Фантасмагория колдовства

Колдобины и рытвины, рытвины и колдобины. Болью рыдает свинцовая стынь в прогорклом мареве неба. Тёмная вуаль леса грациозно цепляет небо. Тошнотворно поблёскивают полуразложившиеся скелетированные трупы деревьев. Плачет по ним мёртвенно-бледный абрис луны.
Роскошный экипаж уныло тащится и подпрыгивает по избитой временем дороге. И нет ему дела, что кому-то плохо. Его удел - тащиться пока не кончится дорога или пока не кончится мир.
- Что? - Кибитка конвульсионно дёрнулась. Слишком сильно и слишком прощально подпрыгнула. Сочный молодой европеец разлепил влажные глаза и подался немного вперёд. - Почему мы остановились?
- Дальше не еду! - Звонкозвучно пропел возница.
- То есть как? - вопрошал уже крепче и плотнее, полностью проснувшись. Лицо стало несколько ярче от вспыхнувшей томной поволоки румянца.
- Негоже живым по мёртвой земле ходить! – чуть громче проговорил возница нараспев.
- Что за глупые деревенские суеверия? - хохотнул молодой господин, отчего извозчик как-то значительно потемнел. Чемоданы чавкающе бросились под ноги молодому господину, который вздумал вдруг выбраться из экипажа. Он стоял во тьме, закутанный в плотную английскую шерсть этой самой тьмы. – Позвольте, любезный! Что это значит?
- Таков указ, - последовал ответ. Крупный чёрный каркас экипажа стал разворачиваться медленно и неповоротливо.
- Какой указ? - в руках теперь крепко зажаты чемоданы. Тугие лошадиные бёдра вальяжно процокали мимо.
- Указ луны, ночи и леса! - обидчиво донеслось с козел.
- Послушайте, любезный! Неужели вы оставите меня здесь? И в такой час? – лихорадочная беспомощность тут же набросилась. Дрожала теперь каждая его частичка. Дрожала плаксиво и очень мерзко. Стоит взять себя в руки. Примерно так же, как в ладони зачерпывают воду и умываются ею потом. Он тоже умылся, но умылся скорее смелостью и верой в собственные силы.
Теперь лес загустел. Цветом и текстурой это был дёготь. Он тянулся необозримо, а потом резко так обрывался. Как звучащая мелодия или гимн полуночи, резко прервавшийся на полузвуке. Там же гаркнула рваная синева сорвавшейся с ветви птицы. Зелень была непроглядна и что-то в ней шевелилось, набухало болезненным нарывом, вскочившим так некстати. Вскоре что-то моргнуло нефритом. Несколько вполне себе звонких раз, чтобы скрыться и сипло дышать.
Вялотекущими сгустками костлявая-старуха-смерть изрыгала сблёванный страх. Он холодил виски и лизал промежность, учащая при том сердцебиение.
Лес расступился и всё победоносно окончилось. Лес расступился перед путником. Так бывает, когда придворные расступаются перед своим королём.
А затем затрепетал запоздалый ветерок, песчаными красками укладывая поле и табличку с названием.
- Туманная пустошь? - бросил вопросом в самого себя. – Позвольте? Как же так? Здесь не должно быть Туманной пустоши! Здесь должен быть Нью-Хаксли!
Мысли его были настолько громкими, что за этой завесой едва было слышно рокочущее и перекатывающееся шариками слов бормотание.
Статный европеец так же статно обернулся на звук:
- Прошу меня простить, любезный!
Липко-спутанное и скомканно-грязное создание пронзительно тявкнуло. Это как если бы кусок земли вдруг ожил и озверел. Смрадно всхлюпнув глазёнками, чучело человека несколько потемнело. Как оказалось, заморыш был занят каким-то страшным  ритуалом, отвлекать от которого было равносильно смерти.
Тысячи кусочков ненависти загноилось в этих мутновато-свинячьих глазках.
- Ещё раз прошу меня простить... Я, судя по всему, вмешался не туда, куда нужно, - испугано заключил юноша и поспешил удалиться.
«Мне определённо не нравится то, что здесь происходит. Вроде бы и не происходит ничего такого. А вроде бы и происходит. Но что именно? И что здесь не так? Первый – возница. Теперь – и этот нищий. Что-то их всё-таки объединяет».
