Не перевоспитать, а изолировать

Была она худа. Чистенькая одежда висела на ней. Пятилетняя девочка в ярком платьице держалась за ее руку. Общий вид производил впечатление запуганного, забитого человека.
- Прошу о своем муже, вчера Вы его посадили - простить ему в последний раз, пусть он даст расписку, что больше меня трогать не будет.
Прокурор вспомнил арестованного вчера Попова и его доводы, трое детей дома и больная жена. Поддавшись чувству человечности, многие могут упрекнуть прокурора, что за формой закона перестал видеть живого человека. Нет, он также взвешивал все обстоятельства, но все же пренебрег просьбами и арестовал Попова.
Материалы дела свидетельствовали, что жена простила мужу и приезжала в милицию, когда Попова допрашивали и опуская печать на санкцию на арест, прокурор чувствовал, что он бросает вызов жене и предстоит перенести ее упреки. Беседуя с ней, прокурор понял, что угадал ее рассуждения, доводы и она была почти такой, как представлял, но полная, быстродвигаюшаяся пятилетняя девочка была непредвиденной картиной.
Прокурор напомнил, что муж в течение дня трижды требовал у нее денег и дважды бил и после удара в лицо в магазине, когда громко плакал ее ребенок в возрасте полтора года, она сама позвонила в милицию, а муж пьяный разъезжая на мотоцикле, наехал на автомашину работников милиции, желая скрыться, оказывал сопротивление.
Этих доводов казалось достаточно, чтобы убедить, что муж должен содержаться под стражей, но женщина объясняла происшедшее другими доводами:
- Мне мало везло в жизни. Первая девочка ходит в 6 класс, она от первого мужа. Бросил он меня. Со вторым вначале жили мы хорошо. Затем стал пить. К этому времени и от него была уже дочь. Многое делала, чтобы у детей был отец. Страшно опасалась, что с детьми не будет отца. Стала прятать от него деньги. Убедили меня, что в дни получек надо оставлять ему 5-10 рублей на выпивку. Не возражала, понимала, что ему выпить хочется и не отказывала в этом, однако пил часто, бил меня, убегала из дома, ночевала в сараях. Трезвый он был хорошим, делал все дома, постоянно помогал мне. Судили его первый раз за хулиганство.
Ведь обращаясь в органы, я преследовала, что в момент буйства его оградят от избиения меня. Но трезвым он делил трудности со мной, не только колол дрова, а и мыл посуду, полы.
Я просила фактически не арестовывать, а переделать, перевоспитать.
- А мы, к сожалению, не в состоянии переделать человека, а только изолировать, расписку возьми сама.
1971 г.