5 курс. 4 глава. Диплом

Наконец курсанты вернулись в Тулу, для того, чтобы провести в училище последние три месяца.  Появилось странное ощущение неожиданно свалившейся свободы, по сути, мы перестали интересовать командование, офицеров и весь персонал. Отчего никто уже не драл за внешний вид? Отчего прекратились внеочередные наряды? Куда всё ушло? Спустя пять долгих лет, когда даже за мелкое нарушение дисциплины можно было получить от любого человека со звездами или лычками, наступило некое безвременье. И, казалось, куда теперь девать выработанное годами службы умение шкериться, отлынивать, работать сутки напролет, ловко избегать «залётов».  Даже полковник Зверев стал для нас «отцом», с характерным диким выражением лица он разносил всех, но, завидев пятикурсников, настроение его резко менялось, глаза теплели и он говорил: «Ребята, как дела? Ой, что ж ты пуговичку расстегнул? Простудишься. А подстричься, не пора ли? А то, как то некрасиво, ты же офицер уже почти». Наш начальник курса Киселев много улыбался, смеялся вместе с нами и уже редко  появлялся в расположении после 18.00. Но годы тренировки все же давали о себе знать, на подсознательном уровне мы несли нормально службу, в общаге соблюдался порядок и, на автомате, передвигаясь по училищу втроем и более, пятикурсники собирались в строй и выявлялся тот, кто условно командует. Что и говорить, ребята стали серьезнее и, через некоторое время, привыкли к новым ощущениям, уже сами по себе соблюдая порядок и воинскую дисциплину. Мы действительно становились молодыми офицерами, у которых соблюдение воинских правил и традиций уже в крови. Вот часто говорят, что военного можно определить по выправке, даже когда он в гражданской одежде, раньше я слабо понимал, что это такое, а теперь, наконец, и сам убедился в правильности этого выражения. Теперь и я мог определить офицера из тысячи с вероятностью более 90%.  Наше обучение завершилось, остался только защитить диплом и сдать государственные экзамены. И тут, многие из нас, столкнулись с проблемой самостоятельности. Надо было самим договариваться о консультациях с преподавателями, самим искать класс для занятий, самим искать научную литературу в библиотеке, в том числе и городской. А как это делать, если никто не заставляет? Ты мог в принципе ничего не делать и лежать целыми днями на кровати, думаю, тройку бы поставили и выпустили, денег на обучение государство уже потратило достаточно, но теперь у подавляющего большинства пришло время строить карьеру и реализовать дремлющие амбиции. Как-то было стыдно плохо закончить обучение, теперь мы становились сами хозяева своего продвижения по службе. Начался мой длинный и незабываемый  забег за руководителем диплома, подполковником Ермоловым, или, в простонародье, «Мордой».  А все мои просьбы дать материал и уделить время, ответ был один: «Отдыхай, сынок, всё у тебя будет». Я привык верить старшим офицерам и последовал его совету, в то же время немного готовясь к «госам»: уставы, специальность и физическая  подготовка. С ребятами мы встречались либо на беготне по кафедрам, либо вечером, либо в городе. Вот с теми, кто претендовал на красный диплом, носились, как с писаной торбой, таскали по институтам и библиотеками, заставляли писать компьютерные программы и всячески отслеживали каждую букву диплома. Постепенно началась подготовка к выпуску, последовало несколько тренировок и, наконец, вывесили расписание примерок, для изготовления офицерской формы. После многих лет облачения в «то, что выдаст жуликоватый прапорщик-кладовщик», наступил момент, когда выпускников одевали в одежду, сшитую по индивидуальным заказам, как же нам не терпелось поехать в ателье и примерить первые мундиры! Я уже писал о том, что форма советского офицера была очень красивая, и, как говорят сейчас, брутальная. Модельеры поработали на славу, она впитала в себя и традиции красной армии и императорской. Длиннополые шинели с двумя рядами «золотых» пуговиц, однобортные мундиры темно-зеленого цвета, тугие скрипящие портупеи, сапоги. Когда человек одевал форму, спина автоматически распрямлялась, шаги в хромовых сапогах становились четкими, в такой обуви уж никак не возможно «волочить» ноги. Военное обмундирование нужно было ещё уметь носить. Этому навыку подспудно учили командиры все пять лет, уважать и гордится своей одеждой. Часто в войска приходили на офицерские должности выпускники серьезных гражданских ВУЗов, специалисты самых разных, в основном технических, специальностей. Ребята умные и продвинутые, и все у них было хорошо, вот только форму носить они не умели, навык отсутствовал, вот и получили они меткое прозвище «пиджак», то есть мундир, они носили, как гражданский костюм. Это трудно уловимая разница на взгляд обывателя, для выпускников военных учебных заведений была более, чем очевидна.