- Опасайся, Абрахам, тёмных лиц, - говорил когда-то тот до дрожи знакомый седобородый старец, который и был Абрахаму отцом. - Люди, чьи лица темны, замышляют недоброе!
Кипяток первых солнечных лучей кислотно растворял домов. Архитектура здесь была какая-то несуразная, какая-то гротескная везде и всюду. Будто унылая одноразовая попрошайка уселась на заблёванный бордюр, а складки её одеяния и превратились в это бессмысленное и безпощадное нагромождение камней и досок.
Но в каждом доме было что-то своё. Окна были так же темны, как и лица. Такие же дикие, тёмные, выпачканные в земле лица-окна смотрели на Абрахама.
Если кто и проходил мимо, то его, Абрахама, этого чистенького и прилаженного европейца, принимали за фантасмагорическое чудовище. Сошедшего с глянцевого корабля, обвешанного дисками-диковинками и смотрящего крупными каплями агатовых глаз.
На него таращились. В него тыкали грязными кривыми пальцами. Дикари шептались и улюлюкали.
А люди здесь всё равно что волки.
Волки-волки.
Воют волки.
Воют волки на луну.
И на лунную страну.
Самые скверные прятались в своих жилищах и свершали там выворачивающие на изнанку вакханалии-копрофагии, скотоложства, непотребства, разнузданный и низколобый разврат таился в их сердцах.
Как только что-то вспыхивало в окнах, Абрахаму резко становилось не по себе. Дурнота направляла к нему свой взор, раскачивала и валила на землю.
Он направлялся от одного дома к другому. От одного лица к другому. Заглядывал в них, пытался читать их лица. Но ничего кроме темноты и суеверий разобрать не мог. Смотрел в книгу и не видел там ничего, кроме рифмы к слову «книга».
Впрочем, не всё оказалось таким плохим.
Здесь было лишь одно приятное глазу здание. Выкрашенное померанцевой краской. Небольшое, приземистое. А там, рядом,  старец в белом и квадратном балахоне уселся на ту часть бордюра, что не была заблёванной. Он стал всматриваться в попрошайку призрачно-голубыми глазами. А затем перевёл глаза на Абрахама. Тёплые и лучистые, как бережок речушки. Тот же старец стоял за стойкой. В окружении старинных фолиантов, что дышали чернилами и древностью.
- Я уже и не думал встретить здесь такое светлое и приятное лицо, - с облегчением выдохнул Абрахам и пожал пергаметную руку старика. - Меня зовут Абрахам. Абрахам ван Крайзен. Собственно говоря, я держу путь в Нью-Хаксли, но волей случая оказался здесь.
- Что и было предначертано, - лучезарно улыбнулся старец. - Можете звать меня просто Дож. Я библиотекарь. И попали вы, милый мальчик, именно в библиотеку.
- Это, конечно, очень хорошо. Я люблю читать. Но я бы всё-таки пожелал остановиться в гостинице, - застенчиво улыбнулся Абрахам, поймав увёртливую бабочку своей мысли на том, что ужасно хочется спать.
- Чего-чего, а приличную гостиницу вы здесь и не найдёте, - хохотнул Дож. - Пойдёмте-ка. Есть у меня небольшое местечко для заплутавшего путника. 
- Как же мне отблагодарить вас? - тут же попытался расплатиться Абрахам.
- Нет-нет, не деньгами, - Дож от него отмахнулся и залихвацки прищёлкнул глазами. - Я дам вам одну преинтереснейшую книгу. А далее последуют вопросы. Ответы на эти вопросы и станут платой за проживание.
- Интересно. И что же эта за книга? - вопрошал ван Крайзен, глядя, как старец протягивает маленькую и ничем не примечательную книжонку без надписей и обознавательных знаков.
Сидя на кровати в маленькой приземистой комнатушке, Абрахам повертел книжку в руках, после чего открыл. Как и следовало ожидать, книжонка была предельно пуста. Абрахам подумал, что это, быть может, дневник, но потом вспомнил, что свой уже имелся.
По прошествии некоторого времени Абрахам снова взял её в руки. Ему не особенно понятно было, что же его так тянет к этой жалкой книжонке.
Глаза Абрахама расширились и стали темны, когда он обнаружил на страницах знаки, которых до этого не видел.
- Как же это? - трясущимися руками Абрахам листал её, после чего в голове уложился определённый ритуал. – Позвольте? Это колдовство! Это определённо колдовство! Уж не тот ли это немыслимый ритуал, которым балуются местные жители? Впрочем, это всё ерунда и суеверия. А разговоры с самим собой – первый признак помешательства. Кажется, мне пора спать.
