Боковые улицы Указны

                Административная улица.

Улица, которая являлась продолжением летней дороги по деревне, как и все остальные не имела названия. Это я назвал её так, чтобы как-то определять их. Начну её описание от магазина, с того места, где она соединяется с Анно-Николаевским проспектом. Часть улицы вдоль огородов Леонида Николаевича и Глаши Мишихи описана достаточно подробно.
За этими огородами был небольшой пропуск. Но проезд позади огородов был очень плохой. Там даже на конных повозках не любили ездить. Как у нас говорили, тут была настоящая болотина. Когда стали строить новое сепараторное отделение, часть земли от котлована столкали в этот проезд и застелили его гатью. Только таким образом улучшили в нём дорогу. Это за огородом Глаши Мишихи и Терентия Владимировича. На противоположной стороне, за огородами Леонида Николаевича и Павла Антоновича нормального проезда так и не было. И сейчас там растут болотные растения в лужах и ямах. Были попытки, делал тут узкую насыпь, но она служила не долго. А ведь это была кратчайшая дорога к зданиям старой конторы колхоза, клуба, сельсовета, пекарни, старого сырьевого склада и даже школы. Правда, к школе можно было подъехать и с другой стороны. Но обо всём этом позднее.
За этим проездом у края следующего огорода стоял дом. Я не помню, кто там жил прежде. В моей памяти остался только Абрамов Аркадий Фёдорович, брат описанного ранее Ивана Фёдоровича. Аркадий работал полеводом «куда назначат», а позднее свинерем, когда Смертин Александр ушёл со свинарника. Аркадий работал в паре с Долгих Геннадием Васильевичем, тогда уже жившем в Указне. Жену Аркадия я не помню Совсем не помню. Помнится, что она работала на ферме. Не помню и его детей. Они были моложе меня. Когда учился в школе, такие не запоминались. А когда стал взрослым, их в деревне уже не было.
Поздее в этом доме жила семья Кочуровой Евгении. Как помню, она работала после Клюкиной Вали библиотекарем. Знаю, что у неё были дети. Но они не остались в моей памяти.
Напротив этого дома был как раз тот проезд к сельсовету и клубу, про который я только что написал. Если проезд к сепараторному отделению был не шире основной улицы, то этот проезд был раза в два шире.
Рядом с домом Абрамова когда-то стоял медпункт. Это был пятистенный дом, стоявший вдоль дороги. В половине со стороны магазина была квартира медика, а во второй половине сам медпункт. Фельдшером мне запомнился Машковцев Александр Ефимович. В медицине это был дока не слабее врача. Бездорожье и большое количество народа заставляли быть таким. Операций тут он не делал, но всё остальное для него не было проблем. Я был школьником, поэтому не всё знал, но слыхал, что он делал тут даже аборты. Ни один из диагнозов Александра Ефимовича не был подвергнут сомнению. И если им были сделаны несколько устрашающие диагнозы, которые не подтверждались в районной больнице, то пациентам он говорил, что это для того, чтобы назначили нужное лечение. Пациент знал ещё при получении направления в районную поликлинику, что диагноз немного устрашающий.
Александр Ефимович был заядлым охотником и рыбаком. У него был чёрный мотоцикл с чёрной коляской ИЖ-49. На этом мотоцикле он ездил на выезды по вызовам, на охоту и на рыбалку. Много раз он угощал и нас речной рыбой. Часто это были окуни и щуки. Таких заядлых рыбаков в округе не было, поэтому он пытался приучить к рыбалке дочь и меня. Но ни ей, ни мне это дело так и не привилось. Но дичью я не помню, чтобы он угощал нас. Про него можно много написать слухов, но они большей частью не лучшие.
Его гражданская жена Устюжанина Антонина Андреевна работала при нём санитаркой. А медсестрой и акушеркой была Маринкина Любовь. Александр Ефимович добился постройки нового медпункта, даже поработал в нём, но уехал в Анапу, заработав пенсию. Антонину Андреевну он бросил в Указне. Она так и работала до последней возможности санитаркой в медпункте. По выходу на пенсию она работала ещё некоторое время, получила отдельное жильё и работу бросила. Умерла, когда я уже уехал из деревни.
У Александра Ефимовича была дочь Алевтина. Девочка была не только общительна, но и красива. Помню, я младшим школьником бывал у них дома. Меня тянуло туда не столько любопытство, сколько общение с красивой более старшей девочкой. Разговоры у нас получались. После школы она уехала из деревни и больше я её не видел.
Почти напротив медпункта чуть в сторону выезда из неё стоял дом Рыжкова Сергея Александровича. Кто там жил раньше, не знаю. Мал был. Сергей Александрович женился на Антонине Андреевне, жившей у нас на квартире (я писал об этом). Сергей работал в колхозе шофёром. Его коллеги посмеивались над ним. Когда ему дали вездеход ГАЗ-63, он буксовал везде, где проезжали простые газики. А где проезжал Вася Шабалин, ему без трактора делать было нечего. После смерти его матери и закрытия сельпо, они уехали из деревни. После его отъезда дом так и пустовал.
Его жена Антонина Андреевна работала в Указинском сельпо бухгалтером. После закрытия сельпо они переехали в Ленинское. Антонина Андреевна работала бухгалтером в Ленинском сельсовете. Где работал Сергей я не знаю. Детей у них не было.
Так получилось, что в памяти не осталось, что было дальше медпункта. Кажется, там был пустырь. На этом месте была позднее построена по тем временам довольно красивая контора колхоза из трёх зданий, составленных в виде буквы Т, соединённых тёплым тамбуром. Налево был кабинет специалистов. В самом начале он был разгорожен на отдельные кабинеты. Это оказалось неудобным и постепенно все перегородки исчезли. Первое время народ для распределения на работы собирался в тамбуре. Из-за малого количества окон, которые ещё находились под козырьком, в помещении было темно. Постепенно ожидающие стали заходить в помещение специалистов. Последнее время по утрам там была диспетчерская механизаторов.
Прямо через тамбур можно было попасть в небольшой промежуточный холодный тамбур. В нём находились лаз на чердак и выход к туалету. За этим тамбуром было здание бухгалтерии.
Справа от большого тамбура был кабинет председателя колхоза. Кроме холодного тамбура все помещения были приблизительно одного размера.
Напротив конторы стоял старый нежилой дом. Его скоро снесли, чтобы не портил вид перед конторой, а позднее Шабалин Николай Петрович перевёз сюда дом из Пограничного.
За конторой стоял дом, в котором жила старая женщина. Я её помню совсем плохо. После сноса этого дома тут построили колхозный брусковый дом, в котором потом жил Яблоков Николай. Ни жену, ни детей его я не помню. Дом построили по местному проекту. Сейчас это дом-гостиница для охотников.
Дом напротив я тоже не помню. Потом тут построили дом для Смертина Василия Александровича, мужа Галины Николаевны, в девичестве Шабалиной. По неё я писал. Это та рыжая, которую я дразнил с баяном. Василий работал в колхозе водителем, некоторое время был водителем председательского уазика. Заядлый охотник.
Галина Николаевна работала первое время акушеркой, а позднее и заведующей медпунктом. У них было двое детей. Старшего я помню дошкольником, а младшего вообще не видал. Оба они уехали из деревни.
Следующим был дом Севостьяна. Сколько помню, Севостьян работал конюхом в Указинском сельпо. Его приметной особенностью были кривые (кавалерийские) ноги. Всё время, пока была в Указне пекарня, Севостьян возил хлеб из пекарни в магазин. Для этого у него была телега-площадка, на которой стоял ящик для хлеба.
Ни жену, ни детей его я не помню. Знаю, что жена у него была. А про детей ничего не знаю.
После того, как я отслужил в армии, в этом доме уже жил Марьин Алексей Сергеевич. Кто он и откуда я не знаю. Его жену звали Нюра. Они приходились родственниками Марьиной Тамаре, о которой напишу позднее.
