Попытки Барта сделать избрание христоцентричным

45.
    
Как раз нюансы жизни каждого человека и пытается учесть Барт: «Божье избрание действительно касается всех людей.. Но вопрос в том, следует ли поэтому понимать Его избрание как заданную и постоянную определенность для всех людей? Имеет ли смысл и возможно ли понимать каждого отдельного человека.. как уже «избранного» и уже «отвергнутого»? По направлению к этой определенности - да! Определенность Божьим избранием есть последняя, но именно последняя тайна каждой человеческой жизни. Но это еще не означает, что эта жизнь как таковая исходит из этой определенности в том смысле, что она уже обрела соответствующую определенность. Из решающего значения божественного избрания для каждого отдельного человека еще не следует, что оно является характерной чертой, уже сообщенной ему, изначально ему имманентной, что оно.. неразрывно связано с его экзистенцией» . Цель Барта как будто ясна: включить в кальвинистскую парадигму предопределения представление о «нюансах» человеческой жизни, когда избрание или отвержение не превращают человека в неподвижную статую с самого начала. Здесь же учитывается все богатство человеческой экзистенции, когда избрание становится ясным лишь в самом конце, - как и отвержение. Это, если угодно, более соответствует опыту, чем у Кальвина. Но этим еще не решается вопрос, насколько вообще стоит принимать учение Кальвина, даже если только говорить об избрании к спасению. Ведь Барт, как мы помним, весьма положительно относится к «непреложному избранию». И это делает его учеником Кальвина, несмотря на всю критику. Понятно, что ошибки в догматике – вещь далеко не безобидная. Барт и сам признает, что Кальвин воспринимал своих врагов-богословов как отверженных и обращался с этими людьми «соответственно». Власть вскружила голову? Или собственные претензии на роль Бога, Который решает судьбы людей? Если исходить из того, что все богословы, отрицающие теория предопределения Кальвина, должны быть отнесены к числу отверженных Богом, то туда попаду почти все отцы Церкви, за исключением Августина, - в том числе, и чтимый Кальвином как толкователь Писания св. Иоанн Златоуст. Ничего себе: по сути, вся Церковь до Кальвина окажется в числе отверженных! Не слишком ли много он о себе возомнил? Ведь такое обычно делают сектанты, отвергая все, что было до них.. Вот и попробуйте создать «кальвинизм с человеческим лицом», чем занимается наш швейцарский реформат.. Ему ничего не остается, как вместе со всеми протестантами, попавшими в затруднительное положение, апеллировать к Библии, - Библия нам поможет! Но апеллировать нужно к Богу, Который основал нам Церковь, давшую и Писание. Значит, нужно обратиться к опыту Церкви, но такая простая мысль Барту в голову не приходит. Нет, давайте откроем Писание, и там найдем все ответы, игнорируя опыт Церкви. Но в действительности это приводит только к тому, что вместо «кальвиновского» искажения Библии возникает «бартовское», диктуемое тем же кальвинизмом, пусть и более «гуманистического» порядка. Не говоря уже о том, что фактически признает и Барт: Кальвин опирался на Писание, но еще больше он опирался на собственное «предание», собственный опыт, который для него был «параллельным» божественным откровением, в свете которого он и трактовал Библию. И такое «параллельное откровение», такая сам-себе-церковь возникает у любого протестанта, отвергающего опыт богообщения Церкви Истинной.
Он видит «ловушки» на пути доктрины избрания вот в чем: «Он всемогущ и свободен в своем всемогуществе.. Но здесь может возникнуть заблуждение.. будто Бог есть абстрактное всемогущество, которому невозможно противостоять, как бы некая голая свобода и суверенитет, а в применении к избранию – будто оно есть лишь форма, в которой проявляется это свободное всемогущество, как если бы в учении об избрании шла речь лишь о том, чтобы произвести логический переход от представления о существе, суверенно противостоящем всему миру.. к позитивному или негативному конечному определению человека.. Предопределение есть всего лишь частный момент внутри мирового порядка, устанавливаемого и проводимого в качестве принципа свободы и необходимости, который провозглашается от имени Бога. Учение о предопределении становится тогда лишь частным моментом детерминистского мировоззрения .. мы должны задаваться вопросом, правильно ли понимается избрание, если оно изначально понимается в рамках якобы обладающего некой сверхреальностью божественного управления миром как особый акт этого божественного действия. Ясно, что это очень удобно с точки зрения логики. Но возникает вопрос .. не следует ли, напротив, понимать божественное управление миром исходя из Его благодатного избрания .. Возможно, Он именно будучи избирающим становится всемогущим Богом, а не наоборот!» . И снова Барт затрагивает «существенное»: кому по ходу чтения Кальвина или старореформатских богословов не придет в голову мысль, что речь действительно идет об абстрактном всемогуществе, суверенности и свободе, которая может послать в ад кого угодно, и делает это ради своей славы, что это очень далеко от человеколюбивого Бога христиан? Конечно, мы знаем, что они, эти богословы, были христианами, но христианское (любовь и жертва) и «суверенно-всемогущее» сочетались у них в странных пропорциях. Это можно сравнить с реформатской христологией, где Бог и человек соединены в одной личности Сына Божия, но между ними нет «общения свойств», между ними непроницаемая перегородка, - как будто воплощение только формально соединило две природы, а на самом деле скорее разъединило их! Так и здесь: «христианское» и «суверенно-произвольное» соединены в одном реформатском богословии, но ощущение такое, что «общение свойств» между ними явно не идет от божественно-христианского к человеческо-произвольному; не оно обогащается христианским духом любви, когда Бог просто не мог кого-то предвечно проклясть, ведь Он распялся за всех, а, напротив, человеческо-произвольное «обогащает» собой божественное: в образ Бога Любви вносится много черт Бога произвола (можно сказать и наоборот), и в результате получается Бог-не-совсем-любовь (не ко всем), но при этом Бог-вполне-предопределение. Искупление тут не распространяется на всех – так же, как и человеческая природа Христа в соединении с божественной – недоступна для причастия всем, ибо она только на небесах, в «одном месте». Т.е. Бог-Любовь здесь не сообщается всему человечеству, а только части – это видно и по христологии. Суверенность и Свобода побеждают – если хотите, это снова христологическое кальвинистское «весь внутри и весь снаружи» - Бог произвола весь и «внутри» Бога Любви, и «снаружи». Предопределение обширнее любви.
