Незаконнорожденный

Незаконнорожденный

(рассказ)

Это определение закрепилось за ним со дня рождения моего среднего брата Лёньки Ненашева. (Сына старшего брата моей матери Ивана). К этому его состоянию имела прямое отношение дяди Ивана жена, тётка Евдинья. В деревне поговаривали, что Лёньку она нагуляла втайне от дяди Ивана с кем-то другим. Когда же забеременела, сказала, сто от дяди Ивана. Но, побаивалась, когда Лёнька родится, не дай Бог, лицом в того, с кем она его прижила.
И потому сразу решила сделать аборт. Нашла для этого бабку повитуху и сделала. Но, Лёнька оказался сильней снадобий знахарки. И, вопреки желанию матери, выжил и родился. Правда, с физическими недостатками. Первым недостатком было то, что во время аборта у него вытек один глаз. А, позже оказалось, травки бабки повлияли на его рост. Уже находясь взрослым, он был всё ещё как ребёнок семи-восьми лет.
Ненавидевшая его Евдинья, плохо ухаживала за ним и небрежно одевала в обноски отцовы и старшей дочери Полины. Ходил он вечно в фуфайке с рукавами, длиннее его рук на полметра. И в отцовых галифе с засученными штанинами. Мать моя, зная историю появления Лёньки, прониклась к нему жалостью. Едва он появлялся у нас, укорачивала ему рукава, ушивала штанины. Видя к себе хорошее отношение, Лёнька чаще находился у нас. И хотя у нас отца не было, мы часто голодали. Ел всё, что ели мы, или украдкой приносил что-то с собой, из зажиточной своей семьи.
Когда мы приехали из Иркутска, дядя, думающий, что мы богатые, приехал нас встречать на двух конной бричке с Лёнькой. Лёнька, хоть мал был ростом, хорошо играл на гармошке, широко растягивая меха. Когда бричка к нам подъехала, Лёнька, едва видимый в телеге, из-за гармони увидев моего старшего брата Володьку, голова которого была выше его даже с земли (а он стоял в бричке) на целый метр,  воскликнул: "Володя, достань воробушку!"
Дядя же Иван, узнав, что нас в дороге обокрали, сердито заругался: "Раззявы!" И телом и душой, навсегда в тот же раз отвернулся от нас. Подвёз нас до деревни. Поняв это, что дядя нас презирает и ненавидит за бедность, мы, на следующее утро, ушли от дяди на квартиру. А потом купили небольшую свою избушку.
В колхозе, нас, троих детей, мать не могла прокормить. Покупала в деревне семечки и ездила торговать в Новосибирск. В отличие от родителей, Лёнька, наоборот, льнул к нам. И когда мать моя уезжала в Новосибирск, приглядывал за нами, младшими сродными братьями. Иногда даже к нас со Славкой, когда Володьки не было, приходил ночевать. У нас с матерью было две козы, и ещё молодая нетель-корова. Однажды, когда Лёнька у нас ночевал. Мы лежали втроём на печи, Лёнька рассказывал нам о ведьмах. Мы с затаённым страхом слушали его рассказ. Вдруг среди ночи в сенях, что-то загремело, как будто туда вломился медведь. Мы с Лёнькой, дрожа от страха, выскочили из избы. В сенях, открыв дверь, лакомилась зерноотходами в закроме для кур наша белая нетель. Лёнька побледнел, вдруг закричал: "Ведьма!" Схватил у порога топор и стал рубить зад тёлки. "Ты что, это же наша Майка!" - закричал я и ухватился за руку Лёньки.
Лёнька ошалело посмотрел на меня, неохотно отдал мне топор. Майку, истекающую кровью, я увёл в сарай и мазал раны ей йодом. И до сих пор не понимаю, то ли Лёнька правда Майку принял за ведьму, то ли потому, что был злым и безжалостным. Ради наведения на нас страха, не пожалел и стал рубить топором нашу корову. Понял только гораздо позже. Когда Лёньки уже не было в живых.
В тот год Лёнька ночевал у нас. Ему уже было двадцать лет. В деревне в домах у девок собирались издревле вечёрки. А Лёнька был хороший гармонист. За что его все девчонки сильно уважали, тем не менее, дружить никто с ним не хотел. И провожать он девок не провожал. Но однажды, это всё же случилось, когда вечёрка состоялась у моей соседки Верки Поповой, бойкой придурковатой девицы. После вечёрки, она сама его вышла проводить. В сенях, придерживая гармошку одной рукой, Лёнька другой рукой полез Верке под платье. Верка захихикала, и обвила его руками голову, прижала к себе. В доме у Верки матери дома не было. И тут же в сенях у Лёньки с Веркой случился на лавке секс. Лёнька, получив своё, поднял гармонь и ушёл. А Верка, тотчас побежала к подружкам и похвасталась, что переспала с Лёнькой. Девки посмеялись и спросили: "Ну и как он". "Во! Парнишка!" И, не сдержавшись, с восторгом призналась: "Девчонки! Мне так понравилось, что я бы с ним это делала бы каждый день!" Девчонки посмеялись и разнесли об этом по всей деревне. Когда Веркина мать стала отчитывать за это Верку, говоря: "Да он же кривой и маленький, ты что, на руках его будешь носить?" "Да я согласна! И замуж за него бы пошла и ребёночка ему родила", - сообщила Верка.