Напротив этого был дом бабушки Фени. Я не знаю её полного имени. Всё время знал её, как Феню. Помню смутно и её мужа, но имя его забыл. У них была отдельная комната, в которую они довольно долго пускали на постой учителей. Вот, пожалуй, и всё, что я знаю про этот дом.
Следующим стоял дом Шильникова Фёдора Епифановича. Во времена МТС он работал там механиком. Когда он стал главным инженером колхоза, не знаю. Я помню его только главным инженером колхоза.
Во время ВОВ он служил на Дальнем Востоке. То ли там он познакомился с моим отцом, то ли они сошлись позднее, но почти всю свою жизнь помню их друзьями. Фёдор Епифанович был и охотником, и рыбаком, но не очень заядлым. На этой почве он сдружился с соседом Митрофаном (больше их его имярек я ничего не помню) и Машковцевым. Когда оба друга уехали из деревни, вся дружба пошла с моим отцом. Они встречались семьями. В одно время завели такой обычай: в одну субботу они идут к нам, в другую – мы к ним. Ну, и праздники тоже вместе. После рыбалки Фёдор Епифанович обязательно привозил нам свежую рыбу. Однажды я хотел потрогать зубы у щёки, а она оказалась живой. Было много рёва.
У Фёдора Епифановича был небольшой яблоневый сад. Яблоки были очень разные. Ещё мне запомнился у них колодец. Он был не как у всех. Верхняя часть колодца была стандартная, а под землёй уступом расширялась. Но вода в него однажды стала плохо набираться. Он с моим отцом решил его почистить. Вычерпали весь ил до камня на дне. Решили пробить камень в надежде получить добавочное количество воды. Камень – песчаник, поэтому ломом удалось пробить небольшое отверстие. После очистки колодца каждое утро приходилось вычерпывать воду, а после того, как камень пробили, воды набираться не стало совсем. Пришлось срочно тампонировать дырку цементом.
Он любил баловаться самогоном. Я тогда был мал, чтобы оценивать качество, но родители пили. Хотя оба больше любили «прикладываться» к водке. В семидесятых годах у Фёдора Епифановича случился инсульт. Его не парализовало, но лишило рассудка. Иногда он узнавал меня, иногда – нет. То же было и с другими людьми. В последние его дни жизни я его не видел. Говорили, что у ртутного тонометра не хватало трубки, чтобы измерить его давление. Похороне Фёдор Епифанович на Александровском кладбище.
У Фёдора Епифановича была жена Галина Герасимовна. Она долгое время работала почтальоном в Старую Указну. Не стану утверждать, но слышал от родителей, что Галина Герасимовна у Фёдора Епифановича вторая жена. В нашей семье эти разговоры не очень любили. Наверно из-за того, что у отца моя мама тоже была второй. Последнее время перед прекращением работы Галина Герасимовна работала в школе. Больше ничего про неё не знаю. После смерти мужа она уехала к дочери в Анапу, где и умерла.
У них было две дочери: Зоя – моя одноклассница, и Таня моложе Зои на 4 года.
С Зоей мы учились с первого по десятый класс. Девочка она была умеренно бойкая и умеренно интеллектуальная. Я был ещё дошкольником, когда нас оставляли играть вместе, пока родители праздновали что-то. Я считаю, что мы так встречались приблизительно с трёх лет. Хотя я был не прочь общаться, к ней как-то не тянулся. Может быть потому, что родители всё время пророчили нам семейную жизнь. Как-то это прорвалось и в школу. Было время, когда меня задразнивали её женихом. Возможно всё это и оттолкнуло меня от неё.
После моей свадьбы она приезжала в Указну, но в гости не приходила. Пришла, когда вышла замуж. Замуж она вышла после окончания Томского медицинского института за Шабалина Александра Васильевича – двоюродного брата Шабалина Сергея Первого. Он увёз её в Монголию, куда был направлен после Челябинского военного автомобильного училища. Приезжая в отпуск оттуда привозили богатые подарки для моего сына. Она родила двух дочерей. Когда они приехали в гости последний раз я очень подружился с ними. Прошло много лет и встретил их на сайте Одноклассники, но они уже не узнавали меня и не могли вспомнить. После окончания контракта мужа она с мужем переехала в Харьков. Работала там в лаборатории судебно-медицинской экспертизы. Это было как раз в то время, кода взорвалась Чернобыльская АЭС. Позднее нашла работу в аптеке. Точно не знаю, но говорили, что после развала СССР стала хозяйкой аптеки. Неожиданно она умерла от прободения язвы желудка. Похоронена в Харькове. На днях пришло сообщение, что её муж женился на местной женщине.
С Таней мы тоже дружили. Вот про неё я иногда думал, как про невесту. Но она хоть и была в дружеских отношениях со мной, всё равно шарахалась. После школы закончила медучилище, и друг Фёдора Епифановича Машковцев устроил её в Анапе. Она так и живёт там. С мужем разошлась. Знаю, что у неё есть сын.
Как я уже писал, напротив Фёдора Епифановича жил Митрофан. Помню про него только то, что он был шофёром и работал на ЗИЛ-164 (или ЗИС-150, в марках я тогда не разбирался). Запомнилось, когда он ехал по улице, у него всегда срабатывал предохранительный клапан и машина издавала характерный для машин с пневматическими тормозами звук. Позднее узнал, что это было из-за плохих комплектующих и некачественной регулировки.
Когда Митрофан уехал из деревни, в его дом перелился Марьин Алексей Сергеевич. Детей у него не помню.
Рядом в Фёдором Епифановичем стоял дом Волчковой – одной из старейших учительниц в нашем крае. Мы с мамой иногда приходили к ней зачем-то. Когда и куда она исчезла я не помню. Этот дом купил кто-то из приезжих. Наверно, это был первый приезжий в деревне. Потому запомнилось, что его называли Новожил, и все понимали о ком шла речь. Кажется, это был Аркадий Созинов, который купил потом дом Ивана Кузьмича. Но настаивать на этом не буду.
Меня не было в Указне, когда на этом месте был построен дом Муравьёва Алексея Евстафьевича. Это был сухощавый чуть выше среднего роста мужчина. Он какое-то время запомнился мне лесником колхозного лесничества. Его жену вспоминаю очень смутно. Кажется, её звали Любой. В семье было много детей. Ближе к старости он сломал ногу. Отломился бедренный отросток, соединяющий ногу с тазом. Восстановиться он уже не мог. Перед его смертью Тамара Алексеевна приглашала меня навестить его. У меня тогда не было времени. Может, это и к лучшему, что в моей памяти он остался бодрым, мудрым и сильным
Возможно, был кто-то и старше, но я помню Тамару. Мы в одно время учились с ней в школе, но я там её не помню совсем. В первых классах она, скорее всего, училась в Васенёвской начальной школе. И к нам попала после её закрытия.
Вплотную столкнулся с ней, когда она работала у нас зоотехником. Мы часто ездили с ней в Киров со скотом. Позднее она стала работать главным зоотехником. На этой должности она работала и со мной, когда я был председателем колхоза. Это была очень самодостаточная руководительница. На всяких мелких колхозных форумах мы обсуждали разные вопросы, но я не помню, чтобы были серьёзные вопросы по животноводству. На эти обсуждения выносились только те, которые выходили за её компетенцию. Во всех других отраслях хозяйства такого не наблюдалось. Если бы в то время можно было найти подобного руководителя механизации, возможно, колхоз существовал бы до сих пор. Тамара Алексеевна – единственный специалист, кому я искренне и честно благодарен за работу не только, как бывший председатель колхоза, но и как коллега, как человек.
В их семье была ещё дочь Александра – Шура в просторечии.
Обе они вышли замуж и работали в колхозе до пенсии. Тамара после развала колхоза уже на пенсии работала бухгалтером и почтальоном.
