Владимир Александрович, миниатюра

               Владимир Голдин

          ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ

Тяжело груженая машина, покачиваясь сбоку на бок в многочисленных ухабах, медленно спускалась с горы в долину. Впереди, меж обозначившегося просвета, меж пихтовых и еловых  веток, виднелось стальное зеркало заводского пруда.

Впереди открывалась панорама знакомой с детства архитектуры старинного уральского заводского поселка. Да раньше и названия-то «поселок» не существовало, на Урале все поселения носили названия заводов, вокруг которых они возникали: Невьянский завод, Режевской завод. Машина приближалась к Бисерскому заводу, когда-то построенному заводчиком Строгановым, но затем через систему наследственных документов перешедшего во владение графа Шувалова. Так было до семнадцатого года.

Сейчас это просто поселок городского типа – Бисер. Название красивое, но безликое и никак не отражающее содержание слова бисер. От старого завода сейчас здесь сохранился пруд да остатки старой доменной печи с метровыми стенами, выложенными из местного плитняка. Грубые, кованные в ручную, стяжки торчат из этих стен, напоминая об ушедшем времени и жизни некогда добросовестных мастеров. С двух сторон к пруду и заводу сбегают тропинками дома бывших работников этого завода.

Сейчас, это не завод, а только литейно-фасовочный цех, который из привозного сырья отливает печные задвижки, колосники, дверцы и плиты.
Начальник этого цеха – Владимир Александрович.

Владимир Александрович, мужчина лет за сорок, крепкий коренастый. Фигура его расположена к полноте, но как-то так природа остановилась в создании его очертаний на одном размере. Казалось, фигура начальника цеха была отлита специалистом, как любая деталь по лекалам из бригады формовщиков. Одет был Владимир Александрович всегда одинаково. Сверху накинута какая-то лопатина неопределенного колера, такие же брюки, заправленные в короткие резиновые сапоги зеленого цвета. На голове, даже как-то и слов не находится выразить то что было на голове Владимира Александровича. Это сейчас всем ясно – на голове бейсболка, крепкая ткань с ярким рисунком и выдающимся козырьком.

Но в то советское время этот головной убор представлял из себя простую тряпочку, скроенную по объему головы и пришитую к пластмассовому козырьку. Удобная неприхотливая штука, которую можно было заткнуть за пояс или затолкать в карман, при случае использовать как носовой платок или полотенце. Одевать более приличную одежду Владимир Александрович считал непрактичным делом.

Да посудите сами, при его работе нужно было всегда быть готовым сесть в кабину грузового «Урала» и ехать по тряской дороге десятки километров выбивать для цеха чугунные чушки, кокс, грузить и разгружать готовое литьё. А в цехе? Теснота, копоть и пыль со времен Строгонова и наследников Шувалова.
Владимир Александрович был холост, в его-то годы, мужик не женат? Какие только басни не распространяли местные кумушки по поселку и то, что он импотент, и то, что под его животом и письку-то не найдешь. Судачили, судачили и махнули на него рукой, все попытки женить Владимира Александровича остались мечтами в головах незамужних барышень, и падких до сплетен сельских баб.

Владимир Александрович был холост, но это не значит, что он был одинок.

Деревянный домишко, квадратов на сорок, достался Владимиру Александровичу в наследство от покойной мамы, учительницы русского языка и литературы в местной средней школе.

Уже на подходе к дому Владимира Александровича чувствовалось, что у него большое хозяйство. Пестрая черно-белая корова даже в зимнее время паслась в загороде возле дома у сметаной копны сена. Дальше гостя встречал большой, черный и лохматый пес, собачьей породы «водолаз». «Водолаз» брехал размеренно и густо и во всем его собачьем облике отражался образ хозяина такого же уверенного и неторопливого в движениях. «Водолаз» спокойно перемещался по двору не стесненный цепями и поводками.

«Водолаз» всей своей лохматой нечесаной в репьях и сенной трухе шкуре и восьмидесяти килограммовым весом устремлялся на гостя. Владимир Александрович вставал на пути «Водолаза» и добродушно его уговаривал успокоиться. Но собака и не стремилась вовсе нападать на гостя, она больше ласкалась к хозяину. В глубине двора надсадно блеял голодный баран и мычал бычок, тоже требовавший к себе внимания.

Тесная кухня в доме Владимира Александровича начиналась сразу, как только переступаешь порог. Хозяин тут же включал электроплитку, нагреватель и начинал готовить пищу для своего многочисленного хозяйства. В беседе с гостем о погоде, о каких-то мелких событиях дня холостяк заваривал комбикорм, отбивался от многочисленных кошек, которые прыгали ему на плечи прямо с печного приступа.

Ещё Владимир Александрович отличался от всего остального населения поселка большой физической силой и здоровым образом жизни. Горбачевская борьба с пьянством и алкоголизмом нашла в лице Владимира Александровича ярого сторонника и адепта. Свои физические кондиции Владимир Александрович начал накачивать во время срочной солдатской службы.

