Сделаю, как ты советуешь.
- Вот и хорошо. Живи. Гляди, Василий, не предай меня после войны.
- Даже, пес не кусает ту руку, которая его кормит. До гроба я твой, Гриша.
- Этого не понадобиться, жить будешь своей жизнью.
 После войны Григорий привез Василия в поселок под Москвой. Теперь он был уже Максимом, документы были взяты у мертвого солдата, освобождающего Краков от немцев. Сирота и никто его не искал. До войны настоящий Максим не был женат.  Документы были умышленно потеряны, и он получил уже военный билет с подлинным лицом Василия.  Григорий узнал о том, что военкомат в районом центре под Киевом был полностью сожжен своими же партизанами, чтобы сведения не достались врагу. Следы с настоящим Максимом были потеряны навсегда и Григорий вздохнул с облегчением. После освобождения Кракова, Василий был в взводе при комендатуре. И по поручению Григория, он разыскивал в советских лагерях Вагнера. И наконец – то счастье ему улыбнулось. Теперь уже Вагнер работал по уборки мусора города, а советские солдаты его охраняли. Удивленный Вагнер сожалел о том, что не сжег Василия в печи Освенцима, когда увидел его в советской форме. Он долго не сопротивлялся и выдал всю группу, кто из немцев был задействован в операции «Тайга», скрывая от вышестоящего начальства, в целях своего обогащения. Всех немецких пленных вызвали на допрос в Краков, по дороге машина поломалась и пленные побежали по полю. Их прицельно отстрелили солдаты. Там же погиб и Вагнер.
Григорий его поругал, а Василий ответил:
 - Поделом им. Вагнер признался, что дал приказ уничтожить всю семью Петровых, чтобы не выдали их, после погрузки золота. Около двадцати тонн они перепрятали в тайге и теперь его уже никто не найдет, так как все свидетели умерли в том числе - мой брат и батя.
- Нарочно поломался в дороге? – спросил Григорий.
- Ага.
- Поспешил ты, брат. Теперь, я никогда не отмоюсь. Ну, отдам я это золото, так мне не поверят, что я не знаю, где находится остальное и припишут то, что я спланировал расстрел немцев, чтобы скрыть свою причастность. Я же подписал бумагу о выдаче пленных в комендатуру. На месте особистов, я так и подумал бы.  Хорошо, что я не сообщил в центр о нахождении части золота Колчака в Кракове. Боже мой…
- А, ты промолчи, тебе задание никто не давал, и ты ничего не знаешь, - посоветовал Василий.  - Правильно я мыслю?
- Правильно, но мне это аукнется рано или поздно.
-   Да брось, Гриша, война идет и и бежать впереди паровоза не надо. Главное, победа, а не золото царское.  Золото осело в костеле, и немцы его не успели вывести, так сказал Вагнер.
- И что с того?
- Ничейное, это золото.
- Забудь и возле костела не появляйся со своим ростом.  На третий раз, увидев тебя монахи поймут, что ты их пасешь. Иди в комендатуру на охрану.
- Может быть, я в армию пойду и дальше буду воевать?
 - Я подумаю. Возможно ты прав, нам на время нужно расстаться, слишком ты заметен для окружающих людей и мы часто с тобой разговариваем.
- Гриша прими мой совет, ты меня не видел и тебе никто не говорил о Вагнере, а вызвал ты его на допрос потому, что он два раза хотел сбежать из лагеря. И начальник лагеря может подтвердить это, так как на третьем побеге, он обещал Вагнера пристрелить, когда его поймают.
- А, чего ему было бежать, ведь не бьют же в нашем лагере их, наоборот, кормят три раза в день.
- Клад манил в костеле. Хотел проверить на месте ли он.
Григорий засмеялся.
- Я что – то не так сказал?
- Правильно сказал. Ты мыслишь, как и я.
- С кем поведешься, того и наберешься, - улыбаясь, сказал Василий.
Через несколько дней Григорий получил секретную радиограмму. В ней говорилось о том, чтобы он проверил всех женщин по имени Мария в Кракове и уделил особое внимание на женщин с таким именем, работавших у немцев. И еще центр просил узнать у местного населения и у пленных немцев, был ли прорыв советских машин за месяц до наступления на Краков. И какие машины, их было десять штук, приехавших в Краков и что они везли?
Григорий пошел в гараж комендатуры, где Василий изучал работу двигателя для своего самообразования.
- Максим, сделай перерыв, пошли, нужно протоколы подписать о тех немцев. Причину указать, почему машина заглохла в поле.
- Заглох мотор. Для этого и изучаю наглядно. Форсунки полетели, масло вытекло…
Григорий был за рулем и они поехали в сторону рынка.
- Где собирается много народа, там нет интереса к личностям.
- Понятно.
Узнав о радиограмме, Василий спокойно сказал.
- Никакой работы. По Марии, это малый костел, даже если они догадаются, то придут в большой костел на ратуше. А малый костел именуют Марией потому, что святой Бенедикт, не подходит для ушей поляков. И женщины польки, тут не причем. Что делать будем?
- Да. Видать не дотянул раненный пленный до Москвы, ощупью проверяют. Вася, займись поиском утопленных машин в водоеме, я освобожу тебя от охраны комендатуры.
 - Ну да. На вопрос, такой же и ответ, не надо лишних слов.
- Умен ты, Василий.
- Все охотники умны, когда хотят перехитрить зверя. А человек проще зверя, он к чему – то привязан и его можно легко вычислить. Гриша, что это за русская расхлябанность - в военное время через половину страны везут какие – то доски на передовую линию фронта и никто не проверил, а что там под этими досками лежит?
