Делирий Пиноккио и его подозрительно простой конец

У Буратино что-то все время текло под носом.

Чего он только не делал – вставал на голову, делал примочки, закапывал антибиотики, старался чаще сморкаться, вставлял затычки, прикладывал гигиеническую губку, перематывал нос изолентой, – ничего не помогало – оно все текло и текло, просачивалось и капало.

Наш добрый друг пытался не унывать, даже шутил на эту тему, делал вид, что не обращает внимания и позитивно относится к неведомой природе жидких выделений. А когда оставался один, прикладывал зеркало под свою сопатку, и амальгама отказывалась отражать какой-либо излом, трещину или дырку в деревянном украшении его лица.

К слову сказать, нос у Буратино был не тонким и конусообразным, как нас убеждали в книжке, кино или мультике, а, скорее, широким и плоским, будто утиный. К тому же он им не дышал – там не было отверстий для этого, и функцию обогащения клеток кислородом выполнял его улыбчивый рот – уж так было сделано. Подробность маловажная, если б она не уменьшала обзор и не усугубляла поиски места подтекания. Буратино прекрасно видел свои ноги, и то, что между ними, даже нижнюю часть живота, но выше – увы!

Проблема появилась неожиданно, шла по нарастающей, в конце концов увлекла Буратино настолько, что он задолбал ею свое окружение и вымотался вусмерть сам.

Жена сопровождала его к лучшим врачам. Но ни частные эскулапы, ни комплексные анализы в огромных оздоровительных центрах не выявили отклонений. Медицина разводила руками, дезориентируя его еще больше. Хироманты, астрологи, травники и гадалки внесли полную ясность в то, что источник проблемы сам должен вызвать ее исчезновение.

И снова-здорово: либо капало, либо текло. Это совершенно лишило Буратино возможности оставаться публичным человеком. Чего скрывать, - он был знаменит, как герой сказки, его нос, как атрибут, хорошо раскручен в СМИ и пропиарен, карьера в бизнесе, потом и в политике, поднималась на новую достойную высоту, в кулуарах его уже прямо стали называть нефтяной непотопляемой деревяшкой – и вот тебе раз…

Все, таким трудом добытое, прихлопнутое и просушенное, как песчаный замок на берегу, мало по малу стало крошиться и отваливаться кусками… Чуть реже происходили встречи, чуть меньше мелькания на экране, еще одни так нужные ему, но нечаянно сорванные переговоры, отложенное на неопределенное время строительство его загородного коттеджа на уровне второго этажа и набегающие серо-зеленые волны отвратительного настроения…

Супруга какое-то время упорно успокаивала бедолагу, ну, а потом приучила себя раньше ложиться, дольше спать, увлеклась вязанием, завела свой блог, как маленького ребенка, и обсуждала его развитие с подругами по скайпу, всячески избегая мужнино нытье. Мать утопающего бросалась подать ему пачку салфеток, чем сразу огорчала своего милого мальчика у входа в маленькую хрущевку, где он провел свое беззаботное детство, в годы, когда папа-кот их еще не бросил.

Буратино тихо отрывался, как лист осенью, и улетал в запой, на время забывая о существовании своей, поначалу физической, а теперь уже психосоматической травмы, не совместимой с человеческим представлении о нормальном существовании.

Так бы он, наверное, и помер бы, если б не один случай…

Однажды, когда сумерки сгустились как следует, раздались холодные отрывистые крики диких животных, зашла луна, и медленно, но верно поползли по нему насекомые и земноводные, покусывая волосатое тельце из сосны, привязанное к кровати наркологической клиники. Буратино не отпрянул, наученный, стал разговаривать с ними, цыкать, привлекать одних, хитроумно выпутываться, чтобы догнать других, но вдруг замолчал, ощутил инородное образование во рту, попытался его выплюнуть, потом полез за ним своими худыми руками, и неумышленно достал из глотки ту самую штуку, которая вымотала столько нервов и принесла ему столько горя… Сразу после этого горячка стала белой, в ее ослепительном свете возник образ старца, все неожиданно забурлило, как в жерле вулкана, зажглось еще ярче, да так, что голова сама отвернулась, чтобы защитить глаза от угрозы слепоты. Но тут все резко схлопнулось, потухло, перестало дымить и шкворчать, пузырь долгожданного облегчения гулко ухнул в темноте и стал подниматься со дна его пропащей уж было жизни. Приятное тепло разлилось по кровати, кулаки разжались, потекла слюна, скулы округлились и улыбка героя вернулась на уже порозовевшее лицо... Нос дрогнул, еще немного вытянулся и стал, пожалуй, даже шире. Буратино обмяк на матраце, ему стало лучше, - даже лучше, чем было до этой поганой болезни!

Ведь должна же быть у каждого жителя нашей сумасшедшей цивилизацией, обманутого перспективой тупика, хоть какая-то надежда. Она ж, говорят, умирает последней.

Предлагаю такой хеппи энд.