Там, в казарме в свободное от службы время, он с группой товарищей кидал под потолок двухпудовые гири, поднимал и жал лёжа многокилограммовую штангу. Природное чувство соревнования и спортивного соперничества сохранилось у Владимира Александровича и на гражданке. В первые годы после службы Владимир Александрович играл гирями подле своего дома в кругу местных мужиков. Но этот круг любителей общения с металлом в поселке скоро иссяк, победило пристрастие к огненной воде, запрет на которую был отменен почти одновременно с отставкой предшествующей власти.

Кружок любителей металла распался, но слава о Владимире Александровиче как главном силаче поселка осталась. Свою физическую форму Владимир Александрович поддерживал в одиночку тем, что создал самодельную штангу, сколотил помост из грубой не тесаной доски пятидесятки и отвел под это дело одну из своих домашних комнаток. «Блины» для штанги нашлись на цеховом дворе. Но у гостя сложилось впечатление, что этот спортивный уголок Владимир Александрович стал посещать всё реже и реже. Много времени поглощала работа в железоделательном цехе, домашнем хозяйстве и молочной ферме при цехе.

Ещё с советских времен здесь продолжали держать по приказу райкома десяток дойных коров и несколько лошадей. Забота о животных также лежала на плечах начальника цеха. Владимир Александрович был первым косарем. Бригаду заготовителей вывозили в трудно доступные верховья реки Койвы.

Широкие побереги вдоль реки, раскидывались многоцветием и ароматом трав. Владимир Александрович становился первым со своей косой восьмого размера. Неспешно махал он своим ручным «комбайном», но все кто шел за ним, не могли его догнать. А потом разогретые трудом и солнцем косари шумно купались в реке. Общий труд и обед с молоком и хлебом на природе сближал людей, отвлекал от повседневных семейных проблем.

Для своей домашней скотины Владимир Александрович заготовлял сено поздней осенью, в сентябре, когда уже трава практически высыхала на корню. Всё ему было некогда. Так и дрова для дома он заготовлял в последний момент. Поэтому возле его дома постоянно валялись не расколотые чурки, и никогда не было запасенных поленниц вдоль забора.

Пока Владимир Александрович суетился по хозяйству, гость перебирал книги, которые были то, разбросаны по столу, стульям, на кровати, а в основном лежали не разобранными стопками на полу. О том, что Владимир Александрович прочитал все эти книги, у гостя не было ни малейшего сомнения. Владимир Александрович отличался феноменальной памятью и широким объёмным знанием русской литературы от Кантемира до Сорокина.

О ком бы Владимир Александрович не вел беседу с гостем, у него всегда  был готов аргумент в поддержку или напротив отрицания творчества того или другого автора. У него не было любимых поэтов или прозаиков, у него было завышенное требование к хорошей литературе. Но он читал всё подряд не для того чтобы выделить творчество кого-то из писателей, он читал всё, для того чтобы знать, быть в курсе событий. Когда он читал сказать трудно, но в местной библиотеке все новинки из толстых журналов он получал первым.
Авторитет Владимира Александровича в поселке был непререкаем. Его знали все, и относились к нему с теплом, и он знал родословную всех до третьего колена.
Но вот в местной школе появилась молодая учительница начальных классов.

Дама приметная только тем, у неё была дочка лет пяти. Рядовое событие, сколько их учителок  пребывало в поселке? Через год, глядишь, уже нет, уже уехала, не выдержав деревенской жизни, и отношения ребятишек к учебе и к учительнице. Рядовое событие.

Тут важно было другое. По поселку распространился слух: «Владимир Александрович – женился». Тихо, без свадебного шума на весь посёлок. И ещё удивительней для местных сплетниц, что у Владимира Александровича через положенное время народилась дочка, а за ней и ещё одна.

Тихо ушли в прошлое неторопливые беседы по вечерам о литературе. Но в загороде по-прежнему стояла у копны сена черно-пестрая корова, «водолаз» брехал как-то уныло на знакомого гостя. В доме шевелилось семейство между кроватями, занявшими всё пространство «большой» комнаты. Средняя по возрасту девочка, лет трёх, бегала по дому то за кошками, то, сверкая попой, прыгала с одной кровати на другую.

Владимир Александрович бурчал равнодушно:
- Так это, она у нас самостоятельная, сама одевается, сама раздевается, так и бегает весь день, как хочется.

Хозяйка дома, подозрительно располневшая очередной раз, наблюдала за всем происходящим с полным равнодушием, не вступая в разговор мужчин.

Рано утром, на следующий день, тяжело груженный чугунным литьем грузовой «Урал» натужно поднимался в гору, чтобы через десяток минут скрыться  от глаз человека в зарослях пихты и ели. В кабине машины, рядом с шофером, дремал Владимир Александрович, глава многодетного семейства.