Вспомним картинки неопротестантов, изображающие такого «Иисуса комиксов» - они ведь верят в Богочеловека Христа! Но при этом Богочеловек Христос для них где-то далеко на небесах (в полном соответствии с реформатской христологией), а здесь, на земле, должен оставаться только Бог, но Бог Сам по Себе неизобразим, а хочется, чтобы Христос-Богочеловек присутствовал во всей полноте и здесь, - и вот, происходит полное разделение Бога и человека во Христе, и человек Иисус этих комиксов представляет во всей полноте воплощенного Бога на небесах, - это такая попытка «причастия Христу при невозможности причастия», мечта человека, исповедующего кальвинистскую христологию, но желающего прикоснуться ко всей богочеловеческой полноте Христа уже на земле. В итоге получается как бы «два Бога» - один на небесах, и другой – на земле. На небесах Богочеловек, а на земле должен быть только Бог, в соответствии с данным типом христологии, но в итоге получаются Бог и человек раздельно. Аналогично и с предопределением: вам долго говорят о Боге любви, но на поверку оказывается, что Бог любви где-то далеко на небесах, Он только в теле Иисуса, а на земле, в реальности есть избранные и отверженные, Бог любви и Бог Суверенности и Свободы, для Которого любовь менее важна. Такое раздвоение давно уже настораживает критиков кальвинизма. Барт критикует этот кальвинистский механицизм, но разве он сам не описывает действие благодати как непреодолимость и необходимость в силу необходимости? Немудрено, что из такого образа Бога, где могущество превалирует над любовью, возникает детерминистская философия Нового времени, и в этом смысле Гоббс и Спиноза – это просто люди, которые делают следующий логический шаг, еще более оттесняя Бога любви, превращая Бога в единственный субъект действия в мире. И разве фраза «свобода есть осознанная необходимость» - не может быть отнесена к кальвиновскому учению о предопределении?
В остальном Барт прав, продолжая свою критику схоластики: вопрос благодатного избрания Бога должен быть первичнее вопроса о божественном управлении миром, чтобы не получалось так, что спасение человека есть лишь частный случай в процессе божественного управления вселенной. Тогда бы и человек получался одним из предметов космоса, и больше ничем. Наоборот, сквозь призму спасения во Христе нужно понимать творение мира и промысел Бога о нем, ибо человек – венец творения, и мир был создан для него. И опять-таки можно согласиться с Бартом, заявляющим, что всемогущество Бога должно рассматриваться с высоты жертвенного подвига Христа, а не наоборот. О, если бы он сделал последовательные выводы из этого! Но нет, всемогущество и у Барта не растворяется полностью в любви Христа; остается нерастворимый остаток, почем Барт и верит в предопределение к спасению части людей и непреодолимое действие благодати. А пока же он критикует схоластов (Фому) за то, что они рассматривали предопределение в рамках общего промысла Божьего о мире. Действительно, тем самым на первое место ставилась абстрактная верховная сущность схоластов, обладающая абсолютными свойствами, из которой потом, в качестве следствия, выводилось учение о спасении людей. Аналогичным образом и догматы о Троице и богочеловечестве Христа выводились схоластами из общих представлений о божественной природе и ее свойствах. Т.е. Барт продолжает свою линию, - смотреть на все богословие сквозь Крест Христов, и эту линию в данном случае следует признать христианской. Разобравшись с Фомой и Бонавентурой, наш теолог признает, что и Цвингли смотрел на предопределение как частный случай провидения. Правда, Кальвин вроде бы все понимал «правильно», но затем старореформатские богословы снова вернулись к схоластическим представлениям и «испортили все дело». И настолько испортили, что возникает вопрос: «Каким образом отличить эти положения от того, что могли бы сказать по данному поводу иудей, мусульманин или стоик? Может ли и имеет ли право божественная благодать при обозначении и описании божественного мироуправления играть дополнительную и только подчиненную роль, роль некоего образа действия Бога наряду с другими? А если это может быть так, то остаемся ли мы с такими высказываниями в рамках христианского исповедания..? .. Действительно ли довольно формального совпадения, состоящего в том, что речь идет и здесь и там о суверенном желании Бога.. для того, чтобы просто вывести учение о предопределении из учения о провидении – из такого учения о провидении, которое даже не проверено на предмет того, насколько оно христианское» .
В этом все и дело: богословие с самого начала должно быть христианским, должно открывать нам Бога любви, Единого в Троице, Бога Голгофы и Воскресения. Если же учение о спасении конкретного человека (в терминологии реформата Барта – о предопределении) логическим дедуктивным путем выводится как из общего частное, то возникает ощущение, что это просто абстрактная верховная идея, обладающая всемогуществом, одинаковая, что для иудеев, что для мусульман – ведь они тоже верят в предопределение такого рода, в промысел Бога о мире? Да и от судьбы стоиков это недалеко ушло. И было бы еще полбеды, если бы то был Бог схоластов, в Котором, при всех «общих представлениях о природе» преобладали Разум и Благо, но в кальвинизме речь уже шла о Боге, в Котором преобладает Суверенность и Абсолютная Воля – предопределение, выведенное в качестве частного случая из такого образа Бога, по самой своей сути должно обладать наиболее устрашающим характером. Как раз именно в данном случае «добавление» христианского представления о спасении к такому абстрактному детерминизму, чревато наибольшими последствиями для чистоты христианского вероучения, - что и произошло с реформатами. Ведь тут действительно остается только трепетать перед ужасами «абсолютного могущества» такого Бога. И совершенно прав Барт, противопоставляя таким концепциям следующее: «именно то делает Его божественным Правителем, что Его властвование определено и связано: определено Им самим и связано Им самим, а тем самым реально определено и связано – не в том смысле, будто бы Его произвол есть Его божественная сущность, а значит, и принцип Его мироправления, но в том смысле, что Он действительно как Царь (а следовательно, не так, как тиран) сам себя конкретно определил и связал» . Сказано действительно верно, и остается только пожалеть, что Барт не делает из этого до конца логичных выводов – и речь не о логике разума, а о логике сердца. Для православного богословия совершенно очевидно, что сотворив мир и человека, Бог связал Себя определенными обязательствами с нами. Отсюда и Завет, отсюда и Боговоплощение – они теряет смысла, если нет взаимной добровольности. Это неопровержимо доказывает, что сущность Бога – это действительно не произвол, когда учитывается только своя воля, но обусловленная свобода, которая предполагает неразрывную связь со свободой других, и через которую Бог нас и спасает. И потому Бог «определил и связал» Себя как Бога на кресте. Другой вопрос, насколько кальвинисты согласны полностью исповедовать именно такого Бога, а не так же еще и Бога своеволия.

