Дым Отечества и Милиция

                Дым Отечества и Милиция.          


     Кто не сильно молодой, должен  помнить, что наша доблестная силовая структура  «Полиция» когда то имела другое название. Она называлась «Милиция». Это название она носила с тех незапамятных времён,  когда люди стали свободными и равными в своих правах, не смотря на то, сколько у тебя денег в карманах или на счету в сберкассе.  Со временем это название настолько  примелькалось и притёрлось, что обыватели стали выдумывать  новые,  порой не очень тактичные.  Народ  стал называть  сотрудников милиции обидными словами:  ментами,  мусорами  и  более неприличными в нашем культурном обществе.
А если народ что «прилепит», то уже никогда не отмыть.  И само собой так не могло продолжаться долго. Надо было спасать авторитет структуры. Надо было  что то делать.  Там на «верху» поняли:  надо менять название.  Но всё - таки оставались  некоторые сомнения в основном финансового порядка. Вернее сказать отсутствие таковых в необходимых количествах.
Неизвестно, чем бы всё закончилось, но тут произошёл случай, который всё окончательно и решил.

       Давно это было. Когда конфеты были сладкие, арбузы спелые, а девки целые. Служили мы с моим двоюродным братом Алексеем в милиции.
Я в звании капитана, а он, не смотря на то, что был младше меня на четыре года,  был уже майором.  Служили мы не тужили в соседних райотделах.
И вот однажды он звонит мне по телефону и говорит:

           - Слушай Петро (Петро - это я).
           - Слушаю.
           - Давай возьмём отпуска и махнём на родину, на Тамбовщину. Мы там
уже двадцать лет не были.
           - Не плохая идея, - согласился я, - а на чьей машине поедем?
           - Ни на чьей. Поедем поездом 102м, Волгоград – Москва.  В Жердевке сойдём под утро,  подождём немного и с автовокзала  автобусом до «Зари» (так при Советах назывался наш совхоз).  Как в молодости ездили.  Не забыл ещё?
           - Нет, не забыл.
           - Ну вот, расслабимся немножко, отдохнём от жён. Согласен?
Немного подумав, я ответил:
           - Хорошо, согласен.    

        Как сейчас помню.  Начало осени, мягкая тёплая погода.
Перед  отправлением мы с Алексеем посидели немного в ресторане на вокзале и затем благополучно загрузились в вагон поезда согласно купленным билетам.  Здесь  возникла маленькая заминка. В нашем купе из четверых человек оказалась одна женщина. Но мы быстренько поменяли её на мужика из Камышина из соседнего купе. Этот мужик ехал куда то за Москву за новым автокраном.  Помню, он всё время просил подсказать ему дорогу в Москве. Так как мы с Алексеем  выходили раньше,   то это было поручено четвёртому нашему пассажиру. Он был москвич.
Когда суета закончилась, мы в составе всего купе продолжили  «расслабляться» (зря что ли оторвались от жён). Через пару часов в буфете на станции  «Арчеда» прикупили ещё спиртного и наш мужской «шабаш» продолжился.  Пьянка удалась. В какой -  то момент мне показалось, что гуляет весь вагон. Последнее что я запомнил, это как  играл в шахматы со снабженцем  с  химзавода.
Пробуждение было резким. Нас растолкала заспанная проводница:
         - Ой, чуть не проспала. Вставайте мужики, быстрее.  Стоять будем мало.
На станции переоденетесь.
Вот мы и выскочили из вагона в Жердевке. Как были в спортивных костюмах и с вещами ещё не проснувшиеся ввалились в  маленький вокзальчик районного городка.  Разместились на лавках.  Я задремал,  а брат куда то вышел.
 Вдруг он меня толкает.
        - Петро, проснись.   
Я открыл глаза:
        - Чего тебе?
        - Слушай, не поверишь.
        - Во что?
        - Я в сортир пошёл и … -  тут он замялся.
        - Ну?
        - В общем, я пошёл в туалет, и у меня из заднего кармана выпало портмоне.  Прямо в дырку. Надо достать.
          - А что там было? – спросил я.
          - Немного денег и карточка Газпромбанка.
          - Карточку новую оформишь, а деньги у меня есть. Потом отдашь.
    Он опять замялся.
          - Ну чего ещё? - я посмотрел на него.
          - Там служебное удостоверение было.
          - Лёша, братан!  Зачем ты удостоверение с собой взял? Может ты и пистолет прихватил?
          - Да, в сумке на дне лежит.
          - Зачем?!
          - На всякий случай, двадцать лет не были. Кто знает что там, в деревне сейчас?
Я покачал головой.
         - А  удостоверение  зачем в пьяном виде по поезду таскаешь?
         - Ну, там, в вагоне ресторане официантка одна такая, фифа. А к ней  один прилип, наш,  капитанишка какой то,  - он виновато посмотрел на меня. 
Если бы Алексей не был мне братом, то это было бы  весело.
Но он был моим  братом  и его проблема  сразу  стала  моей.
        - Что же ты в рапорте напишешь?  Уронил удостоверение  в говно? 
Алексей ничего не ответил, только глубоко вздохнул и присел рядом.
Посмотрел на меня.
      - А чего они, столько лет прошло, а туалет тот же.

