Ах, эти черные глаза

(Место и  время событий:  декабрь 1990 – январь, февраль, март 1991г. Якорная стоянка 8-й оперативной эскадры в районе входа в Персидский залив. Правда, хочу заметить, что в ночь на 15 января 1991г.  вся эскадра снялась с якорей и переместилась на 120 миль южнее в связи с боевыми действиями США и союзников в Ираке, известными под названием   «Буря в пустыне», но все равно – описываемые действия «где-то» в том районе).

Ах, эти черные глаз-а-а-а,
Меня плени-и-и-ли-и-и,
Их позабыть нигде нельзя,
Они горят передо мной.

Судовые динамики, с рождения не издававшие ничего  кроме  заковыристого   флотского мата и наставлений боцманской команде, сдобренной теми же филологическими конструкциями и  оборотами, старательно выводили песню, оглашая окрестности якорной стоянки 8-й оперативной эскадры на много миль вокруг, вероятно, сами удивляясь своему новому репертуару.

Ах, эти черные глаз-а-а-а,
Меня люби-и-и-ли,
Куда же скрылись вы теперь?
Кто близок вам другой?

 Экипажи судов, стоящих на якорях в радиусе миля-полторы, могли насладиться исполнением бессмертной песни, также удивлялись смене тематики громкоговорителей штабного судна, начавших изъясняться музыкально - поэтически с налетом печальной романтики. Поначалу удивлялись, но потом привыкли к субботним  лирическим настроениям командира эскадры. 


Ах, эти черные глаз-а-а-а,
Меня погу-у-у-у-бят,
Их позабыть нигде нельзя,
Они горят передо мной…

Обстановка немного располагала к романтическому восприятию песни – представьте -  конец тропического дня, полный штиль, зеркало воды. Океан спокоен, даже не «дышит». Только лишь изредка едва заметный бриз пройдется мелкой рябью на глянцевой поверхности воды… то там, то тут….

Огромное, уставшее гореть, солнце, желто-багряное, уже утерявшее свой жар, лениво собирается покинуть этот мир, сдавая его тьме, и тихо крадется к кромке горизонта… Вот-вот коснется его края… Ничто ему не помещает. Так было тысячелетиями.

Над миром опускается ночь… (Так и хочется написать: … «А в стране дураков начинается работа»). Осталось совсем немного, ночь стремительна в этих широтах. Вот-вот на судах включат палубное освещение, подсвечивая синие сумерки перед накрытием непроглядной тьмой этого маленького мирка среди моря.  И начнется классическая тропическая ночь, тихая, душная, с висящими совсем рядом, кажется, на расстоянии вытянутой руки, огромными звездами. Совсем чужими…

И далее в последних солнечных лучах:

Ах, эти черные глаз-а-а-а,
Кто вас полю-ю-ю-ю-бит,
Тот потеряет навсегда
И сердце и покой

Уместнее было бы закрутить «раскаленное солнце, нежно с морем прощалось»…. Согласитесь – романтичнее и очень в тему. Но то ли записи такой в радиорубке на «Баскунчаке» не было, то ли цвет глаз  у нашей, на «Иртыше»,  медсестрички был черным и, следовательно,  требовалось соблюдать тематику… Короче, каждая суббота под заход солнца заканчивалась «Черными глазами», а не солнцем, которое с морем прощается и точка! Так распорядился командир эскадры контр-адмирал Сергеев В.Н. Значит, так тому и быть! Попробуй поменять репертуар – узнаешь где и при каких обстоятельствах зимуют в тропиках раки. Думается, узнаешь не только про раков… пожалуй, сам раком станешь.