Один из братьев – Аркадий – остался в деревне. Не знаю, было ли у него какое специальное образование, но он работал на разных работах. Все дети Алексея Евстафьевича отличались умом и мудростью. Как это обычно бывает, если их применить некуда, то они используются глупо. Так получалось и с Аркадием. Он дружил с Пинегиным Николаем. И вместе с ним попадал в неприятные ситуации. Когда же мне приходилось с ним работать, то я видел, на сколько он бывает мудр. Поэтому, наверно, его очень молодым избрали председателем сельсовета. А когда мне потребовался коллега для монтажа гранулятора (ОГМ-08), а потом для работы на АВМ и КЗС, я потребовал только его. Работать, как и с его сестрой Тамарой, было в удовольствие. Ему не надо было что-то приказывать или указывать – он всё видел и понимал сам. Если с ним надо посоветоваться, то его мысли всегда были достаточно мудрыми. Аркадий женился на учительнице Марине Вениаминовне. Это была маленькая и очень приятная девочка, а потом и женщина. С ней у нас сложились не менее дружественные отношения. Когда я попал в областную больницу в Кирове, только она и навещала меня, сообщала последние новости. Аркадий погиб во время урагана – ветром сломало дерево, которое упало на машину, в которой был и Аркадий. Он погиб на месте. Марина во время моей последней встречи с ней работала в райсобесе.
Ещё в школе я познакомился с ещё одним братом – Николаем. У нас были просто дружеские отношения. Запомнился он тем, что Нина Шабалина называла его Бекешкой. В народе так называлась немудрёная верхняя одежда наподобие телогрейки. Когда мы стали взрослыми, однажды Николай пришёл ко мне в Новый год. Мы «нарядились» с ним женщинами и пошли по дерене колядовать. У нас не было понятия колядок. Людей, которые по сути колядовали, называли снаряжонками. Снаряжонки ходили по домам и смешили людей. Чем больше насмешат или удивят, тем больше их угостят. Вот и мы пошли. Я с гармошкой, а Коля меня сопровождал. Нас никто толком узнать не мог, поэтому угощали нас на славу. А так как мы оба не увлекались алкоголем, то удивили многих. А потом пошли на маскарад в клуб. Первая премия была наша. Мы встречались с Колей ещё несколько раз. Но уже всё шло как-то не так.
Напротив этого дома стоял дом Марьиной Тамары. Она была одинокой. У неё был сын Аркадий, немного взбалмошный, но и немного оригинальный. У Тамары ещё жила с ней мать. Мать была совершенно нормальной, а Тамара немоватой. Она не могла выговаривать некоторые буквы. Например, вместо Тамара она могла только сказать – Тамата. И так во всех словах. Надо было привыкнуть её выговору, чтобы понимать, о чём она говорит. После отъезда Таисьи Анатольевны она некоторое время работала завскладом. Кажется, отчёт ей делали в бухгалтерии, потому что она была не очень грамотной.
Их дом мне запомнился тем, что имел в качестве изгороди плетень. Если у других хозяев плетни оставались лишь отдельными звеньями, то у Тамары была загорожена плетнём целая сторона огорода. И ещё мне запомнилось то, что мы с Аркашей однажды чистили их колодец. Его глубина была 18 метров. Было сухое лето. В колодце кончилась вода. Тамара попросила помочь Аркаше. Он спустился вниз, а я журавлём доставал вёдра с илом. Колодец мы вычистили, но вода так и не пошла, пока не прошли дожди.
Позднее, когда мы уже учились в школе, за огородом Тамары сделали проезд, а за ним построили новый медпункт. Это было шестистенное деревянное здание, стоящее вдоль основной дороги. В ближней к деревне части была квартира, в дальней – медпункт, а в средней – коридор. Все печи тут сделал Анатолий Дмитриевич. Они служили очень-очень долго.
Жилая часть была разгорожена дощатыми перегородками. Только в одну комнату не выходила печка. Зразу за входной дверью была небольшая прихожая, отгороженная от зала поперечной перегородкой. Поперёк этой стояли перегородки слева, отгораживающая небольшую комнатку, и справа – кухню. Во всех перегородках были проёмы для прохода, закрываемые шторами. Кухня получалась в углу. На уровне задней части печки была перегородка отделяющая спальню. В ней так же был проём. В перегородках не было полотен дверей. Сами перегородки не доходили до потолка. Это позволяло воздуху циркулировать. Таким образом, русская печка с подтопком в шестке выходила зевом и боковой стороной в кухню, задней – в спальню, а другой боковой – в зал. Печку можно было топить, как русскую, можно было, как плиту с обогревателем. По боковой стороне, которая выходила в зал, и по задней шли каналы обогревателя. Если протопить русскую печку, а потом топить только плиту, то можно было почти весь день делать выпечку. Каналы проходили и под подом печи.
Когда Машковцев уехал, Антонина Андреевна заняла спальню. Остальные комнаты занимали присланные по направлениям медички. Некоторое время тут фельдшером работала Манина Валя, потом прислали Ию Арсентьевну. Она оставалась дольше всех. Некоторое время менялись только акушерки. Когда мы с Ией Арсентьевной поженились, то перебрались в зал, а акушерка в комнату у входа. Она скоро перешла жить на квартиру, а потом ушла и Антонина Андреевна. Мне бы не хотелось описывать, как ей это далось. Скажу только, что не очень легко.
В медпункте печка была поменьше. Это была смесь голландки с местными подтопками. Печка стояла примерно по средине помещения. Само помещение медпункта было перегорожено поперёк перегородкой, которая проходила вровень с задней стенкой печки. А с левой стороны была перегородка вровень с боковой стенкой. Она отрезала от помещения комнатку с четырьмя койками. Это был своего рода стационар для жителей дальних деревень. Использовалась эта комната по назначению на моей памяти только раз, когда заболела Вагина Мария, мать одного из моих бывших одноклассников. Ей был прописан курс уколов, на которые на не успевала бы приходить. Поэтому и жила около недели тут.
А в задней комнате был процедурный кабинет. Из всех процедур я видел только кварцевую лампу. В этой же комнате стояло гинекологическое кресло и кушетка, на которой делали уколы. Тут же стоял шкаф со специальными инструментами.
А в комнате при входе была амбулатория и аптека, где принимали больных, писали, слушали, выдавали и продавали лекарства. Тут стоял стол-конторка, шкафы с медикаментами и висела кассета с историями болезни.
Вход в жилую часть и в амбулаторию был из коридора. Отсюда же можно было выйти в дровяник с кладовками и туалетом. Входное парадное крыльцо было во всю ширину коридора. Крыша над входом опиралась на здание и две колонны. За жилой частью почти в притык к дровянику был колодец. Его глубина была всего 8 метров, но вода никогда не была ниже двух метров от поверхности. А ведь колодец был всего метрах в тридцати от колодца Марьиной Тамары, который мне пришлось помогать чистить. Напротив медпункта в огороде стояла баня. В этой бане, как её ни топи, никогда не было жарко.
В этой жилой части медпункта я прожил 14 лет: с 1972-го по 1986 год. Тут прошла моя молодость.
За медпунктом стоял дом Мотова Николая Васильевича, а напротив – Шишмакова Виталия Александровича, переехавших сюда из Шишмаков.
Мотов был чудаком и юмористом. Мне пришлось с ним работать сменным трактористом на посевной. Если нас кормили «в бригаде», то, обычно, мясо подавали отдельно после супа. Стоит на столе появиться тарелке с мясом, как Коля рассказывал что-нибудь смешное. Пока все смеются, он за обе щеки мясо уплетает. Однажды на смене он говорит мне, что завтра не придёт. Если я хочу, то могу три смены работать. На вопрос, что случилось, ответил: «Завтра 25 лет, как с бабой живу. Завтра покупаю ящик водки, иду в лес, привязываюсь к берёзе и напиваюсь.» – «Зачем в лес? Зачем привязываться?» – «А я, когда перепью, сильно буйный бываю.» Как тут не посмеёшься?
Его жена Люба (в народе всегда Люба Мотова) на моей памяти работала поваром в колхозной столовой с Пинегиной Еленой. Если Николай был высоким и худеньким, то она была маленькой, пухлой, но не толстой. Больше ничего приметного сказать не могу.