Как пел  Высоцкий: «Делать нечего, портвейн он отспорил»
Но нам было не до портвейна. Мы отправились к дежурному по станции.
На наш стук  дверь открыла  женщина неопределённого возраста. Крашеная  перекрашенная не одну сотню раз (а может и тысячу), наштукатуренная и одетая в засаленную видавшую виды синюю форму Российских железных дорог.
           - Чего вам?
           - Надо документы из туалета достать, уронили нечаянно, - определил я цель нашего визита.
           - Ты что ли? – она посмотрела на Алексея.
           - Да - выдавил тот виновато.
           - Эх, мужики, - вздохнул она, - откуда  только у вас  руки растут. Ладно, несите свои вещи сюда, а я возьму ключ и фонарь.  Быстро не получится.
       На улице сумерки редели, светало.  Мы обогнули   здание вокзала, и подошли к удобствам на улице, к помещению туалета.
Дежурная показала рукой на длинную широкую грязную доску, где то сороковку, лежащую на земле в траве рядом с туалетом.
        - Берите, положите и кто  то из вас пройдёт по ней,- сказала она и посмотрела на меня.
Затем она отперла замок на маленькой деревянной двери, открыла её, стала подсвечивать нам фонарём.
Мы с Алексеем  поднесли доску и аккуратно, навису стали продвигать её по верх дерьма в проём двери. Дерьма было уже порядочно, сантиметров двадцать пониже порожка.
     - Пора вывозить, - проговорила дежурная.
Положили доску, я сказал брату:
     - Сам лезь.
Он заныл:
     - Ну куда мне, во мне сто кг, я утону. А в тебе семьдесят всего, в самый раз. Выручай Петро, с меня бутылка коньяка.
Я посмотрел на него. Рост больше ста восьмидесяти, вес под сто, одним словом  боров. Вот всегда так, как какое говно  так Петро. С другой стороны бутылка коньяка на дороге не валяется.  Если бы я в тот момент знал, чем это закончиться, я бы и за две бутылки не согласился.
     - Семьдесят четыре, - поправил я его.  Ладно, я полезу, и ты тоже лезь.
Будешь светить фонарём и придави край доски, чтобы она не «гуляла» по сторонам.
Я пролез в проем, в нос ударил резкий неприятный запах, а в глаза ударило хлоркой. Прошёл по доске, согнувшись на корточках с метр.  Следом  за мной полез Алексей.  Он согнулся в три погибели, примостился на краю доски и стал подсвечивать  мне фонарём.  Доска «напряглась»,  но держала.
Я медленно направился  к своей цели, к дальней стене «подвала» туалета.
        - Петро, давай быстрее.
        - Молчи – шикнул я на брата.
Вот я преодолел женскую половину, продвинувшись  ещё на полтора метра, я увидел портмоне.  Оно лежало, как ни в чём не бывало, будто ему здесь и место.
       - Вот оно.
       - Бери его! – крикнул брат.
Я присел на колени, левой рукой потянулся и схватил портмоне.
И в этот момент Алексей задвигался, доска поехала, и я как сидел,  согнувшись, так и свалился вперёд в дерьмо.  Успел только поднять голову.
Дальше всё было очень быстро. Я как ошпаренный вскочил на доску и в одно мгновенье выскочил по ней ползком на коленях на улицу, едва не сбив по пути Алексея (а надо было), который  выдёргивал  свои ноги из дерьма. Он выскочил следом.
Я бросил портмоне на землю.
        - Лёша! Ты чего?!
        - Нога затекла, хотел переступить, - оправдывался он, виновато глядя на меня.  У него ноги были по колено в дерьме.
Я осмотрел себя.   Весь в дерьме.   Мои руки  по локоть в том же.  Мои туфли, мой спортивный костюм.
 Всё. Всё пропало. 
Дежурная по станции смотрела на нас странным взглядом.
       - Ну, вы мужики даёте.  Сколько живу, ничего подобного никогда не видела.  На вокзал не пущу. Вот идите по тропинке наверх, там по улице водоразборная колонка есть, вымойтесь.  Потом вытащите доску, положите на место, закройте дверь и принесите мне ключ.