Штабное судно «Баскунчак» снимается с якоря и, совершив циркуляцию, довольно ходко и лихо  подходит к госпитальному судну «Иртыш», гася в самом конце маневра инерцию длинными реверсами. Получалось круто и зрелищно.  Представьте – «полный назад», да так, что из трубы не успевшая разогнаться турбина выплевывает клубы чернейшего дыма. Затем – полный вперед… Потом – опять топливо наружу через трубу… Круто адмирал подходил. Впрочем, как и положено адмиралу…

 Понятное дело, съем с якоря, маневры, а затем и швартовка занимают гораздо больше времени, чем звучит песня, но не беда – ее закручивают заново. Разочков пять – шесть – семь - восемь, однако, будет достаточно, пока «Баскунчак» не ошвартуется окончательно к левому (обязательно к левому!) борту «Иртыша», а текст песни не выучится наизусть.

«Баскунчак» - корабль управления, или проще – штабной корабль. Построен, правда, на базе гражданского лесовоза типа «Вытегралес» проекта 596. Со стороны – вполне гражданский пароход с гражданской раскраской (черный низ, белый верх), однако, флаг военно-морской. Экипаж  военный плюс штаб эскадры со всеми и прочими флагманскими специалистами. Короче, как в ковчеге – каждой твари по паре. А может и больше. Кто ж их там считал. И как они там селились – не ясно, надстройка рассчитана на 43 человека, но это по гражданским меркам. А для военных – умножаем  на два – два с половиной, а лучше не мелочиться и умножить сразу на пять – и где же им всем разместиться…

Длина судна 126 метров наталкивала на мысль, что  огромные трюмные пространства, которые под груз заняты только частично, были переоборудованы под жилые помещения. Так думается, а как было на самом деле – не знаю, и утверждать что-то по этому поводу смелости на себя не беру. На борту ни одного гражданского.  И разумеется ни одной женщины, которая могла бы сгладить суровый быт боевой службы товарища командующего эскадрой, на борту «Баскунчака» не было.

«Иртыш» - госпитальное судно. Экипаж – гражданский, по штату укомплектованный почти полностью в количестве 93 человек. И приблизительно столько же штатный состав госпиталя - военные врачи, медсестры, камбузные работники,  специалисты по медицинскому оборудованию – все военные, от рядового матроса до подполковника, начальника госпиталя.

Как вы уже поняли, личный состав госпитального судна «Иртыш» был смешанным – половина гражданских, половина военных.  Всего около 180 человек – маленькая деревенька. Из половины военных, т.е. личного состава госпиталя, добрую половину составляли женщины. Ну и из экипажа человек шесть были женщины.

Наличие на борту женщин, да еще в таких количествах, рождало в мозгах личного состава эскадры здоровые и вполне понятные умозаключения, рожденные естественно-сексуальными позывами  на фоне хронического и вполне ожидаемого спермотоксикоза,  не снимаемого никакими добавками к пищевому рациону моряков, способными разве что сделать стул жидким и быстрым. На нас посматривали с завистью и в разговорах обязательно делали недвусмысленные намеки с горящими глазами, типа – «ну как вы там?», видимо, ожидая услышать откровения и подробности. Главное - подробности…

Ну и ладно. Каждый думает в меру своей испорченности.

Пришло время первого отступления от темы...
Со времени октябрятско – пионерского возраста, потом и комсомольского, нам втолковывали, что пользоваться прозвищами в общении между собой – это нехорошо. Да, наверное это так! Но жизнь показывала, что от прозвищ никуда не денешься.  Они хочешь – не хочешь, просто прилипают к их носителям.

Потом  в мореходном  училище, на лекциях по морской психологии, преподаватель говорил совершенно наоборот – кличка – это суть ее носителя и отказываться от их применения не следует, а во флоте иногда, прямо скажем, категорически противопоказано. При этом приводил первейший наглядный пример - должности во флоте, которые  имеют второе свое название. Это известно всем… Например, капитан – это или «Кэп», или «Мастер». Старший механик…. Ну кто же не знает практически второе официальное наименование должности самого «страшного» механика - это «Дед». 