У них было двое детей: Галя и Геннадий. Так как мы учились в разное время, то они как-то не запомнились, а после учёбы они в колхозе на постоянной основе не работали. Единственное, что я помню про Галю, что в детстве она сильно материлась, зато, став взрослой, краснела даже от нехорошего слова. Слышал, что она вышла замуж, но больше ничего не знаю. Сын Гена запомнился тем, что он любил гонять на мотоцикле. Бывало посадит сзади одного из Крюковых (дистрофиков) и едет куда-нибудь. Тот сзади болтается, как рюкзак.
У Мотова в доме жила ещё тёща Алевтина. Помню, что называли её совсем мало похожим именем. Я очень удивился, когда узнал это.
Умерли Мотовы одномоментно. Буквально, за два года дом опустел, а дети в это время с ними не жили.
Шишмаков Виталий Александрович в Шишмаках был звеньевым. Когда я на гусеничном комбайне работал там, в его доме меня кормила то ли его тёща, то ли мать. В Новой Указне он некоторое время работал простым трактористом на гусеничном тракторе. Был одно время работал и бригадиром в Указне.  Потом получил трактор К-701. Во время работы бригадиром его трактор стоял на пустыре напротив медпункта. Когда получались кризисные ситуации, он заводил трактор и делал то, что не получалось сделать колхозом. Поэтому он каждый день подходил к трактору и проверял, не открутил ли кто-нибудь что-нибудь. Однажды он подошёл ко мне в конторе обескураженный и сказал, что у него на тракторе пропал пускач. Такого в колхозе не бывало. И никто не видел около его трактора посторонних.
В этот же день дома я увидел, что мой сын и Андрюшка Марьин – сын Аркадия Марьина – зачем-то заталкивают в старую дырявую бочку, валявшуюся в огороде, старую курточку. Пришёл к ним. Саша – мой сын – истошно заорал, прося не смотреть, что там. Когда я вытащил курточку, то увидел в бочке тот самый пускач. Это я определил по краске. Сына, конечно, наказал и велел завтра поставить его на место. На следующий день Витя пришёл не менее обескураженный, чем в прошлый день: пускач на гусенице лежит! Всё на месте, только что он не установлен на своё место. Потом, когда я рассказал ему правду, он долго удивлялся, что два шкета, а ребятишки учились классе во втором, сумели снять такую железяку. Ведь его взрослый-то мужик с трудом поднимает! Мы сделали вывод, что ребятишки просто не смогли поднять пускач на место, потому и оставили на гусенице.
Когда Витя работал на К-701, кто-то из женщин стал рожать. Другого транспорта не нашли и послали увезти в райцентр на его тракторе. Он согласился ехать только с женой. В районе Моховой у женщины начались роды. Витя выскочил из трактора и убежал в лес, пока его жена принимала роды. Но в посёлок её везти всё равно пришлось. После возвращения Витя послал жену вымыть в кабине трактора. Та потом долго возмущалась, что делают детей мужики с удовольствием, а как роды принимать или убрать после них, брезгуют.
Витя купил «Запорожец». Он долго стоял в гараже около дома, потому что была плохая погода. Когда дороги высохли, решил прокатиться. Уехал не очень далеко и попал под дождь. Уже вечерело, когда он трактором притащил машину к дому. Отмыл, поставил в гараж и стал ждать хорошей погоды. Но стоило ему выехать из гаража, как где-нибудь в дороге его снова ловил дождь. Так ни разу и не видел, чтобы Витя на машине вернулся сам.
Его жена Анастасия. Я не помню, где она работала до медпункта. Но как только из санитарок ушла Устюжанина, сразу стала работать она. Так до нашего отъезда и работала санитаркой. С ней никаких особых случаев не помню.
У них было двое детей: Татьяна и Миша. Татьяна после школы и учебы в медучилище стала работать акушеркой в родильном отделении Шабалинской райбольницы. Однажды меня скрутил хондроз. В больницу я добрался в самый дождь. Ия позвонила Татьяне, чтобы та куда-нибудь повесила мою одежду, а то испортится. Та развесила её в кладовке одежды родилки, благо она был в одном здании с терапией. Через пару дней медсёстры терапии при мне смеялись, как удивилась одна из санитарок родилки, что впервые в их отделение попал мужик. Но ни в одной палате она так и не нашла ни одного.
Миша был более вольным, чем Татьяна. Особых шалостей за ним не помню, но после школы он стал пьянствовать. Однажды в пьяном состоянии повесился. Был ли он женат, не знаю. Я в то время уже не жил в Указне.
За огородом Виталия Александровича сделали насыпь для дороги на фермы и к току. Сразу за этой дорогой поставили брусковый двухквартирный дом. Ближе к дороге в нём жила Шура Муравьёва – сестра Тамары Алексеевны Ердяковой (Муравьёвой). Я помню и её мужа, но ни имени, ни фамилии вспомнить не могу. Не могу вспомнить и сколько у них было детей.
Примерно такой была эта улица. Если я сделал ошибку в описании, не судите строго. Я не пытался исторически достоверно описать Указну. Моя память стареет. Поэтому пытаюсь оставить в истории хоть что-то. Это лучше, чем ничего.

                Шабарша.

Улица пересекавшаяся с Анно-Николаевским проспектом около дома Ивана Кузьмича почему-то называлась Шабаршей. Так назывался лес на северо-запад от деревни. Но что значило это название, не знаю. Если Административная улица была сквозной – не сворачивая можно было транзитом проехать через деревню в Бурковскую, то Шабарша была тупиковой. С одной стороны она выходила Т-образным перекрёстком на Анно-Николаевский проспект, а другой её конец просто обрывался в поле.
Во времена МТС эта улица была односторонней. Только напротив огорода Ивана Кузьмича на другой стороне стояли три дома. Про один дом я уже написал – дом Боброва.
Два следующих дома были почти полностью копией друг друга. Просто, следующий дом был построен чуть раньше, поэтому оброс пристроями: дровенником, хлевом и прочими. А у следующего был только дровенник.
Следующим за домом Боброва был дом главного инженера МТС Воробьёва. Я не запомнил, как его звать. Не запомнил и его жену. Мне запомнился их сын Володя. Был он моим одногодком или не ровней, не знаю. Я тогда ещё и в школу не ходил. Я дружил с Вовкой и родители не возражали, потому что Володя был довольно воспитанный мальчик. А кроме того, он всегда был под присмотром его бабушки. Только мои родители опасались, как бы я не оказался обузой в их доме.
После закрытия МТС туда поселился кузнец Южанин Александр Александрович.
Его жена Зоя Васильевна на моей памяти работала техничкой в клубе и сельсовете. В принципе, она была очень доброй женщиной.
У них было не меньше трёх детей. Но мне запомнилась Галя. Как-то мы с ней нечаянно познакомились. Она была моложе меня. В школе я её не помню. После школы мы иногда беседовали, когда наши пути пересекались. После её замужества я познакомился с её мужем, забуксовавшем в самом начале Шабарши. Но это было и последнее свидание с ним. Я толком его даже не запомнил. Про него говорили, что он был идеальным мужем. Оба очень любили друг друга и трепетно относились друг к другу. После его смерти мы два раза встречались с Галей. Первый раз, когда она была одинокой. Тогда она сказала, что после такого мужа она даже не представляет себя с другим, что, наверно, никогда не найдёт себе подобного. Но жизнь берёт своё. И в последний раз она была уже замужем. Галя после педучилища работала и жила в деревне Ивановская Свечинского района. Когда я вышел на пенсию, несколько раз порывался навестить её, вспомнить молодость. Но так ни разу и не получилось. То не было дороги, то у моей жены разболелся живот. На несколько телефонных звонков она не ответила. То ли там испортилась связь, то ли она обиделась.
Не помню, кто жил в следующем доме. Я там никогда не бывал в те времена. А позднее, после заключения, там жил Шабалин Борис Егорович. Я однажды был у них в гостях на каком-то празднике.
