Ваня

      Родители Вани расписались, когда им было по 24 года, а его мама находилась на шестом месяце беременности. Наталья Алексеевна, тогда еще Наташа, всей душой любила своего избранника. Да что там любила – она ему себя подарила. Всю, без остатка. Любовь к стройному, высокому - под метр девяносто, статному, с виду застенчивому и молчаливому Андрею занозой вонзилась в сердце Наташи с того самого момента, когда она впервые встретила его в компании друзей, с которыми однажды ходила в кино. Наташа и Андрей начали встречаться, и в один миг он стал ее миром, ее вселенной, ее единственным.
      Андрей этой любви не добивался, да и честно говоря, он ее не заслуживал. Если бы Наташа только знала, к чему приведут ее чувства, ее всепрощение, вероятнее всего она бы сделала аборт и десятой дорогой обходила своего будущего мужа. Но случилось так, как случилось. Они поженились, и Андрей из общаги переехал жить в двухкомнатную квартиру тещи.
      Не то, чтобы Андрей любил Наташу, нет. Он вообще не был способен испытывать это чувство к кому-либо, кроме себя. Его привлекала ее покорность, ему льстило такое нежное и преданное отношение к себе. Хоть женщины и заглядывались на Андрея, знакомиться и поддерживать отношения с ними он не умел. Со стороны казалось, что молодой человек скромен и застенчив, да в принципе все так и думали. Но дело было совсем в другом: Андрей был очень труслив и совершенно не уверен в себе. Поэтому первое время Андрей дорожил своей женой. По-своему.
      Еще до свадьбы Наташа замечала за Андреем приступы агрессии, но, как это обычно бывает у влюбленных девушек, списывала все на его молодость и горячность. Да и нагрянувшая беременность, по ее мнению, должна была как-то выправить ситуацию, ведь теперь у них будет настоящая семья. Не получилось.  После переезда к Наташе Андрей стал ужасно раздражителен, и на этой почве в квартире практически ежедневно происходили скандалы.   
      Когда родился Ваня, Андрей стал еще более несдержан. В жизни его не устраивало все: работа, сослуживцы, начальство, дом, жена, теща, ребенок, прохожие на улице, автомобилисты, в отличие от Андрея сумевшие скопить деньги и приобрести машину, о которой Андрей мог только мечтать. И в бедности своей Андрей тоже винил семью.
      Первые три года Ваниной жизни Наташа не работала – было совсем не до того, ведь ребенок постоянно болел, а найти работу на полставки ей не удавалось. Когда же Ване исполнилось три года, Наташа, чтобы получить для него место в детском саду, устроилась туда на работу воспитательницей. Там и проработала до конца своих дней. Татьяна Михайловна, мама Наташи, сначала имела скудный доход библиотекаря, а вскоре и вовсе ушла на пенсию по состоянию здоровья. 
      Андрей ощущал себя кормильцем, богом, человеком, пожертвовавшим собой ради других,  а потому имеющим право требовать от своей семьи всего что угодно. Домочадцы перестали быть для него людьми и стали иждивенцами.
      Пока Андрей был на работе, семья жила: Наташа занималась хозяйством, Татьяна Михайловна – Ваней. Как только он возвращался домой, все свободное пространство жилища заполнял страх, и жизнь в квартире останавливалась. Единственной их задачей было не нарушать покой Андрея. Скандал мог начаться с любой мелочи – слишком горячая или холодная еда, недосоленное или пересоленное блюдо, слишком громко плачет болеющий ребенок, слишком сильно шумит пылесос, или слишком эмоционально Наташа разговаривает в другой комнате со своей мамой или сыном. И тогда доставалось всем – и Наташе, и Татьяне Михайловне, которой уже давно «пора подохнуть, а она сука воздух портит», и «ублюдку» Ване. Наташа в такие моменты лишь смотрела на Андрея преданными глазами, хлопала своими ресницами и кивала, а потом уходила плакать к кроватке Ивана, наивно полагая, что вскоре все изменится. 

      Время шло, отношение Андрея к Наташе и своей семье не менялось, и ее любовь к нему стала вянуть. Андрей перестал быть для Наташи героем, ее мужчиной, ее жизнью. Он стал пустотой. Ничем. А раз так, то отпало какое-либо желание молча выслушивать тот словесный понос, который почти ежедневно лился из его глотки. И Наташа стала протестовать.    
      Ване было 12 лет, когда его отца выгнали с работы. Выгнали за то, что Андрей, просто от скуки, привязал к рельсам котенка и проехал по нему локомотивом. С хвоста. Медленно. 
      Трудившиеся в депо женщины плакали, мужчины не подавали ему руки, а напарник Андрея попросту отказался с ним работать. Андрея вызвали в отдел кадров, пригрозили увольнением по статье, предложили написать заявление по собственному желанию и на работу больше не выходить.

      К тому времени Наташа уже крепко пила. Поняв один раз, что ее мир рухнул, что всю свою жизнь и любовь она отдавала ничтожеству, Наташа не смогла найти себя больше нигде, кроме как в мире измененного сознания, так ей было легче. Годы жизни рядом с мужем для Наташи тоже даром не прошли – она научилась у него унижать близких людей. Выпив, она все чаще оскорбляла свою мать, причем делала это словами мужа; все чаще поднимала руку на Ваню, защищавшего свою бабушку.