И далее – старший помощник – «Чиф», второй помощник – «Ревизор»… И пошли потом  со всех служб – «Секонд», «Помпей» (или «Помпа»), «Третьяк», «Четвертак», «Мотыли», «Рогатые», «Морзе» (или просто – «Начальник», «Толмач»).

Есть во флоте такая традиция называть вторым именем окружающих. Главное, чтобы кличка не была обидной.

И мы, заверяю, не были исключением. Зачем нарушать традиции, не нами придуманные. Не по злобе, разумеется, а «веселья для» девчонкам мы придумывали разные прозвища. Я избегаю такого существительного как – «кличка», «погоняло», «погремуха». Это грубо и веет зоной. А вот прозвища… Они не обидные были… так, для смеха.

Были две Лисы – две подруги, вместе напоминающие лису. Причем, если они были порознь – ощущение лисьей хитрости напрочь пропадало. Только когда они вместе находились, шептались, постреливая вокруг глазками и постоянно смеялись. Ну, две лисы…  Их так и звали – Лисы, имея ввиду сразу обоих. Причем, чтобы было понятно какая из них кто, уточняли – Старшая Лиса и Младшая Лиса.

Была Ломбада. Это вообще смех. Как прицепилось к ней это прозвище… На одной из дискотек, которые по просьбам личного состава… иногда устраивали и достаточно регулярно,  поскользнулась и сломала себе руку. Как только рука зажила и сняли гипс – через несколько дней сломала ногу, отплясывая ломбаду. Весьма модный в те времена танец, если помните.  На великих радостях, вероятно.  Поэтому она и стала Ломбадой.

Была Мальвина. Прическа такая высокая и завитая, личико кукольное, симпатичное – ну вылитая Мальвина с картинок – иллюстраций известной сказки, знакомой нам всем с детства.

Была Внучка. Коса, скромница, маленькая, худенькая, на форму еще платочек накинуть  – ну, Внучка, как еще назвать.

«Кино-фото-мота». Именно - «мота».  Правда было неприличная рифмующаяся добавка, но мы не будем ее озвучивать, ни к чему, тем более, что кино-фото (без приставки «мото») техник Наталья была вполне нормальным… кино-фототехником по судовой роли. Правда, ни разу не прикоснувшаяся ни к «кино», ни к «фото».  А за крутящуюся на языке добавку к ее прозвищу, озвученную вслух – просто давала по голове обладателю нескромного языка.

Ну не только девушкам присваивались «погремухи»… Майор медицинской службы Вася Прохоров, начальник кожно-венерологического отделения, был у нас Доктор Албан. Вот уж не знаю, почему его так прозвали. Хорошо умел лечить триппер.

Была Жопа. Или, подражая французам  – Жоппа. Иногда – Жозефина. Но чаще всего – все-таки просто Жопа, так роднее.  Обладала увесистой задней частью, словно камин при себе таскала. Или отопительный радиатор на пять секций. Такой рельефный и выпячивающий, что хоть в карты на нем играй!... Ни одна не свалится. Но никто бы из местных гусар не осмелился расписать «тысячу» на шикарной заднице Жопы, потому что  Жопа и была обладательницей черных глаз, которые «Ах, эти…..»

Конец первого отступления от темы.

Кидают сходню. Адмирал не в обиде, что не парадный трап, и покидает «Баскунчак», сиротливо приткнувшийся по левому нашему борту, словно катер Рыбнадзора под бортом нарушителя рыбьих прав. Главный «рыбинспектор»  делает всего несколько шагов, чтобы попасть на наш пароход. Сейча-а-а-с он всем покажет как рыбу надо удить, он знает кому и куда надо вставить! А нарушения он найдет!

 Наш кэп уже стоит, ждет, извещенный и стенаниями на всю округу по черным глазам, и докладом вахтенного помощника, а главное – осознанием того, что сегодня «суббота, вечер, адмирал» -  расписание забыть/пропустить себе дороже. На голове  фураган – авианосец с вязаным «крабом», песочная тропичка с длинными брюками, погоны с бурей на трех широких шпалах. Улыбка на лице. Дорогого гостя встречает. Барина!

