Десять лет за колючей проволокой глава 3

                С КОРОБЛЯ НА БАЛ

                "А вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейте водосточных труб?"..
                (Из школьного альбома)


Итак, назвался груздем, полезай в кузов. Совершенно штатский, еще вчера бывший студент, без всякой спецподготовки, я, как Чатский, прямо с корабля попал на бал. Моим шеф-наставником был назначен «старый чекист» капитан Котягин, как я уже упоминал, довольно серенький, притухший, ничем не примечательный, слабого телосложения человек. Кем он раньше был и какие обязанности исполнял он не удосужился мне рассказать, только всегда, когда отряхивал холявы своих брюк от дорожной пыли, приговаривал с непонятной грустью: «Еще Бериевские…» Кто такой Берия я знал лишь из документов ХХ съезда КПСС 1956 года, развенчавшего культ И.В.Сталина, после смерти которого в марте 1953 года плакал я и видел, как плакали другие. Судя по тому, что о чем бы Котягин не заводил разговор он все равно сводил его к тому, как будет исчисляться пенсия по истечению служба срока в органах, следовало, что он прослужил уже более 20 лет, таким образом можно было предположить, что он начал работать в органах МВД еще в довоенные годы, поэтому повидал многое, ничему не удивлялся и ко всему относился спокойно и равнодушно, лишь бы дотянуть до пенсии.

       Таких как он, постоянно говоривших о пенсиях, как о манне небесной, была большая половина сослуживцев. Для меня же само слово «пенсия» было пустым звуком, самой большой абстракцией, галиматьей, я их не понимал, почему они об этом постоянно говорят. А все дело объяснялось тем, что я был лишь в начале пути, а они уже в его конце. Для того чтобы понять всю ценность и жизненную необходимость пенсии и ее размера, мне потребовалось прожить 40 лет.

Но, так или иначе, а Иван Павлович являлся моим первым наставником в жизни обратной стороны нашей действительности. Он первый, конкретно познакомил меня лицом к лицу с заключенными. Вместе с ним я первый раз переступил порог проходной вахты и оказался внутри ограниченного пространства, так называемой «зоне»: огражденного и отторженного от всего другого, где живут люди свободные: делают что хотят, занимаются, чем хотят. Заключенный отличается от вольного тем, что у него нет свободы выбора, а желания остаются те же…

Первый раз я вместе с Иваном Павловичем переступил порог жилого барака. В нос ударил удушливо-терпкий, спертый запах прокуренных мужиков. Внутри длинного барака с обеих сторон двухъярусные койки по 25 в ряд, на которых размещается 100 человек. Койки между собой сдвинуты по две, образуя купе между собой на четыре человека. Мы пошли по середине барака по проходу между рядами коек, проверяя подъем после утренней побудки. В основном все заключенные были уже одеты в свои черные робы и сидели на своих заправленных постелях в ожидании команды идти в столовую на завтрак. Уже почти в самом конце барака Иван Павлович, придав своему голосу строгий тон, спросил:
– А ты, Гогияев, почему до сих пор валяешься на своих нарах?
– Я заболел, гражданин начальник, – ответил заключенный.
– В шизо ты снова захотел, тунеядец, – наставительно с угрозой отвечал ему Иван Павлович. – Иди в санчасть, не будет освобождения, снова загудишь лечиться на кичу!

        Мы какое-то время постояли у койки, на которой лежал Гогияев, пока он не вылез из-под суконного одеяла и не начал медленно одеваться. Большинство заключенных на меня с капитаном не обращали никакого внимания. Только один из них не вставал с кровати уже при выходе из барака, как бы вслед спросил:
– Гражданин капитан, когда домой?
– Как звонок прозвенит, так и домой, – не оборачивая головы, ответил Иван Павлович.

       Потом мы пошли в «нарядную», в комнату административного барака, где «нарядчик» из числа грамотных заключенных сверял со старшим надзирателем зоны разнорядку выхода на работу по бригадам, утвержденную еще с вечера зам. начальника колонии по производству. В 7 часов утра начинался развод. Заключенные по сигналу ударов по куску рельса выходили из бараков и по отрядам выстраивались на плацу, под  присмотром надзирателей, начальников отрядов, зама по режиму, оперативника, зама по производству и медработника. Затем старший надзиратель-дежурный по рабочему объекту по персональным карточкам выкликивал заключенных по бригадам, которые строились у ворот в колоны по пять человек в ряд. Открывались ворота, и за воротами начальник конвоя бригады принимал по общему счету под охрану конвойных солдат, вооруженных автоматами, и, предупредив о порядке в строю, начинал движение колоны в сопровождении дежурного офицера охраны и кинолога с овчаркой.