 - Наверняка визуально проверяли. Рожи за рулем русские и никому в голову не пришло то, что это военнопленные, предатели Родины.
- Я тоже предатель,  так как был в плену. Вот, что Григорий, разыщу я твои машины, а ты отправь меня в часть с направлением на Берлин.
- Подумаю.
- Скажи за что такое наказание. То, по тюрьмам, то по немецким лагерям, за что? Надо было бы нам указать курган еще в двадцать втором году и не была бы рабская жизнь у меня.
- Пуррок обещал, наверное, многое Вам, за молчание.
- Половину ящика он обещал. Да, мы не дураки. Что нам железяки, мы попросили ружья новые каждому по паре и патронов три ящика. Золото для нас не ценность, вот соболь у которого шкурка не повреждена, это нечто. Больше скажу тебе, около тоны золота Пуррок по льду реки увез. Вы искали его по тракту, а он катил сани на лошадях по льду. Тридцать саней было, разделились они. Одни ушли на Тобольск, а другие на Тюмень. К Тобольску ему было ближе добираться, а там Кремль с катакомбами под курганами. В Тюмени тоже есть катакомбы, подземные хода есть, куда они ведут, никто не знает.
- По льду? Как же кони по льду могли идти на копытах?
- В том и дело, что мы и соседи   в ту ночь, перед их выездом, шили из  мешков и кожи обувку с тесемками для лошадей. А то, что никто не сказал, так знали, что расстреляли бы нас за помощь врагу. А если бы не шили, то чехи нас в расход пустили бы.
- Как ты не поймешь, ничего тайного не бывает, все равно, кто – то проболтается в поселке и через годы, возможно даже через десятилетия, эти сведения придут в папку под наименованием: «Тайга. Золото Колчака». Будут искать тебя. Тебя нельзя не запомнить. Кто – то из пленных остался живой. Тебя и Жана точно они запомнили… Не знаю, что и делать?
- А,  что делать? Поговорить нужно с ксёндзом, нас только двое знает, где оно спрятано. Поделить с ним это золото и пусть лежит оно у него до черного дня.
- Не будем поддаваться паники и соблазну. Ищи машины.
Но, когда в освобожденный Краков приехал майор Назаров со свитой, то Погодин поспешил Василия отправить на фронт.
- Не волнуйся, воюй честно и не подведи меня, в плен больше не попадай.
- И чего, так расстанемся и не обнимемся? – сказал Василий.
Василий в охапку взял интеллигентного Григория, сжал его так, что у того кости затрещали.
- Хватит, - взмолился Григорий. – Найди меня после войны. Я тебе уже говорил адрес, где моя Варя живет. Знаю, что запомнил. Если придешь и меня дома не будет, то в сквере подождешь, так как она не пустит незнакомого дядю в дом.
- Договорились.
Уже неделю, как уехал Василий в часть, он прислал на почту открытку и четыре слова, написано было на ней: «Я здорова, чего и тебе желаю». Григорий усмехнулся: «Прирожденный Васька конспиратор, хоть и ростом большим вышел».
Назаров работал с подпольщиками Кракова, опрашивал их по деятельности против немцев. Показания у всех почти были одинаковыми. Только один сказал, что его пятерка видела, как десять грузовиков, трёхтонные - выехали из города. В кабине сидело двое русских солдат и по одному немцу.
- Доложили  ли вы пану Грице об этом.
- Не помню, может кто и доложил, я же не главный был в пятерке. После взятие Кракова в живых я остался один из нее.
Того же вечера, за чашкой чая, Назаров заговорил о грузовиках.
- Странная картина вырисовывается. Тебе сказали о машинах, а ты никому не доложил об этом.
- Не доложил, значит я не знал, - ответил Григорий.
- И подтвердить твои слова некем.
- А, твои? - Я получил радиограмму, искал машины, да никто их не видел?
- А, вот Анджей сказал, что их пятерка видела эти машины.
- Ну, так и спроси его, почему он мне не доложил?
- Будем дальше искать.
- Иван, в чем дело, что наши машины делали в немецком Кракове?
- Ничего я не знаю. Ладно, скажу тебе, как старому другу. Пленный солдат раненый перебежал на нашу сторону. Пленный говорил, о начальнике лагеря Вагнере, о ящиках тяжелых, привезенных из Сибири. Бред какой – то. Сибирь наша, как немцы могли туда добраться?
- Да, действительно - бред.
- Если бы один постовой, который утверждает, что видел, как машины переправлялись через брод на ту сторону, то мы и не волновались бы.  Он побежал сообщить командиру. Ноп начался артобстрел и его ранило. В госпитале он и рассказал врачу. А, тот доложил, куда следует. Понятие не имею, почему машины из Сибири шли. Ну! Включай свои мозги, что тайно они могли вывозить оттуда?
- Лес. Там же нет заводов.
- А может быть, они из Тюмени шли и узнали о том, что наш вождь в Тюмени находится, мало кто об этом знает. Забудь, что я сказал.
- Кого ты имеешь ввиду, главнокомандующего?
- Того, кто после смерти является главным идеологом партии.
- Ты имеешь ввиду… А, почему он там?
-  Почему,  да почему, не задавай глупых вопросов. Наверное, тесно ему стало в его доме.
Григорий хихикнул.
- Не смей. Я глупость сморозил, а ты не такой уже идейный, как я посмотрю.
- Иди ты, Ваня в лес по грибы, а то еще пришьешь мне на ходу, что ни будь. Вроде не пил, а задираешься.