      В день увольнения отец Ивана пришел домой поздно и как всегда трезвый. Он вообще ненавидел спиртное. Андрея трясло от злобы, а глаза его горели ненавистью. И с самого порога он затеял такой скандал, который привыкший за свою короткую жизнь ко всему Ваня, наблюдал, забившись в угол, в щелки еле приоткрытых, зажмуренных от страха глаз. А Татьяна Михайловна заперлась в ванной комнате с выключенным светом, молча плакала, и, прильнув ухом к двери, прислушивалась к происходящему в квартире, переживая за внука. У нее уже совсем не было сил.
      Словесные оскорбления между Андреем и Наташей переросли в жестокую драку с битьем посуды и мебели. Скандал остановил только приехавший благодаря соседям в два часа ночи наряд милиции.
      Несчастная Татьяна Михайловна, услышав, что в квартиру вошли милиционеры, как шальная выскочила из своего убежища со словами благодарности в их адрес, потом, как будто что-то вспомнив, зашла в комнату, увидела в углу Ивана в целости и сохранности, и снова вернулась к ним. Не обращая внимания на открытую входную дверь в квартиру, на собравшихся на лестничной клетке соседей, она плакала, поочередно брала в свои мягкие ладони руки милиционеров, снизу вверх заглядывала им в глаза и умоляла избавить ее и ее дочь от Андрея. Татьяна Михайловна видела в прибывших сотрудниках милиции своих спасителей и в тот момент верила в  спасение.
      Старший наряда посмотрел паспорта, выяснил, что ругаются муж и жена, пригрозил Татьяне Михайловне, что если кого и заберет, то ее дочь, а не зятя, так как она пьяна, а он нет, после чего развернулся и вышел из квартиры, уводя за собой весь наряд.
      Татьяна Михайловна, казалось, опешила. Ничего не понимающим взглядом она окинула собравшихся  на шум соседей, опустила голову и закрыла входную дверь. Потом она взяла Ваню за руку и увела его укладываться спать. Засыпая, Ваня еще долго слышал отцовский храп, доносившийся из другой комнаты и рыдания убирающей следы погрома в квартире матери.
      После этого происшествия Татьяна Михайловна два дня не ела, ни с кем кроме Вани не общалась, из своей комнаты практически не выходила. А на третий день Ваня, придя со школы, обнаружил ее повешенной на скрученной простыне, которая была привязана даже не к люстре, а к одному из ее светильников. 
      Похоронили Татьяну Михайловну на городском кладбище. Ни на похоронах, ни на поминках Андрея не было. Когда в день похорон, поздно вечером он вернулся домой, Наташа, здорово принявшая на поминках спиртное, не выдержала, и в слезах набросилась на него с криками и упреками. Андрей стоял, смотрел на нее и ухмылялся, а потом больно схватил Наташу за обе руки, и, приблизившись к ее лицу, с ненавистью сказал:
      - Послушай меня, сука пьяная. Старуха первая. Следующая будешь ты, а потом твой вы****ок. Я заслужил эту квартиру.
      Сначала Наташа потеряла дар речи. Потом, придя в себя, силой высвободила свои руки, оттолкнула мужа и молча ушла на кухню.
      С этой минуты Наташа больше не пила. От слов Андрея она протрезвела раз и навсегда. Она не спала всю ночь, а наутро отнесла в суд заявление о разводе. Через пару месяцев, после того, как решение о разводе вступило в законную силу, Наташа подала заявление об аннулировании регистрации по месту жительства и принудительном выселении Андрея из квартиры.
   
      У Вани началась новая, спокойная жизнь без отца. Наташа, как будто прозрев, окутала его своим вниманием и заботой. Она была с ним рядом каждую свободную минуту.   
      Отец изредка в их жизни появлялся. В квартиру его Наташа не пускала, поэтому он первое время подкарауливал ее около подъезда и умолял пустить в семью. Наташа была непреклонна. Она больше не желала его знать.
      Тогда Андрей переключился на Ваню. Он стал встречать его возле школы, фальшиво интересоваться Ваниной учебой, жизнью, друзьями, просил поговорить с мамой, чтобы та разрешила ему вернуться. В ответ Ваня, опустив голову, молча кивал. Он не любил эти встречи, и по возможности избегал их. Единственным его желанием в такие моменты было поскорее отделаться от отца. Вскоре и эти встречи прекратились. Не добившись своего, Андрей оставил в покое и Ваню.   

      Так прошло несколько лет. Наташа работала, Ваня учился. Учился легко и хорошо – сказывалось усердие покойной бабушки, которая до самой своей смерти каждый день занималась с Ваней уроками, а еще, в силу своей профессии приучила его много читать. Наташа была счастлива. Видя перемены к лучшему, происшедшие с сыном в отсутствие отца с его склоками и скандалами, она и сама становилась счастливой. Наташа запретила себе сожаления о прошлом. В ее жизни остался только сын – самый любимый мужчина на земле. Ей было ради кого жить.

      Перед окончанием выпускного класса, на зимних каникулах, Ване и его одноклассникам родители устроили двухнедельную поездку на экскурсию в Москву. Сначала Ваня и не думал ехать – зарплата у матери была крохотная, а над квитанциями об уплате алиментов Наташа плакала каждый месяц, как только доставала их из почтового ящика – настолько они были малы. Но, узнав о поездке, Наташа твердо решила отправить сына в столицу. Она заняла нужную сумму у знакомых, и Ваня, очень довольный, в назначенное время, вместе с одноклассниками, садился в плацкартный вагон поезда, который увозил их навстречу приключениям.