       У входа на строительный объект колона снова по карточкам и общему счету сдается начальнику караула объекта, который после окончания рабочего дня в том же порядке передает конвою, для обратного конвоирования заключенных в жилую зону. Запуск в жилую зону производится также строго индивидуально по карточкам, с тем, чтобы не произошло никакой подмены личности осужденного на рабочем объекте.

       Иногда при конвоировании колоны в качестве наблюдателей присутствовали начальники отрядов, но главная задача их была контроль за поведением и работой заключенных на строительном объекте, где инженерно-техническую работу организовывали прорабы и производственные мастера из числа вольнонаемных работников администрации стройки через бригадиров бригад заключенных. Качество работы начальников отряда оценивалось не только по показателям соблюдения заключенными режима содержания, но и в обязательном порядке по выполнению производственно-финансового плана на строительстве.

       Первое взыскание на меНЯ было наложено за побег заключенного из моего отряда за время съема с объекта после работы с формулировкой, что я «не обеспечил контроль за поведением заключенного на работе», а второй выговор за невыполнение отрядом производственно-финансового плана по итогам третьего квартала. И все это за первые три месяца моей службы, когда я еще не был аттестован, числился вольнонаемным и на мне еще не высохли студенческие чернила. Но об этом более подробно немного позже. А сейчас о первом моем рабочем дне на строительстве Павлодарской ТЭЦ-2.

                УДАРНЫЕ КОМСОМОЛЬСКИЕ СТРОЙКИ КОММУНИЗМА

        Вслед за колонной и я с Иваном Павловичем оказался на строительной площадке, которую осмотреть всю невозможно и за целый день. Повел он меня по бригадным теплушкам своего отряда на строительстве корпуса парового котла ТЭЦ. Вместе с общестроительными работами производился и монтаж технологического оборудования, прокладывались силовые кабели и коммуникации. Стройка урчала, гремела, стучала, скрежетала, бухала, звенела, копошилась, пылила, сверкала электросваркой, чадила расплавленным битумом, выхлопными газами, запахами солярки и круто заваренного чая.

       У каждой рабочей бригады был свой вагончик или теплушка, где бригада хранила рабочий инструмент, спецовку, отдыхала во время обеденного перерыва и принимала пищу, укрывалась от злой непогоды. В ней постоянно находился дневальный, который делал уборку, приносил из пищеблока еду на обед, следил за порядком и наличием питьевой воды. В одной из таких теплушек капитан спросил дежурного:
 – Ты кто?
 Тот, вскочив на ноги, бойко ответил:
 – Шнырь, гражданин начальник.
 – Что шнырь, я вижу, фамилия как? За что сидишь? – переспросил капитан.
– Цыганков, – отвечал дневальный, – сижу за 1 рубль.
– Как за рубль?
– Я вытащил кошелек, а там был только 1 рубль и мне дали три года!
– А ходка какая?
– Вторая, гражданин начальник.
– Так скажи спасибо, что по этой статье не дали все пять! – и мы вышли и направились к строящемуся корпусу котельни.


      – Вот зеки, держи с ними ухо востро, – наставительно сказал мне Иван Павлович.
Я его не понимал и поэтому спросил:
– А кто такие зеки?
– Да вот они, заключенные! – отвечал он мне, показывая рукой на сидевших у костерка за углом двоих работяг, – чифирят, сукины дети!

       При виде нас, заключенные поднялись с корточек и отошли от костра, оставив на двух кирпичах закопченную консервную банку, в которой булькала чайная заварка. Натянув на головы куртки, чтобы их нельзя было узнать в лицо, они отошли недалеко и, повернувшись в полоборота, наблюдали, что будет делать капитан. А Иван Павлович сам присел на корточки у костра, взял валявшейся рядом рабочей рукавицей банку, понюхал ее, подул и, отхлебнув глоток, крякнул:
– Ах, черти! – сказал он.
Потом процедил сквозь желтые зубы еще два глоточка и, поставив банку на место, с разочарованием сказал:
– Вторяк. Первак уже выпили. Куда только дубаки смотрят?