- Лес, грибы… Да! Помнишь, грибы, сушенные на веревочке висели в поселке Тайга,  в каждом доме. Тайга… Гриша, я понял сейчас. Они ехали из поселка Тайга. Вот, я дурак. Пленный твердил все время слово: «Тайга» и все его поняли, как будто он о лесе говорил.
- И что?
- Там же, где – то зарыт клад Колчака и … Как фамилия скорняка? Сидоров, нет. Козлов. Нет.
- Получилась сидорова коза, - смеясь, сказал Григорий.
- Помогай. Русская фамилия. Иванов, Захаров, Петров, Иванов. Да, вспомнил, это семья Петровых. Потом их всех в лагеря посадили. Помнишь Ваську великана с рыжим чубом. Такой не забудется никогда.  Где они сейчас? Надо запрос сделать.
Григорий встал и пошел к стеллажам, взял бутылку водки. Подержал ее в руках за спиной у Ивана, потом повернулся и взял стаканы.
- Давай выпьем, а то чай нас навевает на прошлое время.
- Нет. Пойду, радиограмму дам в центр.
Григорий повертел в руках бутылку и налил себе в стакан водки.
- А, я выпью, чтобы крепче заснуть.
 После ухода Назарова Ивана,  Григорий переоделся в гражданскую одежду и вылез через окно первого этажа. Ночь поглотила его тень, он шел к маленькому костелу на окраину города, чтобы поговорить с ксендзом…
… В дом зашел Максим Иванович.
- Григорий Егорович, банька - то готова, а потом, повечеряем вместе. Заночуешь у меня?
- Да, я же на такси приехал. Задремал я, и пошлое нахлынуло на меня, Краков вспомнил, как тебя, пленного я выкупил за пачку сигарет у офицера. Рассказывай, как жил все эти годы?
 - Спасибо Богу и тебе, по – маленько. На пенсию ушел с почетом, больше тридцати лет проработал я в мастерских. Дом подлатал. Тебя лет пять не было. Понимаю – работа. Без дела не приехал бы. Угадал?
 - Да. Я номера твоих счетов привез из Франции. Вот как ты ими воспользуешься, заграничного паспорта у тебя нет. Может быть, тебя по старым каналам перекинуть через границу, тайком.
- Мне и не нужны эти деньги. На кой они мне. Поздно мне жизнь начинать сначала. Вот как бы передать эти деньги внукам, у меня сейчас голова болит по этому вопросу. Сам говорил, что внук Васька на меня похож.
- Не нужны, значит – не нужны. В банке деньги не пропадут. Я же указал там всех твоих и внуков братьев, что они являются твоими наследниками. Придет время и за границу будем ездить по билетам.
- Как это?
- Пришел, купил билет во Францию и летишь туда самолетом.
- И проверять не будут?
- Без этого нельзя. Списки, наверное, будут для тех, кому запрещен выезд будет.
- Ты же говорил, что все они живут в Тайге и работают в совхозе, кто - кем. Что правильными парнями они выросли.
- Не волнуйся, купят билет они или их дети, весь твой капитал достанется им.
- А, если французы украдут деньги из банка? Ты свои уже определил?
- Да. Егору и Тис. А на счет того, что украдут, там строго все.
- Все хочу тебя спросить, ты чего так волнуешься за чужих тебе детей?
-  Мне, как и тебе уже ничего не нужно   в жизни, лишь бы был покой в душе. Своих родных нет детей. Племянниц и их мужей, я почти не знаю. За кого мне волноваться, как не за Егора и за Тис.  Привык я уже к ним. Это моя семья.
- Чего же не женился. Варя, ведь давно умерла?
- А, ты, чего все одиноким барсуком живешь?
- Не одна женщина, так и не упала на душу мне, а потом я привык жить один.
- Вот и я такой же.
- Имя странное у твоей девочки – Тис. И смуглая она, как молдаванка.
- А, ты когда мою девочку видел? Таисия она по паспорту.
- Любопытство разобрало, посидел часок на лавке и увидел худую девчушку, которая в магазин спешила и подумал, на кого же она очень похожа?
 - И на кого?
- Помнишь, после того, как тебе связной передал записку о том, что Краков минируют и что копия плана минирования, может быть, у Фон Шпигеля. Мы тогда в замок вошли без боя, так как садовник нам открыл калитку…
- Вася, тебя надо было бы застрелить еще в Кракове.
- Поздно. Я тебя не предавал никогда и дальше не предам, умру, а не предам. Ладно, прошли мимо этого разговора, если тебе неприятно вспоминать.
- Да, она дочь барона. Тогда, Юзеф ее искал по всему замку, чтобы пристрелить, а она лежала у польской прислуги под кроватью. Вернее, ее прислуга спрятала под матрасом.
- Помню этого скаженного Юзефа, у него немцы семью расстреляли, когда те не признались, где находится он, подпольщик. Там погиб и сын его, лет четырех был от рода, вот он и искал дочь барона, чтобы отмстить. Значит ты ребенка спас. Ну да, ты нам отдал карту и погнал к связисту, а сам остался в замке, чтобы разобраться в документах барона. Как ты вывез ее через фронт, как ты уже на рассвете был в комендатуре и встречал наших солдат?
- Это длинная история. Пойду я попарюсь немного в баньке.
Василий переписывал номера счетов на лист бумаги. Он взял чистый конверт и написал на нем адрес поселка Тайга и вывел фамилию внука.