      На шестой день пребывания в столице, под вечер, в трехместный номер, где с товарищами жил Ваня, постучалась их классная руководительница, Маргарита Павловна. Она была очень встревожена и все время теребила в руке носовой платок. Не поднимая глаз, Маргарита Павловна попросила ребят оставить их с Ваней вдвоем. Когда все ушли, Маргарита Павловна, продолжая нервно покусывать пальцами свой носовой платок, заглянула Ване глаза, и сказала:
     - Иван, тебе нужно вернуться домой. Случилось большое горе. Твоя мама… она… она погибла…
      Маргарита Павловна говорила что-то еще, но Ваня этого не слышал. В его ушах стоял оглушающий звон, и за этим звоном слышна была только одна мысль – мамы нет. Он, открыв рот, сидел и смотрел на Маргариту Павловну, а та уже не сдерживала слез.
      Билет домой для Вани смогли достать только на следующий вечер. Еще двое суток он трясся в вагоне, погруженный в свою печаль, с которой так не хотелось мириться.

      Маму Ваня не застал. Андрей, который спешно занялся похоронами бывшей жены, похоронил ее за день до его приезда. Прибывший поздно вечером из Москвы поезд, в котором ехал Ваня, встречал тоже отец. Он стоял на перроне, с удовольствием ел мороженое и лениво озирался по сторонам в поисках сына. Ваня подошел к нему сам. Подошел, и, не снимая с плеча сумки,  обнял.
      - Ну, здравствуй, сынок, - сказал Андрей, держа Ваню за плечи. – Вот такая беда приключилась. Теперь один я у тебя остался. Ты, Ваня, несовершеннолетний, за тобой приглядывать нужно. Придется мне с тобой жить. Так вот.
      Ваня ничего не ответил, и они пошли к остановке.

      Наташа сгорела. Отец рассказал, что она уснула в квартире, на застекленном балконе, сильно пьяная. Из-за чего начался пожар, пока неизвестно, но Наташа даже не проснулась. Полностью обгоревшее тело нашли  в стоявшем на балконе кресле после того, как пожарные потушили пламя.

      И снова Ванина жизнь изменилась. Первое время все было более или менее нормально – отец работал, Ваня учился. Они жили каждый своей жизнью – не интересуясь друг другом, не заговаривая лишний раз – просто существовали какое-то время суток в одном, ограниченном пространстве.
      Андрей после увольнения из депо устроился в городской парк аттракционов на должность механика, существенно потеряв в заработной плате. Нет, на жизнь ему конечно хватало, но только ему. Теперь, после смерти Наташи, доход Андрея стал выше на одну четвертую часть, которую он выплачивал ей в качестве алиментов. Однако кормить и одевать своего сына добровольно он уже отвык. 
      Ваня – умный, терпеливый и покладистый, даже раздражения по поводу отца не испытывал. Своим подростковым умом он понимал, что есть вещи, которые изменить самому нельзя, и организм без всяких усилий смирялся со сложившейся ситуацией сам по себе. Андрей же при общении с сыном всем своим видом показывал, что тот ему мешает.
      Первый серьезный конфликт случился почти через месяц после того, как они стали жить в одной квартире.
      В конце февраля, в снежный субботний вечер, Ваня, уставший, веселый и счастливый пришел домой после похода на каток, который устраивали его друзья.
С порога крикнув «Па, я дома», Ваня разулся, снял верхнюю одежду, принял душ, переоделся в своей комнате, и, так как был зверски голоден, зашел на кухню. Кроме хлебницы, солонки, пачки чая и сахарницы на столе ничего не было. Ваня отрезал кусок городской булки, откусил от него, потом открыл дверцу холодильника, достал бутылку молока и с удовольствием запил.
      - Что ты тут делаешь?
      Ваня оглянулся. На пороге кухни стоял отец.
      - Я спросил, что тут происходит?
      - Привет, па. Я проголодался. На коньках катались, - ответил Ваня и отпил молоко из бутылки.
      Андрей побагровел, на его лице заиграли желваки.
      - Закрой холодильник.  Ты что, наркоман? Ты куришь анашу? Какого черта ты жрешь тут так поздно?
      - Ничего я не курю. Успокойся. Мы с пацанами были на катке. Просто я проголодался.
      - Если бы не курил анашу, не жрал бы так поздно. Закрой холодильник.  Твоего там ничего нет, - сказал Андрей и больно ударил Ваню тяжелой ладонью по затылку. – Пошел вон с кухни, крысенышь. Еще раз увижу, что ты лезешь в холодильник, повешу замок. Ты меня понял?
      - Я просто глотнул молока. Тебе жалко?
       Андрей потерял самообладание. Его трясло от злости, глаза налились кровью. Подойдя к Ване вплотную, он обеими руками схватил его за горло:
      - Послушай меня, крысенышь. Я тебе не мамка. Два раза повторять не буду. Что заработаешь и купишь, то и жри. Пока в этом холодильнике только моя еда. Теперь понял?
      - Понял.
      - Иди в свою комнату и не выводи меня. Не хочу сегодня больше видеть твою рожу,  – сказал Андрей и отпустил Ванино горло.
       В эту ночь Ваня долго не мог уснуть. Толи от голода, толи от обиды. Он лежал в постели с открытыми глазами, закинув руку под голову, и смотрел в потолок. Он вспомнил покойную бабушку - маленькую, добрую, интеллигентную старушку, которая проводила с ним так много времени. «Как же ты могла? Ты же знала, что мне будет плохо без тебя. Ведь знала?». Ване вспомнился день ее смерти. Он бежал со школы, чтобы поделиться радостью – его сочинение о летнем дне оценили в пять с плюсом и отобрали на конкурс по литературе. Это была и ее заслуга. Ваня знал, что бабушка обрадуется, и надеялся, что такое событие может зажечь ее глаза жизнью, вернуть улыбку на ее доброе морщинистое лицо. Тогда, недалеко от дома, он встретил возвращавшуюся с работы маму. Она зашла в магазин, а Ваня не стал ее дожидаться - спешил. Потом он вспомнил, как долго из-за волнения не поддавался ему дверной замок, как, зайдя, наконец, в квартиру, он быстро скинул с ног кроссовки и распахнул дверь в комнату. Как на мгновенье он застыл, глядя ничего не понимающими глазами на висевший на люстре, как ему сначала показалось, бабушкин халат. Вспомнил, как в следующее мгновенье, подняв голову, увидел ее безжизненные,  выкатившиеся из орбит открытые глаза. Тогда, потерявший работу отец, целыми днями лежал на диване, уставившись в телевизор, и никуда не выходил. Ваня знал, что он дома, но в его голове даже мысль позвать отца не промелькнула. В панике он попятился из комнаты и уселся в прихожей на корточки, облокотившись спиной к входной двери и прижав ладони к лицу. Ему было страшно и тоскливо, а еще очень хотелось, чтобы поскорее из продуктового магазина вернулась его мама.
       Нахлынувшие мысли заставили Ванино сердце биться чаще. Грудь сдавила тоска, а воспоминания остановились. Его как будто ударило током. Он вспомнил, что ни он, ни мама, после того, как увезли тело бабушки, после того, как ушел прибывший на место участковый, так и не смогли отвязать руками простынь от светильника – так крепко она была привязана. Ване, чтобы отвязать ее, пришлось тогда воспользоваться плоскогубцами.
       И сейчас это воспоминание, как река, бурная и беспощадная, принесло за собой другое. Ваня вспомнил, как мама его соседа, друга и одноклассника Мишки рассказывала о том, что в день гибели Наташи она видела в дверной глазок отца, который через дверь уговаривал Наташу впустить его и поговорить. И Наташа пустила. Ваня подумал о том, как удивился рассказу отца, что мама в день гибели была очень пьяной. «Ведь она же долго не пила. У нас все было хорошо. С чего бы ей было напиваться?» - подумал он – «А вдруг…». Сначала Ваня пытался как назойливую муху отогнать страшную мысль, на которую натолкнули его размышления. Отогнать не получалось. Мысль все больше и больше сверлила его душу. Впившись в мозги занозой, она уже не отпускала. Ему даже стало страшно. «Просто я сейчас сильно зол на отца. Все из-за этого. Он не мог. Этого не может быть».  Растроганный воспоминаниями, измученный зародившимися подозрениями Ваня наконец уснул неглубоким, насыщенным не запоминающимися видениями, сном.