Как раз напротив этого дома за огородом Ивана Кузьмича был стадион. До его постройки у всех огородов была одинаковая длина. Когда стали строить клуб, обрезали наш огород, потому что никто из моих родителей не был колхозником, а бабушка уехала, выписавшись. Клуб построили с небольшими проблемами с Марьиной Мариной. Я был слишком мал, поэтому не запомнил, как решился этот вопрос.
А когда стали строить стадион, очень долго воевали с Иваном Кузьмичом. Мы тогда жили в доме тёти Симы, рядом с Иваном Кузьмичом. Стадион отрезал значительный кусок его огорода. Кажется, вопрос решился перераспределением территории от нашего огорода. Всё строительство этого сооружения свелось к постройке футбольного поля. На нём несколько дней таскали маленький грейдер, выравнивая поверхность. Потом подсеяли какую-то траву и по краям поставили несколько скамеек и футбольные ворота. Ворота периодически ремонтировали, заменяя сгнившие стойки. А сгнившие скамейки просто не восстанавливали. Закрыли МТС, убавилось молодого народа в колхозе, и всю опеку над стадионом взяла школа. Теперь он хоть и считался колхозным, по сути, принадлежал школе. Тут во время уроков школьники и в длинную перемену играли в футбол. Взрослых матчей я не помню, потому что на команду не набиралось молодёжи.
Сразу за стадионом была школа. Её здание стояло направлением поперёк улице. Территория у школы была довольно большая. Она включала не только саму школу, но и интернат,  и хозяйственные постройки: конюшню и дровенник. Часть территории дальше интерната была пустырём, куда привозили дрова. Потом там школьники и родители пилили их и кололи. В размер пустыря для дров был школьный яблоневый сад. Только на одной яблоне была привита более-менее хорошая ветка. Остальные яблоки были похожи на вишни. Они так же плодились по две ягодки на плодоножке. Но в них не было косточек, как в вишне. Да и вкус был другой. На уроках труда мы собирали это ягодки в кулёчки, которые потом продавались нам же в школьном ларьке.
За школой, если смотреть со стороны улицы была спортивная площадка. Там стояли столбы для натягивания волейбольной сетки, шиты с кольцами для баскетбола, стойка с шестами и лестницей, а за зданием сельсовета была устроена площадка для городков.
Здание интерната выходило одной стороной на улицу. Позднее, когда был построен довольно большой интернат напротив школы, в бывшем интернате сделали столовую. Между интернатом и школой был небольшой огород, где школьники выращивали овощи для столовой, а с другой стороны школы – большой палисадник для разных цветов и декоративных растений. Помню, когда мы были уже старшеклассниками, под окнами нашего класса был посажен куст душистого табака. Когда он зацветал, аромат распространялся по всей деревне. Чтобы хулиганистая молодёжь не сорвала или не испортила его, на ночь выводили дежурить техничек. На школьном огороде пробовали даже выращивать арбуз. Но его ягода получилась не больше яблока антоновки, муляж которой был среди школьных экспонатов. Вся территория школы была обнесена штакетной изгородью.
Примерно напротив столовой (в то время интерната) во времена МТС стоял какой-то одиночный дом без дровенника. Что это был за дом я не знаю. То ли это было жильё для временных рабочих МТС, то ли какой-то недостроенный дом. Когда мы ходили с мамой ночью с электростанции я всё время боялся его тёмных стен. Больше на той стороне улицы никаких строений не было.
Одна из сторон огорода Елизара, жившего в первом доме от школы, совпадала с изгородью школы. Так как по всей этой улице жили только работники МТС, то все огороды у них были короткими. Кажется, тогда не колхозникам давали не больше 25 соток. Задняя часть огорода Елизара как раз кончалась у самого начала крутой части холма, который у нас назывался горой.
Дом у Елизара был пятистенным. Но половинки дома были разными. В маленькую половинку они пускали на постой учителей. Когда я только стал пионером там жила старшая пионервожатая, и мы бегали к ней. Она мне в те времена показала журналы «Техника – молодёжи» и «Юный техник». С той поры я и влюбился в них. Выписывал эти журналы до тех пор, пока не пришли ельцинские реформы, когда цены на них возросли до уровня зарплат.
Елизар работал в МТС аккумуляторщиком и кладовщиком. После закрытия МТС он ещё некоторое время работал на прежнем месте, а потом вышел на пенсию. Когда он умер, и куда делась его жена я не знаю. Наверно, я тогда в армии был. Помню, что у них был кто-то из детей, но к моему взрослению они были уже довольно взрослыми, поэтому я их никогда не видал.
Следующим за домом Елизара стоял дом Черемисиновых. Взрослых я не помню никого. И дома у них никогда не бывал. Но в малолетстве дружил е Колей Черемисиновым. Он был на год или два старше меня.
После отъезда их во время закрытия в этот дом поселилась Ефросинья. Ни имени, ни отчества её не запомнил. Она была одинокой. В её семье было девочки. Старшей была Зина, потом Тамара, а имя младшей, если она и была, в памяти не отложилось.
Следующим был дом Белецких. Хозяина не помню, а его жена Люба работала во времена МТС поваром в чайной. Они тоже, как только закрылась МТС уехали. У них был старший сын. Я его хорошо знал, но с тех пор вспомнил пару раз, поэтому имя его не запомнил. Он дружил со старшим Глушковым.
Зато Валерий и Мария запомнились мне очень хорошо. Мы дружили с ними до школы и во время учёбы в первых классах. Это были самые основные мои друзья. Когда они уехали, я был ещё достаточно мал, чтобы догадаться наладить с ними переписку. Теперь все мои попытки найти их безрезультатны. Они не оставили своего адреса никому.
Валерий был не совсем адекватным. Учился он плохо. А общались мы очень даже нормально. Валера был старше нас. И даже не на один год. Он был очень хороший рукодельник. Если мы делали какие-то машинки из обрезков деревяшек, то его модели получались почти копиями. А наши изделия напоминали лишь общими контурами. Самое главное, что у него хватало усидчивости вырезать даже протекторы на деревянных кружках, изображавших колёса автомашины. Во время работы он высовывал набок язык и чуть его прижимал зубами.
Мария была со мной одного года. Валера и Мария редко были не вместе. Куда бы они ни шли, всегда один сопровождал другого. Марию мне родители до школы пророчили в жёны. И при этом мы оба были не против. Только когда они уехали, а у моего отца пошла тесная дружба с Фёдором Епифановичем, тогда они переключились на Зою. Большую часть похождений до школы и в первых классах я сделал с ними. Валерия мы догнали в каком-то классе. Но как только догнали, они в тот же год и уехали из деревни.
Позднее этот дом перетерпел много хозяев. Тут жил и Иван Большаков с Зоей, переехавшие из Васенёва, и Цепелев Николай. Всех я даже и не помню.
Большаков Иван Васильевич тогда работал зоотехником в колхозе. По образованию он был ветеринаром, но место ветеринара было занято Кубасовой. К Ивану тогда напрочь прилипло Иван-зоотехник. Даже когда он занял место ветврача, его ещё некоторое время называли так. Позднее он переселился в дом Червякова рядом с медпунктом. Но во времена Белецких того дома не было. Там даже улицы этой не было.
Жена Ивана Зоя Васильевна была очень похожа на цыганку. Смуглая, стройная и очень подвижная она вызывали восхищение у многих мужчин. Ещё её отличала удивительная неконфликтность. Я не помню, чтобы она когда-нибудь с кем-нибудь ссорилась. Переехав в дом по соседству с медпунктом они стали дружить с нами семьями. Практически все праздники мы отмечали вместе. Даже когда выходила замуж их дочь Надя, нас, почти как родственников, пригласили на свадьбу.
Кроме Нади в их семье был сын Сергей. После учёбы, службы в армии и учёбы по специальности он стал работать в пожарной части райцентра. Ко времени нашей недавней встречи он был уже начальником. Если Иван и Зоя были очень общительными, то Надя хоть и была приветливой, но общалась мало, а с Сергеем у нас общение совсем не получалось. И Сергей и Надежда были моложе меня, а старшей из них была Надежда.