Адмирал ступает на наш борт. Надо признать – красавец-мужчина! Синие форменные шорты, кремовая рубашка с короткими рукавами, обрезанными так, чтобы подчеркнуть весомый бицепс. Форма ушита в меру, только для того, чтобы подчеркнуть атлетическую фигуру и скрыть то, что атлетическим назвать никак нельзя.  На каждом погоне по «мухе». Фураган с кривизной «взлета» покруче и диаметром поболее, чем у нашего кэпа.

Раздается команда «Смирно!» секундой позднее аналогичной с «Баскунчака» и наш Мастер докладывает высокому гостю, что, мол, все в порядке, происшествий нет, раненых, больных и жмуров тоже нет, жмет протянутую руку и отступает в сторону, давая проход адмиралу.

Адмирал сует в руки Мастеру пакеты, которые тот беззастенчиво перекладывает в руки стоящего тут же нашего вахтенного помощника. За адмиралом идут несколько военных рангом не ниже капитана первого ранга. Все с пакетами. Это так сказать первая волна, приближенные.

 Пока, на первый взгляд, не разобрать – кто из них бабник, кто алкоголик,  все зависит от обстоятельств  и военной удачи – будешь ты сегодня бабником, ioborem - истребителем, или  сегодня твоя планка упадет ниже ватерлинии и тебе присвоят неброское звание «алкоголик»… и зарю ты будешь встречать не в постели с прекрасным полом, а с полом, который на флоте называется палубой, весь заблеванный и грязный. Время быстро покажет, причем пропорционально отношению частей спирта и частей воды, с любовью смешанных между собой, учитывая, конечно, общее количество этих самых частей на отдельно взятый организм.

Причем, эта первая волна была самой агрессивной. Приняв на грудь энное количество стратегического продукта и заблудившись по пьяни в коридорах после посещения гальюна, какой-нибудь капраз начинал строить случайно встреченных членов экипажа. То ли с пьяну казалось, что он на своем борту и узрел в проходящем мимо, как ему казалось матросе срочной службы,   нарушение формы одежды (blya, почему в гражданском, бА-аец?), то ли простой посыл по известному направлению после  прохода мимо без принятия стойки «смирно» с задеванием плечом…  То ли … короче, нередко эти представители первой волны получали в роговой отсек. И что характерно, обидчиков как правило не искали. Попробуй найди… И нечего по чужому пароходу пьяным в шланг ходить, сам виноват.

Да, еще… эти, из первой волны, по пьяни как правило обещали всех поувольнять нахер. Типа, завтра тебя тут уже не будет… Вот именно такая фраза – «бАец, собирай чемодан, завтра тебя увезут отсюда»…  За эти обещания тоже били… За их несбыточную часть, авансом, так сказать.

…Потом пойдет вторая волна, немного позднее, уже после захода солнца, никогда не бывавшая агрессивной, тоже с пакетами. В этой волне звания немного ниже – от каплея до второго ранга, они как правило скромнее, пакеты заметно легче, но они тоже норовят завалиться на палубу, предварительно соорудив на своей груди нештатный «галстук»  запросившимся обратно халявным шилом, как бы оно лихо не залетало в начале. Эти тоже жаждят потусоваться рядом с женским телом.  Просто потусоваться.

А глубокой ночью и до утра будет наблюдаться тусовка всех остальных – от матроса правофлангового до мичмана или лейтенанта. Всем что-то надо, все чего-то хотят, от стрельнуть сигарету и ченчнуть что-то на что-то до… Нет. Этим остается просто посмотреть.

…Адмирал по хозяйски шагает по «Иртышу». В глазах -  «Я адмирал! А ты кто? Гавно! Прочь!...»  Мысль проста как параллелепипед – сначала сауна, потом - Жопа. 