Григорий вернулся из баньки раскрасневшимся от жара. Увидев подписанный конверт он сказал:
- Никому писать не нужно. Съезди в Тайгу сам. Ты уже седой, покрась волос в черный цвет и усы приделай. Кто в тебе может узнать былого Василия? Сними жилье, подальше от своего дома или лучше в другом районе и ищи встречу с тем внуком, кто толковее всех и умеет молчать. Тому и передашь все свои счета в банке. Но не сейчас. Я тебе открытку пришлю, как когда – то ты мне в Краков присылал. Это будет значит то, что пора тебе двигать на Север.
- А, если не будет открытки?
- Жди, дорогой. Обстоятельства так сложились, что и тебе нужно быть подальше от столицы.
- Понял. Мы с тобой больше не увидимся?
- Думаю, что нет. Хорошим ты другом был. Как жаль, что все так сложилось.
- Мне дом продавать?
- Да.
- Тогда, я поселюсь к соседке и буду ждать твою открытку. Запиши на всякий случай ее телефон. Позвонишь, если планы изменятся. Телефон – автомат у тебя во дворе стоит, не будет проблем.
Григорий на электричке возвращался в Москву...
Григорий Погодин вернулся из длительной командировки по Канаде. Его пути пересеклись с сыном, но они сделали вид, что не знают друг друга. Там, в Канаде, в гостинице Григорий не мог понять, почему Егор оказался в этой стране. Он уже три года жил в Америке, собирал информацию о военной базе.  Погодин вышел из гостиницы и пошел пешком к бульвару, где скапливается много гуляющих по парку людей. Часа два он гулял по бульвару и Егор, так и не появился. Григорий понял, что у сына от него есть тайна, которую он не хочет с ним обсуждать. И эта тайна не была производственной, а что – то личное его погнало в Канаду. Тут, только Григорий и пожалел, когда говорил сыну о том, что для своей личной безопасности  в чужой стране где работаешь, нужно иметь два – три неучтенных агентов. Это его научило подполье в Кракове. Так он спас Василия и Тис и об этом никто из управления не знал. У него была такая практика и эти знания он привил Егору. Теперь Егор применил его знания на практике.
Перед отъездом в Канаду Григорий вывез тайно Тис в Киев и там отправил ее в Египет, то же с помощью неучтенного агента. В Египте Тис в камере хранения банка, который был открыт Григорием на ее имя, взяла пакет и того же вечера, она вылетела в Париж, как мадам фон Шпигель. А там ее встречала куча родственников, которые охотно признали в ней родную кровь. Григорий зашел в пятикомнатную квартиру, она досталась его жене от родителей, после того как они погибли в Киеве в первый день войны. Квартира была бездушной и в ней стояла гробовая тишина. Егор жил в Канаде. Тис была уже во Франции, обласканная родной бабушкой.  Погодин не раз думал о том, правильно ли он поступил, что сознательно направлял сына на работу в своею «кантору». После долгих колебаний он решил, что нет более мужской работы, как быть разведчиком и работать в интересах своей Родины.  Он гордился приемным сыном и гордился тем, что есть в его семье продолжатель его профессии. Спал он плохо, то и дело воспоминания будоражили сознание его, от чего он просыпался. Утром у него болела голова и снова гробовая тишина в квартире на него обрушилась. Григорий позавтракал и уехал в кантору отчитаться за проделанную работу. Время у него было не учтенное, как у остальных сотрудников и он сдав отчет, поговорил с генералом Назаровым, как и он, тот не желал уходить на пенсию.  Походя по первому этажу он спустился в подвал, где был отдел архива. Там работал старый его друг по Кракову, который дошел до Берлина во время войны и вернулся с покалеченной ногой. Его определили работать в архив и он стал незаменимым работником, все дела держал в памяти. Александр Васильевич был несказанно рад возвращению Григория. Он всплакнул.
- Слава Богу, вернулся живым и здоровым. По этому поводу мы с тобой и раздавим бутылочку водки. Уже конец рабочего дня, никто не будет делать запрос по делам на ночь. Подвигай стул к столу. Я так рад увидеть тебя живым.
- Брось, Васильевич, сейчас не война. Не отстреливаюсь я заграницей. Сам знаешь, что сейчас идет информационная война, кто кого опередит и украдет первым новую разработку ученного заграницей, тот и на коне.
- Вижу, что на коне вернулся. Вернулся живым и слава Богу. Давай, Гриша, выпьем по рюмочке водки за твой успех, - сказал Васильевич, разливая водку в граненные стаканы. – Если бы не моя нога, то я тебя и Егора перещеголял бы.
- Тоже мне, щеголь. Тут тебе цены нет. Я бы на месте Назарова оборудовал тебе жилье прямо в подвале. Все равно один живешь. Такой фрукт, как ты – ценный кадр для ЦРУ. Я бы знал такого в Америке. Точно выкрал бы, чтобы узнать их тайны.
- Какие тайны? Все они здесь лежат, на полке. А на счет ценности, ты погорячился. Давеча меня пьяный сосед поколотил за то, что я заступился за его жену на площадке. Он ее ударил при мне. И что? Я даже в милицию не позвонил, не имею права, так как пришлось бы говорить, где я работаю.
- Это ты зря. Сказал бы нашим молодым парням, они его сразу отучили смотреть в твою сторону, - сказал Григорий.
- Эх, Гриша, не те времена наступили. А, раньше мы были мощный единый кулак, как ударим по врагу, так, что щепки летят, а сейчас одни хлопки по мягкому месту. Нынче, кадровик жаловался мне, что ему от приема баб на работу становится тошно.
- Бабы тоже нужны в нашем деле, особенно если они красивые стервы.