46.
    
Именно эту проблему дальше и пытается решить Карл Барт, показывая, что, например, у Августина, предопределение было христоцентрично. Это значит: для Августина первом месте был Бог, Который во Христе спасает нас от проклятия, а не Бог, Который в вечности решает спасти нас или проклясть, а уже потом решает спасти «избранных» во Христе. По утверждению Барта, таково же было понимание предопределения у Лютера, Меланхтона и даже в «Формуле согласия»: «Вечное предопределение следует усматривать во Христе, а никак не вне Посредника Христа»» . Истинно сказано: если бы еще лютеране верили, что предопределение во Христе включает в себя нашу свободу, то они были бы православными, но тут-то и заключен корень всех зол.. Кстати, Барт полагает, что тем самым лютеране метили в Кальвина и ранних кальвинистов, которые, по их мнению, не считают универсальной Жертву Христа, ставя над ней извечное предопределение к спасению и проклятию как таковое. Наш профессор спешит доказать, что это не так: он приводит несколько цитат из Кальвина и символических книг раннего кальвинизма, стремясь убедить читателя в том, что «женевская реформация» тоже мыслила предопределение не иначе, как во Христе. Я готов поверить, что эти цитаты приведены Бартом верно, но все равно остается вопрос: что же так испугало лютеран и католиков, критиковавших уже на самых ранних этапах кальвинизм не просто за предопределение (лютеране во многом были согласны), а за то, что в нем как-то растворяется Боговоплощение, а на первое место становится тот самый абстрактный всемогущий правитель, главной чертой которого является произвол – о чем и Барт говорит здесь. По всей видимости, католиков, например, пугали такие заявления о спасении во Христе: «Не в человеке и не в его деле должен человек созерцать причину своего избрания, но в этой иной личности, которая есть личность Самого Бога во плоти.. Человек с его решением следует решению о себе, принятому до него и без него и против его воли, принятому где-то в совершенно ином месте, а не в нем самом, принятому в этой, совершенно иной личности» .
Не удивляйтесь, но это тоже Барт – тот самый, который чуть ранее говорил, что Бог не тира произвола, а Царь, Который себя определяет и связывает – с творением и его судьбами. Здесь же все наоборот: человеческая сторона спасения проигнорирована полностью. То, что сказано о божественной стороне в чем-то верно: Бог действительно решает нас спасти не по нашим заслугам, а просто потому, что Он любит нас – в этой главная действующая причина нашего спасения. Но есть и другая сторона, без которой спасение немыслимо, без которой и Богу не надо было воплощаться, умирать и воскресать – это сторона человеческой свободы, вторичная причина спасения – без человеческой добровольности Бог, даже воплотившись, не спас бы нас. И в этом смысле причина спасения не только лишь в Боге, но и в человеке – в его делах, которыми он принимает или отвергает благодать, в его воле, в нем самом до самых глубин. Иначе это спасение какого-то «абсолютно иного» человека, чем того, которого мы с вами представляем. Поэтому-то решение о спасении принимается не только где-то в ином месте, на небесах, но и в месте нашей экзистенции, на земле – ведь спасение должно начинаться здесь и сейчас, ведь Христос для того и соединил небо и землю, чтобы спасение было согласием воли Божьей и воли человеческой. Собственно, вот это и вызывает давнюю тревогу всех не-протестантов: они могут долго говорить о Христе, о спасении в Нем, о могуществе Бога – и все это будет прекрасно и по-христиански звучать. И вы уже будете склонны думать, что разница между православием и протестантизмом не так уж велика – ну подумаешь обрядов поменьше, - и тут вдруг вам выдадут вот такой текст, полностью игнорирующий наше участие в спасении, происходящем против нашей воли. Как будто речь идет о спасении камня, причем камня очень тяжелого, все время тянущего вниз, к аду, а не вверх, к раю. И вы так и не сможете понять – как это вас спасли без вас самого?
Конечно, нам не просто понять, как мыслили кальвинисты в 16 веке – люди другие, и вера не такая же, как у нас. Но в своих символических книгах они писали вот так: «В себе самих мы таковы и достойны того, чтобы Бог нас проклял, но Он взирает на нас в Сыне своем, и потому любит нас .. Мы понимаем, что не можем быть уверены в нашем спасении, иначе чем через веру. Ибо если скажет кто-либо: «А как мне узнать, спасен я или проклят?», то этим он показывает, что никогда и не ведал, что такое вера и уверенность, которую мы должны иметь в Боге, через Иисуса Христа. Так ты желаешь знать, избран ли ты? Смотри на Иисуса Христа. Ибо те, кто через веру подлинно имеют общение в Иисусе Христе, могут точно удостовериться, что они принадлежат к вечному избранию Божьему» . Начало вполне традиционное: конечно мы все грешники и заслужили ад. А далее: Бог взирает на нас в Своем Сыне и потому любит нас. Все это звучало бы и в православии примерно также, но когда знаешь, что это писали кальвинисты, то начинаешь сомневаться: если Бог взирает на вас во Христе, и поэтому любит, то что мешает Ему любить всех, а не только всех кальвинистов или всех протестантов? Откуда у Бога такая ограниченная любовь, да еще во Христе? Кто или что ее ограничивает? И почему такая последовательность: Бог смотрит на нас во Христе, и потому любит? А не во Христе не любит? Но тогда как можно любить тех, кто убили Его Сына? Зная кальвинизм, можно предположить, что здесь имеется в виду то, чего, возможно, так опасается Барт: предполагается, что есть Бог «не во Христе», Который в вечности одних решил спасти, а других проклясть безо всякой причины с их стороны, - и вот, следующим Его решением было – спасти во Христе горстку избранных, а остальных – не спасать.. Ужасно? Теория двойного предопределения полна таких ужасов, и непонятно, что же ужаснее: те, кто прокляты извечно и не имеют возможности спастись, или те, кто знают об этом, но все равно продолжают наслаждаться своим якобы гарантированным спасением?