      И мы пошли дальше на пищеблок, проверить как варится обед. Так за несколько часов нахождения на объекте и общения со своим «наставником» я расширил свой лексикон русского языка такими понятиями, как «шнырь» – от слова шнырять, значит дежурный; «зек» – означает осужденный, находящийся в колонии; «чифир» – круто заваренный чай – не меньше пачки на консервную банку, «первак, вторяк, третяк» зависит от количества кипячения; «первак» только для «бугров», т.е. бригадиров и особо привелегированной челяди, остальное по убывающей лестницы.

      Употребление «чифира» запрещено, как наркотиков и считается грубым нарушением режима. «Ширинный» – наркоман, употребляющий уколы на основе опиума. «Дубак» – надзиратель. «Шестер» – прислужник, приспешник бугра (бригадира). Вор в законе – «авторитет», идейный уголовник, сознательно отказывающийся от работы заключенный, верховный авторитет для остальных заключенных, которых он при помощи «шестерок» физически принуждает к своей власти и облагает их «данью», из которых создается «общак», для «подогрева» воровских мероприятий.

     «Авторитет» для прикрытия своей деятельности втирается в доверие администрации колонии и устраиваются на «теплые» места в качестве нарядчиков, библиотекарей. Рядовые заключенные, постоянно работающие на физических работах, относятся в разряд «ломом подпоясанных», низшей «неприкасаемой» кастой.

       Побывав в разных бригадах на строительных объектах, мы посетили «пищеблок», где готовился обед для заключенных, проверили котлы с варевом и капитан, сняв пробу с приготовленной пищи, записал в специальном журнале: «Пробу снял. Пища доброкачественная. Приготовлена хорошо. Раздачу обеда разрешаю – дежурный начальник отряда капитан Котягин». Контроль за приготовлением пищи был и в жилой зоне и осуществлялся постоянно. В рацион ежедневно включалось мясо, но какая бы еда ни была, она называлась «баланда» и каждый хотел получить «со дна по жиже».

            
                ХОЗОРГАН -ГЛАВА СТРОЙКИ

       К концу рабочего дня мы присутствовали в прорабской на планерке. На все замечания и претензии главного инженера стройки прорабы и мастера оправдывались, что во всем виноваты заключенные, которые к работе относятся халатно и не выполняют их требования, а администрация колонии их слабо контролирует. Все это было правдой, но изменить отношение людей к подневольному труду при отсутствии личной заинтересованности в его конечных результатах, просто невозможно.

       Через несколько дней мой шеф-наставник был отпущен в отпуск, а его отряд закрепили за мной и я теперь самостоятельно отвечал за положение дел и за поведение заключенных в быту в жилой зоне и за работу на производстве…

       Как я уже писал, после широкой амнистии 1953 года по случаю смерти И.В.Сталина, большие изменения в местах заключения наступили после «разоблачения культа личности» на ХХ съезде КПСС в 1956 году. Абсолютное большинство политических заключенных было амнистировано и реабилитировано. Министерство Внутренних Дел – МВД было переименовано в Министерство Охраны Общественного Порядка – МООП, а трудовые лагеря – в исправительно-трудовые колонии и соответственно ГУЛАГ – Главное Управление Лагерями переименовано в УМЗ – Управление Местами Заключения.

          Поскольку в колониях (лагерях) оставались одни уголовники, по местам заключения прокатилась волна бунтов и конфликтов самих контингентов заключенных за верховенство в коллективах колоний между так называемыми «ворами в законе» и «ломом подпоясанными», т.е. трудягами, работягами. Ворам в законе категорически запрещалось согласно воровским законам работать, хотя в конечном итоге все блага, на которые они всегда претендовали, создаются именно трудом и только трудом.

         Самые тяжкие времена были пережиты и работниками колонии в 1957-1958 годах, о чем мне стало известно позднее из рассказов и самих заключенных, неоднократно судимых, и работников колонии типа Ивана Павловича.

        К 1959 году к моему приходу на работу в колониях основную массу заключенных составляли остатки рецидивистов военных лет и новое их пополнение из детей войны, т.е. рожденных до войны, но оставшихся сиротами в результате гибели отцов на фронте.