- Для чего?
- Ну, как тебе сказать – для разных дел. Все приятней хлопать бабу по мягкому месту, чем нас с тобой.
- Все шутишь. Выпьем.
Григорий занюхал водку хлебом, привычка не искоренялась у него и после войны.
- Ну, как там Егор, еще не женился? Тут ходят слухи о том, что он обхаживает твою немую прислугу.
- Слухи не верные. Таисия не прислуга, а моя приемная дочь, а Егору – сестра. В Киеве сейчас она живет, в техникуме учится.
 - Как – то года три назад я приходил к тебе. Таисия меня встретила, написала на листке бумаги, что ты к другу поехал в гости.
Помню, как ты ее привез из детдома. Ей тогда лет пятнадцать было?
- Тринадцать лет. Покойная Варя нашла ее в детдоме и просила меня, чтобы я съездил и посмотрел на девочку. Съездил я в детдом, а потом замотался работой и только после смерти жены вспомнил о Таисии, - лгал Григорий своему старому другу.
- Хорошая жена кому – то достанется, немая - пилить мужа не будет.
-  Тут ты прав. Она и готовит и вяжет и отменно прибирает квартиру, вот сейчас я без нее, как без рук. Не знаю, с чего начать в доме. Хотя бы Егор женился.
- Когда ему. Издержки работы, холостяком легче прожить. Да и перегорел он уже, а с его умом он женщину всегда найдет для своей пользы. Давай выпьем за здоровье твоих приемных детей, - предложил Васильевич.
Они выпили и закусили огурцом и хлебом.
- Тут сало завалялось, где – то в холодильнике, - сказал Александр Васильевич, направляясь к холодильнику.
- Сало - это хорошо, - парировал ему Григорий.
Взгляд его упал на письменный стол Александра. На столе лежало несколько папок и одна привлекла его внимание. На ней было написано номер дела и выбито краской – Иркутск – Байкал.
Александр перехватил его взгляд, возвращаясь от холодильника. Проходя мимо стола, он накрыл газетой дело.
- Говоришь мне, что друг, а сам прячешь от меня то, что я уже увидел.
- Прости, работа у меня такая.
- А чего прячешь? Нашли, что ли золото Колчака? Делиться не хотите ни с кем? – пошутил Григорий.
- Если бы нашли, а то снова, в какой раз, дело тащат наверх. Какой год – все проверяют, не разбогател ли кто - ни будь за этот период, кто по делу свидетелями проходил. Например – чехи.
- И, что? Разбогател кто – то?
-  Тут я недавно просматривал это дело от скуки и заметил, что вы с Назаровом тоже работали по делу золота Колчака. В двадцать втором и перед войной, ты работал по Сибирскому направлению.
- Ну и что? Меня не раз проверяли. Чист, как стеклышко.
- Тебя проверишь. Признайся, Гриша, у тебя неучтенных явок по всему шарику много, как в Кракове было?
-У меня все чисто, это не война, что нужно голову где – то на время прятать. Сам понимаешь. Сейчас свобода везде и слова тоже, только делай правильный анализ и из гостиницы можешь не выходить, все можно отработать по прессе, по телевидению, по радио, кто – то и вставит провокационное слово, нужное для тебя.
- Я не все сказал. Я просматривал отчет Якутского, который работал по архивам немцев. К делу он не подшит. Якутский докладывал, что у одного из чехов есть сводный брат, который жил в Кракове и работал в костеле. Новая нитка, может довести до клубка.
- Ну и что? У чехов и тут незаконнорождённые дети остались. И что,  они  разбогатели?
- Так же думал и Якутский, а я думаю, иначе. Вот она ниточка, дерни ее и распутается клубок, точно я тебе говорю.
- Распутается? Я лично в Кракове вел расследование во время войны, на счет наших машин. Думаю, что немцы след запутывают.
- Они и вывезли это золото, когда наши наступали на Краков, - сказал Александр Васильевич.
- Как могло оно попасть в Польшу? - спросил Погодин.
- В тридцать седьмом году след прощупывался в Сибири. Сто ящиков вывезли из Казани в Сибирь. Двигались они вдоль Иртыша, потом перешли на Туру и Тобол. Где эти ящики сгинули? Не знаю. Подумаешь, сто ящиков. А где остальное золото?
 Может быть, оно на дне Байкала?
- Да, в Казани было больше шестьсот тонн золота. Думаю, что кто – то из руководства хорошо нагрел руки. Ящик туда, ящик сюда.  А может быть, в Чите воровство произошло, а катастрофа вагонов, это фикция. А вот Сибирское направление, это уже загадка. Там был чех – Карл Пуррок - это он руководил отправкой золота в Сибирь. Карл Пуррок, говорил родственнику, что они в тайге золото зарыли. Мы ездили с Назаровым и проверяли этот вопрос в тридцать седьмом году. Пусто.  Ничего не нашли. А эстонца посадили в лагеря, во время войны, умер. Вот, дурак. Все забыли о золоте Колчака, так он сам объявился. Думаю, что в Тобольске в Кремле зарыто золото. Рой в песке катакомбы и никто об этом знать не будет. Да и в Тюмени их можно нарыть в сухом месте.
- Моя голова дороже, не уследил за девчонками, а какая – то не подшила отчет в дело. Придется попотеть и во внутрь подшить, - сказал Васильевич.
- Как ты подошьешь? Печать стоит на деле.
- А,  кто ставил печать, кто пронумеровал?  Я. Рука еще не слабая. Подошью.  номера не будет, так кто заметит. Пусть сами разбираются, кто прошляпил отчет Якутского.