Теперь как раз о последнем: я имею тот фрагмент этого символического текста, где говорится об уверенности в спасении. Действительно, почему они так, наперекор всему, верили в свою спасенность? Просто когнитивный диссонанс миллионов? Верили же миллионы советских людей в то, что они живут в самой лучшей стране – вы полагаете, их легко было бы переубедить? А тут – религия! Поначалу – стандартные протестантские аргументы – ты же веришь и посещаешь наш приход? Значит, ты избран. Ссылок на Библию нет, но у протестантов они и так везде предполагаются – да только вот Библию читали много веков до тебя и много людей, твоих современников – но почему-то они не уверены так в своем спасении, - что же, они все ошибались. Вам на это красиво возразят, что верить надо Иисусу Христу, а не каким-то там людям, что будет на самом деле означать: верить надо не отцам Церкви, а скажем, Кальвину – его интерпретации Писания. Так что и ссылка на Писание не подходит. Сослаться просто на эмпирические факты из своей жизни? Это тем более неудачный аргумент, который мы здесь уже разбирали в связи с анализом Бартом взглядов Кальвина: любой христианин, кто глубоко заглянет в свою душу, обнаружит там, что он – дитя ада, и ничего более. В этом смысле верить в собственную спасенность нужно действительно глубоко вопреки голосу разума и совести  - или объявить этот голос голосом сомнений, голосом дьявола – как успешно и много раз делал уже Лютер. Так что и самонаблюдение тут не подойдет – если, конечно, себе не лгать. Но что же тогда делать – сходить с ума от отчаяния? Это всегда успеется, но и на сам факт веры ссылаться – как-то не слишком доказательно. Ведь человек видит вокруг себя, что люди вроде бы верят, а потом перестают верить, или начинают верить как-то совершенно иначе (пусть явных атеистов в 16 веке было немного, но переход из кальвинизма в католичество или в другие протестантские исповедания все-таки имел место) – это вызывает у него сомнения действительно ли его вера истинна? Неужели же у него такая вера, как у святых в Писании? Но они творили чудеса, а он не творит. А вдруг у него такая вера, как у Иуды? Вдруг он лишь верит, что у него есть настоящая вера, а на самом деле он лишь «верит, что он верит, что он уверен, что он спасен»? И что остается? Друзья-то, конечно, постараются убедить – вот Библия, вот богословские книжки, а вот, что думаем мы. Но если и это не убедит? Тогда остается вот что: смотри на Иисуса Христа. Что же, просто помолиться Христу и ждать ответа насчет своей избранности? Но если Христос не явится этому человеку, как апостолу Павлу? Тогда остается помолиться, и внутренний голос, который человек сочтет голосом Христа, скажет тебе, что ты спасен – что твои братья и сестры по вере не могут все ошибаться, как не могут ошибаться и вожди Реформации. На самом же деле, это будет всего лишь твой собственный голос, когда доведенный до отчаяния человек выберет первое, что ему придет в голову, и покажется самым легким – как же тут не выбрать гарантированное спасение во Христе? Обратите внимание, что и тут протестантами четко осознается, что ссылки на Писание, на самонаблюдение, на факт веры и религиозной жизни – далеко не всегда убеждают, - тем более, в 16 веке почти все читали Библию, молились, ходили в церковь и т.д. Это сегодня такое встречается все реже, а тогда было в порядке вещей. А тут, по сути, ссылка на возможность личного откровения, - ведь и спасение у протестантов не через Церковь, а строго индивидуальное: смотри на Иисуса, Он укрепит тебя в этой уверенности. Вот это «личное общение» с Иисусом, никак не проверяемое всем опытом Церкви, а только лишний раз подтверждаемое опытом кальвинизма – и будет решающим аргументом. Если с человеком ничего буквально мистического не произойдет, - то рано или поздно, он «сам себе подскажет», и подскажет то, что ищет – спасение здесь и сейчас.

47.