Она взяла из рук Алексея фонарь, повернулась и пошла прочь, приговаривая повидимому свою самую любимую присказку:
     - И откуда только у них  у мужиков руки растут.
Алексей поднял с земли своё портмоне, раскрыл.
     - Вот они родимые, все здесь, на месте. Спасибо Петро. Пойдём мыться.
И он направился вверх по тропинке в частный сектор.
«Хорошо, что раннее утро. Никого нет. Вот стыдоба». Только я так подумал, как откуда ни возьмись  навстречу маленький мужичок. Весь грязный.  Заросший.  Это был бомж. Он посмотрел на нас.
        - Фу, вонища.  Вы чего земляки? В говне что ли?
        - Чего орёшь. Покажи лучше как к колонке пройти, -  перебил его Алексей.
        - А мне надо,  от вас воняет. На вокзале в сортир что ли лазали?  Могли бы меня подождать. Я бы сам слазил, взял бы не дорого.
        - Ну извини, - сказал Алексей, - мы про тебя и про твои услуги не знали.
        - Да пошли вы!
        - Подожди –  вмешался я, - как тебя зовут?
        - Фёдор.
        - Слушай Фёдор, даю сто рублей. Отведи к колонке.
        - Это другое дело. Пошли.
Он развернулся и повёл нас .
Через полторы сотни метров мы вышли на городскую улицу  из одноэтажных домиков с  палисадниками. Фёдор показал на водоразборную колонку.
         - Вот,  мойтесь. И деньги давай, мне некогда.
Я стащил всё, что на мне было (да, и трусы тоже). Затем помыл руки под струёй воды, расстегнул замок на нагрудном кармане куртки, достал деньги, протянул Фёдору сторублёвую купюру.
           - Спасибо, Фёдор.
           - Фёдор – произнёс Алексей.
           - Чего?
           - А где можно водки купить?
           - Водку сейчас не найдёшь, у нас её никто и не пьёт. Самогонку будете?
           - Хорошая?
           - Обижаешь. Тут через два дома живёт дед Иван. У него самогон лучше водки.  Он всю жизнь проработал технологом на сахарном заводе. И не дорого, по сто пятьдесят рублей.
Я протянул ему пятисотку.
           - Возьми литр, и на закуску чего нибудь.
           - И стаканы попроси, - добавил Алексей.
           - Ну это другой разговор мужики, сразу бы так, - заулыбался Фёдор.
Он ушёл, а мы принялись за стирку предварительно отмывшись в холодной воде. Первым делом я простирал  трусы и помыл  ботинки. Не ходить же голым и босым. Костюм я решил выбросить.
Алексей помыл штаны и носки и развесил их на ближайшем заборчике сушиться.  Помыл туфли и надел их.
 Тут и Фёдор подоспел. Мы расположились рядом с колонкой на травке.
  Алексей разлил самогон по стаканам, и мы махнули по первой.
 У меня перехватило дух, потом отпустило и медленно, медленно, где то из центра живота стал разгораться костёр. Но огонь не обжигал, он грел.
Приятное тепло ласковыми волнами разливалось по телу. Кайф!
Я глубоко вдохнул свежий утренний воздух и посмотрел на Алексея.
            - Ну как?
            - Как будто  боженька босиком по пузу пробежал. Класс!
Мы стали закусывать солёными огурчиками, помидорчиками.
            - Я же говорил вам, - тараторил Фёдор, - дед Иван все свойства сахара знает. Пятьдесят градусов, наш размер. И пьётся легко.
Мы ещё махнули по одной. Настроение улучшалось. Все неприятности уходили  куда то далеко назад.
               - Скажи, Фёдор, - заговорил Алексей, - почему ты бомжуешь? Вроде не дурак.
               -  Не дурак, в своё время я закончил Тамбовский  институт культуры. Работал завклубом здесь не далеко в селе.
               - Ну и что случилось? Водка? – поддержал я разговор.
               - Нет. Жена – Фёдор смутился.  – Хотите я стихами расскажу как было.
Мы с Алексеем согласно кивнули.