Когда они жили в доме Белецких, мне запомнилась их собака, которая не давал мне пройти мимо их дома, чтобы добраться до мастерской. А это была самая короткая дорога туда. Из мастерской я брал с собой старые гайки и болты, чтобы отгонять гавкающего у самых пяток пса. Но ничего не помогало, пока Зоя Васильевна не подсказала подкармливать его. С той поры мы с собакой подружились. Теперь он уже не преследовал меня, а даже охранял, облаивая тех, кто оказывался рядом со мной.
Дом Белецких стоял вдоль улицы. Так же вдоль улицы стоял и следующий дом Манина Николая Григорьевича. Он работал во времена МТС председателем Указинского сельпо. Но у дома Николая Григорьевича был яблоневый сад, почти точно такой же, как у Фёдора Епифановича. Отличие было в небольшом водоёме для гусей, который он выкопал в углу около дома Белецких. Яма была не больше чем два метра на два. Но мы иногда там купались с Палькой – его сыном, за что Пальке каждый раз попадало. Палька был моим вторым другом детства. Мы с ним проводили вместе чуть меньше времени, чем с Валеркой и Манькой Белецких. Иногда играли и вчетвером, бегали на Шабаршу – лес не вдалеке от улицы. Там были ямы, из которых для стоек брали песок. А после дождей там скапливалась и хорошо прогревалась вода, где мы и купались. Но в песчаной почве вода держалась не долго. Потому мы и пользовались прудиком для гусей в саду Николая Григорьевича. Там в сухое время вода тоже уходила, но её возобновляли из колодца, откуда Палька должен был таскать. Гусей у них было не много, но они были сильно злыми и часто щипались. Особенно они любили щипнуть Валерку и Пальку. Пару раз досталось и мне.
Помню, что в их семье была бабушка Лидия. Она даже крестила меня в тайне от мужчин наших семей. Николай Григорьевич не запрещал ей верить в бога. В её комнате был почти целый угол и половина стены обвешаны иконами. После отъезда семьи Николая Григорьевича она ещё некоторое время жила в том доме. Моя мать иногда ходила к ней молиться.
Больше никого в их доме не помню.
Предеина (Манина) Зоя Викентьевна утверждает, что дальше был ещё один дом. Но как ни силился, я не его, ни его обитателей вспомнить не мог.
А следующим домом был дом Манина Викентия Андреевича. В этом доме хозяева не менялись во всех пределах моей памяти. Дом был пятистенным. Построен он был позднее всех предыдущих, но ещё во времена МТС. Викентий Андреевич работал сначала в МТС, потом в колхозе электриком. Электрик он был от бога. Я всегда удивлялся его знаниям. Ещё учась в школе, я начал заниматься прокладкой проводки по нашему дому. И большую часть знаний по этой части дал мне именно Викентий Андреевич. Да и вообще, большую часть понятий по электричеству дал мне именно он. Он не просто рассказывал что-то, но и показывал, как это делалось прежде, какие требования были в текущий момент. Если мы встречались у него на работе, то порой уходить не хотелось.
Викентий Андреевич был не только электриком, он не плохо разбирался в механике. На пару с Сергеем Макаровичем они обслуживали фермы и тока. Редко бывало, что по их причине что-то не работало. Чтобы перемещаться по колхозу, они восстановили шасси Т-16. На этом аппарате он не только ездил по колхозу и перевозил детали, но и встречал и провожал людей в распутицу на станцию. Мне кажется, и тросовые дорожки в Новой и Старой Указнах были сделаны по его инициативе и, конечно, при прямом его участии. Когда Викентий почувствовал, что работать с электричеством становится тяжело, он взял трактор Т-4 со скрепером и почти все дороги колхоза обновил и отремонтировал. Я не знаю последние его дни, потому что к тому времени из деревни уже уехал.
Народ уважал этого человека. Его много раз избирали председателем профкома колхоза. Была у него и отрицательная черта. Порой он бывал довольно горячим и требовательным. Думаю из-за этого он и отказался от председательства.
Викентий Андреевич был ещё и охотником. Так как я не охотник, то разговоров на эту тему у нас особых не было. Он кооперировался иногда с Васей Шабалиным. Но рассказов про их приключения я также не слыхал. Охотился ли он с Машковцевым я тоже не знаю.
Павла Васильевна – жена Викентия Андреевича – была учительницей немецкого языка. Те, кто не очень хотел учиться, её не только не любили, но и ненавидели. Мне иностранный язык почему-то давался относительно легко. Я не был отличником, но и двоек по немецкому не помню. Однако, в институте на заочном отделении мне пришлось сдавать экзамен вместе с очниками. Выставляя оценку в зачётку преподаватель привела мои знания в пример. Я считаю, что заслуга в этом именно Павлы Васильевны.
В их семье было много детей. Всех могу не назвать. Со мной училась Зоя – это единственная дочь. Сыновья Леонид, Владимир, Александр. Володя был на год или два моложе, но он активно принимал участие во всех наших мероприятиях на мельнице. Немного отставал Лёня. Лёня женился на чувашке, приехавшей в деревню по направлению. И вскоре уехал. Говорили, что уехал в Чувашию. Место, про которое они говорили при встрече недалеко от Новочебоксарска. Володя живёт где-то на Урале, кажется, он работал лесником. Где находится Саша, не знаю.
Зоя была моей одноклассницей 10 лет. Вместе со мной она поступила и в институт, но на факультет зооинженерный. Закончив его, была направлена в Шабалинский район. Работала в управлении сельского хозяйства. Сейчас она на пенсии. Живёт в Ленинском. Взрослые дети разъехались, но на всех каникулах нагружают её внуками. А у неё ещё и больной муж на руках. Мне казалось что я многое сохранил в памяти, но оказывается не запомнил и десятой части того, что знает она. Когда мы собирались встретиться, она нашла почти все адреса и телефоны одноклассников.
Позади их огорода, но уже не в этой улица, а отдельно, стоял дом Буркова Бориса Окатьевича. Он не относился ни к какой улице, а просто стоял в створе изгороди огорода Викентия Андреевича. Борис Окатьевич работал трактористом и комбайнёром на С-4. Когда пошли новые комбайны, он уже от работы на комбайне отказался. Я его помню на единственном в колхозе тракторе Т-40. Трактор был со стартерным пуском и очень допекал водителя зимой, потому что греть его цилиндры было довольно трудно.
У Бориса Окатьевича жена умерла в родах. Детей у него было много, но сколько не помню. Ребёнка, из-за которого умерла его жена, сдали в дом младенца. С его детьми я даже дружил, но кроме Валентина следа в моей памяти никто не оставил. Справляться с таким количеством детей было трудно, поэтому ему сосватали женщину с ребёнком, кажется, со стороны Высокораменья. Откуда точно, сказать не могу.
Нина Георгиевна – вторая жена Бориса – до пенсии проработала в колхозе экономистом. Говорили, что она умерла в Указне. Но это не точно. Где её сын, я не знаю. Кажется, его звали Сергей.
Был в Новой Указне ещё один дом – на нефтебазе. Во времена МТС далеко от деревни между Шабаршей и Казенской была построена современная по тем временам нефтебаза МТС. Для проживания и, видимо, для охраны около нефтебазы был построен дом заправщик. В моей памяти там жил Глушков Николай. Я был знаком с его старшим сыном, который был на несколько лет старше меня. Он показывал мне свои самоделки. Мне запомнился самоход из катушки, резинки и палочки. Когда закручивали резинку и ставили самоход на пол, он медленно катился. Ещё у него была сделана очень аккуратно модель ветряка.
