Отпор чужой идеологии
Но, где-то там, на идеологическом Олимпе, сочли недостаточным такое волеизлияние народа и по всей стране на предприятиях стали проходить собрания и митинги, которые в прессе называли стихийными, так как, дескать, в трудовых коллективах, возмущенные люди сами собирались и клеймили позором этих самых Синявского и Даниэля.
Всего этого токарь Петр Рыбалко не знал. Так как городскую газеты он читал от случая к случаю, по местному радио слушал только сводку погоды и новости, а в политику старался не вникать, так как рассуждения на эту тему приводили к сумятице в его мозгах и к головной боли. Особенно, когда это касалось помощи СССР африканским и другим странам, которые почему-то охотно принимали подаяния, но не стремились строить у себя социализм.
И на работе токарь не ввязывался в политические споры, предпочитая, быстро отобедав, сыграть, в оставшееся время, партию другую в домино. Поэтому он был очень удивлен, когда начальник цеха и председатель профсоюзного комитета, пришли к нему в разгар смены и попросили выключить станок. А далее ему сказали то, что повергло рабочего в смятение. Так как он, Петр Рыбалко, – передовик производства и пользуется уважением и авторитетом в коллективе, то должен в конце дня выступить на митинге, который будет организован здесь же. Он, как сознательный труженик, обязан дать отпор перерожденцам Синявскому и Даниэлю. Тут же станочника спросили: знает ли он о таких клеветниках?
Сбиваясь, как на экзамене, токарь сказал, что слышал по радио об этих писателях, которые какие-то свои рукописи или книги, где ругают СССР, отправили за рубеж.
- Вот-вот, – перебил председатель цехкома. – Так и доложишь на митинге. А еще расскажешь, как в прошлом году получил от завода квартиру, как твои дети каждый год отдыхают в пионерском лагере, про то, что на нашем предприятии – хорошая зарплата и забота о тружениках. Чего, замечу тебе, там, за рубежом, – нет. А эти, даниэли и Синявские, – зажравшиеся интеллигенты, которых кормит рабочий класс. Понял, Петр, задачу?!
…Рыбалко кивнул головой. А потом, с тоской глядя на визитеров, спросил их о том, что нельзя ли перед митингом хотя бы пролистать книги этих писателей, чтобы знать за что их ругать и опровергать?
- Ты что это – серьезно? – начальник цеха даже подался вперед. – Какие книги? Кто тебе их даст, да и зачем они тебе? Сказано же, что ты, как сознательный рабочий, обязан выступить и заклеймить. Так и делай!
… Неожиданно для самого себя, Петр отрицательно замотал головой и выпалил, что не может обвинить этих москвичей, не зная, о чем они написали. Он прежде хочет сам прочесть и оценить. А уж потом высказать свое мнение. А то получится некрасиво: ругаешь людей – не зная за что.
…Позже, токарь будет усиленно вспоминать: почему он так поступил и сказал про книги, но – не находил ответа.
- Ты что не веришь нам, центральной прессе и горкому партии, который рекомендовал провести такое мероприятие на заводе? – теперь уже над токарем навис председатель цехового комитета профсоюза.
- Я всем верю, но хочу сам почитать, чтобы все было по совести, – упрямо буркнул Рыбалко. – А так, что я могу сказать!?
- Ты, по-моему, с чужого голоса поешь! – начальник цеха не скрывал раздражения. – Не понимаешь или не желаешь понять – важность политического момента и гражданского долга.
И, неопределенно, добавил:
- Ну, ладно – продолжай вытачивать втулки, умник!
…Митинг в цехе прошел, как требовалось. Вначале секретарь партийного комитета и председатель профкома завода рассказали о подлой сущности Синявского и Даниэля, которых советское государство вырастило и выкормило, дало им образование, а они, вместо благодарности, – облили его грязью. Затем, сумбурно и, как-то даже крикливо, – прислужников Запада заклеймили несколько работников цеха из числа передовиков, ветеранов, женщин и комсомольцев. Рыбалко и другие участники митинга, как полагается, аплодировали выступающим, особо не вслушиваясь в слова и не вникая в смысл. Затем была зачитана резолюция от имени всего завода, осуждающая отшепенцев, и все заспешили в раздевалки, чтобы скорее уехать домой.
Через пару дней о митинге в цехе забыли, так как более важным и существенным было выполнение квартального плана. С ним коллектив успешно справился. В том числе и токарь Рыбалко. Но, в списке тех, кого представили к премии, его фамилии не оказалось. Мастер, к которому обратился передовик, не стал ничего объяснять, а отправил его к начальнику цеха. Тот, глядя куда-то поверх головы подчиненного, назидательно и как-то проникновенно сказав, что умникам – премия не нужна, для них награда – принципы. А если он, Рыбалко, с этим не согласен, то может и в следующем квартале остаться без поощрения.
Сергей Горбунов
Свидетельство о публикации №214081601613
Ирония понятна, но и перестройка не зря по народу проехалась. Урок в прок. Была казёнщина в пропаганде, кто же не помнит эти рабочие собрания, клеймящие каких то там далёких, которые сегодня вполне проявили себя, пользуясь свободой без края.
Но что отметилось при чтении здесь - так это казёнщина самих рабочих.
"А еще расскажешь, как в прошлом году получил от завода квартиру, как твои дети каждый год отдыхают в пионерском лагере, про то, что на нашем предприятии – хорошая зарплата и забота о тружениках"...
Из сегодняшней безработицы, да и работы - без маяка пенсии, давнее, утерянное, провороненное... звучит музыкой.
" А если он, Рыбалко, с этим не согласен, то может и в следующем квартале остаться без поощрения" - чудная фраза, ведь и не согласились, и остались.
Жизнь интересна разнообразием, в ней всё. На возмущение теми ужасами, что сегодня льются из поганых экранов, их создатели отвечают - Это же есть в жизни...
Скажи им, что воспитание, это показ не того, как есть, а того - как должно быть... и они ответят как этот Андрей Синявский (Абрам Терц) в статье "Что такое социалистический реализм"...
"Стоит сравнить некоторые названия западной и советской литературы, чтобы убедиться в мажорном тоне последней «Путешествие на край ночи» (Селин), «Смерть после полудня», «По ком звонит колокол» (Хемингуэй), «Каждый умирает в одиночку» (Фаллада), «Время жить и время умирать» (Ремарк), «Смерть героя» (Олдингтон), — «Счастье» (Павленко), «Первые радости» (Федин), «Хорошо!» (Маяковский), «Исполнение желаний» (Каверин), «Свет над землей» (Бабаевский), «Победители» (Багрицкий), «Победитель» (Симонов), «Победители» (Чирсков), «Весна в Победе» (Грибачев) и т. д."
Мажорный тон, жизнь - какой она должна быть, для них посмешище. Смерть, разложение, блуждание - им образец масскультуры.
Практика - критерий истины. Насмотрелись.
Зря тогдашние парт-агитаторы так опасались, что народ не отличит могильного червя от идущего человека. Спорить нужно и можно, да не терять чтобы доброго направления.
Владимир Рысинов 21.03.2019 20:00 Заявить о нарушении