А пока что наш теолог Барт обеспокоен тем, что кальвинизм все-таки оттесняет боговоплощение на второй план: «Стоит ли за душепопечительской.. истиной, что благодатный выбор Бога проявился и сделался видимым для нас в Иисусе Христе, некая высшая истина.. Обстоит ли дело, согласно этой находящейся на заднем плане истине – высшей, опасной, а потому подлежащей практическому сокрытию, - так, что Христос, хотя Он и есть Посредник и Орудие божественного действия в силу избрания.. однако подлинной избирающий Бог – все же не Он, но Бог-Отец или же.. сокрытый Бог, который как таковой принял.. предметное решение спасти и седлать блаженными тех-то и тех-то людей, а только потом принял еще.. и формальное или техническое решение призвать избранных через своего Сына, через Его слово и Его духа и в Нем привести их к этой цели? Имеем ли мы дело в Божьем избрании.. все же с независимым от Иисуса Христа божественным решением.. которое было только выполнено через Него, но не принято в Иисусе Христе? Есть ли решение, принятое в Иисусе Христе, решение, которого мы должны держаться, предметно все же иное, подчиненное и последующее решение, тогда как первое и подлинное решение об избрании нам следует искать в тайне существующей самой по себе сущности Бога, постановления, сложившегося в Его абсолютной свободе» . Полагаю, Барт прекрасно понимал, что такие проблемы возникают наибольшим образом только в кальвинизме, и в несколько меньшей степени, в других протестантских конфессиях, где верят в безусловное предопределение? Везде, где верят в спасение избранных без их участия, - должен неизбежно возникать образ Бога, Который Сам по Себе, безотносительно к Жертве Христа, выбирает – кого спасать, а кого нет. Везде, где всемогущество и свобода Бога – это главное, что следует защищать, - везде это будет искажать христианское понимание Его любви – любви, которая не может игнорировать даже одну душу – какой бы грешной эта душа ни была. Конечно, можно выстроить протестантское богословие и так, чтобы избрание сразу рассматривалось, как происходящее во Христе (именно это и пытается сделать наш теолог), но если при этом остается вера в безусловное спасение части людей – представление о Боге, Который существует помимо Бога любви, останется навечно. Вот Барт не устает нам напоминать о непреодолимой благодати – но она же не стала таковой благодаря подвигу Христа! Свойства божественной благодати не могут меняться. Что мешает Богу, Который Своим абсолютным могуществом способен создать что угодно, применить эту благодать сразу же к несчастным грешникам? Если благодать непреодолима, то как же пали Адам и Ева? Или это было предопределено также с неодолимой силой? Читая кальвинистские догматики, сразу наталкиваешься на то, о чем пишет Барт: на первичное представление о Всемогущей и ничем не ограниченной Силе, которая способна спасти или проклясть кого угодно, что она тут же, в вечности, и постановляет. А уже потом эта Сила, так сказать, христианизируется – благодаря решению о Боговоплощении и постановлению спасти часть человечества в Иисусе. Но христианизация эта неполная, т.к. все равно остаются люди, которых спасение во Христе почему-то не затрагивает, и они так и будут продолжать обреченно и неумолимо двигаться к преисподней.. Недаром Барт говорит об этой «истине», как подлежащей сокрытию – но разве так не было с самого начала Реформации? Разве Лютер и Кальвин не учили именно скрытой воле Бога – наряду с открытой, выраженной в Писании, дающей 10 заповедей, и спасающей всех во Христе? Скрытая воля – это именно воля абсолютная, игнорирующая порядок спасения, законы мира, христианскую мораль: она может проклинать, желать зла и т.д.
И Барт прав, говоря, что эта скрытая воля где-то вне Христа и вне Божьего Откровения, но она не просто вне – она искажает и подвиг Христа, Который теперь не может быть Спасителем извечно проклятых. Стало быть, уже и Христос состоит из двух половинок: Открытый Христос любви и Скрытый Христос ненависти! Но такого просто не может быть, это богохульство! Скрытый Христос ненависти – это антихрист! Этот образ темного Бога, стоящего над Христом – как в христианской истории могло появиться такое? Как могли создать такой образ люди, которые сами были верующими христианами? Невозможно поверить, что они это сознательно желали – тут тоже была скрытая воля, а не открытая. Кальвина или Лютера можно во многом обвинять, но, разумеется, никто не будет отрицать, что они заблуждались искренне, и их открытым желанием было восстановить в чистоте учение Христа. Означает ли это, что они слишком увлеклись обличением католичества и стали действовать по принципу «чем хуже, тем лучше» - чем дальше от католичества, тем ближе к истине? Как бы там ни было, но Барт находит уже у раннего кальвиниста Буллингера этот «первичный детерминизм до Христа и без Христа: «первое важнейшее положение, касающееся этого предмета, гласит у него: «Бог от века предопределил или избрал свободно и по чистой своей благодати, нисколько не взирая на людей, тех святых, кого пожелал Он спасти во Христе». И у Буллингера становится видно, что «предопределить и избрать тех», а значит, само избрание как таковое, стоит впереди «желать спасти во Христе», что Христу следует приписывать лишь функцию органа, служащего божественной воле к избранию в качестве средства достижения цели.. но не функцию самого избирающего Бога .. Поскольку же позднейшие лютеране считали возможным предъявлять по этому поводу особые претензии Кальвину и кальвинистам, то будет.. уместно напомнить о том, что задолго до Кальвина прежде всего именно сам Лютер связывал свое указание на Христа со столь же определенным указанием на божественное хотение, происходящее независимо от Христа, сокрытое от нас и недоступное нашему познанию» . Так ведь в признании этой иррациональной бездны своеволия, которая изначально и выбирает – кого миловать, а кого осуждать, - и есть основная мистика кальвинизма. Там, где невозможна мистика таинств или мистика подвижничества, - там расцветает рационалистическая мистика Верховной Воли, извечные постановления которой имеют абсолютную силу – такую, что она даже выше Христа; не Он избирает к спасению, Он лишь подчиняется непостижимой и неполностью благой (сколько людей проклято!) Воле. Как тут не сделать вывод, что в таком понимании Бога – Христос только «подчиненный Бог», если Бог вообще, поскольку все «первичные» решения принимает Воля, и она не подчиняет закону Любви..