С нас снимали индивидуальные мерки для пошива ежедневных мундиров, парадных, повседневной шинели и соответственно парадной. К повседневному и парадному мундиру полагалось две пары брюк, навыпуск и в сапоги. Фуражки, шапки и обувь выдавались просто по размеру, многие из нас не пожалели денег на пошив головных уборов, чтобы тулья была повыше, да и козырек не их пластмассы, а кожаный, лакированный. Отец предложил мне альтернативу: он дает денег на две фуражки (повседневную и парадную) или на пошив сапог. Решение далось нелегко, хотелось быть всегда красивым, в конечном итоге я выбрал сапоги и все-таки выцыганил одну шитую фуражку: повседневную, справедливо рассудив, что парадная понадобится не часто. В результате на выпускных фотографиях, практически все ребята в красивых головных уборах, а я с блином на голове, зато в красивых сапогах, которых не видно не на одном изображении. Но в службе они мне  пригодились, так как были очень удобными. С учетом дежурств по части и по автопарку, на первых порах я их одевал довольно часто. А затем, уже в Российской армии, пришла пора высоких армейских ботинок, «берцев», и сапоги мои до сих пор пылятся в кладовке, но выбрасывать я их не собираюсь, уж больно красивые, внуку подарю.
Неумолимо приближалось время выпуска из альма-матер, становилось радостно, тревожно и грустно, мы с ребятами пришли к выводу, что поучились бы ещё лет эдак десять на четвертом-пятом курсе, только кто ж нам позволит-то? Весной активизировалась работа всех родственников и знакомых по распределению выпускников, шла нелегкая борьба мохнатых лап и звезд за нашу будущую судьбу. К сожалению, империя СССР несколько развратилась и знакомства стали играть чуть ли не решающую роль во взаимоотношениях. Во времена  боевой молодости моего отца, существовало негласное правило: подавляющее большинство свежеиспеченных офицеров отправлялось служить в дальние гарнизоны и, если уже там ты проявил себя, нормально служил, не бухал, тогда была высока вероятность твоего перевода в центральные округа, или высокая должность в тьма-таракани. После выпуска из Московского пехотного училища, батя отправился служить в Германию, но не в нынешнюю, а в ГДР, которая тогда только становилась государством. Послужив командиром взвода, отец сам выдержал сложнейший экзамен в артиллерийскую академию Ленинграда, отменно её окончил, и его забрали в Москву, в разведывательное управление сухопутных войск. Человек от сохи, не имея ни знакомых, ни родственников в чинах, он всего добился собственным умом, характером и волей. Вот это достойный пример. Его близкие друзья, в конечном итоге превратились в интеллектуальную элиту ВС и в целом государства и тоже, со временем, перебрались во всевозможные научные центры армии, для анализа, развития и обучения. В конце восьмидесятых обстановка изменилась, и все вынуждены играть по правилам поздней империи. Например, не смотря на все усилия, моего брата отправили служить в Казахстан на космодром Байконур, с обещанием, если проявит себя, перевести в центральные округа. Проявил, не перевели. Наученный горьким опытом, в моем случае отец уже не рисковал и приложил максимум усилий, в результате которых я весной уже приблизительно знал, что поеду служить в Москву.
Тем временем, моя беготня за Ермоловым продолжалось, дней за десять до защиты, он, наконец, сдался, и выдал мне чью-то давнюю работу, сказав: «Перепиши и защищайся», неожиданно, мои представления о научной работе были несколько иными, но делать нечего и я старательно содрал все от буквы, до буквы. Так как руководителя у меня, по большому счету, не было, то и заморачиваться с обязательными чертежами я не стал, раз такое отношение, и так сойдет. С 1 июня начинались государственные испытания, первым я сдавал экзамен по уставам. Негласно считалось, что курсант, сдавший этот предмет, становился офицером, а защитив диплом, инженером. Несмотря на экзамены, я решил все же отпраздновать  свой  день рождения, прекрасно понимая, что уже никогда не соберу своих друзей всех вместе, разбросает по союзу и поминай, как звали. 1 июня, на даче у родителей Иринки Игнатовой, я, в первый и последний раз, соединил две, дорогие моему сердцу, компании. Валерка с женой Ирой, Сашка с супругой, Оксана Фомичева, Самир Кулиев, Мишка с Наташкой, Костя с Оксаной. Было очень весело и Игнатовский боевой магнитофон, переживший и падения на землю и воду, и гитара и шашлык. В тоже время стало светло и грустно, грустно от предчувствия скорого расставания. Мы смеялись, танцевали, пели и играли. Ребята подарили мне на память массивную пепельницу, с механизмом, как в детской игрушке юла, для закупоривания окурков внутри. Подарок опоясывала медная полоска с выгравированными видами Тулы. При нажатии на рычаг, она издавала металлический пронзительный звук работающего