        Грудью на защиту Отечества в июне 1941 года встали те, кто родился до революции 1917 года и уцелел в годы гражданской войны 1918-1921 года. В 1941 году с самыми большими потерями в живой силе и технике, потере территории вплоть до самой Москвы, состав армии пополнялся за счет родившихся в 1923 году, в 1942 году за счет родившихся в 1924 году, в 1943 – за счет 1925 года, в 1944 – за счет 1926 года и 1945 за счет первой половины 1927 года, и к окончанию Великой Отечественной Войны в живых остались солдаты поздних призывов и лишь единицы тех, кто родился до революции и кому перевалило за тридцать.

       Лагеря (колонии) с 1945 года стали пополняться рожденными после 1927 года и мои одногодки с начала тридцатых годов были уже неоднократно судимые, т.е. рецидивистами, оплакивающими свои молодые годы: «И зачем меня мать родила?», «с юных лет счастья нет».

       Известно, на сорванную резьбу честной, трудовой жизни гайку уже не накрутишь во многих случаях, хотя для всех твердился программный лозунг: «Всякий оступившийся гражданин может вернуться к честной трудовой жизни».

     Общеизвестно, что поведение человека обуславливается образом его мыслей и образом жизни, усваемыми им с детских лет. Причины, в конце концов, сводились к одному и тому же, когда человек, казалось, как бы уже и просыпается, начинает осознавать всю дикость своего бытия, но уже, как говориться: «Рад бы в рай, да грехи не пускают». Тем более, что рая-то в окружении каждого из нас вообще-то не бывает.


                НЕЛЕГКАЯ  РАБОТА ИЗ БОЛОТА  ТАЩИТЬ  БЕГЕМОТА

        Еще за два года до нашей встречи на жизненном пути мой одногодок, одаренный не в пример меня истинным талантом поэта, выразил в своей незавершенной поэме «Биография поздно несозревшего «поэта»» (В кавычках «поэта» написано его рукой). Вот всего несколько строк из 23 тетрадных страниц текста:

…Эх, где ошибку совершивши,
Не устранил первопричин?
Как будто вспомнил…
                – был мальчишкой…
Война. Желудок «жрать» кричит.
А жадность подлых монополий
Собралась Русь мою делить
Итак, смотря на голод, вшивость,
Я цену хлеба познавал
И понимал, за что паршивым
Меня «пан немец» называл…
А после войны:
Новый город, Люди, Люди!
Суета на суете
Спекулянтные падлюки
Шнырят ловко и везде…
…И опять с шпаной гнусавой
В карты режешься в кустах
И опять ментов облава
И опять картина та.
Все законно в этой жизни:
Нары, пайки, карцера,
И порою слезы брызжут
От того, что нет пожрать.
Но подумаешь … и только
Сбросишь всякую муру,
На решетку глянешь волком,
И завоешь: «Там нажрусь»…
Опыт есть, теперь хитрее
Буду вам мозги крутить…
…Месяца в карете едешь,
Соришь деньги, а потом
Семилетиями бродишь…
И пешком, пешком, пешком.
Дорога свобода там лишь,
Здесь, в присутствии ее
Чудеса такие валишь,
Что и леший обсмеет.

                НЕ УСПЕЛ Я ОГЛЯДЕТЬСЯ, ЛЕТО КРАСНОЕ  ПРОШЛО

       Незаметно быстро пролетело короткое павлодарское лето. Не зря заключенные утверждают, что «время идет быстро, а срок – медленно». Для тех, кто содержится в заключении, свое летоисчисление, индивидуальное, которое определяется приговором суда и зависит от величины срока и его начала. И хотя часы продолжают неизменно тикать, и ткать из мгновений дни, месяцы и годы, но для заключенных оно как бы останавливает свой бег, поэтому, какие бы изменения не происходили по другую сторону ограждения из колючей проволки, заключенный остается в неизменном состоянии – каким он вошел, таким и выйдет. Не зря он, выйдя за ворота, разводит руками и говорит: «Жизнь прошла мимо!» Вот и получается, что «с юных лет счастья нет»,

         В конце сентября в колониях началась ответственная работа по подготовке и проведению компании по освобождению заключенных, осужденных за менее опасные преступления, на основании Указа Президента Верховного Совета СССР. Возможно, это было связано с поездкой Н.С.Хрущева в США.