С Ниной я познакомился ещё до школы, а в школе меня посадили на одну парту с ней. Класс у нас был комбинированный – первый + третий. Она училась в третьем классе. Помню, им задали контрольную по математике. А я в математике тогда разбирался довольно не плохо. Вот и подсказывал ей, пока не получил замечание от Петра Архиповича. Ещё она запомнилась тем, что подражая Зинаиде, учившейся с ней в одном классе, своё имя написала «Нинаида», за что Пётр Архипович отчитал её. Потом, совсем недавно, мы с ней созванивались, но она, кажется, поменяла номер телефона и связь пропала.
Где работала их мать, я не знаю. Помню, что её звали Екатерина. Были ли у них ещё дети, не помню.
Позднее там жители менялись несколько раз. Но запомнилась мне Зина Голубева. Она была одинокой. У неё был сын Виктор и дочь Галина. Виктор был Карсаков, а Галина – Голубева. Куда и когда делась Зина, я не знаю. Мне кажется, я в то время жил в Волгограде. А Витя уехал, ещё учась в школе. Уехал он в Осу Пермского края. Он приезжал раз и рассказывал о городе.
Последнее время от дома оставалась только изба, а все надворные постройки были использованы на дрова.
Были в деревне ещё три жилых дома. Это два барака общежитие МТС. Бараки стояли по границе предприятия торцом. Расстояние между ними было не менее ширины футбольного поля. На этом участке некоторые жильцы бараков строили дощатые дровенники и вспомогательные постройки. Тут же держали небольшие огородики.
Бараки были трёхквартирные. Они представляли собой два дома, между которыми была сделана бревенчатая вставка. Часть этой вставки использовалась под жилое помещение, а остальная под крыльцо, 2 кладовки и туалет. Северная часть барака имела преимущество в том, что у них крыльцо и вспомогательные помещения были отдельными, но дощатыми. Квартира во вставке была заметно меньше боковых. Бараки были почти абсолютно одинаковыми, но крыльца их были зеркальными друг к другу.
Кто жил там в те времена, я не знаю. Помню только, что в дальнем бараке во вставке жила Кубасова с сыном. Я бывал у них. Прошло время. Готовилось расформирование МТС. Вместо уехавших жильцов заселялись другие. Кубасова с сыном переехала в такую же вставку в барак ближе к деревне. Я у них тоже бывал пару раз.
Когда к нам перевели откуда-то Паршакову Елену Ильиничну, она поселилась с тремя дочерьми в ближнем к деревне бараке в южной квартире. Когда она вышла замуж за нашего учителя Петра Архиповича, он стал жить там же. У него я бывал один раз, когда мы закончили школу, а Елена Ильинична уехала в Ленинское. К тому времени в бараках уже никто не жил, кроме них.
У Елены Ильиничны были дочери Людмила, Нина и Галина. Когда я вступал в пионеры, Людмила была председателем совета дружины. Это я запомнил, потому что подходил к ней с просьбой принять меня в пионеры. Они стояли у печки, тогда была такая мода, когда я подошёл к ней. Нина училась на 2 года старше меня, а Галя – со мной. На Нину я как-то не обращал внимания. Если Людмила была общественно активной, то за Ниной я это не видел.
В старших классах периодически проводились школьные вечера. Старшеклассники могли пригласить на свой вечер любых друзей. Однажды на один из школьных вечеров старшеклассников, меня пригласила Нина. Я тогда очумел, но мать велела сходить обязательно. Позднее я узнал, что она попросила Нину пригласить меня и научить танцевать. Я, конечно, хорошо «потанцевал» на её туфлях. До сих пор чувствую себя неловко. Но азы танцев она мне дала. Тогда я первый раз обратил на неё внимание. Потом, на летних каникулах уже не выпускал её из вида. Нина с взрослением становилась очень красивой. Пожалуй, она была самой красивой девочкой в школе. У нас получилось что-то вроде дружбы. Позднее, когда я работал в колхозе перед армией и ухаживал за Ией Арсентьевной, мы часто встречались на вечеринках и клубных вечерах. Она к тому времени мне казалась ослепительно красивой и очень дружелюбной.
В первых классах Галя была мне незаметна.
Девочкой она была не броской, не бросалась в глаза. Но в ней было что-то особенное и притягательное. Тогда у многих девчонок были длинные волосы. У кого-то была тоненькая светлая коса, у других короткие волосы. А у Гали была каштановая толстая коса. В восьмом классе она часто носила её в виде «хвоста». Но и тогда они были, пожалуй, самыми богатыми. Длина волос доходила почти до пояса. В восьмом классе я оказался за столом за ней. Ох, и налюбовался же я её волосами. В том возрасте мальчишки «пристают» к девчонкам. Вот и я то дёргал её за волосы, то прищеплял волосы канцелярской кнопкой с спинке стула. Однажды Галя пришла с короткими волосами. Я чуть не расплакался, считая, что она обрезала их из-за моих издевательств над ними. А они мне так нравились, что однажды, когда на задних партах никого не было (заболели, что ли), я гладил их. Как раз так получилось, что сев, Галя нечаянно бросила хвост на мой стол. Будто почувствовав это, она убрала волосы на грудь. Это было ещё одним ударом по мне.
Много что ещё было связано с Галей. Я старался не влюбиться. Но теперь понимаю, что то была самая первая любовь. Почти через день я видел её во сне. Но тогда сам себе внушил, что у меня любовь к Нине Шабалиной. Так и остудил своё чувство. Хотя когда учился в средней школе и был в армии, мы переписывались. Некоторые письма долго оставались в моей памяти. Меня в то время это даже удивляло. А ведь в них, кроме армейских, не было ничего значительного. Теперь, конечно, дословность стёрлась, но смысл так и остался в памяти.
Когда мы учились в восьмом классе в семье Перта Архиповича пошло что-то не так Роно перевело его инспектором, но к нашему окончанию средней школы его уволили и из инспекторов. Он уехал в Семёновское. Однажды мы встретились с ним на хлебоприёмном пункте. Я был шофёром, а он приехал грузчиком совхоза «Семёновский». Потом доходили слухи, что он устроился там заведующим совхозной нефтебазы. Когда я готовился выйти на пенсию, услышал, что Пётра Архиповича сдали в дом престарелых в Яранске. В июле 2009 года был юбилей Ленинской средней школы. По дороге я заехал в Яранск и постарался найти его. В доме-интернате мне сказали, что он умер в апреле этого года. Так и пришлось все угощения, предназначенные ему, оставить персоналу.
В 2013 году я заехал на то кладбище. Мы с Ольгой долго искали его могилу. Слава богу, его крест не упал, как соседние. Почистили могилу, сориентировались, положили на могилу венок от нашего класса. Я сфотографировал могилу. У нас в этом году проводилась встреча выпускников 1966 Указинской школы. На встрече я показал фотографию и предложил скинуться на памятник. Серганов Алексей хотел сразу внести деньги. Но мы договорились, что я открою отдельную карту, на которую желающие будут вносить деньги. 6 июля 2014 года Петру Архиповичу исполнилось бы 80 лет. К этому дню мы собрались, кто мог на его могилу и поставили памятник из чёрного гранита. Деньги вносили не только наши одноклассники, но и выпускники других классов, кого он учил. И на открытие памятника так же приехали не все, а половина приехавших не были нашими одноклассниками. На открытии памятника были одноклассники: Нина Шабалина (Воробьёва) с сыном и внуком, Сергей Шабалин Второй с двоюродным братом, Шишмаков Лёня, я с женой Ольгой. Шабалин Сергей Николаевич учился не с нами, но приехал из Слободского и он с женой Надеждой Владимировной.
 За границами огородов жильцов бараков на равном расстоянии от бараков построили общежитие для молодых трактористов. Общежитие было из двух больших комнат размером с местную крестьянскую избу. Но просуществовало оно не долго. Скоро МТС закрыли, а общежитие передали школе. Там были оборудованы столярная и слесарная мастерские. Большую часть трудов мы проходили там. Но столярной работе нас не учили.
Позднее, напротив односторонней части домов построилась вторая сторона. Честно говоря, я не помню всех жителей. Напишу о тех, кого помню.