- Это жизнь. Ладно, пойду я домой.
- Еще по рюмашке, - предложил Александр Васильевич.
- Хватит. Вернется Егор, поеду я в Баден - Баден лечиться.
Григорий сидел в своей квартире в кресле перед портретом Варвары и размышлял.
" В Польшу попало только двадцать тонн. Остальные сто восемьдесят тонн навсегда спрятано под землей в Сибири".
В Кракове он знал о золоте от Василия. Тогда, некогда было заниматься ксендзом. Шло наступление. И по рации ему дали задание, найти карту минирования Кракова. Копия карты была у барона фон Шпигеля. В разных концах к подступу к Кракову шли ожесточенные бои. Русские солдаты получили приказ спасти город любой ценной. Подполье тоже искало подступы к минным закладкам и поэтому все силы были приложены на объект – барон фон Шпигель. Поляки решили, не брать барона и его семью в плен, а забрать карту из сейфа, расстрелять всех, кто находился в замке. Бесшабашный Юзеф, у которого немцы расстреляли всю семью, жаждал крови семьи барона.  Григорий шепнул Юзефу:
- Давай, Юзеф, без лишней крови.  У нас цель – карта и барон, женщин не трогаем.
Юзеф кисло усмехнулся и прошептал сквозь зубы:
- Есть.
Их впустил садовник через запасную калитку в сад. В замке завязался бой и патриоты Польши понесли потери еще в вестибюле. Григорий вместе с Юзефом заскочили в спальню барона.  Темноволосая женщина стояла возле штор и руками пыталась отодвинуть штору. Барон стоял возле сейфа в нижнем белье.
- Где карта, - спросил на немецком языке Григорий.
- В сейфе.
- Где ключ?
Барон молчал и тогда заговорила женщина на непонятном им языке.  Григорий уловил несколько раз слово тис и не понял, что это женское имя. Барон высыпал содержимое из портфеля на кровать и протянул ключ от сейфа Григорию. Жена барона обратилась к Григорию.
- Спасите нашу Тис. Она с нянькой. Эмма с нянькой.
Григорий ничего не ответил ей, вставил ключ в замок сейфа. Сзади него раздалась автоматная очередь.  Он повернулся, на полу валялся барон, а его жена в предсмертной агонии, падая, она крепко еще держалась за штору.
- Тис, - выкрикнула она.
- Юзеф, ты скор на расправу, а если карты в сейфе нет, кого мы  тогда спросим, где она? Мы с женщинами не воюем, понял меня? - возмутился Григорий.
- А, они воюют, даже с беременными женщинами и с детьми. Она кричала Эмма. Значит баронский отпрыск где – то в замке, - выкрикнул Юзеф и с автоматом выскочил в коридор.
- Несчастный человек, он уже лишился разуму.
К счастью карта оказалась на месте и Григорий вынул ее, разложил на кровати.
Где – то раздалась автоматная очередь и дико закричала женщина. Он выскочил в коридор. По нему шагал Юзеф,  улыбаясь.
- Пся крев, застрелил няньку, полька ведь она, а не сказала, где спрятала щенка барона.
По ступеньках бежал Сашка вместе с паном Оболенским.
- Гриша, поторапливайся. Из Кракова выехал взвод с солдатами. Наверное, услышали выстрелы.
- Или, кто – то из конюшни на лошади ускакал и предупредил. Юзеф, ты отнесешь карту вместе с Сашей на хутор.
- Я еще не расквитался с маленькой паненкой за сына Анджея.
- Это приказ, Юзеф. Отправляйся на хутор. Кроме тебя связист не знает никого.
Саша попросил:
- Можно, мы того увальня возьмем, здоровый дядька, будет прикрывать нас. Ну, тот, что приблудился к нам. Пан рудый.
- Берите.
- Пока я не найду паненку, не сдвинусь я с места.
Пан Оболенский моргнул Григорию, подошел к Юзефу.
- Пан Юзеф, куда она денется из замка, всех перебили, прислуга разбежалась. Найдем мы твою малую паненку и потом рассчитаешься с ней за Анджея. Пошли, без тебя нет связи. Взорвут город и погибнут много народа, где ты малую паненку будешь искать? Передадим карту и вернемся в замок, когда советы Краков возьмут.
- Точно, вернемся?
- Вот тебе крест, - сказал пан Оболенский и наложил на себя пальцами крестное знамение.
- Ладно, пошли.
- Григорий, ты с нами? - спросил Александр.
- Мне в покои нужно вернуться, забрать все бумаги барона. Уходите все из замка, у меня есть запасной вариант. Выберусь.
Григорий вернулся в покои барона.
Он вытащил все документы из сейфа, увидел марки рейха, не стал их брать. На рассвете будет наступление и они уже никому не пригодятся. Небольшой бархатный мешочек был заполнен золотыми украшениями баронессы. Григорий плюнул на него, подумав о том, что барона и его семью война все - таки коснулась в полном своем украшении из пуль автомата Юзефа. Нужно было спешить. Он бросил все документы в портфель барона и вышел в коридор. По коридору ползла женщина. Она была ранена в живот.
- Пан,  спасите Эмму – Тис. Она под матрасом умирает, - прошептала она.
Григорий зашел в детскую комнату. Стояла тишина и он повернулся, чтобы уйти, как услышал слабый стон.
Он наклонился над кроватью няньки и сбросил матрас. На него смотрела широко раскрытыми глазами маленькая девочка. Из головы сочилась кровь и в бедре был след от пули. Григорий приподнял девочку лет семи, посмотрел голову, пуля прошла по касательной, ободрав кожу. Из ноги сочилась кровь.