Разумеется, Барт прав в том, что Лютер, если брать его опус «О рабстве воли», уже воспел этого «сокрытого Бога», эту темную волю, этого, какого-то «иного бога» в Боге: «Мыслящему человеку Лютер вполне позитивно заявляет, что он должен заниматься «Богом воплотившимся, Иисусом Распятым». Этот Бог воплотившийся, которого мы видели плачущим об Иерусалиме; от Него слышали мы: «Вы не захотели!»; мы видим Его предлагающим всем все, что необходимо им для спасения.. «хотя воля величия некоторых намеренно оставляет и отвергает, дабы они погибли». Вопрос о существе и содержании этой «воли величия» (voluntas maiestatis) Лютер отвергает и отвечать на него отказывается: «и не следует нам спрашивать, почему Он так делает, но следует чтить Бога, которому таковое возможно и угодно». Но как можно отвергнуть этот вопрос, какое может быть доверительное обращение к Богу воплотившемуся, если мы обнаруживаем и признаем отличную от Него волю величия, стоящую позади Него и выше Него? (А ведь именно изображению всемогущего властвования этой воли величия и посвятил Лютер все произведение, в котором он вел спор с Эразмом!). Не означает ли констатация существования такой воли, вопреки всем связанным с этим предостережениям и запретам, что откровение Божье есть только относительная Его истина? Нет ли в указании на Иисуса Христа чего-то неизбежно судорожного и искусственного, если оно сопровождается констатацией особой воли величия?» . Понятно, что Барт задает риторические вопросы, на которые нельзя не ответить положительно. Но, конечно, не один Лютер такой – вот и основатель конфессии, к которой принадлежал Барт, ничуть не лучше: «Тот же вопрос приходится обратить и к Кальвину. Что мы должны думать, когда находим у него такую формулу: «Мы видим, что Бог начинает с самого себя, когда удостаивает нас избрания, но Он хочет, чтобы мы начинали с Христа, чтобы знать, что причисляемся мы к этой священной собственности» (т.е. Христа)..  Что это за бескорыстное благоволение, которое и здесь явно предшествует бытию и делу Христову и стоит выше них? Ведь именно об этом бескорыстном благоволении как таковом и спрашивается в вопросе об избрании. И на этот вопрос можно ответить указанием на Христа как на исполнившего это благоволение только в том случае, если и это благоволение следует понимать как благоволение Его, т.е. если Христос должен пониматься.. как сам Субъект избрания» .
Что сказано, то сказано. Не приходится сомневаться, что лидеры Реформации считали высшим проявлением Бога вовсе не Его любовь и не Его воплощение во Христе, а как раз то, что не воплотилось, Бог totus extra (весь вне) человеческой природы Христа. И это сокрытый Бог – сокрытый от всей Церкви до Лютера и Кальвина. Вызывает недоумение: откуда они узнали об этом Боге, коли Он сокрыт, и почему они так яростно до конца жизни были преданы Ему?! Когда Лютер говорит о воплотившемся Боге, плачущем об Иерусалиме – он говорит о том Боге, в которого верила и верит вся Церковь; но когда он говорит о темной воле Всевластия – он, как правильно заключает Барт, выходит за пределы божественного Откровения, и ссылается на какое-то свое. Аналогично и у Кальвина: Христос только исполнитель некой Воли, причем доброта этой Воли вызывает большие сомнения. Однако нам говорят, что Бог выше закона, в том числе, закона морального. Конечно, и Лютер, и Кальвин ссылались на Библию, но мы уже говорили о том, что они вывели «сокрытого Бога» не из Библии. Наоборот, свой первичный опыт, свое откровение этой Воли, они впоследствии стали подтверждать цитатами Писания. И получилось нечто, в чем сторонний наблюдатель скорее увидит влияние гностицизма. Темный Бог и светлый Бог – только если у гностиков одно относилось к Ветхому Завету, а другое к Новому, - то у вождей протестантизма темная Воля проникает также и в Новый Завет. Можно сделать вывод, что подлинный субъект действия для этих вождей – только эта имморальная Воля, а все остальное, даже Христос – только объекты этой Воли. Барт приводит варианты этой мысли у Кальвина: ««Избранные были у Отца прежде, чем Он даровал их единородному Сыну».. Кальвин не хочет сказать, что «избрание Отца», предшествовавшее «дарению», должно пониматься, согласно Еф.1,4, как происшедшее во Христе. Он как раз ясно утверждает противоположное: «Приходящие ко Христу уже были сынами Божьими в Его сердце.. и даны были Христу потому, что были предназначены к жизни.. Ясно, что центр тяжести также и кальвинистского учения неминуемо должен вопреки указанию на Христа сместиться в сторону указания на сокрытое «избрание Отца»» . Здесь мы видим конкретизацию того, что есть эта сокрытая Воля – говорится об «избрании Отца», которое полностью совершается Им, и только затем даруется Христу – вплоть до того, что «спасенные» уже были сынами Божьими в Отце, а не в Сыне – словно искупление и не нужно! Но это необязательно значит, что Кальвин отождествляет эту скрытую Волю с Богом-Отцом: возможно, что и Отец лишь только «передаточное звено» этой Воли, поскольку часто он не ассоциирует напрямую эту темную волю именно с первым лицом Троицы. Но так или иначе, а ясно, что в таком понимании искупление Христа, по сути, вовсе не является необходимым, - раз избрание уже полностью совершилось в Отце. Тогда получается странный образ Троицы, - не просто «монархия Отца», как у греческих отцов Церкви, но фактически Бог и есть Отец, решающий главные вещи, а Сыну и Духу только «делегируется» вторичная функция спасения людей – причем она могла бы и не делегироваться, судя по контексту речей Кальвина. Для искупления достаточно в этом смысле и предопределения Отца. Это напоминает в большей степени арианство – ведь если для искупления достаточно только Отца, то Христос мог бы быть и не равнобожественным, а, скажем, совершенным творением – конечно, Кальвин так не учит, но непонятно, что мешало Отцу, уже избравшему и спасшему нас, согласно этой схеме, совершить искупление и не через равнобожественного Сына? Конечно, это противоречит «юридической теории» искупления: только Бог может принести достаточное «удовлетворение» за грехи людей. Но ведь сама эта схема порочна: какой-нибудь «мягкий кальвинист» сказал бы – неужели Бог мог простить людей только тогда, когда они убили Его Сына?!

48.

