Петушиная терапия

Петух – был красавец. Яркий, сочный гребень, точно берет бойца спецназа, лихо сидел на его голове. Вниз с нее, спадали желто-красно-оранжевые перья, которые на гордой птичьей шее были что-то вроде накидки. А дальше, они темнели, из кумачового переходя в фиолетовые и черный, с металлическим отливом цвета, чтобы потом слиться буйством красок  в серповидном хвосте. Даже перевязанная крест-накрест картонная коробка, в которой он сидел, накрытый обрывком рыболовной сети, – не могла принизить его великолепия.
- И куда ты такого красавца везешь? – Сауле вопросительно уставилась на старшего брата. – В нашем селе  этого джигита вроде ни у кого не было?
- Угу, – коротко ответил приехавший в город родственник, выгружая на кухне сестры гостинцы от родителей. И, отдышавшись, добавил. – В соседнем селе я его купил. Такого вот рыжего просил привезти один из начальников областного управления сельского хозяйства. Чтобы, значит, этот петух ходил по двору его особняка и кукарекал, на зависть соседям. У вас, городских, – вечно  какие-то причуды. Но ты знаешь, сестренка, – накладка получилась. Я с петухом в город, а начальник – в  столицу,  в командировку. Говорят – завтра-послезавтра будет. А мне его ждать и искать, где у него особняк, – некогда. У меня в городе еще куча дел, а к вечеру я должен быть в селе. Так что, Саулешка, пусть он у тебя на балконе, тем более, что тот застекленный, сутки поживет, а потом ты позвонишь по этому телефону (брат подал листок из блокнота) и за ним приедут. С голоду он не умрет, ты ему только водички наливай. Не забыла, как в детстве цыплят растила?
…Брат засмеялся, погладил сестру по голове и, отказавшись от еды и чая, (некогда) – вышел из квартиры. Вскоре по своим делам ушла и Сауле, предварительно втащив коробку с петухом из кухни на лоджию.
Вернулась домой она, когда сумерки уже начали укутывать город дремой. Быстро вскипятив чай, молодая женщина села ужинать, собираясь затем лечь спать, так как завтра надо было встать пораньше, чтобы на свежую голову  просмотреть конспекты лекции. Мысленно перебирая в уме записи, она не сразу поняла, откуда раздался громкий петушиный крик. А, поняв, – машинально взглянула на настенные часы. Стрелки показывали 10 часов вечера. Тут же Сауле вспомнила дедушку. Он знал много народных примет и учил им внуков, которые, смеясь, говорили, что это им – не нужно: какой быть погоде – скажет  радио, а петуха, как часы, на руке носить не будешь. Дедушка укоризненно качал головой, гладил свою редкую седую бородку, и назидательно втолковывал, что в радио может быть не везде, часы – ломаются, а природа – она  всегда и вокруг. Ее надо знать, любить и читать внимательно, как умную книгу. Многое из того, что говорил дедушка, Сауле пропустила мимо ушей. Но запомнила, что если петух поет в 9 часов вечера – быть скорому дождю. А если заголосит  после 10, то есть 22-х часов, – значит, ночь будет тихая. Всплыли в памяти и другие дедушкины определения: первые петухи поют в час ночи, разгоняя нечисть. Вторые – в 2 часа, когда хозяйки встают, чтобы замесить тесто. И третьи – в 4 часа утра, после чего даже лежебоки должны проснуться и приступить к работе. А днем петухи поют, чтобы напомнить соперникам, что территория занята и чужаку спуску не будет.
Прервав воспоминания, хозяйка квартиры открыла дверь на лоджию, чем вызвала сердитое бормотание потревоженного петуха. Вспомнив о воде, Сауле налила ее в глубокое блюдце и, приоткрыв сетку, поставила в уголок, на дно ящика. Все это она проделала быстро, опасаясь того, что петух ее клюнет или царапнет когтями. Но все обошлось.
… Ночью, как и учил дедушка, петух трижды напоминал пением о себе. В эти долгие секунды его пения, Сауле, всплывая из глубины сна, почему-то начинала улыбаться, слыша петушиный крик, чтобы тут же вновь погрузиться в дрему.