червячного механизма. Утром я успешно сдал экзамен по уставам, а Мишка защитил диплом, и на праздновании возник забавный спор, кто же значимее и главнее инженер или офицер? Сошлись на том, что командир может приказать инженеру, пусть и проявив самодурство. Когда стемнело окончательно, всей гурьбой мы двинулись из дачного поселка, но, бдительный сторож уже закрыл высокие ворота. Пришлось лезть через забор и нам и девушкам, было очень весело. Особенно всех забавлял Валера, который расчувствовался и хватил лишнего. Вчетвером, мы его буквально затаскивали на забор. Преодолев препятствие, далее Валеру тащили Мишка с Сашкой. Игнатов так разозлился, что окунул Наумовскую голову в какой-то не совсем чистый водоем, на что добрый Мишка говорил своим жалостливым голосом: «Не надо, он же захлебнется…». На следующий день Валера все удивлялся, отчего у него так жестоко слиплись волосы? Мы, с Приходом, возвратились в общежитие, вошли в ворота спящей части и неспешно побрели по, ставшим уже родными, улочкам альма-матер. При этом грустно молчали, а я беспрестанно нажимал на механизм пепельницы, отчего, тихой июньской ночью, в тиши раздавался пронзительный звук.  На ловца и зверь бежит, откуда-то вынырнул дежурный офицер и увидел возмутительную картину, два курсанта, чуть под шафе, ночью, по гражданке, двигались к казармам. Очевидно, в его голове начали вырисоваться картины примерного наказания и куча благодарностей от командования, за бдительность. «Стой!», - высоким голосом скомандовал подполковник: «Вы кто? С какого курса? Почему выпившие? Почему в гражданском?». Прям в этот момент, его душа пела, от возможности покомандовать не пыльными компьютерами, а живыми курсантиками. «Товарищ подполковник, мы с пятого курса, идем с дня рождения…», - печальным голосом информировал его Константин Иванович. И такая очевидно тоска у нас была на лицах, что дежурный лишь пожурил нас и сказал, чтобы сильно не шумели.
Это ещё ничего, у нас был «лайтовый» вариант развлечения, а вот наши сокурсники…А дело было так: в девяностом году в стране вовсю началась избирательная компания в народные депутаты. Самые сообразительные смекнули, что дает такое положение и поперли демократы, жулики, коммерсанты и остальное во властные структуры. Умные люди на самом верху тоже не дремали и начали выдвигать из своих рядов молодых перспективных чиновников, в том числе и армейских. В областной совет Тулы выдвинули избираться молодого генерала из группы советских войск в Германии. И все бы нечего, только был он замполитом, то есть априори болтуном, а не воякой. По всему городу развесили предвыборные плакаты, в училище раздавали маленькие календарики с призывом голосовать за него. Поселили «политика» в училищной гостинице, аккурат под нашим этажем. А теперь о главном, во всех учебных заведениях есть мифические традиции, которые передаются из уст в уста, но свидетелей их реализации днем с огнем не сыщешь. Вот и у нас говорили, что выпускники, перед окончанием, всегда выбрасывают из окон общаги ненужные вещи, ибо традиция такая. Никто не видел, но все говорили. Незадолго до выпускного решили в общаге несколько человек чего-то там отпраздновать, среди них точно были ребята из пятого взвода Влад Степанов, Гиви Химшиашвили и Юра Каюрин. Посидели лихо, надрались, стервецы, и вспомнили эту легенду. Дело за малым, найти «ненужные» вещички, после какого-то барахла, выкинутого из окна, нашим подогретым героям эффект явно не понравился, уж больно тихо было среди ночи. Наши ребята проявляли смекалку не только в воинской службе, творческий подходили, в том числе и к шалостям, общим решением собутыльники решили чуть-чуть пошуметь и….из окна пятого этажа общежития вниз полетел телевизор! И надо же, как удачно, он упал экраном прямо на бетон, отчего трубка лопнула и громко взорвалась. А пацанам было очень весело, вот как здорово и грохот и искры, как загадывали. А у дежурного по училищу раздался звонок, и в трубе послышались истеричные выкрики кандидата в депутаты о том, чтобы он поднимал училище по тревоге, мол, на него здесь покушение совершают, и он вынужден лежать на полу, и вяло отбиваться от злобных конкурентов. Дежурный офицер тоже перепугался, конечно, ещё не хватало, чтобы в его смену генералов убивали, и он смело бросился к общежитию, для выяснения обстоятельств горячей «политической борьбы». Наших вычислили быстро, замполит из Германии требовал их сразу уволить из вооруженных сил, училищное начальство решило их просто послать служить в дальние гарнизоны, наконец, дело дошло до центрального аппарата, где подключились нужные люди. В результате, служить на Кукуеву гору отправился только Гиви, а остальные оказались настолько блатными, что отправились туда, куда и предполагалось. Так закончилась история «покушения» на кандидата в депутаты.