         Заметным политическим событием осени 1959 года была поездка Н.С.Хрущева в Америку. 28 сентября в 21 час павлодарского времени мы с большим вниманием и интересом слушали трансляцию митинга из Москвы, посвященного возвращению Хрущева из США.

      Слушая эту трансляцию, я сижу за составлением поурочного плана по истории на следующий вечер, Галя рукодельничает, а Сашик балуется, не дает нам слушать. Несмотря на то, что после нашей великой Победы прошло 14 лет, вопрос о мире, как домоклов меч; постоянно висит над нашими головами. Еще Сталин в свое время говорил: «Мир может быть сохранен и упрочен, если народы мира дело мира возьмут в свои руки».

      Но миром правят не народы, а правители, которым судьбы народов бывают на втором плане. Сложность международных отношений в наше время усугублялась еще и тем, что мы существовали в двух разных, взаимоисключающих системах – социализма и капитализма. Правда и сейчас, когда со дня контр-революции 1991 года и 18 лет реставрации капитализма в России, после развала СССР, международная обстановка для нас не стала легче.

       Россия была и осталась костью в горле как для Европы, так и для США. А противостоять алчным, захватническим устремлениям наших «доброжелателей», освободивших нас от «пут социализма», у России нет той мощи, которая была у СССР. Правящая «элита», сформированная из перевертышей партийно-советской номенклатуры и наиболее успешных, но нахальных «кухарных детей», аполитична, так как свои мало-законно приобретенные капиталы держат в банках за рубежом. Патриотическая часть правительства Путина-Медведева постоянно вынуждена преодолевать их скрытое и явное сопротивление. Новое развитие капитализма в России реставрирует и социальное расслоение общества, рост нищеты и бесправие на фоне великолепных дворцов и белоснежных океанских яхт, неизвестно откуда вынырнувших олигархов и иже с ними.

       Но это сейчас, а тогда осенью пятьдесят девятого года, 14 лет спустя после небывало кровавой и разрушительной войны, по всем весям самой большой страны шло бурное развитие, созидание материально-технической базы и совершенствование общественных отношений, что дало основание Хрущеву в 1960 году заявить, что нынешнее поколение через 20 лет будет жить при коммунизме, т.е. в полном достатке.

       Я искренне тогда верил в наши светлые идеалы и, не зная десять заповедей Моисея, исповедовал обобщенный их призыв: «Человек человеку – друг, товарищ и брат!» И думал, что наши враги за кордоном, но лишь с годами осознал, что они не только среди нас, но и внутри нас, что добро и зло неразлучны, что мы испытываем вред не только и не столько от происков наших противников и недоброжелателей, сколько от своего головотяпства, демагогии и разгильдяйства, от своего внутреннего устремления, как можно меньше дать, но как можно больше получить. Проще- хапнуть ,присвоить,так сказать, прихватизировать. Стыд не дым, глаза не ест.

      Всем хорошо известна амнистия заключенных по фильму «Холодная осень 53 года», которая была проведена после смерти Сталина в 1953 году. По рассказам старых работников, половина освобожденных из лагерей тогда не доехала до дому.

       За истекшие с того времени 6 лет много изменилось. Прокатившиеся бунты были усмирены. Многие лагеря расформированы. Само Министерство Внутренних Дел было преобразовано в Министерство Охраны Общественного Порядка – МООП. Лагеря для содержания осужденных – в Исправительно-Трудовые Колонии (ИТК).

     В колониях по примеру народных дружинников для содействия органам милиции, для поддержания общественного порядка, создавались секции общественного порядка для содействия администрации колоний.

       Начальники отрядов должны были вести индивидуальную политико-воспитательную работу с каждым заключенным. При исполкомах районных Советов депутатов создавались наблюдательные Советы, для контроля за работой исправительных колоний и решения вопросов о досрочном освобождении заключенных, вставших на путь исправления. Эти же наблюдательные Советы Исполкомов были обязаны содействовать трудоустройству заключенных, после их возвращения из мест лишения свободы.

       Несмотря на положительные  изменения  в  жизни,рецидивы  продолжались.Единожды  оступившись, многие  продолжали  спотыкаться, кляня   всех, проклиная  свою  Судьбу, но только не самого  себя, от котрого  то и зависит. сама Судьба