- Тис?
Девочка закивала головой.
- Что мне с тобой делать, две пули в теле, одна в бедре, а другая в ноге? Говоришь на немецком языке?
Девочка закивала головой. Губы ее что – то говорили, так как открывала она их.
- Онемела от страха. Ну, попробую я тебя спасти. Покажи на пальцах, сколько тебе лет, Тис?
Она заплакала тихо и показала на двух руках шесть пальцев.
- Потерпи я перевяжу тебе ногу, чтобы кровь остановить.
Григорий стянул полотенцем ногу ребенка выше раны, закутал Тис в пуховое одеяло и подхватив портфель, он вышел. Зашел в покои барона, взял из сейфа марки и мешочек с золотыми украшениями.  Не секретере в рамке стояла фотография семьи барона. Барон был в гражданской одежде и поэтому, Григорий прихватил ее с собой. Он вышел, неся Тис перед собой. Погодин пошел не по дороге, а свернул в лесонасаждения, прошел километров два, услышал выстрелы около замка. Это приехали немцы и палили в пустые окна. Григорий вышел на большую дорогу, там стояла машина Опель, это был его запасной вариант. Положив Тис на заднее сиденье, переодевшись в немецкую форму, он выехал на большую дорогу, ведущею в город.  Он вез Тис на запасную квартиру о которой никто не знал. Там проживала одинокая старушка  и в течении года он ее подкармливал, давал деньги на всякие непредвиденные ею расходы.
 Была ночь, но старушка не спала. Она сразу открыла дверь.
- Привез пищу? – спросила она с порога.
- Я привез тебе пани много украшений и раненого ребенка. Завтра завезу продукты вам.
 Он положил ребенка на кровать и размотал одеяло.
- Езус Мария. Ребенок раненый.
- Кость не задета. Сосуды, порванные пулей, не хлыщет кровь, значит вена и артерия целы. Давай шевелись, кипятка сделай, иголку с ниткой приготовь. А я за спиртом пойду, в машине фляга лежит.
Григорий приготовил все, чтобы вытащить пулю из ноги ребенка. На бедре пуля прошла на вылет. Рану залил он спиртом и зашил ее.
- Потерпи, Тис, - сказал он на немецком языке. – Будет больно, но так надо.
Он раскрыл рану, девочка открыла рот для крика и потеряла сознание.
Вытащив пулю, Григорий обработал рану и зашил ее. Перевязал простыней, порванной на бинты.
- Вот и все. Посижу с ней, пока она в сознание не придет.
Старуха скривила рот и спросила:
- Это дите немцев?
-Нет.
- Документы у нее есть?
- Нет. Это девочка военнопленной. Тоже, она в лагере была.
- А ногти у нее лаком покрыты. Не обманывай меня, пан Грыця. Что я скажу своим подругам, что выхаживаю немецкого ребенка. Не возьму я ее.
- Ты старая и милосердия у тебя должно быть, а ты рассуждаешь, как старая грымза. Мы уйдем, золото за девочку у меня есть кому отдать.
Напоминание об золотых украшениях, старую польку отрезвило от страха.
- Что ты сказал об украшении?
- Тут целая куча. За молчание и за хороший уход за Тис. Все твое. Тут фото ее родителей, Сохрани его. Ты на первом этаже живешь, я тебе подвал сделал, так что сидите там, пока я не приду. Золото не меняй на рынке, поймают и повесят или поляки, или немцы. Поняла меня?  Через два дня я приду, обязательно. Вот тебе аспирин, жар снимай у нее. А, теперь я помогу вам перебраться в подвал.
Уходя Григорий сказал:
- Если не вернусь, значит меня догнала пуля. Русские обязательно придут завтра, отнесешь ребенка к ним, скажешь, что она дочь военнопленной. Наврешь, что – то. Не до тебя им будет.  И не слова о золоте, а то тебя будут допрашивать. Оставь себе. И марки я тебе привез, на всякий случай.
- Это если немцы не сдадут город? Кому мне нести ребенка?
- Горе ты мое. Завтра немцы будут драпать из города.
  Он ехал на машине к комендатуре. Мимо него неслись груженые машины с солдатами, и чтобы не испытывать свою судьбу, он свернул в проулок и в машине встретил рассвет. Город был пустым и казалось вымер. Недалеко раздавалась канонада обстрела. Это наши войска прорывались в город. Григория снял немецкую форму, переоделся в гражданскую и бросил форму в мусорный ящик.
- Надеюсь, она больше мне не понадобиться.
Русские танки входили уже в город. Григорий покинув машину, пешим ходом пошел в направление комендатуры.  Он долго ждал, пока солдаты не обоснуются там, стоя в подъезде чужого дома. Только после обеда, минеры проверили здание  и тогда подъехало много машин. Среди военных Григорий узнал Назарова, своего соратника. Он вышел из укрытия. Два дня он писал отчет о проделанной работе в подполья, не выходя из кабинета. И только на третий день он освободился от рутинной работы .
 - Очистили город полностью от немцев, - сказал Назаров. - Приводи свое подполье, кто уцелел. А за карту спасибо. Она подтвердила данные другой разведки. Повысили тебя в звании, теперь ты майор, как и я. Есть решение, оставить тебя при комендатуре.
- Я свободен?
- Да, жду тебя с польскими товарищами.
Григорий в коридоре встретил женщину, военврача.
- Какие – то проблемы?
- Я к коменданту.
- Я больше знаю о Кракове, чем комендант.