       Следующие два дня прошли более или менее спокойно. Отец лишний раз с Иваном не заговаривал. Да что там не заговаривал – не здоровался. В квартире царило напряжение. По крайней мере, сам Иван даже в туалет лишний раз из комнаты выйти боялся. А еще он заметил, что в его отсутствие в комнате рылись. Кроме отца это никто быть не мог. Ничего не пропало, и Ваня не мог понять, что ему там понадобилось искать.

       На третий день после случившегося Ваню вызвал директор школы. Не предвидя каких-то неприятностей, он поднялся на второй этаж школьного здания и постучался в приемную.
      - Здравствуйте. Я Зацепин. Меня Семен Викторович вызывал, - сказал Ваня сидевшей в приемной секретарше.
      - Проходи. Тебя ждут.
       В просторном кабинете директора стоял запах табака. Семен Викторович, полный, лысоватый мужчина в неуклюже сидящем коричневом костюме разговаривал с  посетительницей. Разговор их был и тихим, и в то же время нервным. Когда Ваня зашел, они замолчали.
      - Заходи, Иван, не стесняйся. Вот, познакомься.
       Семен Викторович вздохнул, и, опустив глаза, продолжал:
      - Алеся Сергеевна, инспектор по делам несовершеннолетних.
       Алеся Сергеевна изучающе оглядела Ивана и сделала приглашающий жест рукой.
      - Здравствуй, Ваня. Присаживайся. А мы тут с Семеном Викторовичем как раз о тебе говорили.
      - Здрасте.
      - Как у тебя дома дела?
       Ваня не мог понять к чему этот разговор. Сначала он подумал, что соседи пожаловались на его отца. «А вдруг они меня в детдом от него заберут?» - подумал Ваня, и от такой перспективы его тело покрылось мурашками.
      - Все нормально, - ответил он.
      - Нормально? А вот отец твой беспокоится. Он думает, что ты наркоман.
      - Я? – Ваня от смущения покраснел и на секунду оглянулся на стоящего за спиной директора школы.
      - Да. Ты спиртное употребляешь?
      - Нет.
      - А наркотики?
      - Я даже не пробовал никогда.
      - Ты не против, если мы с тобой сходим к наркологу? Не возражаешь?
      - Я не возражаю.
      - А какие у тебя с отцом отношения?
      - Да не знаю. Как у всех, - сказал Ваня и опустил глаза.
      - Он вот жалуется, что ты на него бросаешься, дерешься с ним. Это так?
      - Не мог он так сказать. Он же сильный. Как я его могу побить?
       Семен Викторович и его посетительница переглянулись.
      - Ну не знаю. Заявление от него поступило. Потому то я сюда и пришла. Значит так. Давай мы с тобой завтра с утра посетим психиатра и нарколога. Так, Семен Викторович?
      - Да, Ваня, ты извини, но это нужно сделать. Хорошо?
      - Хорошо. Если нужно, давайте сходим.