А вот интересно, какими глазами он смотрит на свою Жопу. Не на свою, естественно, неловко изогнувшись перед зеркалом, а на ту Жопу, у которой два глаза и оба черные? Как отображается любовь в глазах адмирала? Никто не знает. Только Жопа. Любопытно бы было заглянуть и посмотреть может ли адмирал глядеть на окружающих простыми человеческими глазами.

И как она его встречает? По уставу с рапортом, занимая позицию-стойку «смирно»? «Товарищ контр-адмирал, дежурная Жопа….» Ведь Жопа военная  и имеет звание старшего матроса? Ей не след фамильярничать перед адмиралом, а выполнять Устав.

 Или сразу садятся за конспекты и до утра конспектируют  труды классиков марксизма с примесью ленинизма? Это идеологически выдержанно и политически верно, дабы не рождать в примитивных мозгах  подчиненных мысль, что они тут сексом занимаются. Секса в СССР нет и быть не могло, если вы помните или просто не знали…

Или адмирал поражает воображение  старшего матроса знанием тактики морских баталий, чиркая фломастером на развернутом ватмане различные схемы морских сражений, в которых не участвовал, но как всякий адмирал хотел бы? Увы-увы, на свои «лекции», начинающиеся с сауны (а иногда и с барокамеры, но в этом случае без Жопы, потому как лаз в барокамеру не рассчитан на такие размеры) и заканчивающиеся за закрытой дверью люксовой каюты на шестой палубе по правому борту  адмирал посторонних не приглашал. Поэтому мы остановимся на предположении о том, что они друг другу читали стихи. Она – Цветаеву, он – Есенина… например. Нет-нет, он читал Бодлера. Так мутнее, непонятнее и круче!

 Представьте:
«….В морских краях, когда тоска грызет матросов,
Они чтоб время скоротать,
Доверчивых ловили птиц, огромных альбатросов,
Которые суда так любят провожать….» (Чей перевод не помню, да и за текст не ручаюсь).

Было бы еще круче, если адмирале ей Бодлера читал на языке Фантомаса… Но это уже явный перебор.


Романтика, blya, и ничего более.  Или простая платоническая военно-морская любовь. А вы утверждаете, что «бля-муры» у нас адмирал разводил. Докажите! Никто свечки не держал.  Не пойман – не вор. Да и кто бы ловил, даже если захотел бы.


…В 19.30 ужин. В 20.00 мне на вахту. Заступил. Третий механик, собрав под мышку какие-то посторонние журнальчики, типа «Огонек» и «Работница» за позапрошлый год, чинно удалился отдыхать, напевая в усы: «Олеся, Олеся, Оле-а-а-а-ся….». Его следующее время в четыре часа утра, менять второго механика.

  И мои орлы тоже заступили, о чем мне же и доложили каждый: «Вахту принял, замечаний нет». Пленку никто не поджевывал, речь внятная, запашка не слышно, можно вахту стоять. У меня на вахте моторист, электрик, котельный машинист. Еще «где-то там» рефмашинист вместе с  трюмным, но они по своим шхерам кроются, создавая одесский шум по несению вахты. Однако, доложились и свалили по своим местам. Появятся, когда не нужны будут.

Потянулись печальные годы… тьфу, часы вахты числом ровно четыре. Четыре часа! Как на ходу, «ходовку» несли, хотя пароход был на якоре. Готовность один час. Это значит, что с момента поступления команды готовиться к походу до  начала движения пройдет один час и ни минутой больше. За этот час вахта в ЦПУ увеличится  еще на одного моториста первого класса, старшего моториста, электромеханика, которые с остальной вахтой будут готовить судно к походу… А вахтенный механик руководить этой подготовкой. 

Нет, ну час многовато будет для судна на боевой службе. Минут через… тридцать – сорок реально можем дать ход. Для этого в готовности динамки для работы в параллели (одной маловато будет), воздух для пуска главных на «марке», по тридцать кг в баллонах, а главные двигатели на  постоянном подогреве паром, несмотря на тропики и прокачиваются маслом практически постоянно, которое тоже греется.