- Нужно пополнить лекарствами наш поезд.
- Машина есть?
- Грузовая и легковая.
- Я знаю склады и несколько аптек. Немцы убежали и их никто не охраняет.
- Тогда, поехали.
Они опорожнили два склада до пустоты.
- Вот так повезло.
- Заедем еще в одну аптеку.
 Довольная военврач была на высоте от радости.
- Даже тридцать носилок новеньких изъяли и много лекарств, о которых мы уже забыли. Чем я вас отблагодарю?
- Возьмите в поезд маленькую девочку.
- Она полька?
- Дочь русской военнопленной, которая не умеет говорить по – русскому, сами понимаете, столько лет плена у немцев, а мать ее была прислугой.
- Нет вопросов, я вывезу вашу подопечную в Россию, к ее родственникам.
- Мать погибла и я ничего не знаю о ее родственниках.
- Как зовут девочку?
- Тис, то есть Таисия.
- Привозите к поезду.
- Поехали сейчас за ней.
- Ну, хорошо.
Григорий долго стучал в дверь и наконец – то ему старушка открыла.
- Что с Тис? -  спросил он на польском языке.
- Горит вся, нога покраснела. Я пошла на рынок, чтобы на брошку лекарства купить, а меня там прихватил пан Оболенский и все допрашивал, где я взяла такую брошь. Лекарства я принесла, обманули они меня, жар не проходит. А минут за двадцать до вас, прибежал сумасшедший пан и искал Эмму какую – то. Хорошо, что та в подвале лежала без сознания. Погрозил мне и обещался снова вернуться, хорошо, что вы приехали.
- Мы уедем, а ты уберись в доме и уходи жить на хутор к своей сестре. Золото забери себе. Это компенсация тебе от немцев за погибшего твоего зятя и мужа.
Военврач спросила:
- А, где девочка?
- Сейчас.
 Солдат, водитель машины принял девочку, подаваемую Григорием из подвала.
Доктор осмотрела покрасневшую рану на ноге ребенка, покачала головой.
Она сказала водителю.
- Пусть водитель грузовой едет к поезду и скажет врачам, чтобы готовили операционную. Сейчас мы ребенка привезем с ранением.
 Они подъехали к поезду. Девочку унесли в операционную.
- Не волнуйтесь у нас хорошие врачи.
- У меня просьба, родители ее умерли, и я хотел бы…
- Пока довезем подлечим и сдадим ее в детдом.
Григорий вытащил фотографию родных людей Тис, сказал:
- Это все, что осталось у нее от родных, пусть подошьют к ее делу.  У вас есть карандаш?
- Конечно, химический… Возьмите.
Григорий вывел на обратной стороне фотографии надпись «Таисия Ивановна Прохорова. шесть лет.  Вернусь с войны и разыщу ее родных».
- Подпись серьезная. На врачей они похожи, довоенных, ее родственники?
- Куда едите?
- Не могу сказать… Ищите свою… Это ваша внебрачная дочь?- спросила врач.
- Как вам сказать…
- Мать на армянку похожа и девочка тоже. Ищите дочь на Урале. Через час мы отправляемся. Прощайте, Григорий.
 - Прощайте. Она армянка, научите хоть пару слов на русском языке.
- Лично займусь этим. До Урала путь дальний.
Григорий встретился с подпольщиками.
- Прости, мы не пойдем в комендатуру. Мы Польше служили, а не России. Ты уже сам. Спасибо, что спасли Краков, но мы не пойдем.
- Военная комендатура пока управляет городом, и будет управлять до тех пор, пока не сформируется власть из поляков. Зря. Я вынужден дать ваши фамилии.
Было уже поздно, как его догнал Пан Криштовский из подполья, который ведал всеми рынками в Кракове.
- Пан Грыця. Дело тут такое. Юзеф сомнения у всех посеял. Он говорит, что вы спасли дочку барона, старуха призналась. Она приперлась на рынок с золотым пауком, чтобы его обменять на лекарства для внучки. Пан Оболенский сказал Юзефу, что такую брошь, он видел на платье жены барона, на фотографии. Юзеф нашел старушку, и та ему сказала о том, что несколько часов вы побыли в доме и уехали, а лекарства она для себя меняла, а потом он пришел в бешенство, когда в комнате нашел вот этот мешочек из бархата. Старушка исчезла.
- А, ко мне какие претензии?
- Дело в том, что я тоже видел этот мешочек и вернулся за ним, пока немцы не приехали и видел, как вы уносили девочку в лесопосадку. Зачем она вам, пан Грыця. Она же дочь врага.
- Не знаю. Из жалости к умирающему ребенку я увез ее. Ты сказал им об этом.
- Я не дурак. С вами дело и после войны можно иметь, а Юзефа опасайтесь, грозился он вас убить.
- Ты не ищи меня больше, если понадобиться твоя мне помощь, я тебя сам найду.
- Заметано…
Погодин поздно возвращался в комендатуру и остановился возле постового, прикурить.
- Тепло уже, товарищ майор.
Раздался выстрел, солдат упал. Дугой солдат открыл огонь на звук, откуда стреляли из темноты. Кто – то вскрикнул.
Солдат побежал на крик и добил из автомата, стрелявшего.
- От гад. Друга моего убил.
- Ранил он его. Стреляли в меня. Я знаю его, это несчастный человек, который потерял всю семью при немцев… 
…Воспоминания, воспоминание не дают Григорию покоя и у него снова разболелась голова. Утром он написал заявление на отпуск и улетел в Германию, на курорт Баден - Баден.
( продолжение следует)