       Отцу Ваня об этом разговоре ничего не сказал. Да они и не общались. Зато в своей комнате, по приходу домой, Ваня снова обнаружил, что в его вещах кто-то копался. И новый обыск, и разговор у директора школы Ваня списал на то, что отец, вероятно, заботится о нем, беспокоится о его здоровье. А наутро он, перед школой, вместе с Алесей Сергеевной, как и обещал, посетил нарколога и психиатра.
       Вечером, по дороге со школы домой, Ваня зашел на почту, чтобы получить назначенную ему в связи со смертью мамы пенсию. Решив не отдавать больше деньги отцу, а самому покупать себе еду, Ваня зашел в магазин и купил кусок сыра, молоко, хлеб и масло, а придя домой, обнаружил, что отец угрозу исполнил и повесил на холодильник навесной замок.
       Ваня не разозлился на отца. Он просто прошел в его комнату, и спросил, зачем тот это сделал.
       Андрей, к тому времени вернувшийся с работы, сидел, развалившись на стоявшем у стены диване. Ноги в тренировочных штанах, носках и тапочках были вытянуты и лежали на журнальном столике.
       Мысли его были заняты собой, своей жизнью, своим будущим, в котором не было места его сыну, как не нашлось его ни для Татьяны Михайловны, ни для Наташи. Андрей грезил о почти приплывшей в его руки квартире – ему оставалось всего лишь избавиться от этого назойливого крысеныша, по воле родившей его матери сломавшего своим существованием его жизнь. Ведь если бы не беременность, если бы не Ваня, вся любовь и преданность Наташи так и отдавались бы ему – Андрею. И сейчас, этот выродок, как стена загораживает путь к новой жизни, к счастью, которое, по мнению Андрея, он, конечно же, заслужил.
       Новая работа, как, впрочем, и предыдущая, в депо, Андрею конечно же не нравилась. Но в его жизни замелькал просвет, лучик - нечто, позволившее Андрею мечтать и строить планы на будущее. Лучиком этим была молоденькая билетерша из парка аттракционов, где он работал. Хрупкая, застенчивая, немногословная, всем своим видом требующая защиты от всех возможных угроз жизни девушка Лена поселилась в мозгу Андрея не столько из-за вспыхнувших в нем чувств, сколько потому, что она ему просто подходила своей беззащитностью. Свободного времени у Андрея было много. И использовал он его зачастую именно для того, чтобы мечтать о своем будущем – будущем, в котором у него есть своя квартира и покорная, молодая, по уши влюбленная девушка, благодарная ему за приют и заботу.
       Вечерний звонок Алеси Сергеевны оптимизма Андрею не предал. Та сообщила, что у сына все в порядке, что он был осмотрен психиатром и наркологом, что тесты не показали наличие в крови Ивана ни следов алкоголя, ни следов наркотиков. Все это усложняло задачу, ставило план Андрея под угрозу, однако отступать от задуманного он уже не желал.
      
       Услышав вопрос Ивана, Андрей оторвался от мыслей, отвернул голову от телевизора и посмотрел в сторону сына. Перед ним стоял уже хорошенько вытянувшийся, не меньше метр восемьдесят, спортивного телосложения подросток. Спокойный тон Ивана, его полный непонимания взгляд и влажные от обиды глаза только усугубили положение. Сама мысль о том, что ему нужно что-то объяснять сыну вывела Андрея из себя. Лицо его налилось краской,
      - А я тебя предупреждал, - сказал Андрей стараясь выглядеть спокойно, - в этом холодильнике твоего ничего нет.
      - Я купил себе кое-что, хочу положить туда масло и молоко. Это и мой холодильник тоже. Я здесь живу…
       Эмоции рвали Андрея на части. Да какие эмоции? Эмоция. Злость. Единственное чувство, которое он возвел в ранг божества. Единственное, которому отдавался до конца, самозабвенно. Единственная эмоция. Но и та была сильнее него.   
       Не в силах сдерживать свой гнев, Андрей вскочил с дивана и схватил Ваню за шевелюру.
      - Жжживьешшь? – прошипел он, наклонившись к Ваниному лицу и брызжа в него слюной с каждой шипящей. – Ах, ты живеееешь…
       Андрей, глядя Ване в лицо, слегка наклонил вбок голову и оскалился. Его глаза горели ненавистью. А Ваня, его сын, этот крысенышь,  был красив. Из глаз его просто сочился ум и понимание. А за ними тоска. Настоящая тоска – тоска осмысленная, тоска от мыслей. И все это только злило отца.
       Сердце Андрея колотилось. Остатками еще не утопленного в адреналине сознания он понимал, что может переборщить, навредить мерзкому подростку, избавления от которого он так жаждет, а  тем самым навредить и себе, и своим планам. «Психоз психозом, а думать нужно».
       Внутри Андрея началась борьба - борьба разума и души. Грязная душа тянула руку Андрея, схватившуюся за копну Ваниных волос, вниз, в черный омут, туда, откуда нет возврата - душа не раздумывала, она предлагала то, чего Андрей желал – избавления от сына. А разум, тот самый разум, который всегда знает, как надо сделать так, чтобы другие плохо не подумали,  и в этот раз как обычно спасал тело хозяина. Разум тянул к входной двери, тянул к ситуации, которая не сможет навредить бесповоротно.
       Так и получилось. Держа Ваню за волосы, Андрей протащил его до прихожей и выставил за дверь квартиры. В футболке, спортивных штанах и носках. Даже без тапочек.
       Тот стоял за дверью, на лестничной клетке, бледный от страха и никак не мог сообразить, что ему делать. Несколько раз Ваня порывался позвонить в дверь своей квартиры, но каждый раз в последний момент передумывал. Ваня боялся отца. Боялся, что если будет звонить или стучать в дверь, то этим еще больше разозлит его.
       В подъезде было холодно. У Вани совсем замерзли босые ступни ног, да и футболка не спасала. Он немного помялся и позвонил в соседскую дверь, в квартиру, где жил его друг, Миша.