Самым дальним и самым первым бал построен дом Бусыгиной Ирины. У неё был сын Виктор. Когда я работал в колхозе перед армией, Виктор уже куда-то уехал. Ходили слухи, что он просто бросил мать. Она пустила на постой молодых шефов, присланных из универмага Кирова. Когда и куда она исчезла, не знаю.
Вторым был построен дом Южаниной Любови. Она работала в школьном буфете, когда я поступил в школу.
Был у неё и муж. Но я что-то никак не могу его вспомнить. А ведь он работал в колхозе трактористом.
Отцом Любы был Лаврентий. Был у Любы сын Кощеев Николай. Куда все они делись я не запомнил.
Дальше был дом Абрамовой Анны. Сама она работала дояркой. А кем работал муж Аркадий, не запомнил.
У них точно была одна дочь Валя. Была ли вторая опять не знаю.
Позднее, когда умер Яков Алексеевич, в этот дом въехал Парфёнов Николай Константинович. Первое время Николай работал в колхозе разнорабочим. Потом его стали избирать секретарём партийной организации. Иногда он перебирал с алкоголем и его оттуда убирали, но более умного местного мужика найти не могли, поэтом он раз за разом возвращался на эту должность.
Его жена Таисья Григорьевна всю жизнь проработала в Указинском сельсовете. Она так здорово научилась вести регистрацию браков, что я с Ией Арсентьевной и Шабалин Александр с Зоей Фёдоровной регистрировались тут.
У них было два сына. Старший Михаил, младший – Александр. Кто-то из них умер. Кажется, Александр. Михаил уехал в Ленинград и работал там шофёром. С женой он разошёлся. Были ли у Михаила дети, сказать не могу.
Когда закрылась Васенёвская начальная школа напротив нашей школы построили интернат для школьников дальних деревень. Кажется, говорили, что строился детский сад. Но по необходимости его сделали интернатом. Недостроенный дом, который теперь оказался недалеко, достроили, отделали и поселили туда тётю Пашу – школьную техничку. У неё был сын. Но имя его в памяти не осталось, хотя мы почти дружили. Когда они жили в бараке, я бывал у них. Но тут не был ни разу.
Между домом тёти Паши и домом Южаниной Любы построили пятистенный двухквартирник для учителей. Первое время там жил в одной половине директор школы Огарков, руководивший школой пару лет. А во второй половине поселили направленных к нам учителей. Когда директор уехал, учителя переселились туда, потому что там печка была большая. Позднее в этот дом переехала Устюжанина Антонина Андреевна. После её смерти ещё несколько раз менялся состав жильцов этого дома.
Когда началось укрупнение деревень, начала строиться улица по дороге от медпункта к Шабарше. Вначале построился дом Червякова следующим за медпунктом. Историю его происхождения я не помню. Не запомнилось и его имя. Помню только, что он работал на свинарнике со Смертиным Александром. Зато запомнилось имя его жены Любы. Она работала в животноводстве, кажется, дояркой. Её пытались вытянуть на передовую.
После смерти Любы куда-то уехали и её муж и сын. А их дом заняли Иван Большаков с Зоей.
Следующим построили дом Шишмакову Василию Александровичу, брату Виталия Шишмакова. Они оба новожила были уже старенькими. Так и жили они в этом доме, пока я был в деревне. А когда стал ездить, их уже не было. Дом так и стоит до сих пор.
Дальше построили двухквартирник, в одной половине жил Долгих Геннадий Васильевич, в другой кассир колхоза Шабалин Николай Алексеевич. Жёны обоих работали доярками.
Николай был горбатым. Но как человек был нормальным, как и все, со своими причудами. Он почти не пил. Наверно, это требовала его работа. Жена его Тамара. А вот про детей ничего не помню. Николай сюда переехал из бывшего МТСовского барака, а Геннадий – из Васенёво.
Геннадий Васильевич в начале моей памяти работал шофёром. Одно время он перешёл работать свинарём вместо уехавшего Червякова. Потом получил новый самосвал ГАЗ-САЗ-51-99. Но проработал на нём не очень долго.  Дальше его жизнь проходила вне моего внимания.
Его жена Зина была родом из Казенской. Про неё я ничего сказать не могу. Она была очень весёлой и на всех вечеринках всегда первой начинала плясать.
Был у них сын Володя. Он был одногодок моего сына и учился в одном классе с ним.
Следующий дом был Муравьёва Алексея Фёдоровича из Комарихи. Кем он работал во времена МТС, я не знаю. У нас он работал председателем сельсовета, потом лесником в гослесничестве. Дальнейшую его историю я не знаю.
Его жена (к сожалению забыл, как её звать) работала дояркой.
У них был сын Евгений. До армии он работал в колхозе как раз в то время, когда я начал работать председателем колхоза. Я ему пообещал, что его трактор (МТЗ-50) дождёт его. Как порой трудно ни бывало, мы этот трактор не трогали. Он за это меня не раз благодарил. Поработал он и после армии. Однако однажды сорвался и уехал в Юрью прапорщиком. Там женился на женщине лет на 10 старше его. Однажды я их встретил на вокзале в Шабалино. Женщина была и красива, и стройна. Но рядом с ним выглядела не женой, а мамой. В крайнем случае, старшей сестрой. После службы он уехал на Кавказ в город Крымск. Когда там недавно было наводнение, он участвовал в нём – там утонула его машина. Он потом шутил, что утром проснулся, а машина стала у него водолазом. Женя приезжал на нашу встречу выпускников. Был ли у них в семье кто-то ещё я не помню.
Следующим домом был дом Ердякова Михаила. Михаил был приезжим. Он работал трактористом на ДТ-75. Когда организовывалось безнарядное звено, мы участвовали с ним вместе. Однако его исключили. Мужик он был очень не плохой. Меня он был немного старше, но умер довольно рано.
Его женой была Муравьёва (Ердякова) Тамара Алексеевна. Про неё я писал, когда описывал семью Муравьёва Алексея Евстафьевича.
Ни сколько у них было детей, ни как их звали не только не помню, но и не знал.
Будучи председателем колхоза, я поставил задачу обеспечить возможными условиями специалистов. Около мастерской колхоза, где была котельная, построили брусковый дом с целью подключить отопление. Однако дальнейшая работа упёрлась в отсутствие труб. Так и пришлось строить в доме печь. Но переселять туда Тамару Алексеевну уже смысла не было.
Примерно в то же время стали строить продолжение улицы Шабарша. В створ новой улицы построили сельсоветский дом. Там одно время жили учителя. Следующим на стороне ближе к лесу построили колхозный дом, в котором поселился недавно женившийся на Шильниковой Галине из Старой Указне Шадрин Виктор. Его жена была много старше. Но через некоторое время они родили одного, а потом и двойню. Галя работала дояркой. А про Витю я совсем забыл. Кажется, он работал на телятнике.
За огородами новой улицы построили три брусковых двухквартирных дома-пятистенника. У них входы были с разных сторон. Теперь не помню, кто в какой квартире жил. Там жили одни молодые. Разумов Василий, работавший в колхозе трактористом, с женой Татьяной, работавшей библиотекарем. Веселов Володя, работавший трактористом, с женой Галиной Викторовной, работавшей заведующей детским садом колхоза. Кто жил ещё сразу не могу вспомнить. Если вспомню, то добавлю.
Примерно в то же время из пустеющих деревень стали привозить дома, три из которых поставили в продолжение Анно-Николаевского проспекта. Но кто там жил я теперь уже и не помню. Запомнил только Зенкова, жена которого работала дояркой. Мне казалось, что это была самая серьёзная и разумная доярка. Однажды её боднул бык и распорол живот. Она пришла в медпункт, удерживая вылезающие кишки рукой. Я думал, что её положат в больницу, а ей зашили брюшину, перевязали, и она опять работала.
Вот, пожалуй, и все улицы и жители деревни Новая Указна со старых лет до последних дней моего пребывания в деревне.
Думаю посылать это описание знакомым односельчанам, которые добавят что-нибудь ещё.