Утром, она заглянула на лоджию к петуху. Он перевернул свою поилку, и по его взлохмаченному виду было ясно, что недоволен заточением в коробке. Молодой женщине стало  жалко красивую птицу. Резонно рассудив, что никто не знает, когда приедет этот начальник (из-за этого петух должен томиться в коробке?!), она задернула шторки на лоджии, чтобы стекла не создавали иллюзию открытого пространства. Затем застелила пол газетами, в кастрюльку налила воды, рядом,  в тарелку, насыпала рис, накрошила  хлеба и после этого, вооружившись веником, начала высвобождать из плена петуха. Когда коробка была перевернута на бок, тот выбежал из нее, что-то сердито ей выговаривая. Закрыв дверь, чтобы петух не перебрался на кухню и в комнаты, аспирант заспешила на занятия. Выходя из подъезда и поздоровавшись с женщинами, стоящими у входа, она слышала, как они оживленно обсуждали петушиное пение в ночи, и то – у  кого же поселилась голосистая птица? Оставив объяснения с соседями на потом, Сауле заспешила к остановке. Днем она дважды звонила по телефону, оставленному братом, но секретарь того  руководителя, которому предназначался петух, неизменно отвечала, что он – в командировке.
Так прошли еще сутки. Петух освоился, вальяжно разгуливал по лоджии, не шарахался при появлении хозяйки квартиры и, даже, облюбовал себе спинку старого кресла, на которой восседал, засыпая, или когда кукарекал. Соседкам  по подъезду, опасаясь ссоры, Сауле объяснила причину появления у нее петуха и то, что того, если не сегодня, так завтра, – непременно заберут. Ее страхи оказались напрасными: петушиное пение дало новую тему, как в семейных беседах, так и в тех, что велись на скамейках у входа в здание.  Оказалось, что многие родом из сел и пение петуха (даже ночью) навевало, что-то далекое и ушедшее, но милое. Некоторые соседки даже напросились посмотреть певуна и потом красочно описывали и его самого, а больше – оперение.
В этих рассказах о петухах, их пении и прочей домашней птице не участвовал, пожалуй, лишь одни человек – Витя-полстакана. В этот подъезд и на этаж, он вселился почти одновременно с Сауле. Работал он слесарем в жилищно-коммунальной конторе. Был исполнителен, мастер своего дела и это  ЖКК прощало Вите его недостаток – он  постоянно был «под градусом». Порция его питья – периодические полстакана, чтобы быть в  одном тонусе – стала его прозвищем. Жена Витю бросила, разменяв квартиру, и так он стал соседом Сауле. При всех недостатках, слесарь имел покладистый характер, следил за собой и квартирой (закрыв туда доступ собутыльникам) и всегда  выручал соседей, если у них начинала «барахлить» сантехника. К Сауле, с которой Витя жил дверь в дверь, он относился особо – считая ее ученой, а раз без мужа, то – беззащитной. И, даже, взял вроде, как шефства, периодически контролируя в ее квартире состояние кранов и всей трубной разводки.
На четвертый день, торопясь пораньше в институт,  Сауле встретилась на лестнице с Витей Она поздоровалась с ним, на что он, углубленный в какие-то свои мысли, отрешенно ответил ей, механически шагая по ступеням. Аспирант  не стала ни о чем больше говорить с соседом, опасаясь ненароком еще больше испортить ему настроение. К тому же, она, по-женски, в душе жалела этого мужчину, почти что ровесника,  который был по-своему несчастен из-за алкоголя.
…В этот  день Сауле повезло. Руководитель, начальник брата, вернулся из командировки и очень обрадовался подарку. Он даже начал сокрушаться по поводу того, что доставил ей неудобства и заверил, что как только она придет домой, то его водитель приедет и заберет петуха. Так оно и вышло. Прошло немного времени после ее телефонного звонка,  как начал трезвонить тот, что висел над входной дверью. Водитель, крепыш с веселым круглым лицом, вручил ей коробку конфет (от шефа), тут же деловито начал ловить петуха. Упаковав его в ту же коробку, он распрощался и унес громкоголосого певца. А на Сауле напала грусть. Она как-то даже свыклась с тем, что у нее есть питомец, которого надо кормить и поить, убирать за ним, дожидаясь, когда он (всегда неожиданно)  закукарекает. Поэтому и ночью спала плохо.
Похоже, в этом она была не одинока. Утром молодая женщина вновь повстречалась на площадке с соседом. Только в этот раз первым поздоровался и заговорил Виктор. Доверительно наклонившись к ней, он задумчиво сказал:
- Ты знаешь, Сауле, похоже – мне  конец пришел. Допился я до «белой горячки». Понимаешь, три ночи подряд петушиный крик слышал. Вроде где-то  рядом поет. Откуда же ему здесь взяться?! А сегодня – тишина. Всю ночь его ждал, а он – молчит. Это мне, знаешь, как на нервы действует. Все – завязал я с пьянкой. Вот, в наркологию иду сдаваться.
…Витя-полстакана развернулся и  затопал вниз, что-то бормоча.

Сергей Горбунов