       У Мишки было тепло и уютно. Бывая у него дома, Ваня всегда чувствовал покой, умиротворенность и семейность. Он чувствовал дом. Даже запах в их квартире казался Ване вкусным и благородным. Позволить себе привести домой друзей Ваня, после смерти матери, уже не мог. Поэтому если друзья и ходили в гости, то только к Мише, или их товарищу, Сергею, который жил в доме напротив.
       У друзей было много общего, ведь они выросли в одном дворе и были в нем единственными сверстниками. И сами себя они тоже считали неразлучными, почти братьями. Втроем они в детские годы покидали пространство двора, чтобы, путешествуя изучать казавшийся им огромным город, вместе сбегали без спросу на речку, посещали одни и те же спортивные секции, вместе в случае необходимости давали отпор обидчикам.
       Судьба сама, без посторонней помощи привела их в семилетнем возрасте в один класс. Классе в пятом – шестом, когда Ваня уже по уши увлекся чтением книг, он заразил этим занятием и своих друзей. Они по очереди брали домой из читального зала библиотеки книги (под Ванину ответственность), вместе даже посещали библиотечные конкурсы, которые обычно Ваня и выигрывал.
      - Ты что? Что случилось? – спросил Миша, глядя на Ванины босые ноги.
      - Я не знаю. Отец злой как собака. Выгнал меня.
      - Заходи, мы с Серегой. Одень тапки.  Холодно тебе.
В прихожую из комнаты вышел Сергей. Увидев дрожащего полураздетого Ваню, он сразу все понял. Сергей всегда быстро и точно находил решения. Он нахмурился, выругался, и твердо сказал:
      - Пошли. Поживешь пока у нас.

       Серега жил с мамой и своим старшим братом, с недавних пор служившим в армии. Жили они в просторной трехкомнатной квартире, которая осталась после трагической гибели их отца.
       Мама Сергея, тетя Аня, казалось, даже не удивилась причине их прихода. Она хорошо знала и любила Ваню, и, как любящая мать двоих сыновей,  жалела и сочувствовала ему. Особенно сейчас, после смерти Наташи. Тетя Аня никогда не упускала случая покормить пришедшего в гости к сыну друга потому, что видела, с каким удовольствием Ваня кушает приготовленную с любовью еду, и понимала, что  подросток голодает. Узнав о случившемся, она не то чтобы согласилась, она потребовала от Ивана остаться жить у них, а на следующий день пошла и купила ему необходимые вещи. Ведь хорошие родители гораздо раньше своих отпрысков понимают кто их детям настоящий друг.

       Прошло около четырех месяцев. Все это время Андрей ни разу не поинтересовался судьбой сына. Он понятия не имел, где тот живет, чем питается, да и жив ли вообще. Андрей добился своего – стал единоличным пользователем и владельцем жилья, и больше его ничего не беспокоило.
Ваня жил у друга, ходил в школу, продолжал прилежно учиться. Он понимал, что учеба – это его единственный шанс чего-то добиться. Он стремился к знаниям, желая ни в коем случае не повторить судьбу своего отца.
 
       На следующий день после школьного выпускного бала и традиционной встречи рассвета, тетя Аня дала ребятам возможность хорошенько выспаться.
      - Ваня, а может тебе сходить к отцу? Показать аттестат. Может, успокоился уже, переживает? – спросила она за обедом.
Серега поежился:
      - Не надо ему туда, мам.
      - Четно говоря, не хочется, теть Ань. Я вообще то думал, что он сам придет на выпускной. Раз не пришел, не нужен я ему, наверное. Опять скандал будет.
       Ване и на самом деле было обидно за то, что отец так и не пришел ни на вручение аттестатов, ни на выпускной вечер. Он ждал. Ждал потому, что больше у Вани никого из родных не осталось, да и неопределенность на рассвете новой жизни не давала ему покоя. Однако надежды не сбылись, и теперь ему казалось, что он совершенно не нужен отцу, что его возвращение домой, не будет ни радостным, ни счастливым. Тетя Аня, мудрая женщина, все поняла и больше на эту тему не заговаривала. К тому же ей не хотелось, чтобы у Вани сложилось впечатление, что его выпроваживают.
       Однако время до вечера Ваня провел в размышлениях – все гадал, идти ему домой или нет. Понятно, что был повод, да и то, что отец не пришел на его праздник, могло ведь быть случаем, стечением обстоятельств. И к вечеру, несмотря на уговоры друзей, он все-таки одел подаренные на выпускной Серегиной мамой черный костюм и туфли, взял с собой полученный накануне аттестат зрелости, и пошел.
       Было около десяти вечера, когда Ваня, подойдя к входной двери своей квартиры, нажал кнопку звонка. Тишина. Он позвонил еще раз, и еще. За дверью слышалось шуршание. Ване показалось, что кто-то из квартиры посмотрел в дверной глазок, но двери не открывались минут пять. Наконец послышался щелчок.
       Ваня вошел в квартиру, и увидел спину удалявшегося отца. Из ванной комнаты доносились звуки текущей воды. Его тут явно никто не ждал, и все иллюзии, все надежды на спокойную жизнь рухнули, разбились о мощную спину и коротко стриженый затылок Андрея. Ваня не знал, как быть дальше – уйти и не нарываться на очередной скандал, или остаться, и, может быть, самому попросить прощения у отца, может этого он ждет?
       Он снял туфли и зашел в свою комнату, по которой давно скучал.  Зашел, включил свет, и замер на ее пороге. Комната была почти пуста. От стен пахло только что выполненным ремонтом. Серые с серебристым рисунком обои, новые плинтуса, белоснежный свежеокрашенный потолок, даже люстра – все было чужое, не его, не родное.  Ваня узнал только стоящую посреди комнаты застеленную кровать.    
       Что это? Подарок отца? Сюрприз? А где вещи? Одежда? Где мебель? Где бабушкины книги, где учебники? Где полки с коллекцией автомобильных моделей, которые они покупали вместе с мамой?
Ваня решил перед тем, как зайти в комнату отца, закрыть в ванной комнате кран. Он подошел к двери и дернул ее…