Суть его состояла в призыве некой сущности, дымчатыми своими очертаниями напоминающей волка.
Чертились специальные символы, зажигались свечи, курились травы.
Колдун должен был произнести некие заклинания на языке, которого Абрахам понять не мог.
Далее, маг в землю вонзал атами, перепрыгивал через него и обращался волком, убегая в полночь.
Абрахам оторвался от книги. Причиной тому был какой-то шум.
- Что там ещё? - нервно поинтересовался молодой человек и отворил дверь.
Там карлик. Мелкий, складчатый, замотанный в сальное тряпьё червячок. Он зыркнул складочками глаз на Абрахама и покрутил перед юношей медальоном, что как раз-таки и принадлежал Абрахаму.
- Ну нет! - Абрахам рванул за воришкой, который быстро-быстро стал перебирать махонькими ножками. - Стой! Это не твоё! Отдай, ты слышишь?
Рытвины и колдобины, колдобины и рытвины. Галереи и коридоры, коридоры и галереи. Лестницы – лестницы – лестницы. Повороты в тупики. Отчаяние. Безумие. Кладовая эмоций и чуланчики ужасов. Вереницы бессмысленных и беспощадных слов. Пощёчины кошмаров. Крики.
Пахло затхлостью. Пахло гнилью. Пахло временем.
Хрустяще рассыпались черепные коробки. Поблёскивало вытекшее мозговое вещество. Хребты и рёбра. Запёкшаяся кровь рваными лужами. Полуразложившийся скелетированный труп нежно прижался к кирпичной стене.
Вывернуло. Вывернуло сильно и неизбежно. Так, когда запах трупачины невыносимыми ароматами вертится в воздухе.
Песнопения продолжались. Слишком много букв. Слишком много звуков. Слишком много трупов.
Гипнотически-голубоватый дым кружил голову. Пьянящая свистопляска смерти. Фантасмагория невыносимого ужаса.    
Auov uad auon acnurop ias iicinecu ertac iulunmod asiz...
Aiutseca iulusacal iulutnafs ia irotacafenib is irotiulim irotanihcni.
Uezenmud iul rolibor roletacap aeratrei is aerasal aeratecrec aeriutnam aetatanas aecap ataiv alim urtnep magur en as iulunmod.
Auov uad auon acnurop ias iicinecu ertac iulunmod asiz...
- Отпустите меня! Отпустите, слышите? – но руки звали. Руки тащили. Руки рвали плоть. Руки рвали ротовую полость, выдирая с мясом кадык.
- С вами всё в порядке? – кто-то сильно шлёпал Абрахама по щекам. – Вы меня слышите? Слышите?
- Я... Что Произошло? – Абрахам прохлопал глазами, пока не увидел перед собой темнолицего мальчонку лет семнадцати.
- Я увидел вас. Вы лежали на земле без чувств, - объяснил мальчик. – Что произошло? Вы видели то, что видеть не должно, верно? То, что вы не должны были видеть и то, в чём вы не должны были участвовать, верно? Вы всё ещё держите путь в Нью-Хаксли? Или вы хотите остаться с нами?
- С вами? С кем это? Кто вы такие? – заплетающийся неприятный язык.
- Мы – жители Туманной Пустоши, - улыбнулся темнолицый.
- Прекрати! Слышишь? Прекрати это делать! Я не хочу! Я всё понял! И я не хочу вмешиваться в это! – верещал Абрахам, катаясь по мокрой от пота простыне, цепляясь за неё и за собственные страхи.
- Успокойтесь, господин ван Крайзен! – медицинская сестра заботливо протёрла его лоб.
- Где я? – искривил лицо Абрахам.
- Вас нашли неподалёку от Нью-Хаксли. Без чувств, - объяснила девушка тоненько-щебечущим птичьим голоском.
- Нью-Хаксли? – Абрахам приподнялся на локтях, всё ещё силясь понять, видится ли ему этот призрак или это отчаянная галлюцинация бьющегося в агонии человека. – Значит, это не Туманная Пустошь? А как же те люди? Как же все эти ритуалы? Как же библиотекарь и его библиотека? Книги? Заклятия?
- Вы бредите, господин ван Крайзен, - покачала головой девушка. – Туманной Пустоши не существует.