                Я шёл по жизни весёлый, озорной,
                но был отравлен  неверною женой.
                И тёщей проклят за весёлый нрав,
                скажи господь, в чём я не прав?
                Мы жили гладко и спокойно,
                всё было чинно и достойно.
                Но вот настала перемена,            
                в наш дом пришла измена.
                И как заправский киллер профи
                мышьяк мне подсыпала утром в кофе.
                Она ввела в семью другого,
                с деньгами и не молодого.
                Надевает он мои рубашки,
                и носит он мои фуражки.
                И водит он мою машину,
                ну а меня зарыли в глину.
                А ведь он был почти что другом,
                сказал Господь: Всем по заслугам.

Фёдор замолчал и упёрся своим взглядом в пустой стакан.               

                - Да ты у нас почти Пушкин, - нарушил общее молчание Алексей. – Только как она тебя отравила, если ты живой?
                - Это аллегория, не понятно что ли. Это всё равно что меня уже нет.   Я умер.
                - Женщины, они такие, - пожалел я Фёдора. - Особенно жёны. Одно слово стервы. Я бы к твоим стихам добавил ещё две строчки:
                "К чему базар?  Тут спросят некоторые дяди.
                Ответ простой, не доверяйтесь парни ****ям".
                - Ничего вы не понимаете. Это любовь. Я за всю свою жизнь ни разу не изменил  жене, - произнёс Фёдор обиженно.
                - Ну и дурак.   Закон жизни гласит: не изменишь ты, изменят тебе, - подвёл итог нашему разговору Алексей.
Мы сидели на траве, а с Востока занималась  заря, вставало  Солнце.
Алексей поднялся на ноги, развёл широко руки в стороны и с пафосом произнёс:
                - Принимай своих заблудших сыновей родина, мы вернулись!
                - Что то не ласково она вас встречает.
Алексей повернулся к Фёдору.
                - Да, наша родина  такая. Порой она сурова и не справедлива, но другой у нас нет.  И не надо.  Правда Петро?
                - Истину глаголишь, сын мой, - поддержал я его.
                - Я же в шутку, чего ты братан, - оправдывался Фёдор.
                - Молчи бомжара!  Тамбовский волк тебя братан. Я работник милиции, - нахмурился Алексей.
                - Я сразу понял кто вы, - не унимался Фёдор, - сначала я подумал, что вы воры гастролёры. Но воры в гавно не полезут. Значит менты. Только отмылись, а туда же.
                - Заткнись гнида! – распалялся Алексей.
Тут  вмешался я.
               - Фёдор, пойди, убери доску из туалета, закрой дверь и отнеси ключ дежурной по станции. Скажи ей, что мы скоро придём.
Я развернул  резинку на трусах, вытянул деньги, протянул Фёдору сторублёвку.
              - Ладно, сделаю.  А костюм свой не отдашь? Ты же не наденешь его.
              - Забирай – согласился я.
Фёдор пожелал нам удачи и был таков, а мы с братом решили допить самогонку. Разлили остатки,  выпили, обнялись и Алексей затянул:

                Я иду по городу ливнями промытому,
                согревает душу мне сигаретный дым.
                Я иду по городу богом позабытому,
                никогда не стану я снова молодым.
               
   …- Алкаши, идите отсюдова.  Щас милицию вызову.
Перед нами стояла древняя старуха (ну может не тысячу лет, но  семьсот лет ей было точно), и тыкала в нас своим острым бадиком.

                ***

Сейчас мы с братом работаем  в охране на швейной фабрике. Он в смене «Б», я в смене «Г». Как выражается Алексей: «Охраняем трусы».
Вчера он мне позвонил.
             - Привет.
             - Привет.
             - Слушай, есть идея.
             - Какая? – насторожился я.
             - Давай в отпуск поедем на родину.
             - На поезде?
             - Нет. На рейсовом автобусе Волгоград – Москва. Трасса проходит мимо нашего посёлка.  Там даже табличка стоит «Посёлок имени Демьяна Бедного.
Я молчал.
             - Ну чего молчишь? Согласен?
             - Согласен.


                Конец.