Барт отмечает, что какие-то светлые моменты, связанные с тем, что избрание целиком понимается во Христе, без отсылок к сокрытой Воле, появились в кальвинизме почему-то только у арминиан (ремонстрантов), которые считались реформатами страшной ересью и исчадиями ада. В частности, Дортский синод осудил следующее положении арминиан: «Посредник Христос есть не только исполнитель избрания, но и Основание самого решения об избрании» . Барт считает, что этот тезис абсолютно верен, и ортодоксальные ученики Кальвина могли бы обратить на него внимание, но, дескать, общий контекст арминианского учения был таков, что это было невозможно сделать. Вообще-то, странное дело: получается, что еретики говорят истину в таком важном вопросе, а ортодоксы все как один сильно заблуждаются! Наводит на размышления. О самих арминианах Барт весьма отрицательного мнения: «ремонстранты были несомненно последними представителями того понимания реформации, которое некогда отстаивал против Лютера Эразм, а против Кальвина – Кастеллио. Это понимание можно.. интерпретировать исходя как из еще сохранявшегося тогда средневекового полупелагианства, так и из нарождавшегося нового гуманизма эпохи Возрождения. Ремонстранты были в этом отношении также и первыми представителями.. современного христианства – первыми церковными неопротестантами, с принципиальным решением которых было связано все, что происходило в этом направлении впоследствии (с конца 17 века). Принципиальное же их решение было таким, что в понимании Бога и Его отношения к человеку, а значит, и в вопросе формирования церковного учения критерием, мерой всех вещей должен быть в любом случае человек, т.е. его представление о том, что справедливо и разумно, а значит, достойно Бога и человека. Исходя из этого.. ремонстранты выступили против учения Кальвина.. с утверждением, что ведь никак не может быть.. чтобы Бог избирал, а следовательно, и отвергал тех, кого захочет, на основе одного только своего свободного благоволения, не обращая внимание на поведение человека.. Напротив, божественное избрание происходит с подобающим учетом того, что Бог от века предвидит поведение людей, а именно то, как они, согласно Божьему предвидению, воспользуются своей свободой: пребудут в вере или нет … К сожалению, сказанное ремонстрантами нельзя понимать в том смысле, что именно Иисус Христос есть как субъект божественного решения о спасении, та и субъект лежащего в его основе свободного избрания, не зависящего ни от каких тварных решений, но безусловно предшествующего им, безусловно предопределяющего их; это положение – полемическое высказывание в борьбе против «рабства воли» и за «свободную волю».. Это положение.. не защищает достоинство Христа, а защищает достоинство человека, противостоящего Иисусу Христу в самостоятельной свободе решения.. То, что Христос есть избирающий Бог, ремонстранты не говорили.. они желали сказать.. что божественного избрания в собственном смысле не существует, а существует только введение справедливого и разумного порядка спасения; квинтэссенцией и решающим орудием этого порядка мы.. должны признать Христа» .
  Тем, кто прочитал этот пассаж об арминианах, можно посоветовать забыть то, что профессор Барт регулярно говорит о темных сторонах кальвинистской доктрины предопределения: в действительности, он пытается только откорректировать эти стороны, но не больше. Как видим, арминианам тут приписаны все возможные грехи: они и гуманисты Возрождения (это Арминий-то?; а как же лютеранин Меланхтон?), они полупелагиане, они неопротестанты, они за человека и против Бога. Осталось только сказать, что их ждет преисподняя. Разберем по пунктам: влиянием Возрождения отмечены и Лютер с Кальвином, да и Цвингли – приписывать арминианам какое-то повышенное увлечение Ренессансом в противовес «чисто евангельскому» направлению вождей Реформации – не приходится; полупелагианами в западном богословии часто назывались и отцы Церкви, хотя они не исповедовали никакой сотериологической ереси, а просто учили тому, чему учила древняя Церковь – синергии, сотрудничеству Бога и человека в деле спасения. В итоге в число полупелагиан попали большинство отцов Церкви – кроме, конечно, Августина. Проблема же заключается в том, что арминиан полупелагианами считать нельзя. Может быть, для твердых кальвинистов любое допущение человеческой свободы и являлось пелагианством, но на самом деле эту свободу в полном смысле слова арминиане далеко не признавали – они просто были «либеральными кальвинистами», - это была только «хрущевская оттепель» по сравнению со «сталинским морозом», но далеко не святоотеческая синергия. Арминиане, как и все протестанты, верили в оправдание по вере и гарантированное спасение – во что отцы Церкви как раз не верили. Просто если строгие кальвинисты говорили о 100% гарантиях спасения, то арминиане говорили.. допустим, о 90%; если кальвинисты говорили, что в момент получения благодати, человек никак не участвует в спасении, то арминиане такое участие все же признавали; но в целом это был тот же кальвинизм, несколько «разбавленный» синергией – иногда благодать можно и отвергнуть, но почти всегда этого не происходит, и человек остается «спасенным» до конца жизни. Поговорите с современным российским баптистом, который почти наверняка арминианин – да, если он богословски образован, он начнет ругать кальвинизм, - но если вы начнете что-то говорить против «уверенности в спасении» - от кальвиниста отличить его будет практически невозможно. Оправдание по вере как главная святыня протестантов осталась здесь совершенно незатронутой.
