Звездочка

Глаза слипались. Голова напоминала воздушный шар. Казалось, она вот-вот оторвется от плеч и взлетит к беленому потолку. Тело – будто мешок сырого цемента. Стояла удушающая жара. Хотелось пить. А еще жрать и спать. Капитан, где-то за камуфляжными спинами, бубнил что-то о «героях Афгана». Мы рядами сидели на табуретках, поставленных на «взлетке» - коридоре в казарме.
Сержант, подобно акуле ищущей добычу, скользил меж наших рядов. Он искал заснувших солдат. Тех, кого ловил – отправлял в сортир, «на очки». Время от времени, над рядами бритых голов, поднимался несчастный, застигнутый за сном, и шел к туалету в сопровождении акулы. Капитан, не обращал внимание, на это движение и продолжал читать в слух старую армейскую газету. Солдат нечем было занять. Такое редко, но бывает. Мы бы предпочли просто завалится на койки, но где там! Старая армейская мудрость: « Чем бы солдат ни занимался - лишь бы зае…ся!» Вот с нами и проводили сеанс «патриотического воспитания».
Насчет сержанта-акулы я был спокоен. Я договорился с соседями слева и справа. Если засну, а акула приблизится, то соседи должны меня разбудить. Тоже я пообещал сделать для них. Но все равно было хреново. Желудок ныл – приближалось время обеда.
Наконец, раздался  долгожданный рев: « Рота! Строиться!» Все с грохотом повскакивали. Каждый схватил свою табуретку и бросился к «располаге». У границ расположения – закутка с койками я притормозил. У каждого солдата – своя табуретка. И стоять она должна именно у койки. А вход в «располагу» в сапогах невозможен. Только в резиновых шлепанцах. Значит, чтобы поставить табуретку на место, я должен снять сапоги, размотать портянки и надеть шлепанцы. Затем проделать все в обратном порядке. И эта морока ради секундного дела – поставить табуретку! Я огляделся – акулы нигде не было видно. И быстро, в сапогах, проскользнул к своей койке и поставил табуретку. Обернулся, довольный…  Сержант  смотрел на меня с кривой усмешкой.
- Ты че, душара? Оборзел? – мягко спросила акула.
Сержант подхватил табуретку за металлические ножки и поднял над своей головой. Затем перевернул свое оружие сиденьем ко мне и залепил по моему лбу. Удар был не слишком сильный. Но по моему лбу потекло, что-то теплое. Металлические усики, которыми кокарда-звездочка, была прицеплена к кепке, пробили мне кожу.  Из любых ранок на голове кровь вытекает обильно. Сержант испуганно завертел головой. Каждую неделю мы проходили медосмотры. И за каждый синяк мы писали объяснительную – когда и при каких обстоятельствах получен. Так пытались бороться с «дедовщиной». Бесполезно конечно. 
- В сортир! Бегом! – прошипел мне сержант, убедившись, что никто из офицеров, не заметил его удара.
- Есть! – ответил я, развернулся на каблуках и побежал исполнять приказание.
В туалете я смыл кровь .Глянул в зеркало над умывальником. На меня смотрело загорелое лицо с ввалившимися щеками и тоскливым взглядом. Ранка, на лбу, оказалась совсем маленькой. Кровь, почти сразу ,перестала течь. В туалет заглянул сержант.
- Что ты должен сказать, дух? – спросил сержант. Голос его звучал не грозно, как обычно, а почти умоляюще.
Я подавил усмешку:
- Я спускался в подвал за инструментом. В темноте ударился о трубу – я замолчал выжидая. Специально не добавил обычное: « товарищ сержант».
Акула ничего не заметила. Напротив – дружески хлопнула по плечу и, улыбаясь, сказала:
- Молодец, боец! Выходи строиться!
- Есть! – ответил я.
Сержант вышел, довольный. А я снова взглянул в зеркало. « Вот такая фигня! – подумал я                - какая-то трусливая тварь, только потому, что находится в этом дурдоме  на год дольше меня – может мной помыкать! Как я их всех ненавижу! Но я выдержу! Мне остался еще 671 день…  Но я выдержу!»