       Впервые, шагая на встречу своей мечте, Андрей пригласил Лену домой. Сколько раз он переступал через свое естество, скольких усилий ему стоило проявлять заботу об этой девушке! Он даже и не рассчитывал, что путь к мечте настолько сложен, не думал, что завоевать ее доверие будет так нелегко – робость в Лене соседствовала с недоверием. Он угощал ее мороженным, интересовался состоянием дел, один раз он даже заступился за Лену перед каким-то пьяным малолеткой, пытавшимся завязать с ней знакомство, а потом, получив отказ, оскорблявшим ее на весь парк.
       Приехавшая из небольшого городка на заработки Лена нуждалась в поддержке. Ее родители давно были в разводе, и каждый из них жил своей жизнью. Молодой человек, с которым они вместе уехали из родного города, Лену бросил, а жить одной было нелегко. Она поначалу с опаской принимала неловкие ухаживания Андрея. Потом, поразмыслив, решила, что все, что ее смущает, это разница в возрасте – Андрею было уже за сорок, а ей всего двадцать пять. В остальном же, думала Лена, все не так и плохо. Взрослый человек это не малолетний хам, каких в ее жизни было немало, а потому, надежда на серьезные отношения, так необходимые в ее возрасте, росла и крепла.   
       И вот этот день наступил. Андрей пригласил Лену домой на ужин, он купил вино, фрукты, сладости, и выложил все это в комнате на журнальный столик. Уже дома они пытались о чем-то говорить, а потом, улучив момент, он, превозмогая страх перед отказом, и собственную робость, обнял ее и неумело целовал.
       Лена поняла, что сейчас все и произойдет. Она приготовилась, настроилась, согласилась. «Что тут такого?», - думала Лена, - «Он взрослый мужчина. Он вдовец, несчастный, потерявший свою жену. Чего мне стесняться?». Но тут раздался звонок в дверь. Андрей бросил объятья и, обернувшись в сторону двери, насторожился. Через некоторое время раздался второй звонок, потом третий. Андрей взглянул на Лену, осторожно встал, на цыпочках подкрался к входной двери и заглянул в глазок. Также осторожно вернулся в комнату:
      - Сын пришел.
      - Ты никогда не говорил, что у тебя есть дети.
      - Есть, Леночка, есть.
      - Я пойду, - сказала Лена, вставая с дивана.
      - Подожди. Не уходи. Я разберусь, а ты побудь в ванной.
Лена зашла в ванную комнату и включила воду. Она стояла там глядя на себя в зеркало и обхватив ладонями раскрасневшиеся щеки. Лена услышала, как Андрей открыл дверь, как кто-то молча вошел в квартиру. Через несколько минут дверь в ванную распахнулась. Лена обернулась и увидела застывшего на пороге и удивленно смотревшего на нее подростка. После секундного замешательства она вышла в прихожую, быстро обулась, и выбежала из квартиры, захлопнув за собой дверь.
       Проводив выбежавшую из ванной комнаты женщину взглядом, Ваня закрыл кран, зашел в свою комнату и, не включая свет, лег на кровать. Мысли сбивались. Полупустая комната, незнакомая женщина, неприветливый отец – все это должно было что-то означать. Но что?
       Ванины размышления прервал Андрей. Он вошел в комнату, не говоря ни слова, бросил в лицо лежащего на кровати сына туфли, и, хлопнув дверью, вышел.
       Ваня встал с кровати и направился в прихожую, чтобы поставить туфли на место. Там был Андрей. Не в силах совладать с собой после ухода Лены, он пустым и ненавидящим взглядом смотрел в сторону сына. Его кулаки были сжаты от злости и негодования.   
      - Сколько меня можно доставать? - спросил Ваня с обидой в голосе.
После этих слов, уже не контролируя себя, Андрей бросился на Ваню. Как будто вся злоба на жизнь и ненависть к сыну вырвались наружу. Как будто рухнули все надежды на то будущее, которое Андрей для себя придумал и желал.
Сначала он ударил Ваню кулаком в лицо. Тот, ничего не понимая, стоял и смотрел на отца удивленным взглядом. Потом, так же молча, Андрей схватил сына за горло. Глаза Андрея не выражали ничего. В них не было человека. Казалось, что ярость поглотила, сожрала его без остатка. Ваня испугался и закричал. Страх наполнил его руки достаточной силой, чтобы освободить горло от отцовских рук. Ваня вырвался, и с криками о помощи побежал к входной двери. Андрей догнал его и повалил на живот. Сев на спину сына он стал бить его кулаками по голове. Ваня кричал и звал на помощь. Кричал так, что за дверью собрались соседи. Они стучали, звонили в дверной звонок, но Андрей как будто этого не слышал. Ваня улучил момент и смог перевернуться на спину, что позволило ему защищаться руками. Все это не слишком помогло, и даже разозлило отца. Андрей, сидя на Ванином животе, изо всех сил сдавливал его шею. Ваня уже не мог кричать. Из его горла вырывались только хрипы.
      - Я завалю тебя, сученышь, я завалю тебя, - шипел Андрей, не отпуская Ваниного горла.
      Звуки отцовского голоса, крики соседей, стук в дверь, все слилось в Ваниных ушах в один протяжный свист. Он пытался бороться, но воздуха уже не хватало, руки обвисли без сил.
      В тот момент, когда Ваня уже совсем сдался, из комнаты донесся звук разбитого стекла. Это был Миша. Он был дома и через окно услышал крики, а потом и шум на лестничной клетке. Миша вышел, и увидел, что соседи ломают дверь в Ванину квартиру. Сначала он метался и звал Ваню из-за входной двери. Потом, когда понял, что дверь не выломать, Миша вспомнил, что пожарные смогли попасть в квартиру через застекленный балкон. Он выбежал на улицу, разбил балконное стекло и забрался в квартиру.
      Забежав в прихожую, Миша увидел лежащего на спине головой к входной двери Ваню. Его глаза были закрыты, а руки вытянуты по швам. Сверху, спиной к Мише, сидел Андрей. Он уже ничего не говорил, а только сжимал пальцы на Ванином горле. Не растерявшись, Миша ударил Андрея ногой в голоу, потом, обхватив его рукой за горло, дернул в сторону. Андрей скатился вбок и отпустил горло сына. Тогда Миша рванулся к входной двери и открыл замок.