Тем не менее, Барт во многом прав, говоря о том, что арминиане в чем-то оказались отцами современного протестантизма – нет, баптизм породили не они и до сих пор большинство баптистов (кроме стран СНГ) скорее умеренные кальвинисты, чем арминиане. Но их акцент на человеческой активности, на освящении – в противовес акценту на пассивности и человеческой греховности у строгих кальвинистов, - породил ту струю, которая успешно проявит себя позднее в методизме Джона Уэсли, а в наше время – у пятидесятников и в харизматических группах. Признай арминиане синергию полностью – и они в своих путях могли бы найти себя в православии, присоединившись к Церкви; но в рамках кальвинистской матрицы все закончилось тем, что все большая либерализация протестантизма привела именно к неопротестантам. И все-таки их возражения против кальвинизма следует признать ценными: они показали, что воинствующий детерминизм реформатов искажает облик христианства, и предопределение должно основываться на предвидении Богом свободного согласия людей с благодатью. Обвинение же Барта, что арминиане сделали человека мерой всех вещей – следует признать почти что смехотворным. Любой православный или католический наблюдатель абсолютно то же самое скажет о всех протестантам: Реформация, противопоставив себя Церкви, сделала человека мерой всех вещей – вспомним, как Лютер утверждал, что каждый может понимать и толковать Писание; вожди Реформации во многом и стали «мерой всех вещей» для тех исповеданий, которые основали. И если полного распада протестантских церквей на отдельных индивидов все же не произошло, то это только потому, что они сами, для предотвращения хаоса, зафиксировали определенное предание, норму вероучения, восходящую к главным богословам своих церквей. И когда Барт критикует арминиан, что они заменили человеком «божественные критерии» - он ведет себя скорее как католик, заявляющий, что есть учение Церкви (предание), и никто не может его отвергать. Обвинение же в том, что, дескать, нехорошие арминиане сделали мерилом действий Бога представления человека о том, что разумно и справедливо – также не выдерживают критики. А разве кальвинисты не сделали то же самое: у кальвинистов Кальвин решил, что разумно и справедливо для Бога и что нет; но если для арминиан эти представления включали все-таки выбор человека и основывались на той христианской морали, которую можно найти в Библии и учении Церкви, то у Кальвина было разумно и справедливо большую часть людей отправить в ад безо всяких причин! И что – это не есть «человек – мера всех вещей»?! Ссылки на Библию? Можно подумать, арминиане на нее не ссылались! Это невозможно понять: если действия Бога основаны на заповеди о любви, на Евангелии – то вам тут же скажут, что это лишь человеческая справедливость, а на самом деле, в Сокрытой Воле, которую как-то обнаружили Лютер и Кальвин, - все не так; получается, что божественно только их мнение? И, похоже, они взяли его из «божественного откровения» - не из Писания, не из доктрины Церкви, - но из какого-то личного явления им этой иррациональной и аморальной Сокрытой Силы; напоминает вечную историю о Фаусте и Мефистофеле.. Почему именно этот, явно античеловеческий образ Бога, предложенный Лютером и Кальвином, надо считать божественным, - этого нам добрый Барт не сказал. И это притом, что сам профессор к волюнтаристской части кальвинистского учения настроен достаточно скептически.
Зато мы видим, как достается от него арминианам в итоге: оказывается, Христос у них не субъект избрания, поскольку Он не подлинно свободный субъект, ибо спасение зависит от человеческого решения, и это якобы уничтожает достоинство Христа, поскольку арминиане признают «разумный и справедливый порядок» спасения! Вот здесь Сокрытая Воля снова выходит на первый план – как бы ни пытался Барт показать обратное; эта Воля никак не считается со свободой человека, она игнорирует порядок спасения, она спасает того, кого желает спасать. Здесь опять проявляется это абсолютно произвольное понимание божественной свободы – оказывается, божественная свобода только тогда свободна, когда она не считается с порядком творения и с человеком в особенности. Это примерно то же самое, как если бы кто-то сказал, что действие Бога через законы природы, а не игнорируя их – унижает Его свободу и могущество. Так ведь в этом и суть библейского учения: сотворив мир и человека, Бог ради них умеряет Свою свободу, которая теперь «считается» с порядком творения. Барт и сам говорит в своей догматике: Бог свободно может относиться к Своей свободе – но тут почему-то ему обязательно нужно быть строгим кальвинистом. Нам в который раз предлагают совершенно ложный выбор: или ты защищаешь свободу человека, и тогда унижаешь Бога (ужасно), или ты защищаешь свободу Бога, но тогда игнорируешь свободу человека (прекрасно). Никому и в голову не приходит, что сам факт воплощения Христа доказывает нам: защищая свободу Бога, мы защищаем свободу человека, и, напротив, только защищая христианскую свободу человека, мы действительно защищаем свободу Бога. Одна свобода немыслима без другой – потому что главное в Боге – Любовь, исключающая игнорирующее принуждение человека Богом. Но именно это здесь подвергает сомнению Барт, ибо выходит: главное в Боге – Его независимость ни от чего, свобода произвола. Действительно, если человек критикует арминиан за то, что те признают «справедливый и разумный порядок спасения», то, спросим себя: а какова альтернатива? Что вместо этого предлагают Барт и кальвинисты? А предлагают они, в соответствии с теорией безусловного предопределения, «несправедливый и неразумный порядок» спасения – только и всего! Ведь ни с того, ни с сего – беспричинно спасать одних, и проклинать других, - это и есть воистину разрушать неразумный и несправедливый порядок спасения, и вводить темный хаос произвола, который и станет новым порядком, и в нем разума и морали явно меньше.
А кто же вводит этот новый аморальный порядок спасения? Сокрытая Воля и ее поклонники из числа кальвинистов – никак иначе. Но Барт ведь не относит себя к поклонникам этой Воли – что же случилось? Пусть он спросит себя: почему против Сокрытой воли выступали Эразм, Кастеллио, арминиане? Т.е. против того, что сам Барт не считает библейским откровением, выступали как раз противники кальвинизма, которые считали спасение взаимодействием Бога и человека (пусть Эразм порой и склонялся к пелагианству). Почему, если Кастеллио выступает против преследования в Женеве инакомыслящих Кальвином, то это плохо, а заниматься репрессиями – это хорошо? Сокрытая воля подсказала Кальвину такую мораль? Барт прекрасно знал: все догматы взаимосвязаны. И если от Сокрытой Воли могли легко отказаться именно богословы, хотя бы частично признающие синергию, а за сокрытую волю, так или иначе, выступали все те, кто считал синергию страшной ересью – то это и есть аргумент в споре. Значит, от сокрытой воли можно полностью отказаться, только признав условное предопределение и сотрудничество в спасении между Богом и людьми. Третьего не дано – а Барт пытается найти третье: отринуть сокрытую волю, но при этом не допустить никакой свободы человека в выборе спасения. И это главная неудача профессора Барта, поскольку такое невозможно. Там, где верят в непреодолимую благодать, спасающую горстку избранных – продолжают молиться темной Сокрытой Воле, продолжают верить в «особое откровение» Лютера и Кальвина, наряду с откровением Бога Истинного.