Вот так и стоим вахту, посматриваем, понюхиваем, контролируем, чай попиваем… С мостика нет-нет да крикнет в «Каштан» вахтенный помощник Санька Шмаровоз (фамилия такая), мол, как там у вас? Он знает, что все нормально, но поговорить хочется. Перекинешься парой слов… Преувеличенно сурово бросит под «роджера»: «Смотрите там внимательней!». Он мой начальник. Заменяет капитана, пока мастер отдыхает.

Вот так и тянется вахта… Или мы ее тянем.

После 21 часа,  когда по нашим подсчетам и прикидам дискотека в кинозале должна быть уже в самом разгаре и постепенно переходить  во вторую фазу – выпадения в осадок некоторых ее участников, а у электрика Колька традиционно должен был появиться свежий фингал под глазом (он всегда появлялся после дискотек с завидной регулярностью), в ЦПУ вдруг залетает наш старший электромех (проще будет СЭМ) и с видом вселенского события извещает нас….

 О чем бы вы думали нас может известить в свое свободное время старший электромеханик, не поленившийся притопать в ЦПУ? Ломбада опять сломала себе что-то? Нет, это слишком мелко, хотя и интересно.

О том, что нам все-таки дали заход в Дубай? А заход – уже завтра на рассвете, РДО получена пять минут назад… Это интересней.

Или мы идем послезавтра в Сингапур на гарантийный ремонт в доке с выводом камбуза на шестьдесят суток, а лучше на девяносто?

Индейская хата! Фигвам, назвается! Такие вещи случаются раз в сотню лет и не с нами…

СЭМ извещает нас о…  диверсии на «Баскунчаке». Который, напомню, стоит у нас под левым бортом, словно лошадь на привязи подгулявшего Дон-Жуана. Вот только такие вещи с нами могут приключиться, хотя тоже происходят раз в тысячу лет! 

Ни фига! Немая сцена… Стекаем медленно в калоши… Диверсия! Откуда? До ближайшего берега как до Киева раком, кто приплывет? Zaibet’sa ластами махать. И что тут топить-то? Кому это не лень?  И где? На штабном судне. С вахтой ПДСС! Со штатом всяких - разных мутных и крутых особистов, контрразведчиков, секретчиков, специально обученных бойцов по борьбе в партере и без него со всякими диверами. 

А мы сидим тут и ни хрена ничего не знаем! На штабняке боролись и уже закончили борьбу с огнем, возникшем в результате диверсии под спасательной шлюпкой по правому борту… с того самого борта, которым он к нам и ошвартован.

А сама диверсия… оказывается диверсант на «Иртыше»! Сейчас начнется! Понятно, что должно было начаться. Сейчас вся эта противодиверсионная шайка с «Баскунчака» высадится на «Иртыш» и будет искать диверсанта. Хоть какая-то развлекуха. Первый спрос с вахтенной службы. И наплевать, что конкретно  наша вахтенная служба за другими вещами обязана смотреть! За тем, чтобы дизель крутился, пар вырабатывался, холод в каюты нагнетался. За тем и не расслабляется народ в ЦПУ. Но за диверсантами приглядывать… извините. Да и откуда им взяться на «Иртыше»!!!

Думалось, что нечто подобное могло произойти. Рано или поздно. Народ был взвинчен и зол. Вот и нашелся выход всеобщей злости. И кто ж такой молодец? Если среди наших – не знаю, радоваться или огорчаться. С одной стороны – гордость за наших орлов, с другой – задрочат ведь!  Да вот что-то не верилось, что наши могли решиться на такое – пытаться поджечь «Баскунчак». Это ж уголовное дело! За такое можно  без всякого суда оказаться перед  расстрельным взводом на корме!

Хорошо СЭМ предупредил. Только что это нам могло дать?... Через несколько минут в ЦПУ вошли три офицера….


Продолжение последует....