"Ты не понимаешь, что он урод", - негодовала мать. "Но там же у него всё в порядке", - возразила Верка. "Нет и нет! Только через мой труп!" - заявила мать Верки Валентина, суровая и серьёзная женщина. "Как же ты будешь с ним жить? Какой же он мужик и кормилец семьи?" - настаивала мать. И Верка отступилась. Хотя Лёнька и в этом отношении был настоящий мужчина. Играя на гармошке, имел хороший слух. Был с детства хорошим знатоком и умельцем по части механизации. Работая на дизеле, вырабатывая на нём для села ток, на слух мог определить неисправность. Послушав работающий дизель, говорил: "У вас в двигателе стучит третий всасывающий клапан". Слесаря разбирали двигатель и оказывалось, точно неисправным был тот самый клапан. Женился же Лёнька на своей соседке Нинке Совриковой, по уличному "Балдышкиной". Прозванную так за бедную многодетную семью. Над которой всей деревней балдели, где были одни девки. Девок было восемь, которые готовы были пойти замуж хоть за чорта лысого. Сидели часто голодом, и потому кто-то про них сочинил частушку.
У Балдышкиных на вышке
Мыши пряники грызут...
Будто девки на вышке друг от друга пряники прятали. На младшей из сестер, веснушчатой Нинке, Лёнька и женился. Женился сам не любя. К тому же и Нинка вышла только, чтобы жить сытно. Дядя Иван слыл в селе зажиточным. Работал завхозом и мог помочь сыну. Но дядя оказался больным, вскоре умер. А Лёнька с Нинкой поженились. Оба пристрастились к алкоголю. Особенно Нинка. Лёнька, стараясь отучить Нинку от выпивок, часто бил её. Получалось смешно и нелепо. Поскольку он был в метр ростом. Она была на целое туловище выше его. Он вскакивал на стул и пытался ударить её. Она, молча, сносила его побои, чувствуя за собой вину. Стараясь оторвать Нинку от её собутыльников, Лёнька завербовался на Сахалин и увёз Нинку туда на рыбную ловлю, на весеннюю путину. Только она окончательно скатилась с катушек. Не только пила, но стала налево и направо изменять Лёньке. Через год он привёз её назад. Она уже была неуправляемой. Едва оказавшись у меня в гостях, а мы с Лёнькой куда-то вышли, она у моей жены с трельяжа смела и выпила все одеколоны и духи. И когда мы вошли в спальню, во всю храпела, лежа в обуви на кровати.
А вскоре Нинка и вовсе пропала из посёлка. Лёнька не находя места, переживая за Нинку, объездил всю округу. Со слезами на глазах приехал вновь ко мне. И весь вечер стонал: "Только бы она нашлась! Всё бы я ей простил!". И когда Нинка, наконец, нагулявшись, через месяц появилась в посёлке. Он, ни слова ей не сказав, повёл её к себе на квартиру. Уже через несколько дней, он нашёл её в железнодорожной посадке, сразу с тремя алкашами, по очереди с ней, пьяной, занимавшимися сексом. Он избил её и привёл домой. Наутро дал опохмелиться. А когда она ещё запросила выпивки. Достал из-под подушки заранее приготовленную бутылку. Налил ей целый стакан. Дрожащей рукой подал Нинке. Та, с жадностью, одним махом, выпила содержимое стакана. И вдруг, закричала, что было сил. А у неё изо рта появился дым. Минут пять она орала благим матом и затихла. На второй день, наняв машину, Лёнька положил Нинку в гроб, отвёз на кладбище, похоронил. И ещё два дня ходил в усмерть пьяный. Играл на гармошке, пел матерные частушки. А ещё через день нашли его самого в доме мёртвым - в руках, всё с той же бутылкой из-под подушки.
На похороны приехала уже ставшая старой и седой Евдинья. Но, даже не заплакав над сыном, сказала: "Непутёвый, ты есть непутёвый!" Так она его звала всю жизнь. Ненавидя за то, что однажды может вскрыться тайна, чей он сын. И эта тайна, так и осталась тайной. Из-за которой Евдинья потеряла мужа и сына. Поломав обоим жизнь. Он всю жизнь для неё был непутёвым, нежеланным с рождения. И он свыкся с этой мыслью, что он непутёвый, чужой для всех. Ожесточился, возненавидел людей.
Я ещё тогда понял, когда он рубил "Майку", что он жесток. А теперь, когда он подлил жене в водку кислоты, это для меня только подтвердило, мою тогдашнюю догадку. Правда, Лёнька не пощадил и себя. Не вынес боли и тягот нашей жизни. Она бывает действительно такой, что не хочется жить. Но, за неё нужно бороться до конца, даже в такой ситуации, как у Лёньки. Вспоминая, жалею сродного брата, которому жизнь и мать уготовили такую судьбу. Она была у него, не пожелаешь такого и врагу.