      Когда в квартиру вошли соседи, Ваня еще лежал на полу, однако в себя он пришел, дышал и массировал пострадавшую шею. Над ним стоял запыхавшийся Мишка.
      Андрей же, спокойным тоном, даже без одышки, спросил собравшихся зачем они пришли и говорил что-то о том, что Ваня напал на него и хотел убить. Приехала скорая помощь и милиция. Ваню увезли в больницу. Миша поехал с ним. А Андрея забрали в райотдел.

      Почти три месяца длился суд над Андреем. Все это время он жил в квартире, а Ваня сразу из больницы, откуда его отпустили через пару часов, вернулся к тете Ане и Сереге.
      В суде Андрей во всем обвинял Ивана. Он говорил, что тот постоянно приходил домой пьяный и кидался на отца с кулаками. Там же выяснилось и то, что Андрей еще при жизни Наташи писал заявления в комиссию по делам несовершеннолетних, обвиняя бывшую жену в том, что она не кормит сына. А после смерти Наташи Андрей заявлял на сына, говорил, что тот ворует и тем живет, несколько раз требовал провести освидетельствование Ивана на предмет психических отклонений. 
      Слушая выступления отца в суде, Иван сначала негодовал, потом возмущался, и, в конце концов, возненавидел отца. Возненавидел за неприкрытую ложь, за желания казаться лучше, чем есть, за невозмутимость, с которой тот обвинял во всем сына.
      Андрея признали виновным в побоях, угрозе убийством и неисполнении обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего и приговорили к двум годам лишения свободы. Еще ему запретили проживать в одной квартире с сыном без согласия органа опеки и попечительства или самого Вани, когда тот достигнет совершеннолетия. Отцу зачитали приговор и взяли под стражу в зале судебного заседания.
      Весь этот день Ваня был задумчив и молчалив. Он никак не мог решиться пойти к себе домой. Уже под вечер, с комом в горле Ваня открыл дверь квартиры и зашел. Пустота пугала. Тоска еще сильнее сжала его сердце. Ваня просто не знал что делать. Он обошел квартиру, подошел к платяному шкафу и открыл его.
      Первое, что бросилось в глаза – мамино бардовое платье. То, которое она надевала по праздникам или когда они ходили вместе в кино. Мама знала, что Ваня любит, когда она его надевает, и всегда старалась нравиться сыну - главному из мужчин в своей жизни. Он снял платье с вешалки, выключил свет в комнате, лег на диван, прижал его к себе и зарыдал.  Ваня знал почему плачет. Он знал, что от жалости к себе, от понимания того, что ему больше не от кого ждать помощи. Как бездна перед Ваней открывалась целая жизнь, целый мир без единой родной души. Из этой самой жизни, словно птичка-невеличка залетела в Ванину голову мысль о том, что теперь ему нужно стать еще сильнее. Ради бабушки, ради мамы, назло самому ненавистному человеку – собственному отцу. Назло тому (и у Вани больше не оставалось на этот счет никаких сомнений), кто забрал у него все самое важное – его семью, его детство. Назло своему вечному врагу, на которого он никогда не станет похожим ни  в чем.
      А потом он уснул, чтобы проснуться и жить. Жить так, как хотела бы его мама. Счастливо.